Не ангелы

Вероника Осьминина, 2021

Говорят, сломанных не собрать обратно живыми людьми, и они пустыми, полностью потерянными в этом мире остаются. У каждого человека своя боль удавкой на шее, кинжалом в рёбрах. Задыхаясь от чувства мести, одиночества, любви и желания быть с теми, кто тебя всегда ненавидеть будет, они эту жизнь извращённой усмешкой считали. "Перед внутренним взором калёным железом выжгли, кажется, юношу хрупкого, изломанной куклой сейчас на его диване свернувшегося в клубок тесный, и глаза заплаканные в подушке прячущего. Горло удавкой душит. Он этот мир не-на-ви-дит. С его губ рык почти звериный срывается".

Шелест листьев

Прохладный, осенний ветер легко скользит по оголённым ветвям деревьев, срывая последние яркие листья, и почти неощутимо касаясь и без того растрёпанных волос сидящего прямо на земле человека. Едва ли тот это замечает.

Тишина кладбища нарушается лишь шорохом ломких листьев и дыханием одиноко сгорбившейся возле достаточно свежей могилы тонкой фигуры. Бледные пальцы беспорядочно вырисовывают на земле различные узоры, с каждой секундой двигаясь всё более отрывисто, более резко. Наконец, никому невидимая, но натянутая до предела, нить беззвучно рвётся — юноша болезненно выворачивает лопатки, задерживает на миг дыхание… и тихо всхлипывает. Слёзы начинают бесконтрольно течь, вынуждая захлёбываться ими и горьким криком, что беспощадно дерёт грудь изнутри. Голубые глаза распахиваются, в невысказанном ужасе глядя прямо перед собой, но они явно видят не мёртвую землю кладбища.

Ярослав вспоминает.

Одновременно грациозная и уверенная в каждом своём движении, каждом жесте изящных рук. Она, не задумываясь, тратила своё время, если чувствовала, что человеку рядом плохо. А чувствовала она — всегда.

— Лишь ты могла понять меня. — тихим шёпотом с сухих губ.

Глаза, в которых был заключён осколок чистого ночного неба, никогда не покидали тепло и всепоглощающая нежность, если она смотрела на него. Она могла согреть, прикоснувшись одним лишь взглядом.

— Я виноват, только я, — словно в каком-то бреду.

Он узнал только утром, придя в отдел и увидев новые сводки об убийствах. Не поверил, бросился на место, указанное в бумагах. Там уже всё было оцеплено и следователи тщательно изучали каждый клочок асфальта. Увидев его, один бросил:

— Ярик, ты как по зову наших мыслей явился. Это по твоему делу.

— Что? — переспросил он, подходя ближе и ничего толком не слыша из-за стука собственного сердца, отдающегося в ушах.

— Ночью была убита девушка. Снова один ножевой удар между рёбер. Ведь это поручили разбирать тебе…

— Ты видел девушку?! — едва не задыхаясь, почти срываясь на крик.

— Да. Её…

— Как она выглядела?!

— Эй, Яр, тише. Ты чего…? Хрупкая, невысокая, — тут же стал перечислять парень, заметив явный отголосок безумного огонька в голубых глазах стоящего напротив. — Волосы чёрные, до лопаток где-то.

Больше Яр не слушал. С едва слышным стоном, полным звериного отчаяния, от которого одного из проходивших мимо следователей перетряхнуло дрожью, он сорвался с места, проклиная самого себя и ненавидя в тот момент весь мир, который опасно покачнулся, словно потеряв опору, удерживающую его.

— Я не уберёг.

Последующие дни были словно заволочены туманом. Он смутно помнил, как стал просто жить в своём кабинете, в прямом смысле слова зациклившись на единственной цели — найти этого человека и убить. Своими руками задушить. Глотку зубами разодрать и смотреть, как из того будет медленно утекать жизнь.

Яру было плевать на первоначальный смысл этого дела — просто добиться повышения — теперь это стало личной местью. Он всё больше отдавался во власть чувств и боли, в итоге всё же потерявшись в вихре своих эмоций. Яр очнулся на миг от своего забытья, лишь чуть не выцарапав глаза начальнику отдела, который зашёл сказать, что его отстраняют от этого дела, поскольку ему необходим отдых.

В тот же день его уволили.

Только это ничего не поменяло.

— Ведь всё должно было обернуться не так! Не так!

Ярик руками бессильно по земле скребёт, падая на ковёр из сухих листьев. Ему кажется, что он до мгновения помнит, как всё начиналось, и это не могло, просто не могло обернуться так… Яр жмурится болезненно, во власть воспоминаний отдаваясь.

Ярик чуть сорвано и хрипло дышит, сжимаясь в комок на холодной, мёртвой земле. Он совершенно потерялся в этой жизни. Держаться стало не за что и не за кого, а постепенно мутнеющий разум нисколько не способствовал желанию жить дальше. Яр почти не ощущает ледяных капель уже давно начавшегося дождя.

А где-то в это же время мужчина идёт по улице, мечтая как можно скорее оказаться в своей сухой и тёплой квартире. Дождь бесконечно утомил его за прошедший день и вынудил насквозь вымокнуть по пути домой.

Фонари привычно горят через один, не особенно разгоняя ночной сумрак, а стук капель по капюшону лишает ещё и слуха как такового, поэтому чужая рука, сжавшая его плечо на миг, невольно заставляет мужчину отскочить на добрый метр.

— Вы чего так пугаете? — бормочет он, поняв, что это был просто какой-то прохожий, неуверенно замерший рядом и словно не решающийся подойти ближе. — Хотели чего-то?

— Да. Мне нужна ваша помощь, — перекрикивая шум дождя, отзывается тот, делая шаг вперёд и постепенно подходя почти вплотную.

Отточенное, резкое движение, и в тот же миг раздаётся хриплый вскрик.

Дождь продолжает лить свои капли, смешивая их с алой струёй.