Реликтовая популяция. Книга 1

Виктор Васильевич Ананишнов, 2013

Время давнее, но не в прошлом, а в будущем, когда человечество, вспыхнув научно-техническим прогрессом, растянувшимся на короткие столетия, породило много такого, чего не могла воспроизвести природа за миллионы и миллионы лет. Вспыхнуло и погасло. Причин тому – не счесть. Другие, непохожие существа, приспосабливались и становились хозяевами Земли. Чужаки совсем недавней древности мешали развитию новых видов быстро эволюционирующих живых существ. Не на жизнь сошлось старое и новое… Человечество превратилось в РЕЛИКТОВУЮ ПОПУЛЯЦИЮ…

Глава 13

Он вошёл в большое помещение — зал — с потолками, уходящими под самую крышу. Мальчику трудно было делать какие-либо предположения о назначении такого громадного помещения. Он никогда ещё не видел ничего подобного. В Керпосе особо старых зданий, построенных из вечных материалов, не существовало — город возник хотя и давно по человеческим меркам, но обстраивался и обзаводился защитными стенами сравнительно, уже с историей самого человечества, недавно, во всяком случае, позже постиндустриальной эпохи и после падения городов-спутников. Административные постройки в городе предназначались сугубо функциональному использованию, собрания горожан обычно проводились на центральной площади, а собирать их под крышу одного строения никому не приходило в голову. Зачем, если даже в середине зимы можно установить такую погоду и температуру воздуха, чтобы не чувствовать холода и не испытывать неудобств от состояния неба над головой — ни дождей, ни снегопадов, ни збунов.

На уровне второго этажа шла, местами обвалившаяся, узкая галерея — её ограждали тонкие ажурные перила с тремя лесенками, ведущими на неё с первого этажа. Сверху, вдоль стен, выше и ниже галереи, свисали с наполовину ободранной изоляцией фальшивые кабели, змеились провода — всё говорило о попытке кого-то в своём представлении воссоздать древнее жилище человека из невечных материалов.

Но не это бросилось в глаза мальчику в первую очередь.

Посередине зала, на высоте всего каких-то трёх берметов висела и матово поблескивала чудом сохранившаяся люстра, слепок с древнейших образцов. Её поддерживала толстая чёрная от времени цепь в руку толщиной. Звенья её покрылись бахромой ржавчины, пыли и копоти.

Люстра пережила историю и как повидавший воин, с трудом пробившийся сквозь ряды врагов — веков, воздействий разумных и диких, ветров, продувающих покинутый дом — несла на себе отметины давних и недавнего, но пока что успешного боя: вмятины, натёки, обрывки каких-то верёвок, не ухоженность. От славных времён остались широкий и толстый обруч и шар, от которого к обручу тянулись цепи, не такие мощные, как подвесная, опорная, но достаточно прочные, чтобы выдержать тяжесть массивного обруча до настоящих дней.

Камрат засмотрелся на люстру. Он что-то помнил или ему показалось — нечто подобное он уже видел, и оттого по телу растекалась приятная волна. На его лице появилась мечтательная улыбка. Ему вдруг пригрезилась невероятное и яркое. Будто люстра цела, блистает идеальной чистотой и играет в бликах огня, заливая сверкающий красотой зал ослепительным светом…

— Эй, Камрат! Закрой рот! — хохотнул Свим, вдребезги разбивая возникшую в голове мальчика иллюзорную сценку былой жизни в этом зале, о которой можно фантазировать бесконечно. Стёрлось и смутное воспоминание о чём-то важном.

Свим стоял с ещё обнажённым громадным мечом, а перед ним лежал обезглавленный выродок из бобров, голова его укатилась далеко от тела. Толстый плоский хвост поверженного вздрагивал — ещё жил. Другой выродок, неизвестно от кого произошедший, лежал ничком, разрубленный почти пополам.

У ног дурба сидел человек, маленький, щуплый, лысый, но с дремучей бородой, снежно-белой пеной прикрывающей нижнюю часть его лица, вплоть до ушей и затылка. Вначале эта пушистая поросль показалась мальчику широкой белой разлохмаченной повязкой. И он удивился было тому, как быстро Свим сделал раненому человеку перевязку.

Человек сидел без движений. Глубоко запавшие его глаза уставились в одну точку. Тощие узловатые руки, оголённые по плечи, он безвольно бросил на колени подвёрнутых под себя ног. Одежда на нём: почти новая вечная куртка-безрукавка и прорванные во многих местах меховые штаны самодельного производства, покрытые, словно звёздочками с пушистыми лучиками. На ногах обычные грубые вечные башмаки, потрёпанные, но подошва толстая, не снашиваемая.

— Попробуй поговорить с ним, малыш. Он, сдаётся мне, говорит только на ландук-прен.

Камрат внимательно посмотрел на старого человека и почувствовал к нему жалость с какой-то подсознательной долей уважения, природа которого ему самому была не ясна. Какое уж тут уважение? Подле человека громадный нож, придавленный сейчас не менее громадным сапогом Свима. Таким ножом можно убить не только любого разумного, но и крупного дикого.

— А о чём с ним говорить?

— Ну, — Свим нерешительно пожал плечами. — Спроси его, кто он, что здесь делает, почему они решили на нас напасть? Мы же ничем им не угрожали. Да и… вообще поговори с ним.

— Ладно, спрошу. Но вы с К”ньюшей отойдите от нас. Видите, как он дрожит. Боится.

— Это ты зря, малыш. Страх ты его преувеличиваешь. Да и раньше надо было бояться. — Не сводя с бородатого настороженного взгляда, Свим поднял его нож, выпрямился, взвесил оружие в руке, оценил с оттенком удивления: — Могуч! А ты — боится. Ты тут с ним, малыш, поосторожнее… Нет! Встань-ка лучше поближе ко мне, вот сюда, к ноге. Он этой штукой — Свим поиграл ножом бородатого, — хорошо владеет.

— Ты кто? — без охоты и неуверенно спросил Камрат старика на ландук-прен.

Его неуверенность исходила не от страха быть непонятым, а из-за возможного незнания спрашиваемого восточного диалекта ландук, вопреки уверениям Свима.

И его опасения вначале как будто подтвердились. Бородатый вздрогнул, глаза его вспыхнули ярче. Но он не ответил, лишь пошевелил губами, будто что-то проговорил про себя.

