Риданские истории II

Виктор Александрович Авдеев, 2023

Ридан – это возведенный могучим Злом старинный город, на долгие века затаивший в себе самую темную неразгаданную сущность. Вот уже шестьсот лет со дня своего появления он поглощает жизни людей самыми изощренными способами, отравляет леденящим кровь ужасом души тех, чей черед еще не настал. И если верить блуждающим среди жителей слухам, даже после смерти цепкие пальцы древнего проклятия, лежащего тяжелым покрывалом на улицах Ридана, не отпускают жертвы за пределы своих границ, обращая умерших в самые разнообразные формы гнетущего существования во чреве Тьмы…

Риданские истории

Пролог. Пожар

— Город проклят! Сжечь Ридан дотла!

Обезумевшая толпа из нескольких дюжин человек вскидывала к серому небу горящие факелы на Риданской каменной площади. Отсветы от огня блистали желтыми искрами на теле обсидиановой статуи старухи, размещенной в самом центре и окруженной торговыми лавками. В ней, словно в зеркале, отражались разгневанные лица яростной толпы, взывающей к торговцам всякой всячиной и прохожим, что в недоумении останавливались, заслышав дикий призыв к уничтожению всего, что им так дорого. Другие же прибавляли шаг и покидали это место, исчезая в кривых переулках города.

Во главе беснующихся выступал глашатай — молодой мужчина, разодетый далеко не в рваное тряпье, в чем привыкли ходить уличные пророки-оборванцы, стремящиеся изменить жизнь для всех якобы к лучшему, навязывая ротозеям свои личные убеждения для достижения благой цели. На деле же, пытающиеся нажить лишнюю монету на обманутых. На этом человеке был надет короткий, до пояса колет поверх просторной белой рубахи, коричневые бриджи, гольфы и кожаные ботинки. На его плече повис спящей змеей приличный моток прочной толстой веревки, скрученный кольцом. В руке он держал какую-то книгу и размахивал ею над головой.

— Внимайте моим словам, братья и сестры! — восклицал он высоким голосом, срывая глотку. — Ридан уже давно обречен на смерть! Эти записи летописцев, что я держу в своей руке, достоверно описывают события существования города! Лишь Тьма царит в его сердце с самого момента рождения! Убийства! Голод! Черная магия! Вот чем пропитан Ридан! Только взгляните на эту статую! Что вы видите в ней? Чудовище! И это чудище держит в своих острых когтях человеческий череп! А ворон на ее плече может означать лишь одно — голод, болезни и смерть! Пока эта каменная старуха возвышается здесь, как символика проклятия, что живет здесь уже несколько веков, не закончатся наши беды! Она просто олицетворяет внутренний мир Ридана, а на ее темное величие молятся отъявленные душегубы и кровопийцы, что кажут свой нос на улицы лишь в темные ночи, чтобы поживиться чужим добром, отправив на тот свет любого, у кого окажется хоть сколько-нибудь звонких монет в карманах! Бургомистр города намеренно закрывает глаза на правосудие, отсиживаясь в своем поместье! Он боится расправы! Боится, что однажды в его спальне произойдет что-то ужасное! А где его доблестная стража, которая должна охранять горожан от преступников? Где она, спрашиваю я вас? Я скажу вам — где! В обоих крылах его поместья! Охраняет задницу бургомистра!

Речи гулко разносились по всей площади, созывая все больше и больше любопытных зевак. Вскоре среди торговых лавок собралось немало народа, и каждый, затаив дыхание, прислушивался к словам оратора.

— Мы должны положить насилию конец! — продолжал тот. — Сожжем город до последнего дома вместе со злом, пропитавшим ядом даже стены, и отстроим его заново вместе! А статую старухи разобьем на мелкие куски и спустим их в самый глубокий каньон, погрузим на дно самого глубокого озера, спрячем в самую глубокую пещеру и завалим проход большими валунами!

Люди из толпы за его спиной восторженно заголосили и взметнули кулаки над головами. Слушающие же протестующе зароптали. Затем их гомон перерос в крики, заявляющие прямо:

— Ты предлагаешь сжечь наши дома? Ты спятил!

— Уходи отсюда! Мы никогда не уничтожим свой кров, а твои слова безумны!

— Да тебя самого отправит на костер бургомистр, заслушав твои речи!

— Убирайся прочь вместе со своими прихвостнями и никогда не появляйся здесь, если не хочешь, чтобы кто-нибудь распотрошил твое брюхо!

Но были и те, кто отделился от них, примкнув к рядам проповедника.

— Он говорит дело! — кричали они. — В нашем городе давно творятся странные вещи!

— Зло должно быть наказано!

— Переродим этот город!

— Сжечь Ридан!

— Сжечь Ридан! Сжечь Ридан! — подхватили остальные, те, что держали факелы в руках.

Они взревели криками еще громче, когда увидели, как вдали на балконе второго этажа появился силуэт бургомистра. Его крошечное издали лицо было обращено к площади, а руки уперты в каменные перила, лежащие на таких же каменных фигурных балясинах. Он простоял с минуту не шелохнувшись. Затем он развернулся и мгновенно исчез за стенами поместья.

