Заложник памяти

Вика Сегаль

2056-й год. В Солнечной системе уже несколько лет сосуществуют две планеты Земля. Одна была здесь всегда, другая прибилась в «тихую гавань» космоса после долгих лет скитаний. На привычной нам Земле обычная женщина Марина Коршунова пытается справиться с чувством вины из-за смерти дочери Сашеньки. На «пришлой» же планете бывший хирург Саня Коршунова хочет найти опору в жизни. Принесет ли их встреча сюрпризы? Или ящик Пандоры не подлежит открытию?.. Книга содержит нецензурную брань.

Саня

Акция от Союзного бюро недвижимости!

Вы гражданин Союза? У вас есть жилье, но вы им недовольны? Вы хотели бы жить не в каменных джунглях, а в просторном доме для большой семьи? Такая возможность есть!

Союз предлагает вам построить дом, который нужен именно вам! От себя мы предоставим строительную бригаду и дизайнера! Процессом руководите только вы! От вас — небольшая финансовая компенсация или беспроцентный кредит на 10 лет.

Если вы обладаете строительными навыками, мы предлагаем вам работу в нашей компании. В этом случае вам будет предоставлена огромная скидка на дом!

Саня с усмешкой сдернула объявление, высыпала на бумагу траву и зажгла. Адски хотелось курить. Чтоб тебя. Вся бумага кончилась.

— Эй! — послышался крик сзади.

Патрульный. Саня устала отстегивать им штрафы за курение в неположенных местах.

— Документики, пожалуйста.

Саня устало протянула патрульному карточку.

— Так-так, Александра-Александра, курим в неположенных местах?

Саня пожала плечами.

— Извините, не знала, что тут курить нельзя.

— Александра, да тут значок на половину стены. Ладно, иди. Черт с тобой, золотая рыбка, — усмехнулся патрульный и рванул на мотоцикле дальше.

Пора на работу. Работка-работка.

Саня направилась в сторону своей развалюхи, выдыхая дым в давно отравленный воздух. С софитов звезды разной величины и свежести рекомендовали носить респираторы. Саня усмехнулась. На хрен респираторы. Легким от этого ни холодно, ни жарко.

Запрыгнув в машину, Саня врубила радио. Wham — надо же, как романтично! Не заметив, Саня начала подпевать:

— О, айм нева гона дэнс эгэ-э-эн, гилти фит хэв ноу ри-и-итм, зоу итс изи ту претенд, ай ноу ю а нот э фу-у-ул. Кто мог наваять эту ахинею?

В такое время машин и мотиков уже не было. А кто в такое время рассекает по спальным райончикам Москвы? Правильно, любители втихаря потрахать баб да хирурги типа нее, выполняющие свой долг, даже лишившись лицензии.

— Вы можете лишить меня лицензии, но не веры в Союз! — пафосно заявила Саня голосу в башке.

Девушка прикидывала, кого ей придется штопать сегодня. Обычно она просто зашивала раны любителей пострелять без бронежилета по «воробушкам», как они сами называли свои цели, но частенько попадались весьма ценные экземпляры, богатенькие буратины, допившиеся до такой степени, что печень помахала им ручкой на прощание. Или златокудрые любительницы наплодить выродков побольше вопреки разрешению дяди-гинеколога, а потом удивляющиеся, что почек нет. Не работают, бедненькие. Ай, кошмар-кошмар! Ну как же, закон о родительстве писан не для всех, а аборты для идиотов, ага. Бохнакажет, как же. Бог умер. Бога нет. Бог жесток. Бог — просто корзина с трухой. Саня была готова поверить во что угодно, кроме того, что какому-то вечно живущему мужику, который типа есть все сущее и несущее, прям как Курочка Ряба, хи-хи, есть дело до каких-то там людей на какой-то там планете. У которой, как оказалось, есть двойник.

Сане было два года, два сраных годика, когда открылось, что у Земли есть двойник — в другой галактике, куда их Земля в итоге и прибилась. Потом подтвердились предположения ученых, что экзопланета-двойник абсолютно идентична Земле. Но вместо того чтобы налаживать контакты, половина остатков и огрызков выживших озаботились безопасностью Земли от нахождения рядом с другой Землей, возможного столкновения, одного спутника на двоих и иных прелестей смены орбиты. Другая половина сложила ручки кверху. Даром что в монастырь не ушла.

Резкая смена одного времени года другим и увеличение природных катастроф за считанные дни побудили мозголобов из Японского теперь уже округа разработать специальный проект силового поля «Купол», а также другие суперумные проекты с труднопроизносимыми названиями. Тогда еще три государства призвали сплотиться ради общего блага. Вот во имя пресловутого всеобщего блага и были положены миллионы жизней — в том числе ее родителей, которые были всего лишь винтиками в этой машине.

Воспоминаний детства у Сани было мало. Часть из них поблекла, как старые фотографии, но никуда не исчезла. Она помнила просторную новую квартиру, которую ей подарил Союз, и двоих воспитателей, Арину и Лизоньку. Они укладывали ее спать, служили будильником, учебником хороших манер. Они покупали продукты, одежду, учили писать-читать, знакомили с другими детьми. Социализация, так сказать. Водили в школу, помогали с уроками. Пятнадцать лет — досвидос, Сашенька, адьё!

Саня любила вспоминать свои первые дни в мединституте Союза. Шестнадцатилетняя соплячка Сашенька, мечтавшая помогать всем страждущим, оперировать самые сложные в мире случаи и стать самым уважаемым хирургом в мире! Да. Три ха-ха.

Ее мир сузился до маленькой клетушки, которая казалась Сане дворцом. Арина и Лизонька занимались другими детьми. Такими же сиротами, как она. Только они были не в Российском округе. Арина вроде в Словацком, Лизонька умотала далеко на Восток. Куда — черт ее разберет. Ах да, черта нет. Как и Бога.

Саня притормозила недалеко от халупы, адрес которой ей дал Дрон. Сверкая своими вставными коронками, он протянул Сане кусок не иначе как туалетной бумаги, на котором его каллиграфическим почерком был выведен очередной адрес. Обычно он присылал ей адрес по СМС или диктовал. Но не в этот раз. Определенные потребности они удовлетворяли вместе. Впрочем, это было их единственное совместное времяпрепровождение, которое приносило хоть что-то, кроме мата-перемата, тычков в бок и болезненных ощущений где-то между головой и грудной клеткой. Внешность Дрона Сане по-своему даже нравилась. Когда-то он был брюнетом, сейчас же его волосы были испещрены сединой, а когда-то подтянутый животик стал немного дряблым.

— Дорогая, ты сегодня вовремя! Удивительно!

— Я всегда вовремя. Как Гэндальф. А тебя я сто раз просила не называть меня «до-ро-га-я», — Саня передразнила интонации любовника, с удовольствием отметив, что он скривился.

— Учитывая, во сколько ты обходишься моему боссу…

— Ай, не пизди! Я не так много беру. Во всем Союзе вы не найдете такого молчаливого и согласного на все профессионала, — Саня криво усмехнулась, попутно снимая одежду, надевая робу и перчатки.

— Ага, если не учитывать во сколько мне после того случая с Ярошевской обошлись нарколог и психиатр.

— Опять пиздишь. У меня только нарколог был.

— А психиатр был у Ярошевской, которой ты после операции лекцию о контрацепции прочла.

— Контрацепция — наше все!

— Так сказала бы нормальным языком, а не читала бы нотацию в стиле «нехер плодиться, когда почки отказали».

— Я сказала правду! — Саня нацепила марлевую повязку.

— Я скязяя пьявдю, — передразнил Дрон.

— Ладно, хорош трепаться. Кто у нас сегодня?

— Все, как ты любишь. Трансплантация печени.

Грустно улыбнувшись под повязкой, Саня приступила к трудовой вахте.

После «работы» Саня обычно покупала бутылку горячительного да пачку сигарет в ближайшем к дому круглосуточном. Иногда к ней заходила Кира и что-то готовила, но Сане давно было глубоко плевать на нее.

На все плевать.

Сидя на кровати по-турецки, Саня с тоской посмотрела на Землю-двойника. Купола над ее Землей как будто и не было. Шрам на щеке чесался. Земля-двойник грустно смотрела на планету, окруженную куполом из странного поля с непроизносимым названием.

