Инсургент

Вероника Рот, 2012

Сделанный выбор может изменить тебя – или разрушить… Но что бы ты ни выбрала, последствия неизбежны. В мире, где живет Беатрис Прайор, нельзя существовать вне одной из фракций. Правдолюбие, Альтруизм. Лихость, Товарищество и Эрудиция… Беатрис выбрала Лихость. Казалось, можно отпраздновать, но иногда любой шаг ведет к пропасти, а сделанный выбор – к войне. В общине Товарищества, где Трис вместе с другими лихачами укрывается от эрудитов, она узнает, что Джанин, лидер ее противников, владеет некоей информацией. Ради этих сведений люди готовы на все. Из-за них погибли родители Беатрис. Теперь и она сама отчаянно пытается узнать правду. Но даже Трис не знает, что может потерять, открыв эту тайну… Книга также выходила под названием «Мятежная».

Глава 4

— Биотехнологии существуют уже давно, но они до сих пор не особенно эффективны, — увлеченно восклицает Калеб. Он ест корочку хлеба. Сначала он расправился с мякишем, он привык так делать с раннего детства.

Мы сидим в кафетерии, расположившись у окна за крайним столом. По его краю идет резьба в форме букв «Д» и «Т», соединенных сердечком, таких маленьких, что я едва могу их разглядеть. Слушая Калеба, я вожу пальцами по резьбе.

— Но ученые Эрудиции некоторое время назад придумали исключительно эффективный раствор минеральных веществ. Для растений он лучше, чем почва, — поясняет брат. — И он — предшественник мази, которую тебе дали для лечения плеча. Ускоряет рост новых клеток.

Его глаза горят энтузиазмом от только что полученной информации. Не все эрудиты одержимы жаждой власти и лишены соображения, в отличие от их лидера, Джанин Мэтьюз. Некоторые, как Калеб, жадны до всего нового. Они не успокоятся, пока досконально не узнают, как устроена Вселенная.

Опершись подбородком на руку, я улыбаюсь брату. Утром он выглядел совершенно разбитым, и я рада, что он отвлекся от горестных мыслей.

— Значит, Эрудиция и Товарищество работают рука об руку? — подытоживаю я.

— В общем, да, — отвечает он. — Разве ты не помнишь глав из нашей книги по истории? Этих людей еще называют «ключевыми». Без них мы бы не выжили. Иногда их именуют «фракциями процветания». Они имеют четкую цель — соединить в себе и то, и другое.

Мне услышанное не слишком нравится. Действительно, наше общество зависимо от эрудитов. Они и вправду играют главную роль. Без них не было бы ни развитого сельского хозяйства, ни медицины, ни технического прогресса.

Я начинаю грызть яблоко.

— Ты не будешь свой тост? — спрашивает Калеб.

— У хлеба вкус странный, — говорю я. — Хочешь, съешь.

— Я поражен их уровнем жизни, — продолжает он, забирая тост с моей тарелки. — Полное самообеспечение. Они владеют источником энергии, водой, имеют уникальную систему фильтрации, производят пищу… Они независимы.

— Да, — соглашаюсь я. — И непричастны. Должно быть, здорово.

Это и в самом деле неплохо. Огромное окно кафетерия впускает внутрь потоки солнечного света. Мне кажется, что я сижу на улице. Члены Товарищества группами разместились за соседними столами, их яркая одежда красиво выделяется на фоне загорелой кожи. На мне желтый цвет выглядит тусклым.

— Товарищество — не из тех фракций, которые тебя привлекали, — ухмыляется Калеб.

— Допустим.

Несколько посетителей через пару стульев от нас вдруг начинает хохотать. Они даже не посмотрели в нашу сторону с тех пор, как мы взяли еду.

— Давай потише. Я не желаю кричать об этом на каждом углу.

— Извини, — шепчет он и наклоняется поближе. — А какие у тебя были склонности?

Я инстинктивно выпрямляюсь и напрягаюсь.

— А зачем ты выспрашиваешь?

— Трис, я твой брат. Ты можешь доверять мне.

Зеленые глаза Калеба совершенно спокойны и непроницаемы. Он отказался от ненужных очков, которые носил у эрудитов, надел серую рубашку Альтруизма и коротко постригся. Так он выглядел всего два месяца назад, когда мы жили через коридор друг от друга. Тогда мы собирались перейти в другую фракцию, но не не осмелились даже поговорить откровенно. Теперь я не хочу повторять старую ошибку.

— Альтруизм, Лихачество и Эрудиция, — выпаливаю я.

— Три фракции? — подняв брови, переспрашивает он.

— Да.

— Многовато, — хмурится он. — В рамках инициации в Эрудиции мы выбирали область исследований, и я занялся симуляциями в тесте на склонность. Поэтому кое в чем разбираюсь. Человеку реально трудно получить два результата. На самом деле программа такого не позволяет. А получить целых три… просто невозможно.

— Ведущей пришлось вмешаться в задания, — говорю я. — Она переключила тест на ситуацию в автобусе, чтобы исключить Эрудицию. Но только у нее не получилось убрать эту фракцию.

— Значит, вмешательство, — тянет он. — Интересно… как ведущему удалось взломать шифр. Такому не учат.

Я задумываюсь. Тори — мастер татуировок и доброволец на тестировании. Откуда она знала, как залезть в программу? Она разбиралась в компьютерах, но на уровне хобби. Конечно, вряд ли бы ей позволили копаться в симуляции.

И тут в голове всплывает один из моих с ней разговоров. Я и мой брат перешли из Эрудиции.

— Она из бывших, — удивляюсь я. — Сменила фракцию.

