Обертки от конфет

Вероника Минасян, 2020

Это сборник нескучных рассказов, разных, как фантики от конфет. Каждый оставит особое послевкусие. Один – тягучий, как ириска, другой – терпкий, как трюфель, третий – удивительный, как та шипучка за копейки, которую вы покупали в ларьке после школы. Каждый из них про жизнь: поиски себя, верных друзей, потери и важные находки и открытия, которые в итоге становятся ценнее, чем секретики со стёклышком и цветочком, зарытые первоклашкой в своем дворе.Содержит нецензурную брань.

День святого Хомобонуса

Мне сорок, я в футболке, обляпанной желтком, с пучком на голове, закреплённым палочкой от суши, сижу на дереве на соседском участке и пытаюсь сфотографировать гнездо ласточек, которое они трудолюбиво слепили под самой крышей.

Это спойлер для тех, кто любит узнавать, как закончилась книга, когда они ее только открывают. В этой истории нет столько событий, чтобы получилась целая книга, но на рассказ хватит. Наливайте стакан молока, берите печеньки и залезайте под плед. А я расскажу вам, как я тут оказалась.

В прошлый Новый год меня осенило: что-то в нашей семье не то. Нет, не подумайте, что следующие несколько страниц будут плачем стареющей панды, у которой пропал огонь в глазах и не интересны валяния с мужем в листьях, кувырки с горки, а на уме только бамбук и ещё раз бамбук. У нас прекрасные дети, хорошие отношения с мужем, есть загородный дом и желание, если вы понимаете, о чем я. Мы как все нормальные люди ходим вместе в кино, устраиваем семейные ужины, а иногда даже строим халабуды. Если не знаете, что это, загуглите, и ваша жизнь уже не будет прежней. Тут главное иметь много одеял и длинную швабру.

— Дорогой, у нас все хорошо?

Миша оторвал взгляд от телефона, почесал подбородок, сделал многозначительную паузу и ответил.

— Да.

— Точно? Мне последнее время кажется, что с нами что-то не так.

— Да, действительно, мы купаемся в проруби в лютый мороз, едим мороженое зимой, платим налоги и получаем плохие больницы, школы и асфальт, похожий на швейцарский сыр. И все равно платим налоги. Но это не мы, а вся страна у нас такая. Это не в последнее время, это всегда так было.

— Знаю, больницы, как швейцарский сыр, дороги и мороженое в проруби, — рассеянно повторила я, — но с нами, с тобой и мной, с Васей и Никитой, с нами все хорошо?

— Я сейчас уверен в том, что с нами все в порядке, настолько же, насколько уверен в том, что сейчас открою этот холодильник, достану кусок сыра и сделаю себе бутерброд.

Тут он протянул руку к дверце холодильника, открыл ее и, не глядя, достал кусок сыра. Глазищами своими на меня уставился и так пристально смотрит. Победоносно шмякнул его об стол, его — в смысле сыр, воинственно взял в руку нож, будто он ему угрожает. А глазами все на меня. Выдохнул так тяжело и громко, и так медленно и четко проговорил сквозь белоснежные зубы.

— Эврисинг из файн, андерстенд, ма дарлинг?

Со стороны, может, и выглядит зловеще, но это у нас в семье шуточки такие. Через секунду он уже насвистывал мелодию из приставучей рекламы, а через две жевал сыр и гладил ногой кота.

— Ладушки, дорогой. Кстати, бутерброд доешь, налог на машину заплати.

Я немного успокоилась, раз у меня одной чувство подозрительные. Вечером, когда дети с занятий пришли, я налила им чай и присмотрелась. Один горячий чай хлюпает, ногой под столом качает, скрючился немного и жуёт третью конфету, а фантики аккуратно снова объемно складывает, будто там что-то есть. Вторая из кекса изюм выковыривает, пьет чай из своей любимой чашки с единорогом, нитку от пакетика вокруг ручки наматывает и переписывается с подружкой. Да не, нормальные они. Не идеальные, очень даже реалистичные, в ногу со временем идут. И мы с Мишей вроде не отстаём, стараемся быть предками в тренде. Стильными родаками. Блин, современные дети ещё говорят «родаками»?

— Никита, этими фантиками никого не обманешь, я видела, что ты съел три конфеты. Ты помнишь, что тебе в среду к зубному? Вася, спину выпрями, телефон немного подними, а то в таком положении твоя шея будто держит ещё тринадцать килограмм.