Сон не шел. Мелатонин на нее уже давно не действовал. И надо было думать, что делать с болью в груди. От скуки Саня взяла пульт и направила на кубик-телевизор. И компактный, и звук хороший. Правда, в копеечку ей влетел. Ничего, в следующий раз возьмет больше денег в отпуск. Кто ж знал, что Японский округ охоч грестибабки.

По одному из каналов шло интервью с каким-то важным хреном с горы.

— Григорий Лукьянович, что в Верховном Совете говорят о контактах с другой Землей?

— Наше официальное постановление опубликовано на сайте Совета. Мы с коллегами сошлись во мнении, что здесь не стоит действовать бездумно. Мы сейчас налаживаем контакты с нашими коллегами из Североамериканской Конфедерации и Германского Альянса, поскольку данное направление требует слаженной работы и устойчивого механизма действий. Несмотря на наши разногласия, мы полагаем, что столь глобальный вопрос нужно решать глобально.

— С какими рода проблемами может столкнуться Союз при контакте с Землей-2?

— Тут двоякая ситуация. Речь не только о Союзе, но и обо всей Земле в целом. Как вы помните, когда изменилась орбита, и климат на планете сошел с ума, пришлось принести в жертву миллионы человек при строительстве Купола. Речь шла о выживании. Нас это очень разобщило. Я имею в виду Союз, а также наших североамериканских и германских коллег. Мы полагаем, что подобную ошибку мы больше не совершим. На данный момент к нам частенько прибывают гости с другой Земли — в туристических целях, и мы уверены, что данная сфера вполне безобидна. Однако когда речь идет о политических и военных контактах, все гораздо сложнее. Кроме того, для длительной связи с планетой необходимы новые технологии. И мы не должны допустить, чтобы политические и военные контакты навредили нашему государству.

Саня затянулась новой самокруткой и переключила канал. Забавно, что к ним с той Земли наведываются, а они пока не могут. Да Сане не особенно и хотелось.

Девушка оглядела квартиру — маленькой она боялась смотреть в огромное окно в половину стенки. Лизонька часто успокаивала ее, когда Саня просыпалась и бормотала всякую чушь. Маленькой Сане казалось, что в окно стучится монстр. С кучей лиц. Лизонька уверяла, что никаких монстров нет, это просто ее детские страхи. Саня тогда боялась, что когда-нибудь стекло не выдержит и тогда… А что тогда? Лет двадцать назад Саня боялась представить, что мог сотворить монстр. А теперь ей было ясно, что монстра не было. Или ему попросту было на нее плевать.

29.02.2030

Призыв сплотиться!

Что это? Новая имперская политика? Или просто альтруистическое стремление помочь всем страждущим? Или единственная надежда человечества?

«Мы призываем все страны мира присоединиться к нам в строительстве Купола, который поможет уберечь нашу планету от непредвиденных последствий. Наши японские коллеги разработали уникальную технологию, которая позволяет создать специальное силовое поле — защиту, способную уберечь Землю не только от временного отсутствия солнечного тепла, но и от столкновения с другими небесными телами, в том числе с планетой-двойником. Купол позволит сохранить атмосферу Земли, а также предотвратит возможные катастрофы».

С идеей строительства Купола впервые выступил японский физик Айдзава Юми. Господин Айдзава утверждает, что гипотетически специальное силовое поле способно восполнить временный недостаток солнечного тепла, пока орбита Земли меняется.

Новость подготовлена Агентством Lebensraum

Саня проснулась с тяжелой головой. «Те, кто говорят, что от виски не бывает похмелья, — говнюки и пиздаболы». Саня закашлялась. Легкие тревожили ее давно — она догадывалась, в чем тут дело.

«Врач я или кто?» Врач-грач. Саня усмехнулась и разблокировала падд, не вылезая из кровати. Новостная лента Союзного информационного агентства замелькала привычными повседневными заголовками и выпадами.

«Встреча с Чрезвычайным и Полномочным послом Германского Альянса прошла успешно».

— Еще бы она не прошла.

«Верховный лидер проведет встречу с Альфредом Роудом».

— Конфедераты зачесались…

«Уникальный симфонический концерт Венской государственной филармонии».

— Угу, настолько уникальный, что каждый год к нам катаются. Как будто у себя денег нету.

«Подавлено восстание чешских сепаратистов».

— В который раз…

«Румелия на распутье».

— Да когда они уже распутаются окончательно?

Саня заблокировала падд и включила кубик-телевизор.

«Я веду прямой репортаж с праздника единства Корейского округа».

На заднем плане под бормотание репортера люди в одинаковой форме и с флажками. С феншуйским значком на белом фоне, с красной звездочкой в углу и черным Уроборосом — эмблемой Союза — вокруг восточного значка. Фейерверки.

Сане вспомнилась ее августовская поездка в Корейский округ.

Саня не знала корейского. Вернее, она, конечно, выучила азбуку и пару-тройку привычных фраз для приветствий и «спасибо», но особого интереса этот язык у нее не вызывал. Языки у нее вообще никакого интереса не вызывали. Она знала английский, латинский да немножко немецкий. Правда, Дрон говорил, что ни черта это не немножко, но Сане было глубоко пофиг. В Пхеньяне ничего особо интересного для себя она не обнаружила, плюс было душновато — но в путеводителе было указано, что Пхеньян непременно стоит посетить при поездке в Корейский округ.

Пхеньян встретил ветром и небольшим дождиком. Сане вспомнились пропагандистские лозунги времен строительства Купола о том, что в Пхеньяне всегда солнечно. Насчет этого Саня сильно сомневалась. Товарищ Ким был персоной загадочной. Казался довольно строгим, но не брезговал вниманием к себе. Прямо-таки совсем не брезговал. А именно, снимался в разного рода рекламе в сопровождении красивых девушек, то ли актрис, то ли певичек. Еще, как Сане стало понятно, любил толкать умные и пафосные речи с налетом ура-патриотизма.

Саня закурила, пристально вглядываясь в Землю-двойника, которую отчего-то было прекрасно видно на этом черном небосклоне. Ей было интересно — есть ли там та, другая Саня? Еще когда началось строительство Купола, к ним периодически летали дроны-разведчики с той планеты. Однако это никого особо не заботило — были другие проблемы. Купол, который все никак не хотел работать. Миллионы людей, погибших как на орбите, так и на Земле. Ее мама и папа: Марина и Юрий. У Сани не сохранилось ни одной их фотографии. О родителях у нее были лишь смутные воспоминания, да еще Лизонька в своих назидательных речах упоминала о них примерно: «Они погибли ради того, чтобы ты не умерла. Они хотели, чтобы ты прожила жизнь на полную, чтобы ты жила изо всех сил, построила такую жизнь, которая будет именно твоей — и жизнь, достойную гражданина Союза».

Тогда было полно таких детей, как она. Неприкаянных, почти беспризорных. Никому не нужных, как тогда казалось. Никому. Кроме Союза, который быстро укатал всех сирот по квартиркам и приставил «охрану»…

Свой день рождения Саня не любила. Сухая дата в ноябре. Он уже скоро. Обычно Саня брала отпуск и уезжала на несколько дней. Не сказать, чтобы она очень уж любила путешествия — скорее нет, чем да. Чем дальше она уезжала, тем некомфортнее ей становилось, тем сильнее хотелось оказаться в родной клетушке, посреди высоток Чернограда, как называла она про себя центр Российского округа.

Она побывала в разных местах. Когда с ней рядом были Арина и Лизонька, они возили ее в Польский, Венгерский, Чешский и Китайский округа. После того как она с ними распрощалась, ей удалось съездить в Корейский и Японский округа. Потом ей стало интересно, что же происходит за пределами Союза. На удивление, разрешение на выезд ей выдали сразу — сбегать из Союза мало кто решался. Это было столь же бесполезно, сколь и бессмысленно. В других местах были свои проблемы. Никто никого нигде не ждал. Да и Саня подозревала, что открыто выступить против страны-создателя Купола никто, даже с ядерным оружием, не рискнет. В мире несколько миллиардов человек, кому какое дело до каких-то единичек.