— Он, наверное, не понимает, — разочарованно посмотрел на Свима мальчик.

— Всё он понимает. Поверь мне, малыш. Когда ты его спросил, он забеспокоился. И недаром, думаю. Спрашивай ещё!

— Ты кто?.. Что здесь делаешь?.. — с расстановкой, чеканя каждое слово, вопросил Камрат старика. — Почему…

И тут человека словно прорвало. Он заговорил, захлёбываясь, без интервалов между словами и предложениями:

— Выдумаете еслинапалитоможете счиатьчтопобедили сейчас придутлюдиидругие исвами сделаюттакоеочём вынедумалиишкурусдерут и… — Он совсем захлебнулся, истратив весь воздух в лёгких, замолчал и уронил голову в белое жабо бороды.

— Он угрожает нам, — перевёл Камрат. — Говорит о каких-то людях и… о других. Говорит, они придут и спустят с нас шкуру.

— Во, каков! А ты говоришь, боится и не понимает. Узнай, кто эти, другие и сколько их?

Камрат повторил вопрос для старика. Белобородый помолчал, шумно дыша через широкий нос, потом не без злорадства в голосе членораздельно произнёс:

— Когда вас подвесят за ваши интересные места вот здесь, на кольце, — он показал на люстру, — тогда всех сверху увидите. И мы вас как следует рассмотрим. Узнаем, откуда вы сюда набежали. Кемеш, — старик указал пальцем на стену, там появился портрет строгого на вид, но с приятными чертами лица, человека, — любит таких, как вы лечить!

— Это серьёзно, — выслушав мальчика, в задумчивости проговорил Свим и взглянул на обрывки верёвок на толстом кольце. — К”ньюша, ты слышал? Как думаешь, пугает или правду говорит?

— Он не соврал. Их тут, по запаху, обитает десятка три или больше. Люди и путры. Банда.

— Та-ак! — озадачился Свим. — Хорошенькая у нас днёвка получилась. Что будем делать? Уходить?

Сверху раздался какой-то звук, похожий на рыдания.

— Кто там? — встрепенулся Свим и показал пальцем в сторону, откуда доносился плач.

Белобородый долго двигал всей бородой и ответил после повторного вопроса мальчика.

— Он говорит… — Камрат засомневался, ещё переспросил у старика, что-то уточняя. — Там у них Ф”ент. И ещё он добавил слово — быкель. Я не знаю, что оно означает.

— Зато я хорошо знаю. К”ньюша, проверь! И… поосторожнее там.

Хопс, постукивая копытцами, взбежал по ступенькам ближней лесенки. Ступеньки скрипели даже под его весом, а когда по ним поднимались люди, какой же здесь стоял скрип?

К”ньец наверху постоял, прислушался, поводя ушами, личина его заострилась. Наконец, двинулся вдоль галереи, заглядывая в темнеющие провалы, некогда, возможно, перегороженные дверьми, а сейчас их лишённые. Перед одним из них выродок постоял дольше, чем у первых, потом осторожно шагнул за порог и вскоре вышел. На его лапинах тяжело свисало конечностями и хвостом какое-то существо. Хопс, пока спускался по ужасно скрипучей лестнице, беспрерывно и громко, напоказ выдавая своё неудовольствие, фыркал и отворачивал нос от находки.

Положив существо перед человеком, К”ньец демонстративно отступил на несколько шагов от них и отвернулся, будто всё, что должно сейчас произойти к нему не имеет никакого отношения.

Свим склонился над принесённым путром. Это оказался выродок из лисьих, закованный в цепи. Они были наброшены как на лапины разумного, так и на ноги.

— Вот тебе, малыш, и перевод того словечка, которого ты не понял, — нахмурившись, произнёс Свим и приложил ладонь к носу Ф”ента. — Холодный.

— Это быкель?

— Да, малыш. Он у них раб. Давно что-то я о таком не слыхивал… Ладно. Ты спроси у него, почему на него навесили цепи, а я постараюсь сбить их с несчастного.

Камрат присел на корточки перед лежащим во всю длину выродком. Ф”ент ростом едва ли достигал полубермета и находился явно в истощённом состоянии — в нём не хватало трети веса для выродка такого роста. Цепи, снятые не без труда Свимом, оставили следы: стёртая до кожи шёрстка, язвочки на запястьях, шее и лодыжках.

Долгое время казалось, что быкель никак не может понять слов Камрата, и тому приходилось задавать ему вопросы и на ландук, и на ландук-прен, и на хромене — официальном языке бандеки.

Грустные светлые глаза Ф”ента бессмысленно уставились в одну точку, которая находилась вдалеке за спиной мальчика. Облезлый хвост ещё сохранял клочьями бывшую пушистость и слегка дрожал. Выродок не отреагировал даже тогда, когда Свим снял с него цепи и опять приложил ладонь к его носу.

— К”ньюша, ну-ка подержи его за голову. Я ему сейчас волью немного коввты, сразу в себя придёт.

— Это собака! — Неприязненно отозвался К”ньец и опять отвернулся.

— К”ньюша! — рявкнул Свим.

Хопс вздрогнул и под строгим взглядом человека подошёл и приподнял голову Ф”ента личиной вверх.

— Так. Он, К”ньюша, такой же разумный, как и мы с тобой, — проговорил Свим уже тише, — и имеет право на помощь, потому что нам он ничего плохого не сделал, а быкольство — самое противное, что может быть среди разумных.

Отчитывая хопса, Свим отстегнул от пояса меньшую флягу, открыл её, вытянул шею и понюхал содержимое, комично скривился от паров, пахнувших в его нос. Прижав пальцами громадной руки рот выродка, он без особых усилий раскрыл его и плеснул в него из фляги немного желтоватой жидкости. Подождал, пока выродок глотнёт её.

— А-а!.. Ах-ха!.. — Ф”ент замотал головой и попытался приподняться на ноги. Заскулил.

— Сейчас пройдёт… Ну, ну… Вот хлебни воды из моей сарки, — Свим опять раскрыл задыхающемуся выродку рот и влил в него воду из питьевой фляги.

Ф”ент проглотил воду жадно. В его взгляде появилось осмысленное выражение.

Бородатый молча наблюдал за действиями пришельцев, цокал языком и осуждающе покачивал головой.