— Вероятно, — кивает он, барабаня пальцами по столу. Наши завтраки остывают, но нам все равно. — Что это означает с точки зрения твоей биохимии мозга? Или анатомии?

Я усмехаюсь.

— Без понятия. Но я всегда нахожусь в сознании во время симуляций. Иногда могу силой воли выйти из них. Иногда они даже не срабатывают. Как та, сделанная для атаки.

— А как ты выходишь в реальность?

— Ну…

Я пытаюсь вспомнить, хотя прошло не больше пары недель.

— Сложно сказать. Симуляции лихачей заканчиваются автоматически, если тебе удается успокоиться. Но вот одна из них… тогда Тобиас понял, кто я такая… я сделала нечто невероятное. Разбила стекло, просто приложив к нему руку.

Калеб становится отстраненным, будто мысленно перенесся куда-то очень далеко. На симуляциях с ним ничего подобного не случалось. Сейчас он пытается понять мои слова. Я чувствую, что краснею. Брат анализирует мой мозг так, как анализировал бы работу компьютера или другого «железа».

— Эй, вернись.

— Прости, — бормочет он, снова обретая нормальный вид. — Я просто…

— Восхищен. Ага, понимаю. Когда тебя что-нибудь восхищало, ты всегда выглядел как зомби.

Он смеется.

— Может, сменим тему? — прошу я. — Рядом нет ни эрудитов, ни изменников-лихачей, но мне неловко обсуждать все это на людях.

— Договорились.

Но прежде чем Калеб успевает начать рассказ об очередной системе фильтрации, двери распахиваются, и в кафетерий входит группа альтруистов. Они облачены в одежды Товарищества, и мне сразу ясно, к какой фракции они принадлежат. Молчаливые, но не мрачные, они улыбаются членам Товарищества, некоторым кивают, а с парой человек перекидываются вежливыми фразами.

Сьюзан, улыбнувшись, садится рядом с Калебом. Волосы девушки убраны в узел и сияют золотом. По-моему, оба придвигаются друг к другу ближе, чем это сделали бы просто друзья, но не соприкасаются. Наконец, она кивает, приветствуя меня.

— Извините, я вас не перебила? — говорит она.

— Нет, — отвечает Калеб. — Как ты?

— Отлично, а ты?

Теперь я готова опрометью выскочить из кафетерия, только бы не участвовать в вежливой и деликатной беседе в стиле Альтруизма, но вдруг вижу Тобиаса. Он выглядит измученным. Видимо, с утра ему пришлось работать на кухне, в рамках нашего соглашения с Товариществом. Мне завтра предстоит провести время в прачечной.

— Что случилось? — спрашиваю я, когда он усаживается рядом со мной.

— В своем стремлении избежать любых конфликтов все позабыли, что вмешательство не в свое дело создает еще большую проблему. — Если мы еще немного здесь поживем, я кому-нибудь так набью морду — мало не покажется.

Калеб и Сьюзан удивленно поднимают брови. Несколько человек из Товарищества за соседним столом смолкают и пристально оглядывают нас с ног до головы.

— Вы меня слышали, — громко произносит Тобиас, и они сразу отворачиваются.

— Ты в порядке? — осведомляюсь я, прикрывая рот рукой, чтобы скрыть улыбку.

— Потом расскажу.

Видимо, без Маркуса не обошлось. Тобиаса не устраивают непонимание альтруистов, когда он прямо высказывается о жестокости Маркуса. А сейчас в нашей компании находится Сьюзан — и не только она одна. Небольшая группа альтруистов занимает свободные места за столом, приветливо нам кивая. Это бывшие друзья, соседи и коллеги моей семьи. Раньше их присутствие заставило бы меня вести себя тихо и незаметно. Но я начинаю говорить громче, стараясь отрешиться от своего прежнего «Я» и от горечи, связанной с прошлым.

Тобиас цепенеет, когда на мое правое плечо ложится чужая рука, и я стискиваю зубы, чтобы не застонать от боли.

— Ей сюда пуля попала, — произносит Тобиас, даже не глядя на подошедшего.

— Прошу прощения, — и Маркус присаживается слева от меня. — Привет.

— Что тебе нужно? — выдавливаю я.

— Беатрис, незачем… — тихо начинает Сьюзан.

— Сьюзан, пожалуйста, — шепчет Калеб. Она поджимает губы и отворачивается.

Я мрачно таращусь на Маркуса.

— Я задала вопрос.

— Хотел кое-что с тобой обсудить, — спокойно продолжает он, но я знаю, как он злится. Маркуса выдает напряжение в голосе. — Мы с другими альтруистами считаем, что нам не следует более оставаться здесь. В силу неизбежности продолжения конфликта было бы эгоистично скрываться, пока остатки нашей фракции буквально заперты по другую сторону ограды. Мы бы хотели попросить тебя сопровождать нас.

Я теряю дар речи. Зачем Маркус хочет вернуться в город? Это — общее решение или он намерен сделать нечто, связанное с той секретной информацией?

Я пару секунд гляжу на него, а затем перевожу взгляд на Тобиаса. Он позволил себе лишь немного расслабиться. Я не понимаю, почему он так себя ведет в присутствии отца. Никто, даже Джанин, не способен заставить Тобиаса струсить.

— Что думаешь? — спрашиваю я его.

— Нам надо уходить послезавтра, — отрезает Тобиас.

— О’кей. Спасибо, — изрекает Маркус и оставляет нас в покое.

Я подвигаюсь поближе к Тобиасу, не зная, как его утешить и ничего не испортить. Беру одной рукой яблоко, а другой — под столом — сжимаю его пальцы.

Но не могу оторвать взгляд от Маркуса. О чем еще он говорил с Джоанной? Иногда, чтобы узнать истину, приходится требовать ее.