Саня поежилась от холода или от озноба. Она никогда не умела одеваться по погоде. Могла всю зиму проходить в своем перештопанном плаще, хотя дело было вовсе не в деньгах. Саня не знала, на что откладывала лодуры — иногда могла за считаные дни истратить всю зарплату, иногда за полгода у нее скапливалось несколько сотен тысяч. Кира часто трындела, что Саня выглядит неженственно — та только отмахивалась. Ей вообще была непонятна эта пресловутая «женственность». Есть женщины, есть мужчины. И всё. На каждого урода найдется свой извращенец. Уж ей-то это было доподлинно известно.

В детстве Саня любила читать книжки о разных мирах — с пришельцами, монстрами, чужими порядками и законами. Ее тогда это увлекало, и Арина безропотно покупала ей все книги, которые она просила. Ей часто вспоминалось ворчание Лизоньки, когда пришлось заказывать новый книжный шкаф: книги уже не помещались в старом, а просто складировались на полу и на балконе. Когда же Земля нашла положение и укрепилась на орбите, а нахождение поблизости другого разумного мира стало реальностью, а не вымыслом, Саню обуяли два чувства — страх и скука. С примесью негодования. Еще будучи несовершеннолетней, она была напугана — не столкнемся ли мы с другой планетой? Пронесло, не столкнулись. Орбита устаканилась. Две Земли, как два брата-близнеца, крутились вокруг Солнца — по часовой и против часовой. В новостях уверяли, что даже в случае столкновения погибнет та, другая, Земля. Это было проверено на астероидах. На более крупных объектах проверять не решились. Купол знал свое дело.

Когда жизнь вошла в почти привычную колею, утраченную за пару десятков лет отдаления от родного Солнца и с приближением к другому, Сане стало дико скучно. Вот он, другой мир. Казалось бы, космические путешествия на расстояние в несколько сотен километров возможны, — а хрен. Не только Сане, но и всем остальным стало попросту неинтересно. На всей Земле как будто повис немой вопрос: «Ну и что?» Ну и ничего, как оказалось. Пусть та Земля абсолютно идентична, пусть там те же государства и те же люди. Ну и что? Тут бы свою жизнь прожить. Зачем еще чужая? Это только все усложнит…

И тогда на Саню нахлынуло негодование. Чего ради была вся эта писанина, все эти мечты и грезы об иных мирах? Да к хренам все это. Ничего не нужно.

Саня была в гневе. Ничего не происходило. Ни-че-го. У Союза свои дела. У арийцев и конфедератов — свои.

Никому ничего не нужно, кроме своей гребаной жизни, которую еще надо умудриться не просрать. Саня радовалась лишь отмене вездесущего Союзного расписания дня. Но так было нужно — сохранить видимость суток, даже если годами стояла глубокая ночь. Нужно было обеспечивать образование и работу, нормальное функционирование всех сфер жизни, в кратчайшие сроки осваивать новые способы добычи энергии и полезных ископаемых, на полную раскручивая вулканическую индустрию (разумеется, солнышка нет, а холод мы не любим), при этом занимаясь еще и строительством вездесущего Купола.

Феномен Купола

Понятие «купол» является в Союзе весьма многогранным. Это не просто слово, обозначающее определенную конструкцию для защиты от опасной внешней среды, теперь это и гарант жизни любого жителя Земли.

Разумеется, так называемый Купол сам по себе куполом в строгом смысле не является — это, скорее, два купола, или внешний шарообразный слой. Куполом принято называть силовое поле, которое окружает планету Земля. Это поле не только обеспечивает безопасность при столкновении с разного рода космическим мусором и астероидами, но и является практически вечным двигателем. Это неиссякаемый источник энергии, способный компенсировать отсутствие солнечного тепла и света: специальные поля обеспечивают стабильность земной коры — именно запуск Купола помог в преодолении природных катастроф и в восстановлении полезной флоры и фауны, почти исчезнувшей во время перемещения из одной звездной системы в другую.

Однако само слово «купол» стало нарицательным. Купол полностью похоронил возможность любых космических исследований, поскольку он создает заметные помехи для установления связи с другой Землей. Говоря откровенно, Купол сводит на нет любые попытки связи с другими космическими объектами. Разумеется, в обстановке, когда несколько частей света были буквально уничтожены в считаные часы, а население планеты уменьшилось до двух миллиардов человек, вопрос о каких-либо глубинных исследованиях, пусть даже соседней планеты, даже не входит в сотню самых главных на повестке дня.

Материал подготовлен агентством Lebensraum

На вопрос «В чем смысл вашей жизни?» Саня обычно отвечала: «Курить, бухать и морально разлагаться». Отчасти это было правдой, отчасти не совсем.

Курила Саня Коршунова как паровоз. По пачке табака в день. Кира постоянно капала ей на мозги со всем этим дерьмом по поводу вреда курения, но ей было все равно. Она фильтровала речь Киры, ее слова были для Сани чем-то вроде посторонних шумов — менее надоедливыми, чем звуки патрульных мотоциклов, но более навязчивыми, чем Союзные речи из репродукторов. Толку-то…

Никакого толку.

Саня врубила ноутбук, поставила чайник. Надо, наконец, научиться готовить. Но ей было лень. Арина с Лизонькой пытались было ее научить — да так и плюнули.

Официально Саня работала в «ФармГрупп», модерировала их сайт, почти механически расставляя новые лекарства по категориям, расписывая их достоинства, достоинства и еще раз достоинства, а также переводила на человеческий язык сухие доклады о поездках каких-то чинуш от здравоохранения.

«Интересно, этот сайт хоть кто-то читает?» — подобный вопрос она задавала себе каждый день. Не работа, а переливание из пустого в порожнее.

Детка, тебя лишили лицензии, а Союз дал работу, денежки хорошие платит. Сиди и не питюкай.

Саня особо не возражала. По большей части ей было все равно. Деньги есть — и ладно. Она не Рылеев, Союз в ее квартире жучков не понатыкал и соглядатаев к ней не приставил. Наверное. Даже если понатыкал — какая разница. Какая разница.

Саня часто смотрела на вторую Землю, когда та появлялась на небе. Ей было интересно — есть ли там ее двойник? Есть ли там другая Саня Коршунова? Чем она занимается? Она тоже врач? Или так же бессмысленно просиживает за ноутбуком? Она выглядит так же? У нее тоже черные крашеные волосы и шрам на полщеки?

В чем Саня действительно сомневалась, так это в наличии татушки на спине у Сани-2. Наверное, у той Сани все намного лучше. Наверное, она живет, а не существует. Наверное, у нее нет поводов лепить себе на спину эмблему государства, чьи щупальца проникли повсюду. Во все сраные уголки. Во все сраные места этой гребаной местности.

Бутылка звякнула об пол и разбилась. Рыжеволосая девушка с зелеными глазами, похожая на богиню из северных сказочек, вздрогнула. Коробка грозила выскользнуть у нее из рук.

— И чё ты приперлась? — голос казался чужим, грубым.

Девушка чувствовала, как холод постепенно сковывает ее нутро. На нее уставились два глаза — безумные, нездешние. Ей казалось, что они серые — как шерсть волчонка. Нет. Теперь она их воочию разглядела — они были грязными, тусклыми, как грязный снег во время черноградской зимы.

— Александра Юрьевна, я пришла поблагодарить вас…

Существо, сидевшее на диване, расхохоталось.

— Что, прости? И не называй меня по имени-отчеству, старушкой себя чувствую. А мне всего-то двадцать четыре. Зови меня Саня.

— Хорошо, — рыжая протянула ей коробку.

Губы существа изогнулись в уродливой усмешке. Рыжей казалось, что здесь, кроме них, есть кто-то еще. Кто-то третий. Кто это?

Тонкие бледные руки взяли коробку и открыли ее.

— Мы с мамой не знали, что подарить хирургу, и…

— И решили подарить бухлишко? — Девушка улыбнулась совершенно искренне и, отбив горлышко бутылки заточкой для ножей, начала пить прямо из горла. — Что-то еще?

— Саня, я обязана тебе по гроб жизни.

Саня закатила глаза. Бутылка громко стукнулась о журнальный столик.

— И чего? Мне теперь обосраться? Дорогуша, я нарушила профэтику и теперь без лицензии. Все, пиздита ля комедия.

