Реликтовая популяция. Книга 1

Виктор Васильевич Ананишнов, 2013

Время давнее, но не в прошлом, а в будущем, когда человечество, вспыхнув научно-техническим прогрессом, растянувшимся на короткие столетия, породило много такого, чего не могла воспроизвести природа за миллионы и миллионы лет. Вспыхнуло и погасло. Причин тому – не счесть. Другие, непохожие существа, приспосабливались и становились хозяевами Земли. Чужаки совсем недавней древности мешали развитию новых видов быстро эволюционирующих живых существ. Не на жизнь сошлось старое и новое… Человечество превратилось в РЕЛИКТОВУЮ ПОПУЛЯЦИЮ…

Глава 10

Едва заметная с дороги тропинка, чем дальше уводила в лес, тем становилась шире и проходимее. Свим повеселел — не надо продираться сквозь заросли, над головой угрожающе не нависают ветви деревьев. Он занял место впереди маленького отряда, К”ньец его замыкал. Камрат опять мог видеть перед собой широкую спину дурба, его толстые ноги, рукоять ножа в сапожном кармане…

Тропа постепенно приобретала черты часто используемого пути. В неё со всех сторон стекались тропинки, как едва намечаемые ручейки к реке. Хорошо утоптанная и удобная для перемещения, такая тропа не возникает в одночасье, так что, возможно, она вела свою историю ещё с тех времён, когда люди, по рассказам легенд и преданий, а также некоторых отрывочных истинных сведений, ездили в самодвижущихся, чему трудно поверить, повозках. Часть той древней дороги разрушилась, заросла, размылась, а часть осталась. И те, кто по ней ходил в новое время, пожалуй, сделали всё, чтобы не привлекать к ней внимание. Перед дорогой, контролируемой тескомовцами, тропа исчезала напрочь, дробясь вначале на рукава, а у самого турусового покрытия и вовсе превращалась в едва намечаемые в траве пунктиры. Со стороны глядя, по таким тропинкам, вернее отдельным следам, могли пройти разве что дикие, либо кто из слишком смелых лесовиков, а остальным — кому охота по одной из них ринуться в чащу придорожного леса? Так думают, на то и рассчитано, бойцы Тескома, проходя по дороге патрулём.

Передовой — придорожный — лес остался позади. Появилась перспектива, и за поредевшими деревьями можно было рассмотреть смутные очертания Суременных гор, а если знать, куда всматриваться, даже увидеть тёмную тучу самой высокой вершины на Земле — Керекту.

Суременные горы возникли в историческую пору от страшного катаклизма после падения на поверхность планеты самого большого спутника-города. Сойдя с орбиты, он рухнул вниз, губя творение людей, как на земле, так и в космосе. Десятки миллионов людей погибли в катастрофе. Суременные горы росли и по сей день, занимая всё большую территорию, а Керекту — в два раза быстрее их…

Солнечные лучи, хотя и рассеиваемые мутной атмосферой, беспрепятственно достигали её дна и прогревали землю. Люди и путр согрелись. Свим и Камрат сдёрнули с головы капюшоны, открывая уши для звуков и оттого сразу почувствовали — окрестность живёт полной жизнью.

Наступала весна. Разумные встречали её интенсивным перемещением по всей бандеке, а порой и за её пределы в поисках приключений, знаний, единомышленников, свободной жизни. Тяга к перемене мест возникала и у людей, и у выродков. Целые кланы последних снимались с насиженных за зиму мест и уходили за сотни свиджей: кому-то соседи не понравились, а то — воды вокруг слишком много или, напротив, не достаёт, другие почти рядом перезимовали у Суременных гор и им надоели постоянные землетрясения, камнепады, набеги неведомых диких или полуразумных…

Неисчислимые причины двигали разумными по планете.

У диких было проще. По заведённому от века порядку они готовились произвести потомство. Одни из них чистили норы, другие устраивали гнёзда, третьи — подновляли плотины, иные мигрировали с юга на север…

Пройдя по пустынной тропе свиджей десять, спутники намеревались уже остановиться на отдых и обед, когда К”ньец негромко предупредил:

— Внимание! Нас кто-то нагоняет.

Идущий впереди вперевалку Свим моментально обернулся, в руках его уже был зажат для схватки меч.

— Кто?.. Далеко?..

— Пока, — уши хопса жили отдельно от него, они поворачивались во все, казалось, стороны, — не могу точно сказать. Прислушайся! Слышишь?..

Люди отчётливо услышали нарастающее шипение, странный писк и дробный перестук, неумолимо надвигающийся со стороны оставленной ими дороги. Воздух стремительно наполнялся другими глухими звуками, и для человеческого слуха он был неприятен. Свим даже поковырял в ухе толстым пальцем, дабы избавиться от зудящего давления на него.

