Не ангелы

Вероника Осьминина, 2021

Говорят, сломанных не собрать обратно живыми людьми, и они пустыми, полностью потерянными в этом мире остаются. У каждого человека своя боль удавкой на шее, кинжалом в рёбрах. Задыхаясь от чувства мести, одиночества, любви и желания быть с теми, кто тебя всегда ненавидеть будет, они эту жизнь извращённой усмешкой считали. "Перед внутренним взором калёным железом выжгли, кажется, юношу хрупкого, изломанной куклой сейчас на его диване свернувшегося в клубок тесный, и глаза заплаканные в подушке прячущего. Горло удавкой душит. Он этот мир не-на-ви-дит. С его губ рык почти звериный срывается".

Не задохнуться

Ярик по лестнице вихрем слетает, на улицу выбегает, сгибается и ладонями в колени упирается. Сердце стучит безумной чечёткой, дыхание, кажется, вообще больше никогда в норму не придёт. Он головой трясёт, будто морок стряхнуть пытается, и стонет негромко, признавая, что это всё, к счастью ли, к горю ли — реальность.

Он выпрямляется резко, взгляд к небесам возводит, замирает на долгий миг, за который события вчерашнего дня восстановить в памяти пытается. Они до ужаса чёткие и острыми почему-то ощущаются, словно хрусталь ломкий.

Ярик задыхается немного, когда вспоминает о том, что он вчера рассказал своему новому знакомому. Всё. Почти без единого умолчания.

Его страхом животным прошивает, он невольно в сторону от идущего мимо человека отшатывается и до скамейки, первой попавшейся, добредает. Его сейчас слишком сильно оглушает осознание, что он по сути чужому человеку доверился без задней мысли, открылся полностью.

Тот парень — «Саша, — напоминает он себе», — словно плащ спокойствия некоего за спиной носит и укрывает им всех, рядом находящихся. Ярик, в его квартире оказавшись, неуютно поначалу себя чувствовал, настороженность в груди таил, но стоило тёмной хвое приглашающе к беседе блеснуть, как его прорвало. Вся та стена, столь упорно возводимая им и защищавшая его от окружающих, рухнула, пеплом рассыпалась.

Саша слушал внимательно, не перебивая, лишь руку его один раз сжал, когда почувствовал, что Яру сломаться недолго осталось. И Ярик доверился ему. Доверился, как никому прежде, хотя и видел всего пару раз мельком.

Ярик чувство долгожданного облегчения почувствовал, когда рассказ свой закончил, но ещё большего, когда Саша остаться разрешил. Яр ему безумно за это благодарен был. Он один, наедине с собственными мыслями, оставаться боялся. Ему на уровне подсознания казалось, что тень с кладбища вернётся и за собой утащит.

Ярик себя ещё ни разу настолько защищённым не чувствовал, как в эту ночь, лёжа на стареньком диване совершенно незнакомого человека, который почему-то решил все его проблемы выслушать, а перед этим с ума сойти окончательно не дал.

Яр голову вскидывает, из воспоминаний вырываясь, на дом, стоящий рядом, смотрит, окно одной из квартир взглядом цепляя. Встаёт и уходит торопливо, жгучее чувство стыда ощущая. Но он просто не может сейчас вернуться и посмотреть в глаза человеку, который его настолько изломанным увидел, который весь его рассказ, смешанный с нотами почти истеричными, выслушал. Ярик боится идти к нему. Боится увидеть отвращение в тёмных радужках.

Яр обещает себе, что больше в жизнь этого человека не попадёт, не будет его своими проблемами нагружать.

Ярику кажется, что ощущение покоя и защиты рассеивается вместе с тем, как он от Сашиного дома уходит.

Ярику кажется, что он спиной взгляд укоризненный и сочувственный ощущает и вспоминает слова, сказанные Сашей вчера: «Ты прийти ко мне можешь, если снова плохо будет».

Ярик всё же не оборачивается.

***

Саша на стук робкий в дверь морщится недовольно. Он от монитора компьютера взгляд отрывает и на часы бросает. Девять вечера. Кому он понадобился?

Встаёт, потягиваясь с наслаждением, и неторопливо к двери подходит, мысленно кляня себя, что до сих пор глазок не поставил. Приоткрывает и замирает невольно.

На Ярика, мнущегося на пороге и взгляда не поднимающего, смотрит будто на зверя диковинного. Спустя долгий миг молчания, спрашивает наконец:

— Ты… Ты ко мне?

Как будто это и так не понятно.