Если бы Саню спросили, хотела бы она узнать что-либо о своих двойниках, ответ был бы очевиден: «Нет». На той Земле другая Саня, которой определенно повезло больше, чем ей. Саня, лицо которой не изуродовано шрамом. Саня, которая успешно работает хирургом-трансплантологом. Саня, у которой мама и папа не погребены на орбите. Саня, которая не ходит раз в полгода на черноградскую площадь к шпилю-монументу, чтобы равнодушно погрустить и выкурить пару сигареток в память о павших героях.

Саня с той Земли счастливо живет со своей семьей и горя не знает.

Коршунова подошла к окну и открыла его. В квартиру ворвалась дымная вонь Чернограда.

И дым Отечества нам сладок и приятен.

Закончив с бесполезной сортировкой новых средств против импотенции и для импотенции, Саня закинула ноги на столик и закурила.

Наверное, Саня-2 не курит. И живет в здоровом городе с нормальным воздухом. Наверное, ей не ебет мозг государственная машина. И ей не приходится играть в игру «Послушный гражданин». Саня-2 не думает, чем бы разнообразить спиртовой рацион раз в недельку. И не насмехается над дурацкими плакатами.

Саня-2 живет в отличном месте, в прекрасном окружении и ничуть не задумывается о своем двойнике. За ней не увязывается хвостом случайная жертва бюрократии. И в любовниках не щеголяет чел с сомнительной репутацией, помешанный на бабле. Да какой там. У Сани-2 нет любовников, она примерная жена и мать. Саня-2 обладает отменным здоровьем, у нее не диагностировали ХОБЛ в двадцать лет, и нет абортов в анамнезе.

Не то чтобы Коршунова о чем-то жалела. Саморазрушение приносило ей какой-то звериный кайф. Она этим не гордилась, но и не стыдилась этого. Она давно поняла, что всем попросту насрать — что окружению, что Союзу. Оценочные, мать их, суждения. Реальность есть. А как к ней относиться — уже дело каждого. С принятием этого Сане стало гораздо легче жить.

По ночам она спала то очень крепко, без сновидений, то с дикими криками. Наверное. Соседи не жаловались. Соседям все равно. Ей тем более.

Иногда, правда, щемило где-то в грудной клетке, когда на черном небе показывался странный двойник без купола. Саня воспринимала это как знак, чтобы сходить к пульмонологу, но все время откладывала визит.

Какая теперь разница. Какая разница.

Иногда она задумывалась о том, почему с той Земли к ним прибывают гости, а они туда попасть не могут. Ну, разумеется, за исключением Рылеева. Этот гениальный мальчик мог шастать туда-сюда без особого вреда для здоровья. По крайней мере, так это преподносилось разного рода писаками.

Почти машинально включив кубик-телевизор, Саня налила себе чаю. Два пакетика, четыре ложки сахара. Кира часто ругала ее за отсутствие нормального питания.

— Саня, не стоит так разбазаривать свое здоровье! — Рыжеволосая была в ужасе, глядя на пустые пачки из-под табака, раскиданные по полу, и сиротливо стоящую на журнальном столике полупустую чашку с чаем.

— Да иди ты на хер, мать Тереза.

— Ты опять пила!

В ответ кивок.

— Я что-нибудь приготовлю.

— Да делай ты, что хочешь, — отмахнулась Коршунова.

Саня смотрела в потолок, периодически стряхивая пепел в пепельницу. Внезапная тишина была нарушена шелестом бумаги.

— Саня, что это?

Увидев, что разглядывает Кира, Саня сделала неопределенный жест рукой.

— Тебе диагностировали хроническую обструктивную болезнь легких… Рекомендация… не курить… Саня!

— Чего тебе еще?

Кира только покачала головой. Кто она, в конце концов? Она не ее мать, не ее воспитатель. Да и подругой ее назвать трудно. Кира вообще не знала, были ли, есть ли у Сани друзья. Наумова вряд ли можно считать другом — он был то ли любовником, то ли сослуживцем, то ли телохранителем. То ли просто обычным знакомым, который иногда заходил раскурить и выпить вместе.

Саня вполуха прислушивалась к бурчанию кубика-телевизора. Мельком глянув на календарь, она вздрогнула. 14 сентября. Ох ты ж… Официальная дата смерти ее родителей.

Это воспоминание из детства было особенно ярким. Она частенько думала об этом. Помнила серого человека в кожаном пальто, который сел перед ней на колени и обнял. Помнила надрывный плач бабульки, которая за ней приглядывала. Как бишь там ее звали? Как-то необычно, да. Аделаида Максимовна. Она просто звала ее баба Ида. Баба Ида плакала и гладила девочку по волосам. А Саня, маленькая пятилетняя Саня стояла и сжимала в ручках игрушечного Сквиртла — маленького покемона-черепашку. Взрослая Саня не помнила, где ее плюшевый Сквиртл. Потерялся на дороге жизни, как и она. Сбился с пути и сидит где-то, плачет. Сквиртл был подарком. Только она уже не помнила, чьим. То ли родителей, то ли бабы Иды, то ли серого человека.

Саня сжимала Сквиртла, баба Ида — Санину ручку, серый человек — саму Саню. Саня так и не узнала, как его звали. Ей было неинтересно. Он просто обнимал ее и ничего не говорил. Потом они прошли в квартиру. Саня направилась в комнату, а серый человек и баба Ида — на кухню. Тихий шепот, жалостливые причитания бабы Иды.

Сане тогда хотелось задать миллион вопросов. Но отчего-то ей было ясно — ответов в тот день она ни от кого не получит. Она просто легла спать. На следующий день проснулась рано — часа в четыре утра. Баба Ида сидела на кухне. Саня молча села рядом. Баба Ида так же молча насыпала ей в чашку четыре ложки сахара, положила пакетик и налила кипятку. В молчании они сидели до того момента, как в дверь позвонили. Баба Ида нехотя пошла открывать, Саня засеменила следом. Она ожидала, что придет серый человек и объяснит, что же все-таки происходит. И почему баба Ида плакала.

В квартиру ввалились две женщины. Сейчас Сане такая характеристика была смешной. Только потом она узнала, что Арине на тот момент было двадцать, а Лизоньке — двадцать три. Арина улыбалась и норовила ущипнуть Саню за щеки, Лизонька казалась более серьезной — именно она тогда и объяснила бабе Иде ситуацию.

Девушки были не похожи. Одна все время улыбалась и, присев на карточки, взяла Саню за ручки. На ней были синие штаны, водолазка и белая жилетка-пуховик. Более серьезная девушка и выглядела соответствующе: длинное пальто неопределенного оттенка бежевого, руки затянуты в кожаные перчатки. В руках — большая папка-уголок.

— Вы Цапликова Аделаида Максимовна?

— Да, девушки. А вы, простите, по какому вопросу?

Более серьезная девушка протянула бабе Иде папку.

— Я Елизавета Пароходова. Это моя партнерша — Арина Гранина. Мы назначены воспитателями Коршуновой Александры Юрьевны, две тысячи тридцатого года рождения.

— Стойте, какими воспитателями, я ничего не понимаю!

— Может, мы пройдем в квартиру? Неудобно общаться в коридоре.

— Да, девочки, проходите. Чаю, кофе?

— Мне чего покрепче, если можно, — отрезала Пароходова.

— Конечно, конечно.

— А мне чаю! — объявила Арина, усаживая Саню себе на колени.

— Пожалуй, мне стоит разъяснить. Несколько недель назад, когда случился первый удар, и погибло несколько сотен тысяч человек, Союз принял специальное постановление, касающееся воспитания детей, чьи родители оказались в числе погибших. Данное постановление имеет силу и при последующих ударах. Насколько мне известно, Марина и Юрий Коршуновы погибли на орбите во время второго удара. Мы были проинформированы об этом и назначены воспитателями Александры. В дальнейшем мы будем отвечать за нее и выполнять свои обязанности, прописанные в новейшем постановлении о «Воспитании сирот».

— Я не понимаю, девочки… Я полагала, что Саню за неимением родных определят в детский дом.

Пароходова опрокинула в себя стакан с янтарной жидкостью. Баба Ида подлила еще.

— Это устаревшая информация. Все детские дома подлежали расформированию еще на этапе создания Союза, одновременно в кратчайшие сроки было построено много новых многоэтажек, где не имеющие недвижимости сироты могли бы жить. А мы участники воспитательной программы. Это наша работа, и, поверьте, Аделаида Максимовна, нам платят за нее. И неплохо платят.

