Уровень. Война

Вероника Мелан, 2014

Она не хотела ни убивать, ни мстить, но велик ли выбор, после того, как ты побывал на войне и потерял всех, кого любил? Вернувшись со странного Уровня, на который попала помимо собственной воли и где провела более двух месяцев, Ани-Ра Эменхайм живет одной единственной идеей – убить Дэйна Эльконто – главнокомандующего злосчастным местом и по совместительству того, кто повинен во всех ее бедах. Но, совершая очередной шаг мести, она еще не знает о том, что в программу судьбоплетения закралась намеренная ошибка, как не подозревает и о том, что совсем скоро окажется сожительницей своего врага. В одном доме, под одной крышей. А все потому, что после стычки лицом к лицу с самым ненавистным ей человеком, Ани-Ра – ни больше не меньше – потеряет память.

Глава 4

— Прекрати это, Барт!

Пес мешал слушать новости, читать газету, пить и попросту наслаждаться хорошим утром — утром выходного дня, когда не нужно ехать в штаб, нестись к Начальнику, писать отчеты и рапортовать о событиях. Довольный, несколько минут назад вышедший из душа, Эльконто пытался строить планы: сначала хороший плотный завтрак, затем полигон — давно хотелось опробовать новый прибывший на склад пулемет «СМР-28», затем возвращение домой, часок вздремнуть, а после с ребятами в бар. Как же давно он не пил пива и не хрустел чипсами.

Мысли то и дело прерывались звуком катаемой по кафельному полу железной миски — пес требовал еды.

— Да я ж тебе положил другого корма — вот им и хрусти!

Овчарка бросила на хозяина недовольный, чуть виноватый взгляд и тут же вновь принялась толкать носом миску.

— Ты пытаешься клад под полом отрыть? Его там нет. Ешь вон те камни, у холодильника, твои любимые кончились, позже куплю.

Барта объяснение не удовлетворило — он лег возле пустой посудины и всем видом признал поражение. Хорошо, мол, так и умру здесь, некормленый, неласканный, одинокий и никому не нужный.

Дэйн терпел это шоу минут пять, пока скрежет металла о кафель не начал раздаваться вновь — умная псина вовремя сообразила, что вид поверженной «жертвы» не приводит к нужному результату и сменила тактику; Эльконто смял в кулаках края газеты и зарычал:

— Ладно! Уболтал увалень ушастый! Поехали в магазин — сам выберешь, какой захочешь.

Коричневые уши тут же встали торчком, а мохнатый хвост радостно заколотил по полу.

— Я из-за тебя час времени потеряю… Блин, только настроишься на отдых, как твои планы тут же кто-нибудь выстроит за тебя.

Раздался согласный восторженный «гав».

— Ну-ну. Все, иду, одеваюсь. И не вздумай снова гонять эту миску — поцарапаешь пол, надаю по жопе.

Эльконто шумно вздохнул, отодвинул недопитый кофе, щелкнул пультом от телевизора и, провожаемый довольным взглядом питомца-манипулятора, покинул кухню. Уже из коридора проворчал:

— Лучше б я Пирата взял себе. А тебя отдал Стиву.

Пес погрустнел. Впрочем, ненадолго, потому что уже через секунду, проскальзывая когтями по плитке, бросился следом за хозяином.

Редко какой день начинался так же ласково, как этот: залитая утренним светом улица, исходящая от покрытой росой травы свежесть, легкий и теплый ветерок постепенно уходящего лета, разлившийся в воздухе запах земли, асфальта и пыли, полное отсутствие прохожих.

Дэйн остановился на крыльце, потянулся до хруста в суставах, полюбовался лужайкой, которую собственноручно подстриг несколько дней назад и развернулся, чтобы запереть дверь.

Барт, тем временем, помочился на розовый куст, обежал, проверяя сохранность владений, периметр дома, вернулся и радостно застыл на мощеной дорогим бежевым гравием дорожке.

— Если ты продолжишь на него ссать, он засохнет — я же это уже говорил? Говорил. Но тебе все равно — не ты платишь садовнику.