— Да. Ты… Ты прийти разрешил. Тогда. Если плохо будет.

— Разрешил, — Саша кивает несколько заторможено, на косяк опирается рукой, словно силы схлынули куда-то. — Но ты тогда исчез, и я решил, что больше тебя уже не увижу.

«Я наделся на это», — мысленно добавляет Саша, взгляд, всё же робко вскинутый, перехватывая.

Ярик на Сашу сейчас смотрит настолько больной и измученной серостью возле зрачка черного, что его передёргивает. Саша успел у людей разные взгляды увидеть за свою жизнь, но столько отчаяния, с надеждой смешанного, в глазах чужих читал редко.

— Заходи, раз уж пришёл, — вздыхает тихо Саша, внутрь его пропуская.

Ярик юркает быстро в квартиру, обувь снимает, куртку на вешалку бросает и за Сашей в комнату идёт. Он чувствует почти, как изнутри его тепло наполняет, и холод убивающий разбивается на осколки, которые лишь царапаются, но не наносят смертельных ран.

Саша к нему разворачивается, руки назад откидывая и на стол опираясь. Смотрит вновь внимательно, высчитывает словно что-то мысленно. Ярик взгляда этого не выдерживает, глаза отводит от пытливой хвои, с мыслями собирается.

— Я некрасиво тогда поступил, сбежав. Прости меня, Саша, если сможешь. Просто ты… Ты узнал всё в тот вечер. Ты все мои слабости увидел, а я… не привык их показывать. Я не понимаю, как, но ты мне словно сил дал. Будто… магия какая-то? — Ярик и сам головой трясёт, слова свои же и предположения опровергая. — Я думал, что больше не буду в твою жизнь влезать. Думал, мы не встретимся больше, и всё. Это будет просто… Просто будет. Но… Мне страшно, Саш, — он глаза поднимает, смотрит с мольбой затаённой. — Она… снова приходила.

— Кто, она? — у Саши в голосе усталость нескрываемая и обречённости какой-то доля.

— Тень та, которую ты прогнал. Когда вытащил меня. Я подумал, что её все должны видеть, ты же видел, но… вижу только я. Я… Я с ума схожу, наверное. Ты прав в принципе будешь, если просто меня сейчас за дверь выставишь или в дурдом сдашь.

Ярик губы кривит болезненно, Саша глаза ладонями трёт устало и на монитор взгляд тоскливый бросает. Губу задумчиво прикусывает, представляя, когда и в каком темпе потом нагонять все недоделки придётся. По кнопке выключения на системном блоке быстро пальцами изящными пробегается.

— Ладно, — говорит и кивает скорее мыслям своим, к Ярику шаг делая. — Допустим. Сейчас легче?

Тот к себе прислушивается, замирает, и спустя секунду кивает неуверенно. Саша его взгляд, в котором снова голубизна привычная появляться стала, ловит, опять держит, не прикасаясь. Саша тот вечер помнит всё ещё очень отчётливо.

Ярик ему тогда всё почти рассказал. Почти, потому что Саша чувствовал что-то укрытое от него.

Сашу тогда вместе с ним ломало, кости выкручивая. Саша боялся, что вместе с ним и сорвётся, в этой изломанной душе потерявшись.

— Я любил её безумно… В ней вообще весь смысл этого мира был. Она единственная была, кто меня понимала и принимала в этой жизни. Только ей до меня дело было. Понимаешь, когда ты пятый ребёнок в семье… Да ещё и вечно болеющий, хилый и надежд многообещающих не подающий… Ты не особенно нужен. Просто лишний рот… А Ира меня не оттолкнула. Первая, кто в душу заглянуть захотела. Я ведь из-за неё с этим делом связался, хотел повышение получить, чтобы жить стало легче хоть немного, а обернулось всё так… Я не хочу жить. Вообще не хочу. Я к ней хочу, но… мне стыдно. Стыдно просто сдаться и уйти, не найдя эту тварь! Он или она стольким людям жизни поломал! Я найду, найду и убью! А потом просто… по венам можно… или с моста… или ещё как-нибудь…

— А если попробовать жить? Ты же её не оживишь своей жертвой? Что если там — только пустота? А здесь у тебя останутся воспоминания.

— Воспоминания… Они и убьют меня, Саш! Я с ума сходить начинаю и мне страшно. Я не хочу безумцем, ни на что в этой жизни не способным, остаться. Оболочкой пустой… Я этого больше всего боюсь — не успеть. Не успеть убийцу найти и сорваться.