— Ой, да завались ты со своим презренным металлом, — одернула ее Арина, параллельно запихивая Сане в рот огромную конфету. — Аделаида Максимовна, моя партнерша мыслит приземленно. Мы будем заботиться о Сане намного лучше, чем воспитатели в детдомах. Хотя бы потому, что нас двое на одного. Мы будем жить с Саней, заботиться о ней, водить ее в школу — вроде она в этом году идет? — Получив кивок от партнерши, Гранина продолжила: — Будем помогать с уроками, возить в разные места, сделаем все, чтобы она была готова к взрослой жизни. Это, — Арина пошарила в кармане жилетки, выудила оттуда небольшой листочек и протянула бабе Иде, — новый адрес Сани. Никаких препятствий к тому, чтобы вы ее навещали, я не вижу.

Баба Ида и вправду навестила ее несколько раз. Потом перестала. На вопрос маленькой Сани о том, где же баба Ида, Лизонька молчала, а Арина с фальшивой улыбкой бубнила что-то вроде «уехала». Потом Сане стало ясно, куда баба Ида уехала. А потом уехали Арина с Лизонькой. Арина плакала. Лизонька казалась отсутствующей. Она вообще всегда казалась Сане более холодной, чем заводная Арина, которая всегда была рада объяснить все по сто раз, все показать, везде сходить.

Лишь за год до совершеннолетия ситуация немножко прояснилась.

— Лиз, а Лиз?

— Мм?

— Я сегодня на верхней полке.

— Как хочешь, — отрезала Пароходова. — Потише говори. Саня спит. У нее завтра экзамен, ей нужно выспаться.

— Да-да… Лиз, ты сегодня опять туда ходила?

— С чего ты взяла?

— У тебя все на лице написано. И я прекрасно знаю, почему ты подалась на эту работу.

— Еще одно слово…

— Лиз, я ж тебе не чужая. И я понятия не имею, почему ты пытаешься делать из всего этого тайну за семью печатями.

Лизонька потерла глаза.

— Он уже не живет с ними.

— Тю! Поматросил и бросил!

— Да что ты можешь об этом знать?! — голос Лизоньки, казалось, скрежетал. — Ты, которая добровольно себе там все перевязала?

— Ну да, ну да, переводи стрелки. Вперед. Тебе как будто десять лет. Я тебе говорила, почему пошла на эту работу и согласилась на их условия. Ты тоже пошла на эту работу, только по другой причине. Мы ж подруги. А Саня для меня вообще как сестричка.

— Мы. Не. Подруги.

— Окей, окей, как скажешь, мистер нигилист. Женя почему тебя бросил?

— Сто раз говорила. Я не могу ни зачать, ни выносить.

— Неправильный ответ, Лиза. Потому что он козлина. И свою бабу он бросил, потому что он козлина. И заметь, она смогла и зачать, и родить. — Заметив, что Пароходова помрачнела, Арина выставила руки в примирительном жесте: — Я имею в виду, что дело не в способности рожать детей.

— Говорит мне человек, перевязавший трубы на добровольных началах.

Арина внезапно наклонилась низко-низко, так, что их лбы почти соприкоснулись. Лизонька вздрогнула. Она давно не видела у Арины столь дикого выражения лица.

— Лизонька, дорогая, — елейным голосом протянула Гранина, — мы в разных ситуациях. Я же не люблю младенцев. И ненавижу долгосрочную ответственность. Но с детьми мне интересно. С Саней мне интересно. Думаю, будет интересно с кем-то еще. Но ты походу решила этой работой ранки залатать. Хотя я не заметила за тобой безумной заботы о Сане. Ты как будто каторгу отбываешь. Все думаешь, бесплодие — мой крест? Ну так думай дальше, это не мое дело, честно. Просто надоел до зубовного скрежета твой холодно-отрешенный вид. Санька, видимо, уже забила пробиваться сквозь твой сраный панцирь. Но тебе дальше будет очень тяжело, дорогуша. А насчет меня не беспокойся. Я свою работу люблю. А в ней, как ты знаешь, либо бесплодие, либо добровольная стерилизация. И обязательное отсутствие детей. Выбор всегда есть.

— У меня его не было. Была не та ситуация.

— Серьезно? Это говоришь мне ты? Я тебя не узнаю, дорогая. Это та вечно поучающая всех Лизонька? Вечно с гордо поднятой головой? Нет, безвыходных ситуаций не бывает. Есть ситуации, выход из которых нам не нравится. Вот и всё. И раз ты не можешь изменить ситуацию, научись с ней справляться, а то алкоголичкой станешь. И попрут тебя с этой работы, поминай как звали! Ладно, — Арина хлопнула Лизоньку по плечу, — я спать. Ты тоже не засиживайся.

Саня переоделась, накинула пальто, взяла сумку и вышла из дома. Можно было докатить на драндулете, но Саня решила прокатиться на монорельсе. Погулять захотелось.

Ха-ха-ха.

Мертвое время. В вагоне никого. Небо из окна монорельса казалось не черным, а монохромным. Саня устала искать всему этому объяснения. Монотонный голос объявлял станции. От скуки Саня просто отсчитывала про себя: «Один-два-три-один-два-три». Ску-ка.

«Двери закрываются. Следующая остановка — Шпиль памяти».

Саня подтянулась на сидении. Шпиль памяти. Более пафосного названия Союз придумать не мог. Ну да и фиг с ним. Обычный черный гранитный шпиль. Безымянный. Как могила Неизвестного солдата на Красной площади. Можно было и ее навестить, они всего-то в нескольких сотнях метров друг от друга. Саня слышала, что когда-то на месте Шпиля памяти стоял огромный храм. Храм кого-то, кто всех спас.

Теперь храмов почти не было. Саня с дрожью слушала рассказы бабы Иды, а потом и Лизоньки о том, как церковь в свое время запустила щупальца в политику. А потом случилось первое перемещение — и уже начавшийся формироваться Союз обязал ее платить налоги, дабы получить дополнительную прибыль для дорогостоящего проекта «Купол». Купол построили, а церквей почти не осталось. У Сани не было определенной веры. Ей было все равно. Точнее, определенные соображения по этому поводу у нее имелись, но она опасалась их высказывать, рискуя прослыть психопаткой.

Однако образ в Санином сознании был — и, можно сказать, довольно-таки красивый. Эту церковь она увидела, уже будучи студенткой, на каникулах в Рейкьявике. Церковь была ослепительно белой — по крайней мере, издалека.

Саня затянула шарф потуже. Выл холодный ветер, глаза слезились, безумно хотелось зайти куда-нибудь погреться. Показавшаяся на горизонте церковь казалась огромной. А вблизи и вовсе смотрелась космическим гигантом. Саня зашла внутрь. Орган отстукивал мелодию. Саня протянула женщине небольшую купюру и взяла четыре свечки. Подумав, подала монетку и взяла пятую.

Две свечки — родители, три другие — баба Ида, Арина и Лизонька. На Родине можно было ставить за здравие и за упокой. С заграничными традициями Саня была мало знакома. Она просто поставила горящие свечки на постамент. Да и сами свечки были другими: не длинными и вытянутыми, а маленькими и круглыми. Хотя какая разница. Воск он и в Исландии воск…

Сзади раздался непонятный гул. К ней обращался то ли священник, то ли пастор. Она не знала, как это тут называется.

— Вы говорите по-английски? — с надеждой спросил мужчина средних лет.

Саня кивнула.

— Да.

— Вы поставили пять свечек. Это вашим близким?

Саня не видела смысла в дальнейшем разговоре. Но выходить на улицу, толком не согревшись, не хотелось.

— Ага…

— Кем они были для вас?

Саня пожала плечами.

— Родителей я почти не знала. Погибли рано. Еще одна свечка — для бабули, которая за мной приглядывала какое-то время. Две оставшиеся — тем, кто меня воспитал.

— Ваши приемные родители?

«Наверное, тут другая воспитательная система».

— Можно и так сказать.

— Не хотите пойти и согреться? Вы выглядите продрогшей. В церкви запрещено пить и есть, но я живу неподалеку.

— Почему бы и нет. Вы всех продрогших девушек к себе домой водите?

