Мальчик со старой фотографии

Виктор Владимирович Богданов

В наше время часто можно услышать о пришельцах из будущего, инопланетянах и НЛО. А если вдруг встретиться с представителем прошлого века, да еще таким же мальчишкой, как ты? Сначала старая фотография, потом встреча с незнакомцем у костра, и потянулась ниточка нового приключения. Чем оно закончится для Женьки, его друзей и подружившегося с ними мальчика из прошлого века? Об этом рассказывает третья повесть о Жене Метелкине и его друзьях.

4. Мальчишка на старой фотографии

— Перекур, братцы-кролики! — скомандовал физрук четырем мальчишкам, красящим с усердием Тома Сойера стены будущего тира светлой водоэмульсионной краской.

Мальчишки в длинных, до самого пола взрослых рабочих халатах с закатанными рукавами (чтобы не измазаться в краске), сложили кисти в специальное ведерко с водой.

— Пацаны, — сказал один мальчишка из параллельного класса. — У кого есть спички? Угощаю сигаретой.

— Глухарев! — тут же среагировал учитель. — Не понял, что за разговоры?

Спрашивавший про спички мальчишка снял с головы шапку из старой газеты и непонимающе уставился на учителя:

— Так Вы же сами перекур объявили. А я спички дома оставил.

По хитрым глазам мальчишки было видно, что это простая шутка, но Леонид Владимирович не сразу понял это.

— Я тебе такой «перекур» покажу, что навсегда об этой гадости забудешь! — он погрозил Глухареву кулаком. — «Перекур» — это в смысле перерыв, понятно? Тому, кто не понял, напоминаю о вреде курения, куче всяких болячек и преждевременном отходе в мир иной.

— Теперь понятно, — сокрушенно вздохнул Глухарев. — А я подумал…

Договорить до конца он не успел — остальные мальчишки не удержались от смеха. Учитель посмотрел на них и тоже улыбнулся, поняв, что попался на шутку:

— Свинтусы вы всё-таки! Издеваетесь над старым человеком.

Смех мальчишек от этого только усилился. Это Леонид-то Владимирович «старый человек»? Смешнее ничего сказать было нельзя. В школе, наверное, не было ни одного человека, кто бы не следил за развитием романа учителя физкультуры и школьной медсестры. А у девчонок это была вообще самая любимая тема для разговоров.

— Вообще-то, ребята, — посмотрел физрук на часы. — Не перерыв даже, а конец вашей сегодняшней работе. До начала уроков осталось всего-ничего, так что умывайтесь, почиститесь, если надо, и на занятия. И спасибо за работу!

Женька снял рабочий халат и, осмотрев свой костюм, остался довольным: ему удалось не испачкаться в краске. Только маленькая капелька попала на его ботинок, но он быстро стер её кусочком смоченной в воде тряпки. Вымыв лицо и руки, вернулся в бывшую кладовую, где в это время учитель прикреплял дополнительный светильник к потолку.

— Леонид Владимирович, а где вещи, что мы сложили вон в том углу? — спросил он, показывая на полупустой угол.

— Какие? А! Пионерские! А зачем они тебе?

— Вы же сами говорили, что интересно будет почитать, как там раньше было жить в нашей школе.

— Вот ты о чем! А я подумал, что ты про горн и барабаны спрашиваешь.

Про барабаны Женьке тоже было интересно узнать, ведь всё началось именно с их находки. Все прошедшие субботу и воскресенье, а также и вчерашний день, понедельник, его мысли то и дело возвращались к трем совпадениям. Он чувствовал, что всё это произошло неспроста. Особенно появление того мальчика, так похожего и не похожего одновременно на привидение. А чем чаще он вспоминал про него, тем больше ему хотелось разгадать очередную тайну, которую судьба неожиданно подкинула им.