— За что тебя посадили на цепь? — спросил Камрат, видя как разумный оживает и даже с любопытством посматривает по сторонам и на незнакомцев.

Ф”ент в ответ жалобно заскулил. Хопс оставил его голову в покое, отшагнул и отвернулся — всё-таки лисий выродок был из собачьих, и К”ньецу противно было смотреть на хныкающего пса. Он имел твёрдое убеждение, воспринятое с молоком матери — такие, как Ф”ент, то есть собаки, всегда прикидываются такими вот беспомощными и несчастными, если им выгодно так выглядеть.

Его напарник, человек, был другого мнения. Он стал успокаивать разумного, поглаживать за ушами, вдоль спины.

— Ну, дорогой, — приговаривал Свим рокочущим баском. — Ну, успокойся… Спроси его ещё, малыш о том же…

— Чего его спрашивать-то, — неожиданно сварливо заметил белобородый. — Слишком много знает и хитрый как никто другой. Вот Кемеш и посадил его на цепь, чтобы не убежал. Нужен он Кемешу, вот что я скажу. Да и здоров он.

— Разговорился, — хмыкнул удовлетворённо Свим после перевода Камратом пылкой речи старика. — Спроси у него, кто такой Кемеш и почему ему нужен Ф”ент?

— Кемеш? О! Кемеш — наш вождь! — важно заявил ответчик и даже выпятил узкую грудь и опять показал на портрет. — У Кемеша голова варит. Да-а уж… Не то, что у некоторых. Вот явится он скоро, оцените на себе, когда он вам казнь придумает. А уж он придумает…

— Об этом позже, — перебил мальчика Свим, синхронно переводившего выступление белобородого. — Пусть расскажет о нём, о путре Ф”енте.

Старик перестал дрожать, сел удобнее, сколько позволяли путы, наложенные на него Свимом, и стал подробно объяснять Камрату свою точку зрения на взаимоотношения вождя их банды с выродком по имени Ф”ент, которого сам-то он, Токма, презирает.

Камрат слушал его внимательно, но затруднялся сразу переводить, так как многие слова он не понимал, а некоторые шли в таких сочетаниях с другими, что ему очень нелегко было уловить основную нить пространного повествования. Единственное понятое им достоверно, сводилось к одному — Кемеш ценил Ф”ента очень высоко и ни одну операцию не проводил без совета с выродком. Он посвящал Ф”ента о задуманном, а тот вырабатывал план его исполнения. Конечно, не добровольно. Этот выродок знал себе цену, кочевряжился, вот Кемеш и сажал его на цепь и томил голодом и жаждой, ждал, пока Ф”ент не удосужится проявить покорность. А уходя, Кемеш всегда его на цепь сажает — сбежит же…

Свим выслушал вольный перевод Камрата не менее внимательно, чем тот белобородого.

— Любопытно, — резюмировал он и указательным пальцем придавил кончик своего носа. Некоторое время размышлял над услышанным. — Всё это хорошо, но что это даёт нам?.. Лишь одно. Надо отсюда убираться. И чем быстрее, тем для нас же будет лучше. Мало, что тескомовцы могут нагрянуть. Но если у Кемеша два десятка вооружённых разумных, встреча с ним нам ни к чему. Ваши предложения? К”ньюша? Малыш?

— Какие могут быть предложения? — презрительно фыркнул К”ньец. — Выбираться отсюда надо. Но ведь по полю сейчас не побежишь. Надо бы эту облезлую собаку расспросить. Помогала бандитам, так и нам сможет что-нибудь предсказать, если она такая умная, по словам этого человека.

— Почему это я — облезлая собака?

Голос у Ф”ента оказался тонким и сварливым. Загривок его от возмущения взъерошился, злой взгляд упёрся в К”ньеца.

— А кто же…

— Ха! Заговорил!

Свим схватил выродка за шкуру у головы и поставил на ноги. И Ф”ент остался твёрдо стоять, а минутой раньше казалось, будто он и хвостом шевельнуть не сможет.

Белобородый дико захохотал, открыв в сплошном клубке белых волос тёмный провал рта значительного размера, однако зубов в нём оставалось наперечёт — давно не проверялся в городе. Он хохотал и тыкал пальцем в выродка — быколя Кемеша, не в силах выговорить слова.

— Ви-и-идали? — наконец выдавил он из себя.

— А кто же ты ещё? — не унимался хопс, не слыша со стороны Свима увещеваний. — Зеркало тебе дать бы, сам бы со страху от себя убежал. А ещё спрашиваешь.

— Я… Я Ф”ент, как вам уже известно. И не облезлая собака, а происхожу из клана капов, знаменитых и известных ещё как Хранители Талисмана. Во!

— Кому это они известны? — фыркнув, подозрительно поинтересовался К”ньец.

— Всем! — твёрдо заявил выродок.

Токма опять захохотал.

— Кому всем? Кому всем? — не на шутку возмутился хопперсукс. — Если даже я не знаю ни о каких капах, слава Биологу, ни о талисмане вашем паршивом не ведаю! Что храните-то? Обглоданную тысячу лет назад кость? Одна на всех или у каждого своя?

— Ах ты, неудавшаяся кошка! Да за такое поношение… Да за такие слова… Да…

— Молчать! — загремел Свим. — Тебя, К”ньюша, я предупреждал. Не задирайся. Ты же… — повернулся он к Ф”енту, тот припал на лапины. — С тобой позже. А ты, К”ньюша, пройдись по дому и посмотри. Поищи, чем можно поживиться. Особенно еду. И что там ещё есть… Сам знаешь. Иди, иди!

— Вот вернётся Кемеш, он вам поищет… — на сироче, общем языке всех разумных Сампатании, начал высказываться белобородый и тут же испуганно прикусил язык. Выдал себя.

— Понимаешь, значит, — недобро усмехнулся Свим. — Что там сделает с нами Кемеш, я не знаю, но тебе… Тебе это зачтётся.

— Да я что? Сами… — Токма, сидя, стал усиленно ерзать нижней частью тела и отодвинулся от наклонившемуся к нему Свима на полбермета. — Что? Что ты делаешь?

— Не кричи так громко, я хорошо слышу. А делаю… Привяжу-ка я тебя, чтобы не сбежал.

— Куда здесь убежишь, — оторопело посмотрел на дурба старик. — Кемеш везде найдёт.