— Всех продрогших и потерянных. И не только девушек. Юношей, женщин, мужчин.

В доме пастора Арнальдссона было теплее, чем в церкви, но Саня не стала снимать пальто. Пастор протянул кружку горячего кофе. Руки моментально обожгло.

— Это исповедь или отповедь?

Пастор грустно улыбнулся.

— Это просто разговор. Знаете, до того как прийти к вере, я работал семейным психологом.

— Но предпочли общаться с чем-то эфемерным, а не конкретным.

Пастор рассмеялся.

— Распространенная предвзятость. Это можно понять. Нет, Бог со мной не говорит. И я с ним тоже не говорю. Я не экстрасенс и не пациент психиатрической больницы.

— Тогда я вас совсем не понимаю.

— Просто в определенный момент я понял, что профессиональная деформация погубила меня. Я ушел в веру оттого, что возненавидел себя за те эмоции, что испытываю к своим подопечным. Своего рода бегство. Я хотел исцелить в первую очередь себя.

— И как успехи?

— Зря вы язвите.

Саня отхлебнула кофе. Горький.

— А о чем вы хотите поговорить?

— Мне показалось, Александра, что этот разговор нужен именно вам. Знаете, когда вы стояли у постамента со свечками, вы показались мне безумно одинокой. Мне подумалось, что вам кого-то не хватает. Кого-то очень нужного и родного.

— У меня нет родных, и я вам уже сказала, что почти не знала родителей. Они ушли на долгую вахту — и с концами.

— Вахта — это строительство Купола? — заметив слегка удивленное лицо Сани, мужчина продолжил: — У вас восточноевропейский акцент, я сразу понял, что вы из Союза.

— И что?

— Да это, в общем, роли не играет. Ддело ведь совсем не в родителях. Они могли бы быть живы. Но вы могли быть не близки. Вы могли бы не найти общих точек соприкосновения, у вас могло не быть общих интересов, они могли бы не одобрять ваш выбор — как и вы их.

— Или они могли бы поддерживать меня в трудную минуту. Я могла бы обратиться к ним, когда мне плохо и трудно, — в Сане начала закипать злость.

— А могли и не поддерживать.

Саня посмотрела на пастора со смесью недоумения и гнева.

— Знаете, тут очень холодно. Не в вашем доме. На улице. Рейкьявик холодный. И Исландия вполне оправдывает свое название. По крайней мере, с Куполом и в новой Солнечной системе. Мне холодно. Мне очень холодно. Но мне некому об этом сказать, понимаете? — Саня сжала кружку в руках так сильно, что казалось, та вот-вот треснет. — Понимаете? Вы тут про одиночество хотите поговорить? Ну давайте. Мне одиноко, потому что мне некому позвонить и сказать, как тут холодно. Мне одиноко, потому что нет в этом гребаном подкупольном мире никого, кто мог бы сказать мне: «Купи теплые носки!» или «Крепись, будет теплее!» — голос девушки дрожал, дрожала чашка, кофе грозил выплеснуться на руки. — Понимаете? Без всей этой эфемерной хуйни могу сказать, что мне одиноко, потому что некому сказать, что мне холодно!

— Вам необходимо, чтобы вас согрели, да?

Саня помотала головой.

— Нет. Вы меня вообще слышали? Мне некому позвонить и сказать, как мне холодно.

— Александра, родство определяется не кровью, а общей болью. И больше ничем.

— Н-да? Знаете, понятия не имею, о какой такой общей боли вы говорите.

Арнальдссон цокнул языком.

— Александра, у каждого в этом мире есть тот, кого мы можем назвать единомышленником. Не обязательно родитель, или ребенок, или вообще родственник, как я и сказал. Я уверен, вы его встретите, если еще не встретили. У вас есть друзья и любимый человек?

— Есть подруга, если можно так сказать. И есть один парень. Но я не думаю, что могу назвать кого-то из них родными-родными.

— Значит, у вас все впереди. В конце концов, есть еще один мир, — пастор кивнул на окно, в котором едва заметно виднелась планета-близнец.

— А толку от того, что этот мир рядом.

— Не скажите, — мужчина тепло улыбнулся, — наука не стоит на месте. Я просто уверен в том, что рано или поздно вы найдете того, кому сможете пожаловаться на морозы.

В Рейкьявике была одна церковь. В Акюрейри — другая. Мощная. Очень мощная церковь. В темноте она подсвечивалась. В городе, по слухам, жили несколько сотен человек. Удивительно много для этой деревни. Наверное, когда-то Акюрейри был большим, но сейчас он микроскопический. Щемило грудную клетку. Который день щемило. Саня лежала на скамейке с вытянутыми руками. Здесь, в этом месте на краю Земли, Сане отчего-то удавалось заглушить мерзкое чувство одиночества, которое, как злобная собака, грызло ее грудь. Собака выла, и выла, и грызла грудную клетку. Сане казалось, что ее кто-то зовет. Но кому она нужна в этом мире? Да и в соседнем — тем более. Никому.

От этого она чувствовала себя свободной. Разве что собака грызла грудную клетку. Вот уже сколько чертовых лет.

Саня протянула несколько купюр и купила четыре гвоздики. Дрон любил потешаться над тем, что она любит «похоронные» цветы. Саня научилась забивать на его дебильные шуточки. Дрон, что называется, не был обременен интеллектом.

Саня положила гвоздики к основанию шпиля и достала из кармана портсигар. Ежегодный ритуал, повторяющийся черт-знает-сколько лет. Взгляд зацепился за надписи: «Шпиль хранит память о тех, кто отдал жизнь за жизнь. Пожертвовал собой ради безопасности своих детей, своих родных, своих сограждан, своей страны, своего мира. Да не будут их имена преданы забвению, а подвиг забыт». Саня усмехнулась.

— Тут забыли приписать: «Пали бессмысленной и жестокой смертью из-за просчета в технике безопасности», — раздался чей-то насмешливый голос.

Саня обернулась. Рядом стоял высокий рыжеволосый парень в застегнутом до подбородка коричневом пальто. Саня поморщилась. Люди в пальто, застегнутых на все пуговицы, всегда напоминали ей о Снежной королеве Лизоньке.

— Простите?

— Я имел в виду именно то, что сказал.

Саня пожала плечами.

— Дело ваше.

— Кого пришли поминать?

— Маму с папой, — отрезала девушка, затянувшись.

— Как знакомо…

— Не понимаю, к чему этот разговор.

— Сам не знаю. Обычно в таких случаях принято молчать.

Саня тряхнула головой, пытаясь привести мысли в порядок.

— Вот, возьмите, — человек протянул ей визитку.

— На кой хрен она мне?

— Ну, не знаю. Можете считать, вы мне понравились.

Саня только фыркнула, но визитку в карман положила.

— Позвоните, если захотите поговорить, — сказал на прощание парень.

Саня еще пару минут провожала взглядом его рыжую макушку. Ей отчего-то казалось, что его волосы способны разодрать черный смог Москвы. Каких только идиотов не встретишь. Она достала визитку из кармана и прочитала: «Валерий Окунев. Ведущий специалист Союзного бюро дознания». Саня усмехнулась.

Дознаватель, значит. С деятельностью всякого рода бюро Саня была знакома весьма поверхностно. В меде она частенько слушала лекции тех, кто работал в Бюро здравоохранения и Бюро по делам незаконной торговли. На ее памяти, последнее занималось пресечением незаконных сделок и другой полукриминальной деятельности. Простые граждане полагали, что это нечто вроде борьбы с торговлей сомнительной наркотой или еще какими веществами. Вот только на самом деле Бюро занималось другим «товаром».

— Прошу вас всех встать, чтобы поприветствовать нашего сегодняшнего гостя.

Саня подняла голову от пособия по трансплантологии почек, за которым была готова заснуть. Все студенты встали. Шувалов, их препод по медицинской этике, расцвел как веник на помойке.

— Хочу с гордостью представить вам одного из моих лучших учеников, а ныне весьма уважаемого человека, Аркадия Лебедева.

Мужчина, стоявший рядом с Шуваловым, выдавил фальшивую улыбку. Сане он казался одним из тех чинуш, которые безумно любят чесать языками по телевидению, заливать про себя любимых, про Союз любимый.