Про свою встречу с необычным пионером они с Владиком никому не рассказывали. Чуть подумав над Владькиным предложением, Женька согласился с тем, что пока не стоит посвящать в это дело никого. Правда, его немножко грызла совесть — товарищи всё-таки! Однако с другой стороны он сумел убедить себя в том, что рассказать им всё можно будет в любой момент, а сейчас излишняя суета может только навредить поискам. Что и как они с Владиком будут искать он ещё сам не знал, но что искать придется не сомневался. С чего начать? Женька не придумал ничего лучшего, как попробовать потянуть за ниточку с самого начала, то есть оттуда, откуда всё началось. Началось всё здесь, в этой комнате, поэтому и тянуть эту ниточку надо отсюда. Вдруг удача улыбнется сразу?

— Про барабаны тоже интересно, — сказал он учителю. — Раньше я таких не видел. Но больше мне интересно узнать всё вообще.

— Это как так «вообще»? — физрук посмотрел на него с высоты стремянки.

— Ну, вообще — это значит, что… что мы же ничего не знаем… вообще…

Он смутился, запутавшись в своих же словах, и замолчал.

— Что-то ты, брат, слишком заумно выражаешься. Проще нельзя? Про пионеров хочешь узнать, что ли?

— Ага! Про них! — обрадовался Женька неожиданной подсказке. — Я их только в старых кино и видел, да ещё в «Ералаше». А вот так чтобы… больше узнать, так это негде.

— Больше, значит, узнать хочешь?

— Хочу.

— А зачем? Пионеров-то больше нет.

— Ну… так просто…

Леонид Владимирович ввернул последний шуруп в светильник и попросил Женьку подать ему лампочку. Поискав, он нашел и подал её учителю. Тот ввернул лампочку в патрон и закрыл её толстым стеклянным плафоном.

— Ну—ка, щелкни выключателем, — попросил он. — Не старым, а новым.

Женька щелкнул, лампочка послушно загорелась.

— Порядок! — удовлетворенно произнес учитель. — Ещё парочку поставим и промахнуться при таком освещении даже слепой не сможет.

Он слез со стремянки и перетащил её в другое место. Взял следующее крепление и полез наверх, но с полпути вернулся к Женьке.

— Как твое плечо? Не беспокоит с тех пор?

— Если бы не шрам, то даже вспомнить было бы нечего! — улыбнулся Женька. — Это вам не укус оборотня…

Он прикусил язык, поняв, что ляпнул лишнего: про оборотня Тихона не знал никто, кроме их маленькой команды. Но физрук не пропустил его слова мимо своих ушей. Он взял Женьку за подбородок и пристально посмотрел ему прямо в глаза:

— Что ещё за оборотень?

— Да это… мы шутим так… в своей компании… Если бы в том Гансе было бы что-то от оборотня, то он не бросился бы на меня с кинжалом, а применил бы свои зубы… вот… Тогда бы я этим шрамом не отделался…

В глазах учителя ясно читалось сомнение. Он ещё целую долгую минуту пристально разглядывал Женьку, потом задумчиво произнес:

— Конечно шутка, как я сразу не догадался, — он отпустил Женькин подбородок и уже обычным голосом сказал: — Ты тогда всех здорово удивил. А как сейчас? Тренируетесь, наверное, потихоньку? Я заметил, что вы своей маленькой компанией частенько собираетесь. И ещё один мальчишка из младших к вам часто пристраивается. Надеюсь, что вы специально не ищите новых приключений подобных летнему?

— СПЕЦИАЛЬНО не ищем, — сделав чуть заметное ударение на первом слове, честно сказал Женька.

Это была чистая правда. Они специально ничего не искали, просто приключения сами их находили.

— Ну и ладушки! Так что ты хотел узнать?

— Вы ещё не смотрели эти… бумаги?

— Пока мне не до них. Может быть во время осенних каникул время будет, тогда и поковыряюсь в этом архиве.

— У-у-у… я думал, вы уже…

— «Уже»! Больно ты быстрый! Можно подумать, что у меня других дел нет. Это ты только половину дня занимаешься, а вторую можешь делать что угодно. Поменяться местами не желаешь, случайно?