Псу, несмотря на постоянное ворчание, было так же радостно, как и Эльконто. «Хороший день, — говорили умные карие глаза, — хороший. Поехали уже за едой, а после ты возьмешь меня с собой на полигон, где в лесу я погоняюсь за кроликами»

— Ага, разбежался. Будешь дома сидеть — свои камни жрать.

Барт отрывисто гавкнул.

— Вот привык ты со мной спорить, а? Что за манеры…

По дорожке к машине они зашагали вместе — двухметровый, одетый в легкую футболку, мужчина с белым «ежиком» коротко стриженых волос на голове, и его мохнатый и ушастый друг.

Отрывисто пикнула, сообщая об отпертых замках, сигнализация джипа; Дэйн ловко перехватил брелок пальцами и отпер водительскую, а затем и пассажирскую двери.

— Залезай.

Барт рванулся, было, вперед, но почему-то замер. Не прыгнул, как делал сотни раз до этого, на кожаное сиденье, не завозился на нем, поскуливая, чтобы тут же опустили окно — ведь как же без ветерка? — вместо этого напрягся, принюхался, опустил голову и утробно зарычал.

— Эй, друг, ты чего? Лезь в машину. Давай. Чего это с тобой?

Пес не двинулся с места — его глаза, словно приклеенные, смотрели куда-то вниз — в просвет между асфальтом и колесами; загривок вздыбился.

За всю историю совместной жизни Дэйн едва ли мог припомнить такое странное и почти неуместное поведение овчарки — что за ерунда?

— Ты чего там увидел? Кто-то пометил нам колесо? Кошка забралась под машину?

Эльконто даже нагнулся, чтобы убедиться, что кошки там нет — да и вообще, Барт, насколько он помнил, миролюбиво относился ко всем четвероногим из семейства кошачьих.

Всколыхнулось раздражение; минуты чудесного дня утекали в трубу — время к обеду, а он никак не может доехать до магазина.

— Нет там никого. Залезай, говорю! Пошел!

Дэйн попытался сдвинуть мохнатую холку с места, но в асфальт тут же уперлись длинные когти; тело Барта напряглось, как каменное.

— Да ты что, вообще? Достал меня с утра уже… Залезай!

Рычание усилилось.

— Блин, надо было тебя дома оставить. — Эльконто раздраженно звякнул ключами; внутри маревом заколыхалась злость. — Слушай, ты, как хочешь — оставайся здесь, а я поехал. Заколебался я тебя уже ждать…

Но стоило ноге в белом спортивном кроссовке оторваться от земли, как штанину тут же схватили, клацнув, острые зубы. Схватили и что есть мочи потянули назад; от неожиданности и примененной силы Дэйн покачнулся и едва не упал — пошатнулся, кое-как выровнял равновесие и тут же заорал:

— Слушай, я тебе по заднице сейчас дам! Ты мне джинсы испортил! Отцепись от меня, фу! Выпусти штанину, говорю!

Он даже замахнулся — больше демонстративно, нежели с намерением ударить — Барт вздрогнул, прижался к земле, но штанину не выпустил; рычание теперь лилось из его груди непрерывно.

— Барт!!!

Пес кое-как разжал зубы и тут же принялся скулить.

— Да в чем дело, бл%№ь!?

Собачьи глаза смотрели в одну и ту же точку, куда-то под поддоном; шерсть на загривке не опадала.

Эльконто выругался, разочарованно мотнул головой и уже решил, было применить силу, чтобы оттащить сбрендившего пса от джипа и забросить его в дом, когда неожиданно замер сам — в голове резко и неожиданно всплыла брошенная Лагерфельдом фраза месячной давности:

— Зачем ты натаскиваешь его на взрывчатку? Он же агрессивным станет. Помнишь, что говорил Дрейк? Нюх портится, сознание меняется, собаки перестают нормально воспринимать незнакомые запахи, злобятся. Ты б еще на наркоту его подсадил…

— На наркоту не хочу. А взрывчатка… вдруг пригодится? — Тогда ответил он.

— Ну, «вдруг», конечно, всегда может случиться.

Доктор покачал, помнится, рыжей шевелюрой, а Дэйн от своего не оступился — все возил Барта на полигон, учил распознавать, реагировать, учил… рычать в случае опасности.

