Глава 6
Утром я просыпаюсь от жужжания электробритвы. Тобиас стоит перед зеркалом, наклонив голову набок, чтобы видеть край нижней челюсти.
Я сажусь и, обхватив руками колени под одеялом, смотрю на него.
— Доброе утро, — здоровается он. — Как спала?
— Хорошо, — отвечаю я, вставая. Он откидывает голову назад, чтобы побрить щетину под подбородком. Я подхожу к нему и обнимаю, прижимаясь лбом к спине, там, где под футболкой проступает татуировка с эмблемой лихачей.
Тобиас откладывает бритву и накрывает мои ладони своими. Мы молчим. Я слушаю его дыхание, а он слегка поглаживает меня.
— Надо идти и приготовиться, — я нарушаю молчание через некоторое время. Уходить не хочется, но сегодня я должна работать в прачечной, и не хочется, чтобы члены Товарищества были недовольны.
— Сейчас найду, во что тебе одеться, — улыбается Тобиас.
Спустя пару минут я иду по коридору босиком, в футболке, в которой я спала, и шортах, которые дали Тобиасу. Когда я добираюсь до своей комнаты, то вижу у кровати Питера.
Я инстинктивно выпрямляюсь и оглядываюсь в поисках чего-нибудь подходящего для броска.
— Оставь меня, — произношу я как можно спокойнее. Но с трудом могу сдержать дрожь в голосе. Я непроизвольно вспоминаю его взгляд, когда он держал меня за горло над расщелиной, или другой случай — тогда Питер ударил меня о стену в штаб-квартире Лихачества.
Он оборачивается. Последнее время он выглядит не слишком злобным, а просто усталым. Питер сутулится, раненая рука висит на перевязи. Но меня не обманешь.
— Что ты делаешь здесь?
— А что ты делаешь, подглядывая за Маркусом? Я видел это вчера, после завтрака.
— Не твое дело. Уходи, — отвечаю я бесстрашно.
— Между прочим, я здесь потому, что пока не знаю, как тебе удалось найти жесткий диск, — усмехается он. — И вот зашел тебя проведать. Последние дни ты вела себя не слишком уравновешенно.
— Я? Забавно услышать такое от тебя, — говорю я, прищуриваясь.
Питер сжимает губы и замолкает.
— А какое тебе дело до диска? — я иду в наступление.
— Я не дурак. Полагаю, что там не только информация о симуляции.
— Ты не глупец, верно? — продолжаю я. — Думаешь, если отнесешь его эрудитам, они простят твою непоследовательность и примут с распростертыми объятиями?
— Сдались мне они, — заявляет он, также делая шаг вперед. — Разве ты забыла, как я помогал тебе у лихачей.
Я выставляю ему в грудь указательный палец.
— Ты помог мне, поскольку не хотел, чтобы я еще раз выстрелила в тебя.
— Пусть я и не предатель, воспылавший любовью к альтруистам, но никто не сможет контролировать меня, а эрудиты — в особенности, — шипит он, хватая меня за кисть.
Я выдергиваю руку, резко повернув запястье, чтобы сорвать захват.
— Я и не ожидала, что ты поймешь, — отвечаю я, вытирая мокрые от пота ладони о край футболки и сдвигаясь к шкафу. — Уверена, если бы напали на правдолюбов, а не альтруистов, ты бы спокойно позволил расстрелять твою семью. Но я не такая.
— Следи за языком, Сухарь, когда говоришь о моих родных, — цедит Питер, смещаясь к шкафу следом за мной, но я перехожу в противоположную сторону и отгораживаю его от тайника. Я не собираюсь намекать, где спрятан диск, ни единым жестом.
Его взгляд скользит то влево, то вправо. Я хмуро слежу за Питером и замечаю какой-то прямоугольный предмет в одном из его карманов.
— Отдавай, — говорю я. — Сейчас же.
— Нет.
— Отдавай или, не обессудь, убью тебя на месте.
Он ухмыляется.
— Если бы ты только видела со стороны, как ты смешна, когда угрожаешь другим. Будто маленькая девочка грозит мне, что задушит меня прыгалками.
Я двигаюсь в его сторону, и он отшатывается к двери.
— Не смей называть меня «маленькой девочкой».
— Буду, если захочу.
Я бросаюсь в атаку, стараясь ударить левым кулаком туда, где причиню самую сильную боль. В пулевую рану в руке. Он уворачивается, но вместо того, чтобы пытаться ударить еще раз, я хватаю его за раненую руку и выкручиваю ее в сторону изо всех сил. Питер орет, как безумный, а я с размаху бью его ногой в колено. Он падает.