Тринадцать или не тринадцать я уже давно не помню, но в целом это правда, а эта цифра для устрашения кривой спиной отлично подходит. Мы регулярно пересматриваем старые альбомы, и вместо страшилок у меня есть отличная бабуля. Бабуля Нино — крохотная двоюродная бабушка с грузинскими корнями. Она дожила до восьмидесяти трёх и умерла несколько лет назад. Красивая в молодости была: густые черные волосы, зелёные выразительные глаза и пухлые губы и идеальная кожа с персиковым румянцем. Но ленивая до жути! Слава богам, генам и Чебурашкам, шучу — просто богам Чебурашек, что с фигурой ей повезло. Она могла съесть целый пирог на завтрак, и ещё два на ужин и обед, заесть это все шашлыком из баранины и запить топленым жиром, а второй подбородок появился бы скорее у альбатроса, чем у нее. Но она всегда ходила сутулая и с детства ленилась расправлять плечи. И в старости боги Чебурашек отвернулись от нее, не от всей бабули Нино, потому что человек она была хороший, а от ее спины. С каждым годом она все уменьшалась и уменьшалась, становилась все больше похожей на транспортир, и под конец по ее круглой спине можно было мерить углы.

В общем, даже на не очень впечатлительных детей вид скрюченной бабули Нино производит неизгладимое впечатление. Если у вас есть сутулые дети, обращайтесь, пришлю вам ее фото, я специально его уже в электронном виде храню на такой случай.

— Мам, завтра в школу надо принести двадцать пять конфет. — Никита рылся в миске со сладким и, очевидно, делал ревизию. — Здесь только двадцать.

— Чтобы все съесть за раз, испортить все зубы и вообще к стоматологу не ходить? Я думаю, это как-то связано с теми фантиками, которые к тебе не имеют никакого отношения.

— Нет, чтобы сделать первоклассникам адвент-календарь.

— Кого?

— Календарь с конфетами! В Европе так делают, из Германии пошло. У них за четыре недели до рождества начинается Адвент, типа около праздничное время. Детям родители делают специальные календари на эти четыре недели. Календарь заканчивается двадцать пятого декабря. А каждый день — маленький сюрприз, он же конфета. Они каждый день не листик открывают от календаря, где написано, как огурцы закатывать или про день святой Февронии, а открывают сюрприз и находят сладости.

— А вы тут причем?

— У нас подшефный первый «Б», нам надо каждому мелкому такой календарь сварганить.

— Рыбьи головешки! Пионерам и то проще было. А у меня в школе вообще все скучно, социальная ответственность была только за чистоту кабинета. Мы всегда очень тщательно мыли окна. Однажды, когда я занесла руку с тряпкой к очередной раме, она выпала на улицу. Стекла там не было. Тряпка-суицидница потом цветочным флагом висела на дереве несколько месяцев.

Никита продолжил рыться в запасах сладкого, чтобы наковырять нужное количество конфет, а я стала ковыряться в памяти и вспоминать, какими были мои праздники в детстве.

И вот, мне десять, я в кроличьей шубе, которой позавидует Снуп Догг, валенках и ненавистных рейтузах, которые напоминают плод любви старого бабушкиного пухового платка и колготок. Из-под шубы кокетливо торчит мое праздничное платье, бережно перешитое из маминого, в которое она больше не влезает, оно развивается на ветру, пока мы с мамой ждём автобус. Руки греют варежки, щеки — морозное солнце, а сердце — радость от того, что на ёлке мне достался подарок. Нет, не так — Подарок! И хотя до Нового года ещё неделя, я подглядела и знаю, что внутри мандарины, пара шоколадных конфет и ёлочный шар.

Дома мы застали очень печального папу, он разгадывал кроссворд и стучал ручкой по газете. Он позвал маму на кухню, и я слышала прерывистый шепот, резкий «ах», который остановила рука, зажавшая рот, и тихие всхлипы, которые заглушало родное плечо.

Проклятые рейтузы не хотели сниматься и все цеплялись за колготки. Я разозлилась и в яростном рывке, который должен был освободить ногу от рейтуз, задела свой дорогой подарок. Вселенная, спасибо за то, что ты придумала мандарины мягкими. Хрупкий шар уцелел, но маленькое сердечко все равно билось очень часто.