— Это как?

— Ты будешь учителем, а я с превеликим удовольствием займу твое место. Согласен?

Женька оценил шутку по достоинству.

— Нет, не хочу!

— Что же так? Взрослым станешь, на уроки ходить не надо будет!

— Взрослым я итак стану, а вот обратно потом — фигушки! Так что я лучше пока мальчиком останусь… подольше!

— Жалко! Я бы поменялся, — он улыбнулся и притворно вздохнул. — Так что ты хотел узнать?

А как сказать? Напрямую про загадочного мальчика спросить нельзя. Женька растерялся, но быстро справился с волнением и сказал первое, что пришло ему в голову:

— Ну, какие они были?

— Какие? — удивился учитель его вопросу. — Да самые обычные ребята. Вот как ты, например, или твои приятели. Обыкновенные мальчишки и девчонки. Если тебе сейчас повязать красный галстук, ты ничем от них отличаться не будешь.

Женька недоверчиво посмотрел на учителя:

— А я слышал, что они были очень… — он замялся, не зная как продолжить. — Очень правильными, говорят, и ещё это… политизированными…

— Ну и словечки ты нашел! «Политизированные»! Впрочем, отчасти это правда. Всё государство наше в то время строилось на политике противоречащей западной идеологии. Пионерскую организацию это тоже не обошло, но знаешь что?

— Что?

— Ребята, мальчишки и девчонки, при любом государственном строе остаются всего лишь ребятами, какую бы политическую платформу не впихивали в их головы. Так же шалили и хулиганили, как и вы сейчас. Думаешь, мы не издевались как могли над учителями? Ого-го! Нашим учителям иногда здорово доставалось из-за наших проделок! Только учти: я тебе этого не говорил!

— А Вы что, тоже были пионером?

— Конечно! Пионеров распустили не так уж и много лет назад.

Женьке даже в голову не могло прийти, что молодой учитель сам мог в детстве носить красный галстук. Ему казалось, что пионеры были когда-то очень и очень давно.

— Честно? — не поверил он.

— Честное пионерское! — серьезно сказал учитель и так же как тот мальчик на пустыре вскинул вверх руку. — Мы были точно такими же хулига… э — э — э… непоседливыми, как и вы сейчас.

— А чем вы занимались?

— Ну, много чем! И кнопки учителям подкладывали и…

— Да я не про это. В отряде своем чем занимались?

— Ах вот ты о чем! Сборы у нас были разные, костры… песни пели. Да много чего было: и металлолом собирали, и макулатуру, и старикам помогали. Обо всем сразу и не расскажешь. Иногда, конечно, не интересно было, но чаще всего наоборот — с удовольствием в разных мероприятиях участие принимали, — в голосе учителя послышались какие-то мечтательные нотки. — Хорошее было время скажу я тебе. Мне уже почти четырнадцать лет было, когда пионеров отменили. Нас до этого заставляли обязательно в школу в галстуках приходить, а многие уже считали, что в таком возрасте носить пионерский галстук как-то зазорно. Всякими правдами старались приходить без него. И вот однажды объявляют, что теперь в галстуках ходить не надо совсем, и что отряд распущен!

— И что?

— У нас все до одного мальчишки на следующий день явились на уроки в пионерской форме! Учителя были в шоке! И потом ещё долго так ходили.

— Почему?

— Почему? — голос Леонида Владимировича стал серьезным. — Да потому, что они без нас всё за нас решили! Это был своего рода протест. Наверное, мы хотели этим показать, что сами в состоянии выбрать — что нам по душе, а что нет. Вот так-то, брат-Женька! Если хочешь знать мое частное мнение — пионерскую организацию распустили напрасно, вот теперь и удивляются все: откуда такой рост детской преступности?! А концы, или, вернее, начало, этого вопроса, по-моему, как раз там и находятся, в том году, когда приняли это необдуманное решение.