В коридор выбегают люди в серо-черных и желто-красных одеяниях. Питер бросается на меня и ударяет в живот. Я сгибаюсь от боли, но не останавливаюсь. Я издаю нечто среднее между криком и визгом и бросаюсь навстречу, подняв левый локоть к подбородку, чтобы ударить противника в лицо.
Один из людей Товарищества хватает меня, приподнимает и оттаскивает от Питера. Ноет рана в плече, но из-за прилива адреналина я едва чувствую это. Рвусь к Питеру, стараясь не смотреть на ошеломленные лица людей из Товарищества и Альтруизма вокруг меня. Среди них вижу Тобиаса. Незнакомая женщина садится на корточки рядом с Питером и начинает что-то говорить ему успокаивающим голосом. Я стараюсь не обращать внимания на его стоны и свой спазм в животе, начавшийся от ощущения вины. Я ненавижу Питера. Мне плевать.
— Трис, успокойся, — говорит Тобиас.
— У него жесткий диск! — кричу я. — Он украл его у меня!
Тобиас подходит к Питеру и молча ставит ногу ему на грудь. Потом достает из кармана диск.
— Мы не всегда будем в таком безопасном месте, а ты поступил не слишком умно, — шепчет он Питеру. — И ты тоже не слишком разумна, — добавляет он, обращаясь ко мне. — Ты хочешь, чтобы нас выгнали прямо сейчас?
Я морщусь. Мужчина из Товарищества пытается тащить меня по коридору. Я пытаюсь вывернуться.
— Что вы делаете? Отпустите меня!
— Ты нарушила условия мирного соглашения, — мягко говорит он. — Мы должны следовать правилам.
— Давай, — говорит Тобиас. — Тебе надо успокоиться.
Я оглядываю собравшихся. Никто не спорит с Тобиасом. Все глядят лишь на меня. Я позволяю двум людям из Товарищества увести меня.
— Смотри под ноги, — приказывает один. — Тут доски шатаются.
У меня стучит пульс в голове. Значит, я начала успокаиваться. Седой мужчина из Товарищества открывает дверь с табличкой «Конфликтная комната» слева по коридору.
— Хотите изолировать меня? — скривившись, спрашиваю я. Так и должны, по идее, поступать в Товариществе. Отгородить ото всех, а затем начать учить управлению дыханием для позитивного мышления.
Комната ярко освещена, и мне приходится щуриться. На противоположной стене — большие окна, выходящие в сад. Несмотря на это, она выглядит небольшой, возможно, из-за того, что потолок и стены обшиты досками.
— Сядь, пожалуйста, — говорит старший, показывая на табурет посреди комнаты. Он, как и другая мебель в домах Товарищества, сделан из неполированного дерева, и выглядит грубо, будто еще не потерял связь с землей. Я продолжаю стоять.
— Драка окончена, — говорю я. — Я больше так не буду. По крайней мере, здесь.
— Мы должны следовать правилам, — говорит другой мужчина, помоложе. — Пожалуйста, мы обсудим, что произошло, а затем тебя отпустим.
Они говорят с такой мягкостью. Не тихо, как альтруисты, которые всегда боятся причинить беспокойство и нарушить чужие границы. Негромкие, приятные голоса. Интересно, чему они учат своих неофитов в первую очередь? Как лучше всего говорить, двигаться и улыбаться, чтобы умиротворять себя и окружающих?
Я сажусь на краешек, чтобы быстро встать, если потребуется. Младший из мужчин встает передо мной. Позади меня скрипят петли. Я гляжу через плечо. Старший открыл шкаф позади меня и стал возиться на полках.
— Что вы делаете?
— Завариваю чай, — сказал он.
— Не думаю, что чай способен решить проблему.
— Тогда скажи нам, — обращается ко мне молодой надзиратель, и я снова поворачиваюсь к окнам. Мужчина улыбается мне. — Как ты считаешь, что ее решит?
— Если выгнать отсюда Питера.
— Мне кажется, ты на него напала, — произносит он. — И именно ты ранила его в руку.
— Вы понятия не имеете, что он наделал, чтобы заслужить такое, — отвечаю я. Мои щеки начинают пылать в такт моему пульсу. — Он пытался убить меня. И еще. Ударил другого ножом в глаз… тупым ножом для масла. Он — зло. У меня полное право…
Я чувствую острую боль в шее, и перед глазами начинают мелькать черные точки, сужая поле зрения.
— Извини, милая, — говорит он. — Мы только следуем правилам.