— Малыш, позвонил дядя Коля.

Папе было сложно говорить, он сел рядом со мной, чтобы видеть мои глаза. Одна его рука тихо лежала на колене, вторая беспокойно терла шею. Мама включила режим многозадачности и вытирала тарелки, варила картошку и кипятила белье. На мгновение мне показалось, что родители зависли: папа молча тер шею, мама методично терла вафельным полотенцем блюдо. Но нет, показалось.

— Он сказал, что бабушки сегодня не стало. Она вчера легла спать, а сегодня не проснулась. Такое бывает с пожилыми людьми. Пришло ее время, пришло. Понимаешь, малыш?

— Значит, у бабушки не будет Нового года? Значит, она не увидит мою открытку?

— Да, малыш, это так.

— Я тоже не хочу Новый год!

Я в этот же день съела все конфеты и мандарины. Мы больше никогда по-настоящему не праздновали Новый год. Ставили ёлку, готовили салаты. Но был ли это праздник? Тот, которого ждёшь с замиранием сердца, тщательно выбираешь подарки родным, подбираешь такой восхитительный наряд, чтобы снять это все дело на плёночный фотик на гордость ещё нерожденным внукам.

Спрячьте носовые платки, я обещала рассказ, а не длиннющий роман, поэтому часть про разочарование в силе Деда Мороза я описывать не буду. Скажу только, что сделала ещё одну открытку бабушке, где нарисовала их вместе с дедушкой и написала: «Бабушка, я буду скучать очень-очень. Испеки дедушке мои любимые печеньки. Ему понравится. Надеюсь, на вашем облачке есть телевизор, и ты сможешь смотреть любимый сериал». Облизнула конверт, без адреса кинула его в ящик. Интересно, куда девают безликие конверты?

Когда идёшь не по дороге из жёлтого кирпича, а по обычному серому асфальту с кучей перекрестков, шоссе без светофоров, тупиков и улиц с односторонним движением, не сразу получается выбрать правильный путь. Иногда приходится постоять в пробке, иногда потупить на площади с круговым движением год или два, чтобы понять, что нужно развернуться или сесть в другую машину. Я вроде ехала по своей полосе и в нужную сторону, но кажется, в некоторых местах кто-то забыл включить фонари.

Этот эпизод с конфетами включил один.

— Варь, где у нас швабра и сушёный имбирь? — услышала я из кладовки вместе со звуком от падающих вещей.

— Ты не повесил на холодильник свое приглашение на шабаш, поэтому твоя черная шляпа ещё в химчистке.

— Варь, я серьезно. Мне нужно сделать посох для Игоря Михайловича, мы решили, что он как заведующий отделением будет Дедом Морозом, а я обещал ему с реквизитом помочь. Имбиря свежего нет, а я хотел курочку с ним приготовить. Так сушёный есть?

— Дарлинг, ну какой сушёный имбирь? У нас даже сода закончилась. Ты вообще слышал когда-нибудь, чтобы у людей сода заканчивалась? Да у коробочек с ней дизайн ни разу не менялся, потому что производитель их ещё в девяносто третьем слишком много заказал, не думал, что она так медленно уходить будет. Хотя нет, здесь, наверное, свинью им подложили производители разрыхлителя. Или химики с пемолюксами всякими.

Из кладовки после очередной порции грохота показалась голова, швабра, а потом и весь остальной муж.

— Дорогая, далеко-далеко в параллельной вселенной, где сейчас девяносто третий, грустит усатый и лысеющий директор содового завода, потому что у него нет такого гениального сотрудника, который бы провел маркетинговые исследования и честно сказал бы ему, что усы ему не идут, а лысину все равно видно, как ты волосы набок не зачесывай.

— Эх, я была бы незаменима! И всё-таки, зачем главному стоматологу посох? Лучше бы тогда администратора в Снегурочку нарядили. Она хоть по возрасту не подходит, но волосы у нее иногда белее снега.

— Это пиарщик наш придумал. Наряжаем Игоря Михайловича в костюм Деда Мороза и едем в детский дом ребят с Новым годом поздравлять. А потом они к нам в клинику на бесплатный осмотр приедут.

— Гм.

— Это «гм» типа «пиарщик мог бы придумать что-нибудь получше» или «гм» типа «какая добрая, милая идея, которая принесет детям пользу»?