— Ав-во! Надо знать куда и как бежать, тогда никакой Кемеш не найдёт, — ответил за Свима Ф”ент. — И правильно делаешь, дурб. Привязать его обязательно надо, а то он дурной. У него мозги там, на чём сидят. А он и садиться по-хорошему не может — стукается. Оттого мозги терпели, терпели и — всмятку. Что от них теперь ждать?

— Ну, смотри! Я тебя! — грозился Токма, покорно давая себя привязывать. — Увидишь, я твою шкуру ещё высушу на колышках. Ноги об неё вытирать буду.

Свим приладил ругающегося старика к перилам лестницы, ведущей на галерею, предварительно проверив её прочность. Они скрипели, но держались.

— Ты тоже помолчи! — гаркнул он почти в ухо белобородому. — Сиди тихо! А я тут поговорю. Итак, Ф”ент, тебе известно, когда вернётся Кемеш?

— Сегодня. К вечеру.

— Банда у него большая?

— Как считать. Разумных или только людей?

— Всех и в отдельности.

— Тогда так. Людей шестеро, хотя один из них помесь какая-то.

— Как это — помесь? Он человек?

— По виду — да, но… Не могу о нём сказать ничего определённого. Он к нам недавно прибился, я не успел с ним познакомиться по-настоящему. Кемеш его привёл от Суременных гор. Странный человек. У него…

— Не знаешь, так не знаешь. Говори по делу.

— Хорошо. Значит, шесть человек. Есть два хопперсукса. Есть очень старый, совсем изношенный, вьючный торн. Ну и штук семнадцать всякого сброда. Полуразумного, конечно. Не могу я их разумными называть, язык не поворачивается.

Свим с некоторым удивлением посмотрел на выродка.

— Так они путры?

— Естественно. Говорю же, сброд всякий. Кошки…

— Это всё?

— Всё, — подтвердил выродок. — Я этих, — он небрежно показал на трупы убитых Свимом выродков, — не считал.

— А этого? — кивнул на Токму Свим.

— Этот тоже не в счёт. Я уже про его мозги сказал.

— Ну, погоди… — твердил своё старик, сверля выродка взглядом.

— Значит, единиц двадцать пять получается. Н-да… — Свим вздохнул. — Да, вот ещё что. Откуда Кемеш вернётся? Со стороны леса по тропе? Нам бы с ним не хотелось встречаться.

— Фи, по тропе. К нашей базе, так Кемеш называет этот дом, ни одна тропинка не ведёт. Есть тропа, но она от нас в свидже, не ближе.

— Знаю.

— А здесь вокруг места нехоженые. Они придут по другому пути. Не по тропе.

— Ты не тяни и не темни, — строго сказал Свим, заинтригованный словами Ф”ента. — Говори яснее!

— Я и говорю яснее ясного. Они придут по подземному ходу.

— Оторвёт тебе Кемеш твой длинный язык и калубам бросит. Ох, оторвёт! — будто сокрушаясь участи, уготовленной выродку, прокричал от лестницы белобородый.

— Заткнись! — цыкнул Свим. — Что за подземный ход?

— Обычный. Да их здесь несколько.

— И… — Свим старался не выдать своего волнения. — И что? По ним и в лес добраться можно?

— Они все ведут в лес, — авторитетно заверил Ф”ент. — Лес-то большой. Он везде, где нет тескомовских дорог.

— Здесь ты прав.

Свим порыскал глазами вокруг, увидел грубо сколоченную скамейку из небрежно обработанных стволов деревьев, подошёл к ней и, ощущая усталость во всех членах тела, сел. Устанавливая надёжность седалища, качнулся на нём. Удовлетворенно хмыкнул.

— Малыш, ты тоже присаживайся, — пригласил Свим, хлопнув рядом с собой широкой ладонью. Камрат не замедлил воспользоваться приглашением. — Так лучше. А теперь… Подойди ко мне, — подозвал Свим выродка. — Сдаётся, у нас с тобой разговор будет долгим и серьёзным.

Белобородый захихикал, но под грозным взглядом Свима поперхнулся.

— А что я…

Ф”ент, неуверенно переставляя ноги, от истощения или притворно, подошёл к человеку и сел по-собачьи, опершись лапинами о пол. Личина его заискивающе осклабилась, но ощеренные желтые зубы вызывали сомнение в её искренности.

— О чём будет разговор, дурб? — на равных заговорил он.

— О многом. Как предпочитаешь называться?

— Стехаром.

Свим крутанул головой — выродок высокого о себе мнении.

— Вначале вот о чём, стехар. Как я понимаю, тебе ожидать прихода Кемеша ни к чему?

— Это правда, дурб. Он хороший человек, но иногда бывает грубым и любит подраться. А больше всего он не любит, когда ему говорят правду. Тогда он подобен дикому, а не разумному. Но как человек — хороший.

— Любопытное у тебя представление о хорошем человеке. Да, ладно. О другом речь. Раз тебе нельзя здесь оставаться, то спрошу прямо. Ты поможешь нам уйти подземельем подальше в лес и чтобы не встретиться при этом с бандой вашего вождя, хорошего человека?

— Конечно, могу, — Ф”ент вильнул облезлым хвостом с не то болезненным, с не то уродливым каким-то наростом в середине его. — Вы мне нравитесь. Потому говорю тоже прямо. Но, дурб… Лес большой, а ходы ведут и к большим дорогам, и к незаметным тропам, а те могут открыть путь и на юг, и на запад, и на север. Если ты имеешь в виду ближний лес.

— А что, есть ходы и до дальнего, на востоке? — не удержался и спросил Свим, хотя возвращаться не собирался.

Его всё больше заинтересовывало сообщение о наличии подземных ходов, идущих, похоже, от руин, где организовал свою базу Кемеш, во все стороны.

— Что лес. Даже до Суременных гор. Не желаешь?

— Нет… Мы идём на запад. Вернее, на северо-запад.

— Но там… В Заповедник Выродков?

— Не совсем. Туда соваться не будем. На северо-запад — это пока. А потом… Потом видно будет.

Говоря так, Свим не кривил душой. Он сам ещё не представлял всего пути, по коему придётся пройти, прежде чем доберётся до Соха. Здесь, далеко севернее дороги Кепрос-Примето, он никогда не ходил. Лишь как фундаренец и многоимённый, прошедший обучение, имел кое-какие представления о землях, которые сейчас ему пришлось пересекать. Поэтому он добавил неопределённо:

— Там разных дорог и троп много. Найдём нужную и пойдём. Впрочем, оставим это в стороне.