— Мутные звёзды! — выругался он.

Выродок пригнулся, опустил верхние конечности на жухлую траву тропы, внюхался. Его усы трепыхались словно под ветром.

— Мыши! — наконец заявил он.

— Мыши? — озадаченно переспросил Свим и непонимающе уставился на хопса: не шутит ли любитель мышей?

— Да, мыши. Мыши идут. Много. Нам надо бы отойти в сторону, — предупредил К”ньец и первым сошёл с тропы и отступил от неё на несколько берметов.

Люди последовали его примеру, и вовремя.

Тропа словно вспучилась серым ковром, передовой край которого нарастал со скоростью бегущего во всю прыть человека. Это были колонны, толпы, отряды, сплошные вереницы диких мышей. Тысячи и тысячи. Каждая из них едва ли превышала размеры комочка, способного поместиться в кулаке Камрата, но все вместе они текли подобно реке.

Серая мышиная масса проносилась мимо ног завороженных небывалым зрелищем нечаянных свидетелей буйства дикой природы. Невозможно было проследить за одной какой-то особью. Они так быстро двигались, что на месте той мышки, только что отмеченной взглядом, появлялась новая, точно такая же, и также, в свою очередь, исчезала из поля зрения, терялась на фоне других.

Куда они так спешили, что их гнало? И откуда их столько?

Хопс и Свим обменялись вопросительными репликами, едва слышимыми за шумом мышиного бега, но ни тот, ни другой не могли припомнить что-либо подобное увиденному. К”ньец фыркал, тряся усами, Свим разводил руками, Камрат же неотрывно смотрел на подобное чудо — ему никогда даже в голову не приходило, что такое может быть.

А мыши всё тянулись и тянулись бесконечной лентой…

Прошло не менее блеска, прежде чем в сплошном мышином потоке стали обозначаться прорехи. Замыкали шествие несколько явно организованных рядов более крупных мышей: они бесцеремонно подгоняли отстающих и отбрасывали в сторону от тропы не выдержавших гонки и подохших, а тех, кто не выдержал, было достаточно много.

Не менее дюжины таких упало у ног невольных зрителей.

К”ньец живо подхватил трупики и сунул их в свой поясной мешок. Свим сделал вид: ничего не заметил, однако лицо его передёрнулось от омерзения. Он так и не мог за годы привыкнуть к пищевому рациону хопса.

— Не нравится мне всё это, — сказал он, чтобы отвлечься от неприятных ощущений. — Их кто-то спугнул и, возможно, сейчас продолжает гнаться за ними. Есть смысл на некоторое время укрыться в чаще и пропустить это.

— Никто за ними не гонится, они кочуют, — возразил К”ньец. — Весной бегут туда, к горам, осенью — назад, на юг.

— Тебе виднее. Ты у нас по мышам специалист, — хохотнул Свим. — Ладно, нам бы пора поесть.

— Не буду вам портить аппетит. Вы тут оставайтесь, а я ещё посмотрю, где и куда мыши свернут с нашей тропы.

— Мышей жрать пошёл, — сказал Свим, когда выродок удалился на достаточное расстояние, чтобы не слышать его своим чутким слухом. — Да и еды у нас не густо. И пополнить здесь её негде. Скоро придётся взяться за твою бренду. Но она, говорят, хороша до поры до времени…

— Почему?

— Потому, что человеку надо, чтобы его живот был набит не пеной, а твёрдой пищей. Впрочем, пока еда есть, думать о том не стоит. Тем более, К”ньюша это понимает и переходит к своей традиционной еде.

Они сели друг против друга. Свим выложил остатки хлеба и мяса, вытряхнул из мешка крошки и закинул его за спину. Критически осмотрел запасы.

— Не густо. Мне казалось всего будет побольше этого. Что ж, вдруг что-нибудь раздобудем в дороге. — Он вздохнул. — Не лежит у меня душа употреблять одну бренду.

Камрат неторопливо доел свою долю, выпил из питьевой фляги воды, тщательно вытер губы рукавом куртки.

— Бренду надо разделить, — предложил он.

— Зачем? Лежит у тебя и пусть лежит, — также дожевав своё, с ленцой в голосе возразил Свим.

В дороге после еды он любил отдохнуть, расслабиться, а то и вздремнуть хотя бы на пару блесков. Так у него всегда было, и сейчас он не хотел отказываться от своей привычки.

— Сам говорил, дорога у нас длинная, мало ли что может случиться, — сказал Камрат, он тоже чувствовал потребность в отдыхе. — Из Диких Земель не сразу можно выйти к людским поселениям, а без еды здесь человек долго не протянет.

Свим долго и внимательно смотрел на мальчика.