— Да быть такого не может! — Шея, несмотря на умеренно теплый ветерок, покрылась испариной. — Быть этого не может, Барт…

Пес вновь принялся рычать. Совсем как тогда, на поле, рядом с ящиками, в которых хранился пластид.

Снайпер застыл, и какое-то время не мог заставить себя сдвинуться с места — находиться рядом с джипом вдруг стало неуютно, лезть внутрь расхотелось вовсе.

— Не думаю, что ты прав… Но если ты прав…

Он развернулся и на деревянных ногах зашагал к дому; утро из чудесного, превратилось в ненастоящее, пластиковое. Отпер входную дверь, не разуваясь, спустился в подвал — в специализированную кладовку, куда заходил редко и выкатил из угла запылившуюся конструкцию — длинный шест с прикрепленными под углом отражающими пластинами и небольшим фонариком — досмотровое зеркало. Выматерился, вынес его сначала наверх, затем во двор, а минуту спустя обнаружил под днищем машины прикрепленную под двигателем бомбу.

Бомбу.

Барт продолжал то рычать, то скулить. Эльконто наклонился, медленно потрепал его по загривку, еще медленнее, потея, достал ключи из кармана — не дай Создатель случайно нажать теперь не ту кнопку, и сжал стальное колечко руками; ладонь дрожала. Другой рукой он вытащил из заднего кармана телефон — затем, встрепенувшись, засунул его назад и тихо скомандовал.

— В дом. За мной, Барт, в подвал.

Звонил он уже оттуда; дверцы внедорожника остались распахнутыми.

— Дэлл, в моей машине бомба.

На том конце зашуршали простынями, потянулись и сонно промычали.

— А кто говорит? Отделенная от головы челюсть, валяющаяся рука или оторванная нога?

— Я тебе сейчас пошучу, говнюк! Давай, говорю, сюда! Я без тебя ее трогать не буду!

Мямленье и бормотанье быстро сформировалось в трезвый голос:

— Ты это серьезно? Бомба в твоей машине?

— Нет, блин, очередной день дурака тебе устроил, и сейчас натяну колпак и станцую! Конечно, серьезно! У меня там дверцы нараспашку — какой-нибудь дурень залезет, весь район взлетит на воздух.

— Тьфу, б№я. А я думал, посплю сегодня подольше…

— Я тоже так думал. Ты едешь или нет?

Барт, вертикально подняв уши-локаторы, внимательно смотрел на хозяина — казалось, он тоже ждет ответа.

— Еду.

В трубке раздались короткие гудки.

— Он едет. — Пояснил псу Эльконто. — Сейчас все наладится. Сейчас. Скоро.

И вытер выступившую на лбу испарину.

Сорок минут спустя Дэлл Одриард — специалист по взрывчатым веществам — сидел на кухне, сложив локти на ту самую газету, которую Эльконто так и не дочитал, и крутил в пальцах извлеченный из пластида взрыватель. Его светлые брови хмурились, а губы то и дело поджимались — шел напряженный мыслительный процесс.

— Работал непрофессионал. Взрывчатки слишком много — ее бы хватило на то, чтобы снести пару-тройку окрестных домов, а не только твой особняк, в этом ты был прав. А я знаешь, — Одриард невесело усмехнулся, — до последнего думал, что ты шутишь.

— Мда уж. — Крякнули в ответ. — Мне что, делать нечего — из постели тебя в выходной выдергивать? Я и сам до последнего не верил, но Барт рычал, как заведенный.

— Хороший у тебя пес. Молодец.

— Да, молодец.

Серо-коричневый объект похвальбы лежал на полу, положив голову на лапы — слушал. Он успокоился, а вот Эльконто пребывал в состоянии далеком от покоя — каждый раз при взгляде на небольшой предмет, зажатый пальцами коллеги, его охватывала нервная дрожь, как при взгляде на ампулу со смертельным вирусом, которая чудом не попала в кровь.

— Сука. Меня преследует какая-то сука.

— В смысле?

— Недавно кто-то пытался прострелить мне башку из снайперской винтовки. Как и в случае с этой бомбой — непрофессионал. Он промахнулся, но был очень близко — оцарапал шею. Мои люди отыскали квартиру, но снайпера и след простыл. А теперь и это… Готов палец себе отсечь — работал один и тот же человек.