— Да, там дорог и троп много, — как эхо повторил выродок. — Такой ход есть…

— До Заповедника? — вскинулся Свим и с надеждой посмотрел на стехара.

— Нет, конечно. Я к словцу тут много наговорил. Лишь в сторону гор они тянутся свиджей на пять-семь, а так — один-два свиджа.

— Жаль, — разочаровался человек, потому что неожиданно для себя увлёкся не столько разговором, сколько фантазией на тему этого разговора, представляя эти подземные ходы едва ли не торными дорогами, дублирующими построенные древними или протоптанные современниками на поверхности земли.

На галереи показался К”ньец. Челюсти его двигались, он жевал.

— Еды здесь, — доложил он, — на сотню разумных.

— А как же, запас должен быть, — тявкнул Ф”ент.

— Вот и хорошо, если так, — обрадовался Свим. — Камрат, иди и помоги К”ньюше. — И хопсу: — Возьмите побольше. Свои мешки набейте и о моём не забудьте. Беги, малыш!

Камрата очень заинтересовал разговор между Свимом и стехаром, но пришлось пойти наверх, да и есть ему хотелось, даже в животе урчало. Последний раз они поели ещё вчера.

Ф”ент проводил его долгим внимательным взглядом, а когда мальчик скрылся с К”ньецем в одной из комнат по галереи, спросил:

— Кто этот мальчик?

— А что? — насторожился Свим.

До сих пор Ф”ент не удосужился выяснить о них ничего. Его явно не заинтересовал хопс, не смотря на недавнюю их перепалку. И, видимо, сам Свим стехару тоже не слишком был интересен. А о Камрате вдруг спросил. И хотя Свим ещё не был хорошо знаком с манерой разговора у выродка, в его тоне, каким тот задал будто бы невинный вопрос, звучало жгучее любопытство, он даже сделал характерную для собачьих стойку, словно охотился на дичь.

Они посмотрели друг другу в глаза, выродок вильнул уродливым хвостом и отвёл взгляд.

— Да так. К слову пришлось, — и он вновь стал вялым и даже как будто беззащитным — вот сейчас в тоске заскулит или с ног свалится от слабости.

— А зачем спрашивал?

— Как зачем? — мгновенно воспрял стехар. — Если спрашивается, то почему не спросить? Разве нельзя?

— Можно, — всё ещё поглядывая на выродка с подозрением, согласился Свим.

О розыске Камрата пока что знают только они. Сюда же, в глушь, новости попадают с опозданием. Так чего он так испугался естественного вопроса?

— Сам посуди, — развивал стехар причину своей любознательности, — ведь странно. Мальчик он. Здесь, в Диких Землях. Вдали от контролируемых Тескомом дорог… Обидеть могут.

— Так уж и обидеть. А я на что? А он — мальчик как мальчик. Сын моей сестры, — придумал Свим, понимая шаткость своего утверждения.

Неизвестно, где побывал Ф”ент и чего насмотрелся, а сам он тоже никогда не видел на дорогах малолетних людей. Дети находились под защитой кугурума, потому стража городских ворот, выполняя волю управленцев, никогда не выпускало из города даже подростков, тем более таких, каковым был Камрат. Недаром же ему пришлось воспользоваться лазом.

— Правильно, — не замедлил подтвердить его уловку стехар. — Я и говорю. Вот мальчик как мальчик. Идёт с вами. Что ему бояться?.. Или кого?.. Сын твоей сестры…

— Может быть, хватит. Лучше скажи вот что… — решил уйти от скользкого разговора с намёками Свим. — Когда нам лучше отсюда уйти?

— Сейчас, конечно. Вы ведь так и собирались сделать. Хотя и торопиться ни к чему. Кемеш к ночи придёт, не раньше.

— Хорошо, коли так. А Кемеш, как думаешь, может броситься за нами вдогонку? Мы тут… — Свим повёл перед собой рукой, — как видишь, наследили.

— Естественно. Во всяком случае, его первым побуждением будет организовать за вами погоню. Сам раскинь умом…

Свим отозвался на фразу выродка хмыканьем.

— А что? Я не прав? — спросил Ф”ент.

— Прав, прав. Продолжай, стехар.

— Так вот. Кемеш возвращается и что видит? Кто-то без него сюда ворвался, двоих убил, другого, самого лучшего, то есть меня, с собой увёл, четвёртого — привязал. Ты бы на месте вождя разве усидел?

— Ты опять прав. Надо отсюда убираться. И побыстрее.

Свим хотел уже окликнуть К”ньеца и мальчика, но Ф”ент остановил его словами:

— Но есть кое-какие… некие возможности, чтобы заставить его отказаться от намерения преследовать вас.

— Та-ак… Что для этого надо сделать? И как я тебя понял, ты собираешься уйти с нами?

Ф”ент высунул язык — длинный, плоский и красный.

Подержал его вне выдающихся вперёд челюстей, облизнул чёрные губы, чиркнул его кончиком по ноздрям тёмного выступа носа, спрятал. Всё это — естественно и сноровисто.

«Собака… Как есть собака», — подумал Свим.

Всё-таки за два года знакомства с К”ньецем он, не смотря на его хопперсукство, больше привык к кошачьим манерам поведения — более мягким и плавным. К”ньец никогда не вываливал язык и личину чистил с помощью передних конечностей.

— Давай, дурб, поторгуемся, — внезапно заявил стехар.

— Что?.. Как поторгуемся?.. О чём это?.. — белёсые брови Свима полезли на лоб от удивления. Потом он расхохотался. — Однако, стехар, у тебя замашки придорожного содержателя крыши. Так о чём будем торговаться?

— Как о чём? — не меньше Свима выразил удивление Ф”ент, сказавшееся на оскале его зубов. — Я говорю, что и как надо сделать и прямым путём довожу вас до границы Заповедника Выродков. А ты…

Стехар замолчал, явно драматизируя сцену торга. Свим с усмешкой на полных щеках, наблюдал за ним. Выродок видел его ироничное отношение к происходящему и подыгрывал человеку. Интригующе ждал.

Свим сдался первым, не хотелось ему играть в загадки — время не стояло на месте.