— Слушаю тебя, малыш, и удивляюсь. Порой ты рассуждаешь как взрослый. Ты, наверное, и читать умеешь? Хотя нэм твой… э-э… Ладно, не буду, не буду. Уже насупился. Так умеешь читать?

— И читать, и писать. Бабка Калея научила. И заставляла.

— Да-а, бабка твоя — кладезь добродетели. А чему она тебя ещё учила? — спросил Свим, походя, даже не подозревая, какую бурю он рождает в мыслях мальчика.

— Всему, — нехотя отозвался Камрат. Он задумался. Не стоило бы о том говорить, и бабка Калея строго-настрого предупреждала, чтобы он никому никогда не рассказывал, но Свиму, как ему показалось, можно и проговориться, потому что они здесь одни и хочется ему или нет, но умение и знание, воспитанное в нём бабкой, как-нибудь проявиться. Так не лучше ли уже сейчас предупредить о том Свима. — Она меня учила в основном… — сказал он и на мгновение замялся. — Хапре она меня учила.

— Чему? — Свим так и подпрыгнул. — Хапре? И долго?

— Всегда и каждый день.

Собравшийся было расслабиться на солнышке и отдохнуть, дурб тут же отказался от своей затеи. Признание Камрата потрясло его так сильно, что мальчик даже испугался за него. Ему показалось невесть что, а у Свима просто дрожали руки, когда он попытался протереть вспотевшее лицо ладонями.

— А что в этом особенного? — спросил Камрат.

Ему-то самому в этой хапре виделся лишь ежедневный утренний процесс, подобный некоему ритуалу. Приятные ощущения и только. Правда, бабка Калея говорила, чтобы он о том никому не говорил…

— Ты ещё спрашиваешь? Ты вообще-то понимаешь, что собой представляет хапра?

— Ну… Бабка Калея говорила, конечно. Кодекс поведения… Ещё она говорила, что это способ, помогающий выходить из неприятных ситуаций… Ещё о программировании способностей… И ещё что-то.

— Мутные звёзды! Вот именно, программирование способностей. Да если Теском узнает… Постой, они уже знают. Теперь понятно, почему они на тебя с бабкой облаву устроили. Та-ак… Я бы не сказал, малыш, что твоё признание прибавит нам всем приятных минут до Примето. Послушай меня, Камрат. Ты мне сказал о хапре, а я не слышал. Не слышал!.. И об этом не должен знать и К”ньюша… Разве тебе бабка не говорила, что надо держать язык за зубами и никому о хапре не рассказывать?

— Говорила. — Камрат пытливо посмотрел на Свима. — Но я же сказал только тебе. Ты мне всё время напоминаешь о длинной дороге и что мне надо тебе обо всём рассказывать. Вот я и… И сказал тебе, чтобы ты знал.

— И правильно сделал, — согласился Свим, но тут же добавил: — Хотя лучше бы я не знал!

Свим встал и заходил взад-вперёд, выворачивая сапогами траву с корнем.

— Теперь знаешь, — сказал будто назидательно Камрат..

— Я знаю… — Он не переставал ходить, размышляя вслух: — Теском, наверняка, тоже о тебе всё знает. Его бойцы перекрывают дороги. Конечно, нельзя перекрыть все тропы… — Он остановился. — Нам надо идти! И чем быстрее, тем безопаснее будет наше продвижение. Как ты себя чувствуешь? Идти можешь?

— Могу, конечно. Давай, только разделим бренду.

— Нет, малыш. В дороге и вправду всё может быть. Так пусть она у тебя будет вся. Мы для тескомовцев никто, а ты… Не знаю даже, что о тебе сказать.

— А о хапре расскажешь? — Камрат будто бы не обратил внимание на слова Свима об опасности, которая, якобы, ему угрожает.

— Хапра, малыш, запрещена. Давным-давно… Она совершенствует человека, если проводится правильно, и калечит в противном случае. Надеюсь, тебя бабка учила правильно. Но… Хапра запрещена, как рассадник сверхчеловеков… Она наказуема, потому что…

— Но почему? Разве плохо, если будут сверхчеловеки?

— Сверхчеловек — это не человек.

— Ну да? — не поверил мальчик.

— Человек, выросший в хапре… Я не знаю, малыш, каким он бывает. Не видел никогда такого, но слышал всякие фантастические слухи. В них не поймёшь, где правда, а где просто выдумки, чтобы поразить воображение слушателя. Зато твёрдо знаю одно, а именно: Теском ещё со времён последней, по крайней мере, войны, а, может быть, и извека охотится на всякого, кто занимается или хотя бы думает о хапре, и убивает. Может быть, и не убивают, но… Не знаю!.. Но, говорят, она угрожает миру. И запрещена была вместе со всевозможными агретами, метательным оружием и всем другим, что поражает разумного на расстоянии…

Свим говорил, но с каждым шагом и словом уверенность его в окончательной разгадке поимки Камрата и его бабки, устроенной тескомовцами, тускнела. Чтобы Теском бросился охотиться лишь из-за одной хапры — предположение не правдоподобное.