— Зачем же на кладбище тогда приходишь? Тебя же там ломает сильнее, чем просто в водовороте рутины?

— Я… не могу не приходить. Меня тянет туда. Безумно к ней тянет… Ты любил когда-нибудь? По-настоящему?

— Нет. Я никого не любил, Яр. Никогда.

Саша из круговерти, в его голове пронёсшейся, вырывается, снова на взгляде напротив концентрируясь. Голубизна ярче становится, серость почти окончательно вытеснив, и Саша глаза прикрывает устало, покачивается невольно.

— Саш? — испуганное слышит.

— Это ничего, — уголком губ дёргает, слепо за спинку стула цепляясь и опору снова обретая. — Голова закружилась.

Глаза открывает, тут же с недоверчивостью, вокруг Ярика почти клубящейся, встречаясь. Улыбается уже искренне. Ему этот мальчишка нахохлившегося воронёнка напоминает, с чёрным гнездом на голове.

— Но как ты это делаешь?

— Что именно? — Саша бровь гнёт вопросительно.

— Ты же… силы возвращаешь. Или свои отдаёшь. Я не понимаю!

— А может и не надо? — повторяет тот уже когда-то сказанное и отворачивается. — Пойдём, чаем угощу, а ты поведаешь мне о своей… тени.

— Не пойму, ангел ты что ли мой? — бормочет Ярик, на табуретке с ногами пристраиваясь.

Саша замирает, плечи как-то странно горбит, усмехается горько, к Ярику лицом не поворачиваясь, отвечает:

— Вот уж не думаю. Смотри сам — крыльев же нет!

И смеётся. Яр почему-то легко угадывает боль, умело скрываемую в чуть посеревшем взгляде зелёных глаз, хотя Саша всё ещё спиной к нему стоит. У Ярика вопросов только больше становится, но он язык прикусывает, боясь, что прогонят.

— Давай, рассказывай, про гостью из другого мира.

Саша напротив садится, чашку к нему толкая, и на спинку стула откидывается, глаза чуть прикрывая. Ярик в его позе лишь спокойствие читает, но какое-то напряжение, настороженность нутром ощущает.

Ярик на миг глаза закрывает, вспоминая, и говорить начинает быстро, слова глотая. Его сразу же крупная дрожь прошивает.

Он перестал с того дня на кладбище ходить, не то с Сашей боясь снова встретиться, не то с тенью. Он снова углубился в расследование, собирая данные из газет, и о новом убийстве узнал. Хотел было в участок пойти, попросить у бывших коллег хоть какой-то информации, закрытой от прессы, но передумал в последний момент. Ощущение, что ему ничего не скажут, огрело слишком сильно.

Ярик всё пытался какую-то закономерность вычислить, но у него ничего не получалось. Он почти каждую ночь по улицам мотался, в глупой надежде, хоть так встретиться с убийцей, но и это не принесло успеха.

Спустя полмесяца после знакомства с Александром, он рискнул пойти на кладбище. Однако стоило ему оказаться рядом с могилой Иры, как приступ, намного сильнее прежнего, накрыл его с головой. Яр задыхаться стал, будто кто-то невидимый на его горле пальцы сжимал, медленно жизнь отнимая. Он невольно сознание стал терять, от нехватки кислорода. Мысль о пламени зелёных глаз словно позволила ему разум на миг прояснить.

Ярику показалось, что даже тот невидимый, кто его так отчаянно убить пытался, испугался этой мысли. Ярику уже плевать было, кем является Александр — колдуном, нечистью или ангелом небесным — он просто дёрнулся, о той странной силе, которой этот человек обладал, подумав. И пальцы разжались.

Яр бросился прочь настолько быстро, насколько позволяли силы. Остановившись на миг, он увидел ту же самую тень. В голове пронеслась только одна мысль: «Ты прийти можешь, если снова плохо будет», и Ярик побежал к дому, адрес которого не забылся за эти долгие две недели.

Саша слушает его внимательно, порой лишь странно как-то глядя из-под устало опущенных ресниц. Саша устал от этой жизни безумно, но выгнать свалившуюся на голову проблему, почему-то не может. Хотя хочет один остаться отчаянно.

«Сам умереть не дал, когда тот хотел, вот теперь и мучайся», — мелькает у Саши в голове, и он в ответ своим мыслям вздыхает тяжело, на ноги поднимаясь.