— Это такое чувство, что везде Новый год. Неужели он и правда имеет такой вес для людей?

— Конечно! Для многих новый год это вес, дополнительный, на весах. Ну, там оливье в тазике, ты поняла. Новый год — зачастую единственный праздник, которые празднуют люди. Он может быть семейным и шумным, одиноким, но глубоким и мудрым, хорошо спланированным и спонтанным. Это же волшебное время, когда улыбку у незнакомого человека вызвать в нашем сером городе проще простого. Надо лишь надеть красную шапку с белым помпоном или зажечь бенгальский огонь.

Мое воображение дорисовало шапку, посох вместо швабры, и покрасило бороду в седину. У него светились глаза, и я поняла, что он говорит очень искренне. Я даже опешила.

— Муж, ты что, любишь Новый год? Так почему мы всегда так…

У моего швабронаходчивого мужа завибрировал карман. Еще порция грохота и он уже довольный кричит в трубку Игорю Михайловичу, что посох добыл. А я что? А я ничего, стою и думаю, неужели он правда волшебный какой-то, этот праздник?

* * *

В моем кабинете довольно противно свистит окно. Там между рамой и стеклом никак не достать маленький и скользкий кусочек пленки, поселившийся там ещё со времён установки. Когда на улице сильный ветер, а он сильный почти каждый день, окно посвистывает. Похоже, что в прошлой жизни оно было фольклористом, может на ложках ещё играло, но сейчас только на моих нервах. Сначала для того, чтобы как-то компенсировать негативные эмоции от этого горе-музыканта, я повесила в кабинете новую очаровательную картину. То есть, нет, сначала наш конфликт с окном я сделала вооруженным — я пыталась достать пленку щипцами, пинцетами, пылесосом, длинными ногтями нашего бухгалтера. Но окно оказалось сильнее ногтей (Катюша, прости, с меня маникюр) и своим победным ехидным свистом каждый день провожало меня домой. Совпадение?

Теперь на меня смотрел добрый пушистый лабрадор, которого безумно хотелось обнять. И было вдвойне печально от того, что нельзя. Через неделю я поняла, что одного лабрадора мало. Нет, это не значит, что я повесила картину со вторым лабрадором или другим замечательным пёселем. Я повесила ветерок. Знаю, ощущение, что я работаю в дешёвом магазине эзотерики, но, кажется, это работает. По крайней мере, я не слышу ехидства в противном свисте. Если и ветерок всё-таки не сработает, буду меняться кабинетом с орнитологом, у него там три попугая и канарейка, он даже не заметит, что в новом кабинете есть подвох.

Стены темно-голубые, на одной часы и плакаты, на другой стеллаж с карточками и книгами. Есть письменный стол с компьютером, стол для осмотров, раковина и весы. На подоконнике фикус Олежка, на стеллаже баночка с ароматным маслом и деревянными палками, которые волшебным образом наполняют комнату запахом цветов. Что у меня ещё есть? А! Комод с инструментами и такая доска светящаяся, на которую снимки вешаю — негатоскоп. Создала атмосферу? Мне кажется, да.

Этим длинным описанием обстановки я пыталась намекнуть на мою профессию. Но если у меня не очень хорошо получилось, скажу прямо — я ветеринар. Работа такая многогранная, здесь как в Лас-Вегасе: и восторг, и море печали от утрат. Только в Вегасе теряют деньги и достоинство, а здесь иногда настоящих преданных друзей. Не люблю такие дни, сразу так тяжело на душе. Но как приятно помогать этим маленьким существам.

В кабинет вошёл следующий посетитель. Ветерок приветственно буркнул свое «дзынь». Лохматый мужчина в толстовке с большим оттопыренным карманом деловито сел на стул, поставил пустую переноску на пол, медленно и как-то особенно вежливо сказал «здравствуйте» и стал сосредоточенно ковыряться в оттопыренном кармане. Ветеринар есть, хозяин есть, а зверя нет.

— Здравствуйте. А пациент где? Вы же его дома не забыли?

— Никак нет. Вот же пациент — Корней Иванович Рекс. Рекс из-за породы. А Корней Иванович в честь Чуковского.