Кажется, что учитель сказал совсем немного. Но если чуточку подумать, то перед глазами Женьки встало огромное море того, чем занимались его сверстники всего каких-то двадцать с небольшим лет назад. Он пожалел, что никто из учителей никогда не рассказывал им о пионерах. Вместо этого в школу несколько раз приходили какие-то люди и ребята с ними. На груди у ребят были разноцветные галстуки: у кого синие, у кого трехцветные, как Государственный Флаг. Они представляли разные скаутские организации и предлагали всем желающим вступать в них. Рассказывали про всякие походы, костры. Но доверия лично у Женьки они не вызывали по одной простой причине: они почему-то называли себя волчатами и в качестве своего клича выбрали волчий вой. Ему это было не только неприятно, но и противно. Волчонком становиться он не желал. Наверное, то же самое думали большинство ребят в его классе, потому что ни один из них не соблазнился скаутскими прелестями и в такие отряды вступать не собирался.

Леонид Владимирович замолчал, опять внимательно посмотрел на Женьку, словно у него возникло какое-то подозрение. Женька тоже молчал, обдумывая услышанное.

— Послушай-ка, дружок. Что-то у меня сомнения возникают: почему в тебе проснулся интерес к этому вопросу? Современные мальчишки интересуются компьютерами, а не пионерами. Вы со своей компанией случайно не влипли ещё в какую-нибудь историю?

— Да нет, — улыбнулся Женька. — Они даже и не знают, что я… что мне интересно про пионеров узнать больше. Честное слово.

— Всё же, сдается мне, что неспроста этот твой интерес. Но, если не хочешь говорить — не говори, и если что — ты знаешь, я всегда помогу по мере своих сил и возможностей.

Женька снова открыто улыбнулся прямо в лицо учителю:

— Я думаю, всё обойдется. На этот раз на горизонте нет никаких недобитых Кугелей, — и повторил ещё раз для убедительности: — Честное слово.

— Верю! Все вещи и часть архива я перенес в свою комнату в спортзале. То что осталось здесь просто не успел. Хочешь больше узнать — покопайся в бумагах сам. Пыли не боишься?

— Не боюсь.

— Можешь начать прямо здесь, — учитель показал на сложенные в углу стопки бумаг. Потом я их тоже перенесу. Ты можешь приходить и заниматься своими архивными раскопками сколько угодно. Хочешь один, хочешь с друзьями. Кто знает, может быть там найдутся ответы на твои вопросы. Только костюм свой не испачкай — пыль на черном очень заметна и на уроки не опоздай.

— Спасибо, — обрадовался Женька. — Я аккуратно.

Стопка перевязанных шпагатом покоящихся в углу комнаты бумаг по высоте доходила Женьке до пояса. Он взял верхнюю пачку и, сдув пыль и распутав узел шпагата, принялся просматривать бумаги. Это были какие-то планы и отчеты. На большинстве из них стояли даты, относящиеся к 1974 году. В планах и отчетах мало интересного, поэтому много времени у Женьки просмотр первой пачки не занял. Осмотрев последний листок, он сложил всё в стопку и снова связал бумаги шпагатом. Взял вторую пачку, затем третью — пока ничего интересного не попадалось.

В четвертой пачке обнаружилась бумажная папка, раскрыв которую Женька оживился — в ней оказались фотографии. Не цветные, какие сейчас сделать не составляет труда никому, а черно-белые. Некоторые из них даже пожелтели от времени. Он с интересом принялся рассматривать их.

Большинство фотографий представляли из себя групповые снимки ребят в самых разных местах. На первой мальчишки и девчонки сидели вокруг большого костра с веселыми и довольными лицами. «Шестой „Б“ в походе. 1979 год» — гласила надпись на обратной стороне снимка. На другом ребята помладше окружили какого-то представительного вида мужчину. «4 „А“ на встрече с писателем Виноградовым, 1972 г.» — прочел пояснения Женька. А вот большой снимок, на котором стояли в строю много ребят. Присмотревшись внимательнее, Женька узнал спортивный зал их школы. Все дети были одеты празднично: в белых рубашках с галстуками, на головах пилотки, девочки в юбочках, а мальчишки в шортах и белых гольфах. Стояли они по классам, и перед каждым стоял мальчишка, держа в руках небольших размеров флаг. Рядом с ним обязательно стоял другой мальчишка — с барабаном. Перед одним классом с барабаном стояла девочка. «Праздничная линейка. Май 1972 года».