Мало-помалу протестующие стали с опаской разбредаться, спеша к своим домам. Кто-то схватил с ближайшего прилавка мясной нож, но тут же выронил его из рук, завидев яростные взгляды, обращенные к его бездумным действиям. И этот легкомысленный зевака тоже поспешил прочь, спотыкаясь на ходу о бугорки каменного булыжника, коим была выложена вся площадь.

Случайно или же нет, вдруг налетел промозглый ветер, сбивая с торговых лотков товар и роняя вниз, а голубое небо стала затягивать серая пелена. Люди поежились от внезапного холода. Еще пять минут назад светил жаркий круг летнего солнца, а сейчас… Небо быстро затянулось. Тугой смог надувался, рождая закрученные туманные сгустки, которые превращались в угрожающие дождем чернеющие тучи. Стало темно, почти так же, как поздним вечером. Торговцы спешно стали собирать свои корзины и покидать площадь, то и дело поглядывая в холодное недружелюбное небо.

— Пусть бегут те, кто не верит в наши благие дела! — воскликнул оратор и вскинул вверх свою ладонь, будто подражая положению руки обсидиановой старухи. — Мы не будем винить их за слепоту в их глазах, за усталость, что тяжким грузом легла на их плечи, за страх перед могущественным Злом, связавший оковами их руки за их спинами! Сколько бы ни было нас — мы справимся с этим! Да уцелеет светлый душой, да падет темный внутри! А теперь сожжем все вокруг праведным огнем, что давно обречено на гибель! И уничтожим эту мерзкую статую!

Галдящая толпа разделилась на группы. Одни приблизились к статуе, разматывая веревки. Другие обступили бородача с туго набитым факелами мешком, и каждый взял себе по десятку. Они двинулись вглубь города, разбредаясь по переулкам и улочкам. Поджигая факелы, они метали их в окна домов, распахнутые двери, поджигали торговые лавки. Жители с криками выбегали на улицу. Началась жуткая суматоха. Люди помогали друг другу тушить огонь, выплескивая из ведер воду в горящие очаги пламени. Однако такого малого количества воды было недостаточно, и огонь очень быстро распространялся на соседние деревянные дома с черепичными и соломенными крышами, зажигая их, словно свечки.

Тех, кто метал факелы, мужчины пытались поймать, сбить с ног, лишить огня. Некоторых удалось отловить почти тут же. Разъяренные риданцы убили двоих из них в подворотнях. И все же, дело было сделано — горела центральная часть города.

Вскоре послышался тяжелый топот и лязг доспехов — городская стража спешила остановить беспорядки по приказу бургомистра. Десяток вооруженных стражников двигалась колонной к площади, бряцая кольчугой, арбалетами и копьями.

Те, кто остался с оратором, были готовы уронить старуху. Первый узел веревки вскинулся высоко вверх и точно наделся на шею обсидиановой статуи. Бросок второй был менее точным, однако кольцо тут же затянулось на фигуре ворона, сидящего на плече старухи. Третье кольцо оказалось там же, где и первое.

Люди крепко взялись за веревочные концы и изо всех сил стали тянуть на себя. Старуха была не менее семи футов в высоту, и сколько она весила оставалось загадкой даже для самого дьявола. И все же крепление у основания постамента дрогнуло, и с тихим треском старуха на дюйм качнулась в сторону. Со второй попытки статую удалось накренить еще сильнее.

Стража явилась на площадь в тот момент, когда старуха наконец сдалась и с оглушительным грохотом рухнула вниз. Один из тянувших попал под ее осколки, на которые она разлетелась в момент удара о камень площади. У него была рассечена голова до самого черепа. Он вздрагивал в агонии недолго. С полминуты, ровно до той поры, когда две стрелы, пущенные из арбалета, попали в грудь бородачу, что раздавал факелы, и пробили его тело насквозь. Он упал рядом с прибитым статуей. Следующая стрела впилась молодому проповеднику в живот острым стальным жалом. Рана тут же невыносимо вспыхнула жарким огнем, словно крыша одного из пылающих перед его глазами домов. Выронив из рук книгу, он упал сначала на одно колено, затем завалился на бок и скрючился от сильнейшей боли, невольно подтянув колени к груди.

Стража грозно выдвинула вперед копья и шеренгой двинулась на оставшихся. В этот момент ударил гром. За ним еще один раскат взбудоражил небо, и на землю хлынул холодный дождь. Небо сгустило свои мрачные краски и стало иссиня-черным.

И в этот момент осколки статуи завибрировали, засветились пурпурным и аметистовыми цветами. Из обсидиановых булыжников потянулись струйки черного и белого дыма. Они тянулись выше и выше, закручиваясь в колышущиеся туманные клубки. Когда эти клубки приняли округлые формы, имевшие по отростку, похожему на хвост, с противоположной от хвоста стороны вспыхнуло по светящемуся огоньку-глазу. И тогда эти туманные существа заметались в воздухе над обломками, закружились вихрем. Стража и люди застыли в оцепенении, глядя на ужасающий танец этих странных существ.