И действительно. Конечно, хапра наказуема, и жёстко наказуема. Если кто-то пойман с поличным. И в то же самое время, кто ею не пытался заниматься? Только ленивый. Сам он ведь тоже не без греха, а Теском за ним не гоняется. И не будет. И если бы эта служба ринулась в дом Камрата, зная о хапре, то их туда направилось не двое и не пятеро, а, по меньшей мере, пару кринов. Человек, умеющий учить хапре, — даже старая женщина — против двоих-пятерых воинов, если, конечно, верить тому, что говорят о хапре, подобен для них падающей скале, они даже не успели бы заметить, как умерли.

Камрат слушал старшего товарища внимательно, а когда тот замолк и задумался, разочарованного протянул:

— А бабка Калея мне всегда говорила о кодексе поведения… Я же не знал. И потом, чем я… сверхчеловек?

Свим засмеялся.

— Да уж, на сверхчеловека ты явно не очень похож… Но как кодекс поведения, возможно, так оно и есть. Интересно только было бы знать, для чего это ей, твоей бабке, надо было?.. А что бы ты сделал, узнав о том раньше, что я тебе рассказал?

Мальчик пожал плечами. Они в это время уже шли по тропе. Свим размашисто и быстро, Камрат семенил рядом и пытался заглянуть дубру в глаза.

— И что мне теперь делать?

Свим глянул на него сверху вниз, хмыкнул.

— А ничего. Вижу, для тебя мои сведения пока что пустые звуки. Но… молчи!.. К”ньюша.

Хопс сидел у дороги и с увлечением по-кошачьи умывал личину.

— Они свернули вон туда, — показал он от себя направо. — Не они, а тропа там сворачивает, а они пошли прямо к горам. Я думал, вы будете отдыхать дольше.

К”ньец поднялся, усы его воинственно топорщились кверху, он был доволен.

След от скопища мышей, покинувших тропу, походил на широкую утоптанную проталину и терялся вдали. И весь их путь был усеян трупами, над которыми уже суетились какие-то дикие, при виде людей, убежавшие в заросли.

Какая же часть мышей доберётся до заветной цели?

Молча и без каких-либо отвлекающих событий маленькая команда Свима гуськом отшагала несколько прауз, день перевалил далеко за полдень.

Тропа, в который уже раз, лишь, может быть, резче, чем прежде, свернула и открыла величественный вид на руины. Что здесь когда-то было, никто по прошествии тысячелетий сказать уже не мог, а занимали они большую территорию. Стены из полувечного, по-видимому, бетона, а они говорили о древности строений, в некоторых местах возвышались на многие берметы и кое-где в целости оставались перекрытия. Непонятно почему лес, окруживший руины, отстоял так далеко от них. Не занесены они были и землёй, как это случалось в других местах. Руины для деревьев представляли удобное и богатое перегноем местом произрастания. Множество громадных древних городов так зарастали деревьями, кустарником и травой, нашедших под собой достаточно наносной и вновь образуемой почвы, что можно было подчас пройти рядом с ними и не заметить в двух десятках берметов покоящиеся останки жилищ и других сооружений людей далёкого прошлого — лишь лёгкое всхолмление и растительность на нём.

Здесь же всё смотрелось не так. Никаких стволов раскидистых деревьев на стенах развалин, вокруг чахлая кустистая травка, неожиданно изумрудно зеленеющая новыми побегами, а прошлогодняя трава будто и не вырастала совсем.

— Плохое место. Ничего не растёт, — высказался К”ньец. Он принюхался и фыркнул. — И пахнет чем-то неприятным. Фрр!..

— Тебе после мышей даже чистый воздух неприятен, — позлословил Свим. — Не будем гадать, хорошо ли здесь пахнет или нет, — он смотрел не на руины, а на уходящее к горизонту солнце. — Нам здесь не жить, остановимся на одну ночь.

Они недолго обследовали странные руины. Поиски удобного для ночлега места заняли и того меньше времени. И там, где им приглянулось, чёрным пятном зияло кострище.

— Мы не первые, как видите, — облегчённо выдохнул Свим, ему без замечаний хопса было не очень уютно. Руины почему-то тяготили его своим видом. А коль скоро кто-то здесь уже побывал и провёл время у костра, то и им нечего страшиться чего-либо. — Мы с малышом наберём сушняка, а ты, К”ньюша, — деловито распорядился Свим, — походи ещё вокруг, погляди. Но не долго.