— Метёлкин, ты про уроки не забыл? — спросил вдруг учитель.

— Ой! А сколько времени?

— Звонок на урок прозвенит… — Леонид Владимирович посмотрел на часы. — Через шесть минут.

Пора было бежать в класс. Женька засуетился, стряхивая с одежды попавшую-таки на неё пыль. С сожалением закрыл папку с фотографиями. Чуточку помедлил и спросил:

— Можно я эту папку с собой возьму?

— А что в ней?

— Фотографии разные. Я не потеряю.

— Возьми, — разрешил физрук. — Только на уроках не отвлекайся, иначе нам обоим влетит.

— Нет, не буду. Мы после уроков с ребятами посмотрим, а завтра всё вернем в целости и сохранности.

— Договорились! Беги давай на урок.

— До свидания! — уже выбегая за дверь крикнул Женька.

Леонид Владимирович посмотрел на закрывшуюся дверь и задумчиво покачал головой. Зная о Женьке и его компании чуть больше других учителей, о их необычных возможностях, проявившихся в летнем походе, он усомнился в том, что проснувшийся вдруг у Метелкина интерес к пионерам не имеет под собой никакого основания. Что-то явно дало толчок его любопытству. Вот только что? Так и не найдя этому объяснения, он решил внимательнее понаблюдать за ребятами в ближайшее время.

Папку с фотографиями Женька засунул в свою сумку и честно не прикасался к ней за всё время уроков. Только на перемене сказал о найденных старых фотках товарищам, они тоже заинтересовались ими. Решили, что посмотрят после школы, а соберутся для этого у Коли Березкина. Не забыли и про Владика, которому тоже будет интересно посмотреть на Женькину находку.

Расположились прямо на полу, чтобы не тесниться за небольшим столом. Поочередно брали фотографии из папки и разглядывали их. Большая часть их была похожими на те, что Женька успел посмотреть ещё в школе. Все они отражали какие-то события из школьной, точнее говоря — из пионерской жизни. Но попадались и такие, на которых были сняты отдельные мальчики или девочки. По-всякому — и в полный рост и по пояс. В полный рост обычно ребята были сфотографированы на фоне Знамени. За их спинами ясно читался пионерский девиз, вышитый на его полотнище: «Будь готов!» Все ребята на таких фотографиях были в парадной одежде и удивительно серьезные.

— Наверное, это такое поощрение раньше было, — предположил Павлик. — Как у военных. Папа рассказывал, что для солдат есть такой вид поощрения — награждение личной фотокарточкой, снятой на фоне развернутого Боевого Знамени части.

Но были и другие — веселые, где ребята смеялись и улыбались. Порой фотокамера ловила в свой объектив такие моменты, которые нельзя было снять, если бы попытаться сделать это преднамеренно. Такие фотографии были самыми интересными, потому что без всяких прикрас показывали, какими были их сверстники много лет назад. Женьке вспомнились слова Леонида Владимировича, когда он на его вопрос ответил, что они были точно такими же, как и сегодняшние мальчишки и девчонки. Разглядывая один за другим целую пачку таких фотографий, Женька понял, что учитель сказал это не просто так, а искренне.

Большинство фотографий в папке относились к периоду с середины пятидесятых до конца восьмидесятых годов, о чем говорили надписи на обратной стороне. Те, что были более старыми — пожелтели, надписи на них не всегда можно было прочитать до конца, но смотреть всё равно было интересно.

— Мальчики, а ведь это действительно самый настоящий архив, — сказала Света, рассматривая очередной снимок. — Здесь история школы в фотографиях. Леонид Владимирович правильно сделал, что не разрешил их выбросить.