Ярик молча за Сашиными движениями наблюдает, рассказ свой закончив. Он не понимает ничего совершенно, но не верит больше ни на йоту, что в Саше силы, какой-то не от мира сего, нет. Ярик к себе прислушивается, и только лишь тепло живое ощущает.

— Тебе не стоит больше на то кладбище ходить, если жить хочешь. Они из тебя рано или поздно все силы вытянут, и моя метка не поможет. — говорит Саша наконец, к окну отворачиваясь.

— Твоя метка? Они? — растерянно переспрашивает Яр, едва со стула не падая.

— Тени умерших. Метка моей силы, — коротко поясняет Саша будничным тоном.

— А если немного поподробнее? — осторожно пробует Яр, прямую спину своим взглядом буравя.

— А если нет? — хмыкает в ответ Саша, к нему поворачиваясь и глаза поднимая.

— Ты… колдун?

Саша головой качает.

— Пришелец?

Снова нет.

— Тень тоже какая-то?

Саша уже улыбки сдержать не может. Его эта игра самого забавлять начинает.

— Ангел?

— Уже говорил, что, нет.

— Но кто же ты?

— Саша. Просто Саша.

— Маг, просто маг, — бормочет Ярик, и Саша, не выдерживая, смеётся в ответ.

Звонко смеётся. Искренне как-то. Не наигранно, как люди сейчас любят.

— Ты упрекаешь меня в том, что я будто не от мира сего, а сам веришь в потусторонние силы, — Саша голову наклоняет, глаза прищуривая. — И кто из нас после этого не от мира сего?

— Ты. Это ты каким-то образом метки ставишь и тени отгоняешь.

— Ребёнок, — фыркает Саша, окончательно развеселившись. — Воронёнок.

— Эй! Мне уже двадцать три!

— Образец взрослости, — неожиданно серьёзно кивает Саша.

Но серьёзное выражение лица ему не долго удаётся удержать. На щеках снова ямочки проступают от невольной улыбки. Он Ярику на зеркало, стоящее в комнате, подбородком указывает. Тот с некоторым непониманием к нему подходит.

Оттуда на него смотрит худощавый, невысокий паренёк, с взъерошенными чёрными волосами, острыми чертами бледного лица и несуразно большими, ярко-голубыми сейчас, глазами. Ярик и сам фыркает — образец взрослости.

Саша сзади подходит, рядом вставая. Ярик в зеркале на него взгляд бросает. В тот день на кладбище он его за своего ровесника принял, а сейчас усомнился невольно. У Саши черты лица вроде бы юношеским чем-то отдают, но в едва заметных линиях морщин, прочерченных явно тревогой и никем более, в скулах, недосыпом оставленных, что-то иное залегло. Опыт. Причём горький. Саша улыбается тепло, и в зелёных глазах снова пламя хвойное полыхает, золотые искорки возле чёрного зрачка рассыпая.

Ярик поворачивается лицом к нему, на уровне плеча его головой своей оказываясь, и взгляд вскидывает. У Саши в глазах любопытство с настороженностью мешается.

— А тебе сколько лет? — спрашивает Яр неожиданно, Сашу на миг в ступор вгоняя.

— Двадцать девять, — чуть помедлив, отзывается он.

Теперь уже Ярик на время замирает, а после кивает своим каким-то мыслям. Неожиданный дробный стук в дверь его подскочить вынуждает. Саша взгляд на ту переводит, в котором обречённость с непониманием смешивается.

— Кого ты ко мне притащил? — едва не стонет он, на Яра снова глядя.

— Я…? Никого!

— Если там тени, то я даже вмешиваться не буду — сами разбирайтесь.

Ярика ужасом прошивает от равнодушного спокойствия в Сашином голосе. Он просто никак не может принять всего этого — тени, метки, сила… Он то ли в сказку попал, то ли в кошмар.

— Саш, это я! — раздаётся женский голос.

Яр не успевает разобрать чего в Сашиных глазах больше — облегчения или недовольства. Саша дверь отпирает, бормоча устало:

— Вы все меня сегодня добить решили.

— Мы? — уточняет девушка, встряхивая русыми волосами, в которых рыжие отблески мелькают.

— Вы, — всё также спокойно подтверждает Саша, на Ярика плавным жестом руки указывая.

На Ярика ещё одна пара зелёных глаз обращается, только они уже карим оттенком в глубине отливают.

Ярик мнётся, не зная, как себя вести. Девушка тоже потерянной немного кажется, взгляд вопросительный на Сашу бросает, но тот лишь плечами неопределённо передёргивает.