У старшего мужчины в руке шприц. В нем осталась пара капель ярко-зеленой жидкости, которую он вколол мне. Я моргаю, и темные точки пропадают, но вокруг все плывет, будто я сижу в кресле-качалке и раскачиваюсь вперед-назад.
— Что ты чувствуешь? — спрашивает младший мужчина.
— Я чувствую… гнев, — собираюсь сказать я. — Гнев на Питера, гнев на Товарищество. Но ведь все не так, правда? — Я улыбаюсь. — Мне хорошо. Только немного… все плывет. Или качается. А вы как себя чувствуете?
— Головокружение — побочный эффект сыворотки. Можешь отдохнуть в этой комнате. Я чувствую себя хорошо. Спасибо, что спросила, — объясняет он. — Можешь уходить прямо сейчас, если хочешь.
— Не подскажете, где мне сейчас найти Тобиаса? — осведомляюсь я. Представляю себе его лицо, и влечение волной подымается внутри. Сейчас мне хочется немедленно поцеловать его. — В смысле, Четыре. Он симпатичный, правда? Я до сих пор не понимаю, почему я ему так понравилась. Я ведь не слишком красивая, правда?
— Не всегда, — отвечает мужчина. — Но, думаю, сможешь, если постараешься.
— Спасибо вам, было очень приятно это услышать, — отвечаю я.
— Думаю, ты найдешь его в саду, — продолжает он. — Я видел, что после драки он пошел туда.
Я усмехаюсь.
— Драка. Какая глупость…
Сейчас это действительно кажется мне ерундой — желание вдарить кулаком другому человеку. Будто слишком грубая ласка. Может, стоило просто погладить Питера по руке. Так было бы лучше для нас обоих. И суставы теперь не болели бы.
Я встаю и с усилием иду к двери. Хватаюсь за стену, чтобы не потерять равновесие. Она шероховатая, но это не имеет значения. Спотыкаясь, бреду по коридору и смеюсь над своей неспособностью удержать равновесие. Я снова неловкая, как в детстве. Мама часто улыбалась мне.
— Гляди, куда ставишь ноги, Беатрис, — говорила она. — Я не хочу, чтобы ты ушиблась.
Я выхожу наружу, и листья деревьев кажутся мне зеленее, чем раньше, такие сочные, что я, кажется, могу попробовать цвет на вкус. Может, я действительно могу сделать так, ведь я в детстве жевала цветы. Я едва не падаю с лестницы, шатаясь. Хохочу, когда трава начинает щекотать мои босые ноги. Тащусь к саду.
— Четыре! — воплю я. Почему я произнесла название цифры? А, да. Так его зовут, — Четыре! — снова кричу я. — Ты где?
— Трис? — раздается голос справа из-за деревьев. Будто растение со мной заговорило. Я смеюсь, но это действительно Тобиас, он пригибается под веткой и идет ко мне.
Я бегу к нему, земля уходит из-под ног, и я едва не падаю. Его рука касается моей талии и поддерживает меня. Прикосновение пронизывает мои внутренности, будто разряд, они горят, будто его пальцы подожгли их. Я прижимаюсь к нему и задираю голову, чтобы поцеловать Тобиаса.
— Что они… — начинает он, но я прерываю его фразу губами. Он целует меня, но так поспешно, что я тяжело вздыхаю.
— Было глупо, — смеюсь я. — Ладно, не очень, но…
Я встаю на цыпочки, чтобы снова поцеловать его, но он прижимает палец к моим губам, останавливая меня.
— Трис, что они с тобой сделали? — спрашивает он. — Ты ведешь себя, как безумная.
— Не очень хорошо говорить так, — объясняю я. — Они привели меня в хорошее настроение. И сейчас я просто хочу поцеловать тебя. Если ты просто расслабишься…
— Не сейчас. Я хочу выяснить, что происходит.
Я надуваю губы, но потом ухмыляюсь. В моем уме все складывается в целую картинку.
— Так вот почему я тебе нравлюсь, — заявляю я. — Потому, что ты сам не слишком-то хороший! Я понимаю.
— Давай, — заявляет он. — Мы идем к Джоанне.
— Ты мне тоже нравишься.
— Воодушевляет, — равнодушно отвечает он. — Пошли. Ох, боже мой. Мне придется нести тебя.
Он подхватывает меня на руки, одной рукой под спину, другой — под колени. Я обнимаю его за шею и чмокаю в щеку. Потом осознаю, как здорово болтать ногами в воздухе, и делаю так всю дорогу, пока он несет меня к зданию, где работает Джоанна.