— Давайте без формальностей. Я здесь просто гость. Меня пригласили для чтения лекции, но, полагаю, вам их и так хватает. Поэтому я предлагаю такую альтернативу. Я заместитель главы Бюро по делам незаконной торговли по Российскому округу.

— А где сам глава? — раздался с галерки голос Наумова.

«Ей-богу, Дрон довыступает до того, что его отчислят к хренам собачьим».

— Господин Ю Джэ Хи сейчас на центральном съезде глав всех Бюро в Сараево. Так о чем я… Ах да, предлагаю формат скучной лекции заменить немного другим. Я бы хотел услышать ваши вопросы, ваши мнения. Мне интересно подискутировать с вами. Вы вольны задавать мне любые вопросы.

— Абсолютно любые? — Саня очнулась от дремоты над справочником.

— Абсолютно. Вот вы, девушка, хотите ли что-то узнать о работе нашего Бюро? Или выразить мнение относительно нашей работы?

— Хочу. Хочу узнать, чем же все-таки занимается ваше Бюро. Знаете, ходят разные слухи, файл с вашего сайта не скачивается и выдает ошибку. В народе поговаривают, что вы отлавливаете тех, кто торгует всякими веществами.

— Народ прав. Мы действительно занимаемся отловом тех, кто занимается незаконной торговлей. То, что вы не можете скачать файл — полагаю, проблема наших системных администраторов. Будьте уверены, мы не хотим, чтобы информация скрывалась, хотя, по правде говоря, излишняя огласка нам не нужна.

— А как же Всесоюзный закон о свободе доступа к информации?

Лебедев почесал подбородок, покрытый трехдневной щетиной.

— Закон в силе. Все граждане Союза имеют доступ ко всем законодательным актам и файлам о работах разных Бюро. Но, понимаете ли, уровень аполитичности среди граждан высок. Как показал последний опрос, который проводили наши коллеги из Бюро социального обеспечения, политической жизнью Союза интересуются менее восьми процентов населения. Это чудовищно мало. Мы стараемся восполнить это, упрощая доступ к информации и форму ее подачи в виде телепередач, интерактивных приложений для паддов и смартфонов. Однако это ненамного повысило интерес.

— Люди озабочены тем, как заработать на кусок хлеба, — послышался презрительный писк Машки Лигуновой. Борца за права всех и никого, как про себя называла ее Саня.

— Союз предоставляет массу таких возможностей, и бедность практически побеждена. Но мы немного отклонились от темы. Девушка, как вас зовут?

— Саня.

— Александра, вы задали хороший вопрос.

«Вопрос как вопрос. Засунь свои гнилые комплименты себе в жопу».

— О чем… Ах да. Наша работа. Видите ли, Александра, понятие «незаконное торговля» довольно емкое. И да, оно подразумевает торговлю наркотиками, запрещенными препаратами. Но ими оно не ограничивается. На самом деле, наркотики — самая безобидная часть нашей работы. И самая малая.

— А какая самая большая?

Лебедев усмехнулся:

— Люди, Александра, люди.

По залу разнесся чей-то вздох. Саня полагала, Лигуновский.

— Зря вы удивляетесь, ребята. Наша основная работа заключается в пресечении незаконной торговли людьми. В первую очередь, молодыми женщинами, которые проживают в беднейших районах Средней Азии, Китайского округа и в регионах, которые с ними граничат.

— А какие цели у данной… торговли?

— Цели самые очевидные — незаконная проституция.

— Странно, что существует законная проституция, — громко съязвила Лигунова.

— О, вы, верно, из тех радикалок, что выступают против любых ограничений, касающихся женщин.

— Да! — с гордостью напыщенного петуха рявкнула Маша. — Я радикальная феминистка и этим горжусь!

— Гордиться, Маша, вы можете хоть цветом своих глаз, хоть формой бровей, дело ваше. Но факт остается фактом. Законная проституция сопряжена с требованиями. Как мы знаем, не всех девушек в эту профессию берут. Прежде идет тестирование на детекторе лжи, проверка окружения и подтверждение того, что иных источников заработка в конкретном населенном пункте у девушки не было. А сами, как это принято говорить, клиенты, также подвергаются проверкам. У венеролога и психиатра в первую очередь. После чего его имя заносится в официальную базу пользователя подобными услугами. А иметь свое имя в такой базе не каждый захочет. Что же получается? Появляется незаконный спрос. А спрос, как мы все знаем, рождает предложение. И предложение появляется.

— Тогда дело в том, что не все женщины могут быть обеспечены работой? А как же распределительная система?

— За распределительной системой — к Бюро труда. А мы занимаемся другой проблемой.

— В вас не было бы необходимости, не будь этой проблемы.

— Поверьте, Маша, эта проблема была, есть, и будет всегда. Это часть существования человечества. И в какую бы экономическую систему человечество ни загнать, какое бы оружие не приставить, какие бы карательные техники ни применять, проблема останется.

— Может, стоит бороться с причиной, а не со следствием?

— А в чем лично вы видите причину существования столь непростой проблемы?

— В патриархальной системе угнетения женщин.

Саня прыснула. Ей показалось, что голос Лигуновой дрогнул. Все со своим патриархатом носится как с писаной торбой. Все в теорию загоняет, а в школе небось твердую двойку по всемирной истории имела.

— Патриархат? Вынужден с вами не согласиться. Патриархат, как вы сами сказали, система. Как любая другая. Государственная, военная, экономическая, международная. Любая система. Глобальная или локальная. Самая главная черта системы — ее изменчивость. Любая система не сухой набор качеств, а функции и решения. И если система не эволюционирует, она, Маша, обречена на провал. Как провалился и ваш пресловутый патриархат.

— Так если патриархат провалился, в чем же тогда дело? В чем причина продолжения насилия над женщинами?

— Вероятно, в отвратительной человеческой природе. Известно ли вам, что среди так называемых сутенеров семьдесят пять процентов — женщины? Из них девяносто пять пошли на это добровольно, будучи в ясном уме и, как говорится, твердой памяти? Скажу вам больше — у этих женщин имелся стабильный официальный доход. Среди них представительницы разных профессий: бухгалтеры, работницы производства, журналистки, криминалистки, биологи, врачи да много кто. Кстати, на нашем сайте публикуются видеозаписи допросов, а в самом популярном пятничном шоу довольно часто показывают судебные заседания, подготовленные именно по делам нашего Бюро. В чем причина, спросите вы? Боюсь, ответ вам не понравится.

— Тем не менее, мне бы хотелось его услышать, — Лигунова дрожала. Вот только Сане было неясно, от страха или от негодования.

— Машенька, никогда не задавайте вопрос, если не уверены, что ГОТОВЫ услышать ответ.

Лигунова замолчала. Сане не нравилась накалившаяся атмосфера. Шувалов прожигал взглядом Машу — было абсолютно ясно, что ей грозит выговор. В лучшем случае.

Саня подняла руку.

— Да, Александра, у вас есть вопрос?

— Есть. Вы сказали, что основным товаром, — Саня изобразила в воздухе кавычки, — являются люди. Идет торговля не только женщинами, верно?

— Разумеется. Знаете, в мире полно извращенцев. И вкусы у них разные — женщины, девушки, юноши, мальчики. Скажу вам и то, что вы боитесь услышать, — младенцы.

— А… младенцев используют для донорства органов?

— В том числе, Александра. И, сказать по правде, это в нашем деле еще не самая страшная участь.

— Есть и страшнее?

— Зря вы смеетесь, молодой человек.

«Дрон точно доиграется рано или поздно. И плакала его мечта о военно-полевой хирургии».

— Вы сами сказали, что форма «вопрос — ответ» вам более приятна.

— Я сказал «дискуссия», это разные вещи. Но, вижу, у вас интерес к страшным случаям. Хорошо, я вам расскажу. Но вы, насколько мне известно, первокурсники. Хотя и совершеннолетние. Что же, ладно. Несколько лет назад, когда вся система начала устаканиваться, мы отлавливали группировку, занимавшуюся, по полученной нами информации, торговлей детьми. Опущу скучные подробности о подготовке операции, задействовании силовых структур, выслеживании и секретной эвакуации местных. Группировкой оказалась семья. Мать, отец, дочь и двое сыновей. При штурме их так называемой «штаб-квартиры» мы нашли много чего. Бумаги, информацию о клиентах, миллионы лодуров. Но это не самое главное. Знаете, что мы еще обнаружили? Вернее, кого?..