Проповедник еще был жив, он до последнего боролся с темнотой, лезущей в глаза, и огнем, что жег его рану. И он без страха вглядывался в очертания туманных клубков, пока его глаза не превратились в стеклянные шарики, кричащие и после смерти: «Моя вера была со мной до конца. Я не ошибся. Зло ДЕЙСТВИТЕЛЬНО крепко осело здесь и пустило свои ядовитые корни в проклятую землю, а вы не слушали и не услышали…»

Темнота еще больше нависла над городом, хотя до наступления вечера еще оставалось несколько часов. Летняя жара сменилась осенним холодом. С улиц завыли бездомные собаки. Воздух крепко пропитался едким дымом, а колючий ветер подхватывал своими крыльями удушливую вонь и перебрасывал пламя огня с одной крыши на другую, будто некий великан оставлял огненные следы, направляясь на запад.

Тем временем беснующиеся в беспорядке светлые и темные клубни тумана стали проявлять интерес к людям. Они рассыпались в разные стороны, как разлетаются бусы с разорвавшейся нити. Отростки на их телах затряслись, и чудища ринулись в атаку на ошеломленных от страха простолюдинов и вооруженных копьями стражников. Врезаясь своими телами в жертв, они отбрасывали тех на добрый десяток шагов. Двое из стражников от таких жестких ударов напоролись на оружие своих же товарищей и упали замертво. Другие били в сгустки тумана копьями, но наконечники проходили сквозь них, не причиняя никакого вреда. Простолюдины бросались кто куда, спотыкаясь о светящийся обсидиан, сияние которого поднималось все выше и выше к небу ослепительным заревом. В отличие от обученной военному делу стражи, что безрезультатно пыталась бороться с чудовищами, каждый в ужасе искал темный угол, чтобы спрятаться от злобных существ.

Вдруг под их ногами задрожала земля, загромыхали дрожащие камни, которыми была устлана площадь. Постамент статуи со странным чавканьем вылетел из земли, словно пробка из бутылки, и приземлился в нескольких футах от своего места, раздробив упавшему навзничь стражнику лодыжку и раскрошившись на несколько больших чернеющих кусков. Человек взвыл от боли, но его крики заглушил последующий за обсидиановым плевком гораздо раскатистый и громкий удар, что разверз землю громадным, светящимся белым светом кратером. Каменные булыжники разлетелись в стороны, словно стена крепости, куда попал пушечный снаряд, и несколько из них попало в людей. Послышались стоны боли тех несчастных, в кого врезался булыжник. Еще двое из простолюдинов потеряли равновесие — под ними обрушивалась земля в открытый кратер. Через мгновение те с нечеловеческими воплями ужаса исчезли внутри зияющей дыры.

Злобные туманные клубни зависли в воздухе и обратили свои горящие глаза к свету. На секунду время будто остановилось. Но затем из недр земли вырвалась в грозное черное небо колонна яркого света. Она тянулась толстенной тетивой, пробивая насквозь тяжелую завесу дождевых туч. Наконец тело светящегося червя, махнув кончиком своего хвоста, целиком исчезло в вышине, а небо раскололось на части. На кусочки молочной пенки и темные-темные облака. И облака эти великим множеством отпрянули от места удара и поплыли по небу. Сквозь прогалки между ними открылось беззвездное полотно и круглый шар большой белой луны. Все те, кто в этот час устремил свои взгляды в вышину, видели, как эта луна сделала оборот вокруг своей оси и повернулась лицом к земле. Страшным лицом обсидиановой старухи! Она стреляла по сторонам злобными глазами, как будто искала что-то. Вскоре она остановила свой пристальный звериный взгляд на западной части Ридана. Туманные чудовища тут же оставили в покое выживших на площади и устремились на окраину города, уничтожая на своем пути все, что только можно было пробить насквозь своими телами. Несколько таких шаров отделились от стаи и повернули к поместью бургомистра. Еще через четверть часа на окраину приземлился и белый червь, упав с небес недалеко от побережья. А когда холодные тучи растаяли в вышине и утих ледяной ветер, колонна яркого света уже перебралась на далекий остров к юго-западу и засияла там аметистовым искрящимся облаком. Луна поблекла и лицо старухи исчезло без следа. Кошмар наяву закончился.

Пройдет совсем немного времени, и чувство неминуемой гибели покинет сердца людей, которые стали свидетелями ужасающей картины, как оставили в тот же вечер их город и странные существа, что явились из недр земли под Риданом.

Кратер быстро затянется, как ссадина от пореза. И единственным напоминанием о себе будет лишь еле заметный шрам на коже земли.

Придет новый бургомистр, отстроит сгоревшие кварталы. Возведет другую статую, которая станет для жителей символом надежды и справедливости.

Но пока еще часть города пылала пожаром.

На улицах царил хаос.

Гибли люди.

Такое случилось однажды. Давно…