— Я, Вера, — та улыбается, руку протягивая.

— Ярик, — отвечает он, хрупкую ладонь в своей несильно сжимая.

Вера голову задумчиво немного наклоняет, смотрит внимательно, Сашину любимую позу копируя. У неё губы, нежно-розовые, мягко изгибаются, на щёчках ямочки проступают. Она тепло и дружелюбие излучает, не в силах его сдерживать будто. Саша почему-то глаза закатывает, на Ярика замершего глядя.

— Я, наверное, пойду, — неожиданно выходит из кратковременного ступора Ярик, торопливо к вешалке пролезая. — Саш, спасибо тебе за всё, что ты сделал для меня. Я… Если я чем-нибудь могу тебе помочь…

— Ты лучше себе сначала помоги, — без тени насмешки отвечает Саша, Веру одной рукой за талию обнимая и к себе притягивая.

Вера голову доверчиво ему на ключицу откидывает, щекой трётся, глаза прикрыв. Ярик всё же со шнурками на обуви справляется и говорит:

— Саш, прости, что я так вот являюсь и своими проблемами тебя нагружа…

— Можешь являться, — не даёт ему договорить Саша. — Только не притащи с собой ещё кого-нибудь.

Ярика лишь на тихое: «Спасибо», хватает, и он вылетает буквально из чужой квартиры.

— И что это сейчас было?

Вера отстраняется осторожно, тут же крепко руки на Сашиных плечах сжимая, упасть не давая.

— Я не знаю, — свистяще выдыхает Саша, медленно на пол оседая.

Вера рядом садится, к себе его тянет, позволяет лицом ей куда-то в шею уткнуться, обнимает его крепко, глаза прикрывая и губами беззвучно шевеля. Саша воздух рвано и резко втягивает, отстраниться пытается, но Вера не даёт, сильнее пальцы на его спине в замок переплетая.

— Не нужно… — вяло отбрыкивается он.

— Нужно.

Саша покорно в её руках обмякает, почти безвольной куклой повисает, дыша тяжело и хрипло. Вера вдруг глаза резко распахивает — они ярко-карим огнём полыхают. Руку одну убирает, Саше в волосы пальцы запуская. Саша под её прикосновения подставляется охотно, ластится по-кошачьи.

— И всё же что это было? — повторяет Вера свой вопрос, ему в макушку подбородком упираясь.

— И всё же я не знаю.

Вера по голосу слышит, что Саша улыбается, и выдыхает едва слышно. Улыбается, значит, его уже отпустило.

— Со мной это не пройдёт, Саш. Почему ты его вытащить решил?

Саша рычит чуть недовольно, вырывается всё же, в глаза напротив заглядывает и на ноги поднимается.

— Я не знаю. Мне его… стало жалко. Он ведь ещё ребёнок совсем. Глупый, наивный и… изломанный.

— Таких много, — Вера головой качает, тоже поднимаясь. — Ты не из-за этого.

— А из-за чего, Вер? — Саша её поддерживает, упасть не дав. — Говорил же, что не стоило, — бормочет тихо.

— Стоило, — эхом откликается она и спрашивает внезапно, — А какая она у него?

— Хрустальная, — чуть помолчав, отзывается Саша, вздыхает устало и договаривает всё же, — и треснутая. По диагонали треснутая.

Вера вздрагивает, взгляд вскидывает испуганный и встревоженный. В Сашину руку вцепляется, до боли его запястье сжимая.

— Так ты… Ты… Ты из-за этого?

— Возможно. Я… Я не знаю, Вера! — у Саши в голосе отчаяние мелькает. — Я устал! Устал, устал, устал!

Она ловит его, уже подорвавшегося куда-то бежать, к себе прижимает, по крыльям лопаток, напряжённым, гладит, шепча что-то успокаивающее. Она ресницы мокрые, ей шею щекочущие, чувствует, в висок его целует, глаза прикрывая и боль пытаясь себе забрать.

— Тише. Тише, Саш. Дыши. Дыши со мной.

Она вдох нарочито громкий делает, слыша, как он повторить за ней силится, срываясь на хриплый стон. Она повторяет, пальцами чутко по позвоночнику проходится, в биение суматошное сердца чужого вслушивается. Саша вдох наконец глубокий и ровный делает, чуть расслабляясь в её руках.

— Вот так. Молодец. Дыши, Саша. Дыши.

Вера выдыхает, чувствуя, как сознание в манящую темноту соскальзывает, и как её руки сильные подхватывают, упасть не давая.