— Говори! Коль начал, так и заканчивай.

— Мне повторить, что я ставлю со своей стороны?

— Не надо, я понял. Теперь — твои условия?

— Естественно, — Ф”ент быстро облизнул губы. — Ты возьмёшь меня в свою команду.

Свим от неожиданной просьбы повёл плечом. Он, в принципе, начиная торг, предложенный выродком, не ожидал от него ничего хорошего. Оттого и улыбался, ибо уже придумал весомую, по его мнению, реплику, чтобы отбить всякие посягательства стехара на что-либо. Впрочем, он не знал, к чему клонит Ф”ент, потому и реплика должна была прозвучать примерно так: «А не хочешь ли ты быть подвешенным за свой ободранный хвост на люстре?»

Но желание Ф”ента его сбило с настроя, и он не нашёлся, как ответить ему.

Взять его можно было. Почему бы и нет?

Дороги и тропы, исхоженные Свимом в течение жизни, особенно после того, как он стал агентом и охотником Фундаментальной Арены, научили его одному из немудрёных, но главных правил: каждый разумный в команде, идущей вне тескомовских дорог, не лишний, вне зависимости от ума или силы. Кемеш, сдаётся, и вправду не зря советовался с этим потомком лис. Так почему же ему отказываться? Но беда состояла в том, отказать ему или нет, что с самой первой минуты знакомства Свим не доверял ему. В причинах своего ощущения он не вдавался, так как и сам не знал, отчего у него сложилось негативное убеждение к стехару. Что-то таилось за его словами, поведением, взглядом, сидения в цепях. Какая-то недосказанность или хитрость, которой Свим не мог разгадать, и которая была ему не по нутру. Особенно его подозрения к выродку усилились после явно заинтересованного вопроса о Камрате.

— Э, стехар. Дорога у нас опасная, — неопределённо начал дурб. — И длинная. И, а это хуже всего, долгая. Мне же показалось, — Свим прижал руки к груди, словно соболезнуя и желая всей душой помочь, — ты жаждешь вернуться в родной клан, к Хранителям Талисмана. И я думал…

— Вот ещё! — возмущённо перебил человека отпрыск знаменитого клана капов. — Да ты что думаешь, меня туда тянет? Да мне в конуре при клане за пятнадцать лет так надоело сидеть, что я с удовольствием пометил своё место нашим сокровенным способом и ушёл. Скажу даже, сбежал! И не жалею! И не желаю опять понюхать помеченное! И… всё!

— Красиво говоришь, а ещё красивее живёшь. Вон как видно, — язвительно заметил Свим и покачал головой.

— Ты что, об этом, — выродок показал потёртости на лапинах от цепей. — Фи, какие важности! Чего только на свете не бывает. Не скрою, с Кемешем у меня произошла промашка. Это так. Вначале мне у него понравилось. Но ему нужен не я, а моё умение. Так что рано или поздно я от него всё равно сбежал бы. Клянусь Талисманом!.. Но, знаешь, если честно признаться, всё-таки здесь было интересно побыть. Да хватит уже.

— Интересно? На цепи сидеть?

— Ты меня не понимаешь, дурб.

Свим пожал плечами, мол, что тут понимать, и так всё ясно. Сказал:

— У каждого свои, видать, интересы. У тебя вот тоже. Несколько своеобразные.

— Строй, строй из себя недогадливого, дурб, всё равно не поверю. Интересно может быть везде, где есть что-то сделать и сказать, увидеть и услышать.

Свим опять приподнял плечи. Потом как бы спохватился, стукнул себя кулаком по колену.

— А ты ведь, Ф”ент, романтик!

— Вот теперь понимаешь, — вильнул хвостом стехар. — А если понимаешь, то возьми меня в свою команду.

— Эх, Ф”ент. Я-то тебя понимаю. Но боюсь, тебе с нами не понравится. Не та мы команда, за которой можно идти.

— Мне? Не понравится? Да я как подумаю, как представлю…

Продолжение темы разговора не состоялось, Свим отвлёкся, а то бы он, возможно, узнал некоторые подробности, и кто знает — дальнейшие события протекали бы совершенно по другому сценарию. Однако так случилось непроизвольно. К ним подошли, гружёные снедью Камрат и К”ньец. Они свалили к ногам Свима целую кучу свёртков, коробок и банок.

Свим поднял один из небольших пакетов в плотной герметической упаковке, рассчитанной на хранения содержимого практически бесконечно. Повертел пакет в руках, удивлённо присвистнул.

— Недельный паёк тескомовца? Надо же. Богато вы тут при Кемеше живёте. Наверное, он хорошо знает, где и как взять. И удачлив, смотрю, коль его и вас с ним тут заодно Теском ещё не выкурил.

— Ты полагаешь, что Кемеш что-то может? — пренебрежительно проворчал Ф”ент. — На то у него я, чтобы он знал, где и как взять, быть удачливым, а тескомовцы словно забыли нас и его с нами. Пока, естественно.

Свим ещё покопался в развале принесённой еды, негромко заметил:

— Что мне в тебе нравится, стехар, так это твоя беспредельная скромность. Есть в этом известная доля ущербности. Не замечал? Сдаётся мне, ты о себе ещё заявишь на всю Сампатанию. А, скромняга Ф”ент?

— Ну, вот ещё! — оскалился стехар.

— Но всё это потом, когда-нибудь, а не сейчас. Сейчас пополним наши оскудевшие мешки едой. Стехар, это и тебя касается, если ты собрался исполнить своё намерение. К”ньюша, он пойдёт с нами, — разъяснил Свим, видя недоумение хопса.

— Собака?!. С нами?!

— Лис я! — взвизгнул выродок. — А вот кто ты, ещё следует голову поломать. Сразу не поймёшь. Пони кошачье или…

Свим едва успел перехватить хопперсукса в прыжке и оттолкнуть от стехара на прежнее место.

— А что эта облезлая собака себе позволяет? — мяукнул возмущённый К”ньец.

Усы его распушились, глаза округлились, дрожащий хвост припал к земле.

Человек сурово оглядел выродков.

— Ещё раз, — сказал он с угрозой в голосе, — я услышу от вас оскорбления друг другу, то пеняйте на себя. Каждому достанется! Ты, К”ньюша, побереги свои эмоции. А ты, Ф”ент, ищи мешок! И будем готовиться в дорогу.