Когда мы оказываемся в ее кабинете, Рейес сидит за столом перед стопкой бумаг, жуя ластик на конце карандаша. Видит нас и слегка приоткрывает рот от удивления. Большая прядь темных волос закрывает левую сторону ее лица.
— Тебе на самом деле не надо скрывать шрам, — говорю я. — Ты будешь выглядеть красивее, если перестанешь прятать лицо под волосами.
Тобиас опускает меня на пол слишком резко. Встряска сильная и немного отдается болью в плече, но мне нравится звук, с которым мои ноги стукаются о твердую поверхность. Я смеюсь, но ни Тобиас, ни Джоанна не радуются вместе со мной.
— Что вы с ней сделали? — жестко спрашивает Тобиас. — Что, ради бога, ты творишь?
— Я…
Джоанна хмуро глядит на меня.
— Наверное, слишком много вкололи. У нее маленькая масса тела, и они не приняли во внимание рост и вес.
— Вкололи слишком много чего? — переспрашивает он.
— У тебя прекрасный голос, — заявляю я.
— Трис, помолчи, пожалуйста, — просит он.
— Сыворотки умиротворения, — отвечает Джоанна. — В малых дозах она действует как мягкое успокоительное и улучшает настроение. Единственный побочный эффект — небольшое головокружение. Мы используем ее для тех членов сообщества, которым не удается вести себя мирно.
Тобиас фыркает.
— Я не идиот. У всех членов вашего сообщества подобные проблемы, ведь все они — люди. Видимо, вы добавляете эту химию в воду.
Джоанна пару секунд молчит, сложив руки на груди.
— Ты наверняка понимаешь, что дело в другом, иначе конфликт и не случился бы, — поясняет она. — Но все, что мы здесь делаем, мы осуществляем по общему согласию фракции. Если бы мне потребовалось дать сыворотку целому городу, я бы так и поступила. И ты бы не оказался в нынешней ситуации.
— Точно, — отвечает он. — Накачать все население наркотой — лучшее решение наших проблем. Отличный план.
— Сарказм — штука недобрая, Четыре, — мягко говорит она. — Пока я просто извинюсь за то, что Трис по ошибке дали большую дозу. Прошу прощения, но девочка нарушила условия соглашения, и в результате, боюсь, вы не сможете здесь долго оставаться. Ссора между ней и тем мальчиком — Питером — такая вещь, которую мы не забудем.
— Не беспокойся, — отвечает Тобиас. — Мы намерены уйти так быстро, как только сможем.
— Хорошо, — едва улыбнувшись, соглашается Джоанна. — Мир между Товариществом и лихачами поддерживается только на определенной дистанции.
— Это многое объясняет.
— Прости? На что ты намекаешь? — спрашивает она.
— На то, — цедит он, — почему вы, под видом нейтралитета — если такое вообще возможно, — оставили нас гибнуть в лапах эрудитов.
Джоанна тихо вздыхает и смотрит в окно. Там небольшой дворик, в котором растет виноград. Лозы взбираются на уголки окон, будто пытаясь влезть внутрь и принять участие в разговоре.
— Товарищество ничего такого не делало, — говорю я. — Это низость.
— Мы не вмешиваемся во имя мира, — начинает Джоанна.
— Мира, — произносит Тобиас, будто выплевывая слово. — Да, я уверен, все станет просто чудесно, если мы будем либо мертвы, либо выживем, но нас накроет страх от угрозы контроля сознания и непрекращающихся симуляций.
Лицо Джоанны перекашивается, и я пытаюсь подражать ей, чтобы понять, как себя чувствует человек с таким выражением. Ощущение мне не нравится. Я не понимаю, почему оно у нее появилось.
— Я не принимаю решения, — продолжает она. — Иначе наш нынешний разговор был бы совсем иным.
— Хочешь сказать, ты не согласна с ними?
— Не могу публично высказать недоверие к моей фракции, но в личной беседе я откровенна.
— Трис и я покинем вас в течение пары дней, — заявляет Тобиас. — Я надеюсь, фракция не изменит решения и оставит это место убежищем.
— Думаю, да. А Питер?
— Сами разбирайтесь, — отрезает он. — Поскольку с нами он не пойдет.
Он берет меня за руку, и мне приятно ощущение кожи Тобиаса, хотя она не гладкая и не мягкая. Я улыбаюсь Джоанне, но выражение ее лица не меняется.
— Четыре, — начинает она. — Если ты и твои друзья желают… не попасть под влияние сыворотки, вам не следует есть хлеб.
Тобиас благодарит Рейес, мы идем по коридору, и я через каждый шаг спотыкаюсь.