Страшная догадка пронзила Саню.

— ЗАМОЛЧИТЕ! — у Лигуновой, казалось, вот-вот начнется истерика.

Лебедев гадко и злорадно ухмыльнулся.

— Нет, Машенька, вы сами хотели знать ответы. С такими шаткими нервишками вам не то что среди радикалок, но и среди врачей не место, дорогая моя. Так о чем я… Ах да, кого мы там обнаружили. Мы обнаружили трупы младенцев. Им было от трех до восьми месяцев. Догадываетесь, да?

Маша зажала рот рукой и выбежала из аудитории.

— Нервные у вас студенты, Константин Григорьевич.

— Эта особенно.

Сане показалось, что тишина длится уже час, хотя прошло всего несколько секунд.

— А… откуда у них младенцы?

— Нам удалось установить только несколько лиц, которые являлись матерями младенцев. Законченные наркоманки и алкоголички. Предваряя ваш вопрос о том, в чем причина этой наркозависимости, отвечу: причины самые разные. И гибель близких людей, и потеря работы, и недовольство местом, которое предоставил Союз. Много причин. Вот поэтому они были лакомым кусочком для разного рода наркодилеров.

— Возможно, Союзу стоило проявить к ним внимание и помочь? — послышался голос вернувшейся в аудиторию Лигуновой.

— Машенька, как говорится, государство не нянька, а аппарат принуждения. Задача Союза — обеспечить гражданам стабильный заработок, безопасность, возможности для образования, саморазвития и путешествий. Союз поддерживает карьерный рост, активно финансирует молодых ученых и талантливых творческих людей. Но мы не можем нянчиться со всеми. Это не то чтобы невозможно, это неразумно. В каждом населенном пункте Союза есть центр психологической и психиатрической помощи. Заметьте, бесплатной. А на высшем уровне мы решаем глобальные проблемы, касающиеся не только межгосударственных отношений, но и безопасности планеты.

— Но если не будет дееспособных здоровых людей…

— Не будет и планеты? Слышали, Мария, знаем. Но не будет планеты — не будет и людей. Вы же изучаете латынь, и знаете, что такое Circulus Vitiosus.

Маша неуверенно кивнула.

— Как я понимаю, в этой аудитории достаточно разношерстная публика. Я имею в виду, раз вы все первокурсники, то пока что у вас нет специализации — ее, насколько я помню, выбирают на третьем году обучения. Мне вот интересно, кто в какой области хочет работать. Вот вы, Мария, в какой?

— Гинекология и акушерство.

Лебедев присвистнул.

— Нелегко вам придется, с такими-то нервами. Я бы советовал вам стать терапевтом или остеопатом. А вот вы, Александра?

Саня пожала плечами и подняла книгу.

— Трансплантология.

— Интересно-интересно. Как врач, дети мои, хочу дать вам совет. Примите объективную реальность, — а в нашей профессии это смерть. Скажите, кто-нибудь из вас интересуется генетикой? Я имею в виду, как профессиональной деятельностью?

Неуверенно поднялись две руки.

— Очень интересно. Молодые люди, если вы не передумаете, хочу вас просто проинформировать, хотя вы в таком случае узнаете об этом сами. У нашего института есть соглашение с Центральным медицинским университетом Фрайбурга. Сможете пройти там стажировку.

— Простите, а разве у Союза не напряженные отношения с Германским Альянсом?

— У Союза есть с ним разногласия по ряду вопросов, однако у нас много совместных программ в области образования и культуры. Обмен опытом в медицине — тоже часть сотрудничества. Конечно, у нас разные подходы к… антропологии, но игнорирование ни к чему не приведет. Мы предпочитаем обмениваться мнениями, а не открещиваться. Как известно, теория, которую нельзя опровергнуть, не стоит ломаного гроша.

Тогда Саня не поняла смысла лекции, но со временем ей стало ясно. Смысл ее был в одном: на самых мерзких, самых тошнотворных примерах показать главный ужас любого врача — всех не спасти. Всех и не стоит спасать. У каждого доктора свое кладбище.

Уже познав все тонкости своей работы, Саня понимала, что скандируемые изо всех углов речи о равенстве, братстве и взаимопомощи — не более чем сказки Шехерезады Степановны.

Не все жизни равноценны. Все равны только перед смертью. И исключительно перед ней.

Союз преобразован в федеративное государство

По последним сообщениям Союзного информационного агентства, страна-создатель силового поля «Купол» вступила в новую фазу своего существования. До этого конфедеративное государство, де-факто и де-юре связанное исключительно строительством силового поля, укрепило связи между участвовавшими в строительстве округами.

Как мы помним, начало строительства ознаменовалось формальным объединением трех стран — России, Японии и КНР — в конфедеративное государство. Через полгода в состав Союза вошли более десятка государств, пожелавших присоединиться к строительству силового поля ради спасения оставшихся в живых людей. Поскольку двухлетнее строительство и введение в эксплуатацию силового поля завершено, а у частей конфедерации возникли очень крепкие связи на многих уровнях, было принято единогласное решение о преобразовании Союза из конфедеративного государства в федеративное.

Нашему корреспонденту удалось задать вопросы заместителю главы Чешского округа.

— Господин Марич, как вы оцениваете работу по преобразованию Союза из конфедерации в федерацию?

— Работы очень много, однако ее скелет, основной костяк был сформирован во время строительства силового поля, — и это очень сблизило всех нас. Стало понятно, что вместе намного проще работать, намного легче выживать. Мы не навязываем друг другу культурные особенности, — но вместе мы намного сильнее, чем поодиночке. Иными словами, мы объединились уже очень давно, и новое название государства — всего лишь государство. Самая трудная задача, стоящая перед нами, — введение новой валюты.

— Обязательно ли создание единого валютного рынка?

— Мы полагаем, что это неизбежно. У Конфедерации и Альянса также единый валютный рынок, вполне успешно функционирующий. Другое дело, что в нашем государстве и валют намного больше. Новая валюта будет именоваться «лодур», будет выпускаться в купюрах достоинством в сто, пятьсот, тысячу и пять тысяч лодуров, также будут чеканиться монетки достоинством в один, два, пять и десять лодуров. Курс обмена будет в скором времени установлен, хотя это самая сложная задача, ведь уровень инфляции во всех округах — что до перемещения, что при строительстве поля — был разным.

— Как вы оцениваете последние заявления господина Максимиллиана Синклера относительно производства нового оружия в Германском Альянсе?

— Господин Синклер — балабол. Производство оружия — дорогостоящее предприятие. Мы, конечно, вытравили заразу в лице всяких там борцов за права всех и каждого, но в Альянсе дела идут не очень. Герру Синклеру нужно не на нас бочки свои арийские катить, а брать пример с конфедератов, которые в первую очередь решают внутренние проблемы своего государства.

— Как вы оцениваете политическую ситуацию в мире после завершения строительства силового поля?

— Сложно сказать однозначно. Я оцениваю ее как удовлетворительную. После перемещения основным очагом конфликтов стала Северная Африка — вернее то, что от нее осталось. С другой стороны, конфликты в любом случае неизбежны. Мы с нашими коллегами из Альянса, Конфедерации и Ибероамерики хотим поработать над общим решением в плане ослабления очага конфликта. Проблема, конечно, в том, что Северная Африка — это скопление тысяч разных племен, тысяч национальностей и конфессий, и чьи-нибудь интересы обязательно будут ущемлены, это неизбежно. Но, Ларочка, у нас два, повторяю, всего два миллиарда человек — и неизвестно, какая судьба нас ждет дальше, прибьемся ли мы к звездной системе, или так и будем блуждать в космосе. Нам всем необходимо жить в мире. Иначе попросту вымрем. Кто может быть ответственным за это, уже неясно. Мы все ответственны. Каждый по-своему. Но тот факт, что большинство стран предпочло союзы и объединение застарелым конфликтам — весьма похвально. Другой вопрос, что наши разногласия всплывут опять, как только общая проблема, а именно отсутствие орбиты и блуждание в космосе, исчезнет. Нужно быть готовыми ко всему. Даже к самому худшему.

Материал подготовлен Союзным информационным агентством.