Стехар, с вызовом посматривая на хопса, с ленцой независимого существа, отчего его походка стала вихляющей, полез на галерею.

— Мы уходим сейчас? Днём? — К”ньец не понимал внезапного, как ему представлялось, решения Свима, так как не слышал сообщения Ф”ента о возможности покинуть руины подземным ходом. — Они же нас… тут же выследят. Или это тебя собака подбила на такое? И ты согласился?

Свим согнал напрашивающуюся улыбку, хотя про себя подумал о скорой, возможно, сваре в его небольшом отряде между выродками. Но сейчас озабоченность хопса и его искренняя вера, что Ф”ент каким-то образом заставил его, человека, кинуться под открытое небо, развлекала.

— Всё в порядке, К”ньюша. Он нас выведет отсюда подземным ходом.

Свим вкратце ввёл спутника в суть дела.

— Не верю я ему, — потупился хопс. — Собака…

— Я тоже, — тихо, дабы его мог услышать только хопс, признался Свим. — Но у нас обстоятельства таковы, что отсюда надо уходить как можно раньше и подальше. Я вообще удивляюсь, как нас здесь ещё не ищут, ведь этот дом сверху как на ладони… Кроме того, если задержимся тут ещё, то придётся воочию познакомиться с хорошим человеком, по словам Ф”ента, то есть с Кемешем. Вон посмотри на его лик и запомни… А у него больше двух десятков вооружённых разумных. Не хотелось бы… Эй, Ф”ент!

— Здесь я!

Выродок вышел из одной из каморок на втором этаже и спустился вниз, неся в лапинах мешок по объёму вдвое меньше, чем поясной Свима.

Дурб двумя пальцами взял его и повертел так и эдак, будто внимательно разглядывал, затем попробовал его на прочность. Изделие явно было не вечным.

— И что сюда можно положить? — поинтересовался он, продолжая критически осматривать и ощупывать тару, подобранную стехаром для себя. — Пару пакетов? Да и те, пожалуй, придётся хорошо уминать. Всё сразу поползёт…

— А других нет! — твёрдо, уверенный в своей правоте и непогрешимости, заявил выродок. — Все мешки Кемеш унёс. За большой добычей пошёл, не в руках же её нести? Так что, — и он по-человечьи развёл в стороны лапины, — нет больше ничего.

— Как же, — подал голос белобородый. — Нашли носильщика. Разбежались. Он любит, когда другие носят, а он при этом — налегке идёт.

— И я так думаю, — отозвался Свим, не глядя на старика. — Так что, стехар, поищи-ка везде получше и найди мешок побольше. И побыстрее. А вот, что делать с тобою, — наконец повернулся он к привязанному к лестнице белобородому, — ума не приложу?

— И думать ничего не надо. Голову ему отрубить, как ты отрубил вот этому, — быстро предложил К”ньец, всё ещё не успокоившийся после стычки с новым членом команды, и показал на поверженные останки выродка, убитого Свимом. — Скажи, я с удовольствием.

Белобородый так и подскочил на месте.

— Я тебе отрублю! — завопил он негодующе. — Так отрублю, что своих забудешь. Человек я!

— Ну и что? — угрюмо поинтересовался хопс, прижимая уши к голове и постукивая хвостом по ногам.

— А то! — выкрикнул Токма. — Эй, дурб, он, что у тебя? На людей зуб имеет? Или ты его специально на наших натаскиваешь? Кто тебе позволил?.. Голову отрубить мне, человеку! Придумают такое. Да я вам…

Ф”ент вернулся с новой котомкой, оказавшейся по вместимости не больше четверти мешка Камрата.

— Голову ему отрубить, конечно, можно, — вступил он в обсуждение участи оприта. Проговорил он это медленно и внушительно, подчёркивая значимость каждого слова. — Только зачем? Какой смысл, я вас спрашиваю? Она у него даже после отделения от остальной его части умнее не станет. Я бы рекомендовал, — он почесал себя за ухом — тянул, создавая обстановку ожидания, — и наконец, закончил: — постричь ему бороду.

Токма что-то нечленораздельно забормотал, заверещал. Видать, выдумка недавнего собрата по банде задела его за живое. Борода составляла значительную часть его естества, была единственным его богатством — и телесным, и менталитетным, позволяющим на равных держаться в банде молодых и сильных разумных. Он и его борода были символом опритов Кемеша. А тут такое святотатство…

— Ты, дурб, этого поганца не слушай, — заговорил миролюбиво Токма. — Он тебе насоветует, потом не расхлебаешь бед… — По мере высказывания его голос крепчал, пока вновь не перешёл на крик. — Ты человек или нет? Почему они тебе советуют, а ты слушаешь? Я бы на твоём месте… У-у!..

Свиму подсказка Ф”ента понравилась. В ней было смешное. Тем более, убивать старика он и не думал, да ещё путём усекновения головы, но и оставить его в покое не собирался. Зато в стрижке совмещалось всё — и наказание и сохранение жизни человеку.

— Хватит! Не вопи! Мы тебя непременно пострижём. Голенький будешь, как зад одура.

— А-а! Сговорились. И ты туда же. А ещё человек! И чего тебе моя борода далась? Отрасти свою и стриги её в своё удовольствие по утрам, а захочешь — и вечером. А мою не тронь! Не тронь, говорю! Тебе же плохо будет. Дорогу тебе заговорю, болезнь нашлю, збун на твою голову обрушу, а потом дождичком оболью! Тогда узнаешь, как мою бороду трогать!

— Хо! Да ты колдун?!. Визинг?!.

Свима всегда удивляли люди, называющие себя визингами — колдунами. У него с ними имелся печальный опыт общения, и сейчас Токма только подлил масла в огонь.

— А то как же, — важно произнёс белобородый и приосанился, насколько позволяли путы, наложенные на него Свимом, прикрученные к перилам лестницы. — Колдун я! И со стажем, а не какой-то там новичок в этом деле. Ещё не такое могу сотворить с тобой. Ахнешь. Пострашнее что. Так что вот, дурб, ты со мной повежливее… того. Не то, смотри у меня!..