— Правильно, история, но не полная. Все знают, что школа у нас очень старая. Говорят, что в ней ещё при царе была гимназия, — возразил Петя.

— Нет, не гимназия, а какое-то училище, — поправил его брат. — Кажется оно называлось «реальное училище» или что-то в этом роде.

— А разве были ещё и нереальные училища? — поинтересовался Владик.

— Откуда я знаю? — пожал плечами Павлик. — Кто его знает, что тогда было, а чего не было. И вообще, не умничай больно!

— Да я так просто, — хихикнул Владька. — Школьник или гимназист — это понятно. Ученик реального училища — уже не совсем понятно. А если бы тебя называли так: ученик нереального училища Павел Савушкин! Это как понять?

Все прыснули смехом, представив себе то, что сказал Владик.

— В наше время можно было бы сказать «Ученица нереальной школы Светлана Казакова»! Здорово, да?! — покосился на Свету Женька.

— Сам ты нереальный! — не осталась она в долгу под новую волну смеха. — А в самом деле было бы здорово, если бы у нас в школе был свой небольшой музей, чтобы каждый мог туда прийти и посмотреть фотографии или ещё какие экспонаты.

— Например, пионерский барабан! — подхватил Владик.

— И барабан тоже, — кивнула Света.

Да, идея неплохая. Только вот вряд ли она осуществимая. Никому сейчас не захочется взваливать на свои плечи новые хлопоты. Это тоже было всем понятно. Ребята вообще удивлялись, что в школе разрешили сделать стрелковый кружок и тир.

— Как думаете, почему нет фотографий ещё более старых? — спросил Березкин.

— Вон их сколько, совсем желтых!

— Уточняю: более ранних по времени.

— Кто его знает? Может, фотоаппарата не было или испортились от долгого хранения, — предположил Женька. — Я слышал, что фотографии со временем как-то выцветают и на них трудно что-то разобрать. Сейчас их можно восстановить с помощью компьютеров, но раньше этого не умели. Лет тридцать назад компьютеров не было.

— Были, — сказал Березкин, — Только они были очень большими. Например, с эту комнату или ещё больше. Я читал немножко об истории компьютеров. Но эти огромные ящики не были такими умными, какой сейчас можно встретить в квартире или в офисе любой фирмы.

Фотографии переходили из рук в руки, разговор тихонько продолжался. Женька не сразу заметил, что Владик вдруг перестал то и дело вставлять свои замечания. Скосив глаза на него (он лежал на животе рядом с ним), заметил, что тот как-то слишком внимательно разглядывает одну очень старую фотографию. Даже прищурился. Лицо его было таким, словно он пытался что-то вспомнить или кого-то узнать. Он даже перестал болтать в воздухе ногами — так заинтересовало его то, что он разглядывал.

Непонятно откуда и почему внутри Женьки появилось какое-то непонятное волнение. Чуточку быстрее забилось сердце. Он протянул руку и молча взял у Владика фотографию.

Это был очень старый снимок. Не начала пятидесятых годов, какие попадались уже в папке, а гораздо старше. Изображение очень сильно пострадало от времени. Фотография не только выцвела, но и была вся какая-то потрескавшаяся, края разлохмачены и надорваны.

Женька присмотрелся. Ничего особенного на первый взгляд не было заметно. Десятка полтора мальчишек и девчонок с галстуками на груди. В центре группы молодой парень лет двадцати, но тоже с галстуком. Снимок сделан, видимо, осенью, потому что ветви кустарника в стороне от стоявшей группы ребят наполовину были голыми. Скорее всего сентябрь, так как некоторые мальчишки были в коротких штанах и в рубашках с короткими рукавами. В центре группы, рядом со взрослым парнем, наверное вожатым, стоял мальчишка с барабаном. Ничего особенного, если не брать во внимание, что фотография очень старая. Взглянув на обратную сторону, Женька не нашел никакой надписи.

— Посмотри внимательно! — прошептал ему на ухо Владик.