Из кармана сначала показался лысый хвост, пушистая попка, а потом и мордочка Корнея Ивановича. Мужчина водрузил его на стол, где Корней притих. Какой зверь легко поместится в кармане, имеет лысый хвост, да к тому же бывает Рексом? Десять баллов Гриффиндору, если вы ответили «крыса».

— Давайте смотреть вашего Корнея Ивановича. Рассказывайте.

— Он у меня творческий, талантливый, любит, когда я ему стихи читаю, любопытно наблюдает, когда мастерю чего-нибудь. Скоро Новый год, мы решили календарь сделать в клубе. Корнюша январем будет. Знаете, январем — очень почётно! Ответственность большая, как-никак первый месяц! Да что это я? В общем, мастерю я это самое, ну, как его? Ну, фон зимний. Снежинки вырезал, ёлку крохотную сделал. Знаете, такая прелесть вышла! Сижу, сугроб из шариков ваты делаю, а Корнюша по столу бегает, смотрит. Тут у меня телефон зазвонил. Я ответил. Прихожу — одного шарика нет, а он в клетку ушел. Я у него, конечно, спрашивал — съел он его или спрятал. Молчит, зараза этакий. Хотя умный он у меня.

Пока я осматривала бедолагу в поисках ватного шарика Шредингера, пока делала ему рентген, я всё думала — это же на полном серьёзе. Несколько людей объединились и снимают крысиный календарь, делят месяца, скидываются на печать, а потом продают или дарят друзьям на Новый год. Лохматый мужчина мне даже прошлогодний календарь показал. Там крысы на миниатюрных санях с красным мешком и посохом в декабре, с блинами в марте и крохотным портретом Ленина в октябре. С крохотным. Портретом. Ленина. Крыса!

Это был словно третий звонок на спектакль, название которого я не знаю, а программки у меня нет. Что было ясно наверняка, так что спектакль будет про праздник, и на него все пришли нарядные, а я в медицинском халате, покрытым тонким слоем кошачьей шерсти.

Лохматый и Корней Иванович ушли радостные домой доделывать декорации, ветерок проводил их своим «дзын», а окно издевательски добавило мерзкое «фс-с-с-с».

Декабрь меня пригвоздил одеялом к кровати. Не закутал в свитер, когда выгонял на улицу после работы. Котов дома раскидал по разным комнатам. Он выключил свет и не зажёг гирлянду. Декабрь, одумайся. Срочно какао с маршмеллоу внутривенно!

Пусть вместе с перерывом на какао здесь будет место ещё одного флешбека.

Мне почему-то часто снится бабушкин дом. Не сама бабушка, а именно деревянный дом с белой сиренью у крыльца и сараем, где когда-то мычали коровы.

На окнах с белой потрескавшейся краской стояла герань, выключенный телевизор был аккуратно накрыт кружевной салфеткой, а между комнатами вместо дверей висели занавески. В узком чуланчике, где спала бабушка, на обоях, которые были, конечно же, приклеены на другие обои, мы отмеряли карандашом свой рост. А я всегда была самой маленькой, потому что была самой младшей.

На лето нас всех отправляли к бабушке в деревню, как казалось тогда, в ссылку.

Я была плохим помощником. Пропускала много малины в кустах, потому что дальтоник. Оставляла много сорняков на грядках, потому что не могла отличить молодую морковь от травы. Хорошо находила только хвощ и противную колючую штуку, которую не хотелось трогать.

Может поэтому я была не самой любимой внучкой. Сейчас я уже не узнаю, но других внуков, мне кажется, бабушка любила больше. Особенно тех, кого уже нет. Может, мне так кажется, потому что я видела, как она по ним плачет.

Этот дом всегда начинался с мягкого ковра в виде бараньей шкуры, которую я любила летом выбивать, продолжался длинными ткаными коврами, один такой у меня до сих пор лежит на кухне, и приглашал в уютную маленькую кухню с окном в огород.

У нее всегда был перекидной календарь, тупые ножницы и леденец в чашке с черным чаем. На каждой странице календаря было захватывающее описание того, в какую фазы луны нужно сажать гладиолусы, как правильно закатывать огурцы и как нужно праздновать разные праздники: Пасху, Крещение, день святого Прокопия или день тельняшки. Но день тельняшки мы никогда не праздновали. Наверное, зря. Хотя гладиолусы на 1 сентября в школу я обязательно носила.