Не слыша в ответ от Свима каких-либо слов и видя его явно заинтересованное до удивления лицо, Токма подумал невесть что о своих неожиданно проснувшихся способностях не только колдовать, но и воздействовать на разумных. Потому и закричал утробно и повелительно:

— А ну, дурб, слушай меня и внемли! Развяжи мне руки и ноги! Я приказываю! И побыстрее…

— Ах ты, сморчок! — вспыхивая искренним негодованием, перекричал его Свим. — Визинга из себя корчишь, значит? Повелевать захотел? Тогда сиди привязанным до прихода своего вождя. Колдуну ничего не стоит избавиться от верёвок. Развяжешься сам, тогда и поговорим. Тогда и внемлю!

Опешивший от своей неслыханной смелости и вспышки ярости у Свима, старик открыл беззубый — давно не пользовался, наверное, закалочными — и замер, ожидая для себя чего-то страшного, тем более что Свим выхватил из ножен свой громадный меч и решительно шагнул к нему. Глаза дурба излучали бешенство. Эти проклятые визинги и колдуны рано лишили его отца и матери…

Белобородый подался от него назад, но упёрся в лестницу.

— Ты… это… того… — забормотал он, усиленно шевеля белым облаком бороды. — Не вздумай!.. Пошутить нельзя, да?

— Ты уже однажды пошутил и остался без зубов, — сказал Ф”ент. — Вы знаете, — обратился он к остальным, — тут недавно Токма сдуру, а такое он делает всегда, решил проклясть Лакоя нашего и пообещал тому вывих ноги во время очередного набега на склады Тескома. Лакой не стал с ним спорить, а сразу выбил ему верхние, а когда вернулся, и правда хромая на ногу, то и нижние зубы. С тех пор Токма сидел тихо и больше не решался предсказывать или проклинать кого-либо. Здесь зубов не вставить, а в город кто его такого пустит? А сегодня его опять понесло. Он и тогда говорил, что пошутил, да Лакой не поверил. Впрочем, все шутки Токмы для него же всегда кончаются плохо. Обычно бьют.

Рассказывая, Ф”ент схватил старика за продолжение его бороды на затылке и потянул на себя, а Свим тем временем, зажав в кулаке часть её пушистой и ухоженной на щеке, отсёк взмахом меча хороший клок белых волос и отшвырнул его за спину.

— Так-то лучше, — сказал он, пряча оружие.

— Хозяин, можно я?

Ф”ент от нетерпения сотворить что-нибудь с белобородым, приплясывал вокруг своего недавнего сотоварища — оприта — по банде. Глядя на него, нельзя было поверить, что ещё полпраузы назад этот стехар не мог стоять даже на ногах от истощения и плохого с ним обращения.

— Что ты хочешь?

— Я его так подстригу, что он потом сам с мясом оторвёт оставшееся безобразие на своём лице.

— Н-да… — покачал головой Свим, отмечая быстрое восстановление сил у выродка. — Ладно, стриги. Только не долго, — разрешил он великодушно и отошёл к своим друзьям.

К”ньец ещё копался в куче еды, а Камрат уже приладил мешок за спину и сидел, посматривая вокруг слегка осоловелым взглядом от еды и бессонной ночи.

Свим подсел к мальчику.

— Как вы тут? Думаю, нам придётся весь оставшийся день сегодня провести в дороге. Не идти даже, а бежать. Сможешь, малыш?

— Смогу, — ответил Камрат. — Лучше идти, чем вот так сидеть и дремать.

Свим видел — мальчик бодрится, но сил у него, наверное, немного осталось. Но молодец, не жалуется.

— А ты, К”ньюша?

— Не в первый раз. — Хопс перестал возиться с мешком, взвесил его в лапинах и стал прилаживать на спине. — Если надо, то, конечно, не следует здесь ждать, когда тебя на люстре подвесят.

Они засмеялись каждый по-своему. Смех выродка выражался в закрытии глаз и фырканье, да в движении хвоста, словно тот забился в конвульсиях.

Тем временем Ф”ент извлёк неизвестно откуда ножницы, которые перестали что-либо резать уже веков пять и явно не предназначенные для стрижки волос у людей, и приступил к делу.

Токма испуганно уставился на орудие прошлого.

— Ты бы у меня готов, смотрю, выдрать волосы живьём. Подожди, ужо я тебе устрою…

— Помолчи! Не я, а ты сам выдерешь. Я-то вот к тебе с ножницами.

— Они же у тебя не режут. Ай!.. Ну, сток проклятый, я тебе ещё шкуру спущу…

— А это тебе за стока… Стехар я.

— Какой ты… Ой-ёй! Подожди, Кемеш вам на хвост наступит. От него не убежишь, не закопаешься. И я твою шкуру… — Старик явно зацикливался в угрозах, потому что выродок не слушал его.

Он всё время оборачивался к пришедшим в логово Кемеша и следил, чем это они там занимаются. Те не обращали на него внимания.

— Вот что, — решился Ф”ент, и, не повышая голоса, как бы между прочим сказал: — Ты ори, да посильнее. Но запомни. Придёт Кемеш… Ори! Что выпучился? — Стехар дёрнул за волоски, старик закричал в голос. — Хорошо! Вопи, говори, но слушай и запоминай, что скажу я. Кемешу подробно расскажешь, что видел и кто здесь был. Подробно… Ори, дурак!.. От меня передашь, чтобы уже сегодня срочно уводил бы всех за Суракун. Ты понял? Срочно! Как только появится, на сборы не больше блеска!.. Вот тебе!

–А-а-а! Не дери так…

— Чтобы помнил, — Ф”ент отступил на шаг, полюбовался проделанным. — Ты прекрасен, Токма! Хозяин, посмотри.

Свим вначале не понял, к кому обращается выродок. А разобравшись, строго поправил:

— Меня зовут Свимом.

— Я так и хотел сказать. Хозяин Свим.

— Просто Свим. Забудь, что был быкелем. И ещё. Если тебе твой лживый и льстивый язык ещё не резали, так я его точно отрежу. Будь естественнее. Всё!.. Как ты его э… постриг, а? Не дурно, мне нравится. И ему, наверное. А тебе, К”ньюша?

— Я в таких делах ничего не понимаю, — уклонился от прямого ответа хопс и фыркнул.

Ему, конечно, было забавно видеть недавнего белобородого без бороды, уж очень комично выглядел человек, так безобразно подстриженный Ф”ентом. Но не мог же он хоть на кончик когтя на лапине поступиться, признавая интересным нечто, сделанное этой паршивой собакой.