Женька снова стал рассматривать снимок. Хоть он и пострадал от времени, но разобрать можно было почти всё. У одной девочки на щеке отчетливо видна родинка. А у стоящего рядом с ней мальчишки на затылке торчком стоял непокорный вихор. У барабанщика в руках ясно видны тоненькие барабанные палочки. Один шнурок на его ботинках развязался, а на чулках даже видны рубчики чулочной ткани. Лицо его сияло счастливой улыбкой. Стоп! Какие-то знакомые черты мелькнули перед Женькиными глазами. Он замер… Неужели…

— Ты понял? — снова зашептал в самое ухо Владик. — Барабанщик! Это же он, тот самый мальчик!

— Не-ет… — недоверчиво помотал головой Женька. — Так не бывает…

— Значит бывает! — горячий шепот Владьки прямо в ухо. — Это он!

Теперь и Женька уже это понял. То же лицо, та же улыбка… Даже короткие штаны с лямками через плечи такие же. Но главное — это его улыбка. Она такая… такая… запоминающаяся… Он очень хорошо помнил, как улыбнулся и вскинул руку в салюте этот мальчишка. Там, на полутемном пустыре. Сомнений у него не осталось: барабанщик на фотографии и их неожиданный гость — одно и то же лицо.

— Да, кажется, это он, — прошептал Женька.

— Точно он! Чтоб мне провалиться!

— Чего это вы там шепчетесь? — спросил Петька. — Нашли что-то интересное?

— Наверное, это самая старая фотография из всех, — передавая её Петьке, сказал Женька. — С ней надо осторожнее обращаться.

Фотография обошла всех ребят. Света задержала её дольше остальных. Она внимательно всё рассмотрела и согласилась с Женькой.

— Да, — сказала она. — Судя по всему это очень старая фотография. Скорее всего она сделана ещё до начала войны, в сороковых или тридцатых годах. А может и раньше.

— Так уж и в тридцатых! — с сомнением возразил Павлик. — С чего это ты так решила?

— Да, почему ты так думаешь? — заинтересовался и Березкин.

— Элементарно, Ватсон! — словами Шерлока Холмса ответила Света, бросив на мальчишек снисходительный взгляд. — По внешнему виду! По одежде! Это только вам, бестолковым, не ясно, что одежда — это отражение своего времени. Но что с вас, мальчишек, взять? Любой же девочке сразу понятно станет, стоит только взглянуть повнимательнее. Такие платья и штаны носили лет семьдесят или восемьдесят назад. Правда, в пятидесятых или шестидесятых подобные вещи тоже были модными (мода, как известно, развивается по спирали), но судя по фотографии, если её сравнить с другими старыми, то даже жирафу станет понятно, что она гораздо старше. Отсюда простой вывод: примерно тридцатые годы.

— Откуда ты можешь знать, какая мода была в тридцатых годах? — не поверил Павлик.

— Потому что я, в отличие от некоторых, не только детективы читаю, но и разные другие книжки.

— С женщинами лучше не спорить, — сказал, улыбнувшись, Женька. — В любом случае останешься дураком.

— Почему это в любом? — возмутился Пашка. — А если я прав буду?

— Все равно в дураках останешься.

— Но почему?

— Если женщина права, то ты в её глазах выглядишь круглым дураком…

— А если всё же она не права?

— Тем более она будет считать тебя вдвойне дураком, потому что ты пытался убедить её в том, что она не права. А самое интересное знаешь что?

— Что?

— Она всё равно останется при своем мнении! Даже если ты будешь прав! Именно по этой причине я уже давно перестал спорить со Светкой…

— Дурак! — под общий смех выкрикнула Светка, и относилось это уже не к Павлику, а к Женьке.

— Ну вот видишь? А я о чем только что говорил? Всё равно я дураком остался…

Она подскочила к Женьке с намерением надавать ему по шее. Он перевернулся на спину и хохоча отбивался от её нападок.

Конец ознакомительного фрагмента.