Я решила начать с малого, такого, что посильно первоклашке. Вариант с гирляндой из макарон и ёлочкой из цветной бумаги я отмела сразу. Всё-таки для макарон человечество придумало более подходящее применение. Да к тому же я глубоко убеждена, что когда кто-то делает гирлянду из каннеллони, где-то в Тоскане плачет один итальянец. А жалко его.

— Пройдемся по списку. Ножницы.

— Есть.

— Бумага.

— Есть.

— Руки из плеч?

— Руки в достатке, насчёт плеч скоро выясним.

— Дети?

— На месте!

— Генерал, какая задача?

— Рядовой Никита, хвалю за вопрос.

Мы вчетвером сидели за обеденным столом, перед нами лежало то, что должно было превратиться в снежинки. Чтобы у всех было хорошее настроение, я заранее напоила их чаем с пирогом и поставила греться глёг — зимний напиток богов, который отлично идет вместо любой похвалы.

Хрупкие и хрусткие листы плавились под напором стали, податливо сгибались под нашими неумелыми пальцами, отпускали лишнее и словно облака выкидывали хлопья снега на пол — котам на забаву. Первый десяток, надо признать, был настолько ужасен, что даже коты не понимали, как с ним играть. А потом Вася вошла в раж и из-под «ножа» выпустила первую прекрасную снежную двойню.

— Дочь, ты чемпион, пусть это будут твои погоны! — сказала я и водрузила ей на плечи снежинки.

Спустя стопку бумаги и четыре чашки глёга у нас появилась стопочка достойных снежных кандидатов для украшения окна. Черт побери, нам было весело и это надо повторить! Я достала чистый блокнот, а в ответ на хруст форзаца записала на первой странице сегодняшнюю дату. Так мы отпраздновали наш первый праздник Генерала Снежинки. Я приложу усилия, чтобы он стал ежегодным.

***

Чем зимний чай отличается от летнего? Зимний вливается в горло сразу с порога, а летний смакуется с блинами на завтрак. Именно их я сегодня и готовила. Ничего необычного, скажете вы. Все верно, отвечу я. Вы удивитесь, что я согласилась, ведь вроде мы подобрались к тому месту повествования, где должно стать понятно, какой бес загнал меня на дерево с фотоаппаратом. Не гоните коней, друзья. Самогон — пожалуйста, но если вам тоже больше сорока, а коней оставьте в покое.

Я решила отметить необычный день — пятитысячный день жизни Василисы. Как вы понимаете, этот год я посвятила созданию созвездия семейных праздников. Звезд я на праздничное небо понатыкала от души, я не совсем ку-ку, прекрасно понимаю, что многие не приживутся. У нас уже был день любителей планетария, день святого Хомобонуса, он же день шмоточного шопинга, испанская томатина и день тюленя. Муж предложил день тюленя праздновать каждые выходные, но я была непреклонна, ведь так теряется его уникальность! Томатину тоже предложил муж, (кажется, пора исключить его из комитета новых праздников) дети поддержали, но я всеми фибрами души не хочу ещё раз это пережить. Потому что помидорами кидались все, а квартиру отмывала я одна. Ладно кухню и прихожую, но котов!

Вселенная та ещё проныра, иногда таких мышеловок под ноги поставит, что и сыра не хочется потом. Эпичное падения яйца из холодильника прямо мне на голову было первой оплеухой. Благодаря ловкости ленивца я не дала яйцу украсить своим нутром мою причёску, я просто стала неистово его ловить, как волк в той игре с корзиной. Но корзины у меня не было, а руки и сила, я бы даже сказала мощь энтузиаста, были. Знаете, оказалось, что регулировать силу в ситуации, когда надо действовать очень быстро, крайне сложно. Если бы этот жизненный опыт пришел ко мне немного раньше, возможно я бы не раздавила яйцо, и футболка осталась бы чистой.

Сковорода шипела и немного плевалась маслом, блины шлепались на тарелку, вырастая в ровную стопку. Сколько бы времени я потратила на стопку до самого потолка? Я бы определенно проголодалась и подъедала бы плоды своих трудов.

— Нет ничего вкуснее блинов со сгущенкой, — сказал муж, который пришел на запах.

— Сегодня пятитысячный день со дня рождения Васи, дорогой. Я решила, что в честь вылупления сделать что-то с яйцами.

Конец ознакомительного фрагмента.