— Тебя настолько сильно кто-то не любит?

Дэйн невесело усмехнулся.

— Видимо.

— И ни одной идеи, кто это может быть?

— Пока ни одной.

— Значит, сегодня соберем совет. Если это второе покушение, значит, будет и третье — надо взять этого гада до того, как он, все-таки, сделает тебя.

— Любишь ты пошутить. С утреца-то.

Дэлл улыбнулся одними губами; в голубых глазах, однако, продолжала стыть тревога.

— Обзвоню ребят, сообщу тебе, где и во сколько соберемся. А это, — пальцы прокрутили взрыватель вокруг собственной оси, — я заберу с собой, как и пластид.

— Да уж будь добр.

— Буду.

На том и расстались.

* * *

Тремя часами позже в неприметный бар под названием «Три розы» — пустой и тихий в послеполуденный час — вошли с разницей в минуту-полторы один за другим девять мужчин. Почти весь состав отряда специального назначения.

Бармен удивился, но виду не подал — немолодой мужчина с песочного цвета волосами и седеющей бородой привык в любой нетривиальной ситуации сохранять спокойствие, однако, вид девятерых здоровяков, скучковавшихся за дальним столом и заказавших не пиво, вино или коньяк, а минеральную воду, его порядком озадачил.

Чтобы разобрать предмет беседы, Гриффин Дональдсон незаметно приглушил звук висящего в углу плоского телевизионного экрана, транслировавшего состязание яхт с Аранских островов, но через полминуты получил удивительно тонкий и ясный намек от одного из посетителей — двухметрового брюнета с длинными, незаплетенными в хвост и неубранными темными волосами, который сообщил, что звук желательно вернуть на место. А еще желательно, глаз не поднимать и заниматься протиранием стаканов — так безопаснее.

Дональдсон подчинился.

Брюнет вернулся за стол, и прерванный совет возобновился.

— Я вот что думаю, — Аарон Канн — стратег и тактик отряда, поставил локоть на стол и прошелся пятерней по светлым волосам на висках, — нужно разбить задачу на части, провести расследование и получить больше информации. Пока нам известно мало — без этого не двинемся. Знали бы твоего врага в лицо — подключили бы к делу Мака (специализация Мака Аллертона — преследование людей на расстоянии. Подробнее об этом можно прочитать в книге «Чейзер». Здесь и далее примечание автора), но так как этих данных нет — придется их сначала найти.

Халк, Дэлл и Дэйн одновременно кивнули; остальные согласно промолчали.

— Логан возьмет на себя просмотр видео с уличных камер — сколько их вдоль твоей дороги?

— Две.

— Маловато. Но шанс засечь машину или минера есть. Логан, сколько на это уйдет времени?

Темноволосый мужчина, с ясными и синими, как осеннее небо глазами, взглянул на дорогие, застегнутые на запястье золотые часы.

— Час. Два от силы.

— Отлично. За тобой, Дэйн, пока приставим парную слежку, остальных распределим наблюдать за районом. Доктор на всякий случай должен находиться рядом — если этот псих провел два покушения с таким маленьким интервалом, третьего ждать следует очень скоро. Будем шерстить всех подозрительных личностей тихо — нельзя спугнуть наш объект. Ты сам, — Аарон вновь обратился к виновнику «торжества», — будь на виду. Не скрывайся, не прячься, веди себя спокойно, опроси пока соседей — может, кто-то видел кого-то подозрительного, мало ли.

Ощущавший с самого утра дискомфорт Эльконто, нехотя кивнул.

— Да-да, буду беззаботен, как ласточка в весенний день. Но бля буду, если этот гад подстрелит мне Барта, из-под земли достану и все кости вытащу наживую одну за другой.

— Барта не бери с собой. — Качнул головой Рен Декстер, прокручивая на деревянном столе дно стеклянного стакана. — А тебя мы пока прикроем.

Снайпер тяжело вздохнул и принялся сокрушаться.

— Нет, ну надо же, я сегодня собирался пострелять. Выходной псу под хвост, еще и вас от дел отодрал…

— Не ной. — Хлопнул того по спине сидящий рядом доктор. — Проставишься нам потом по полной. Хорошим коньяком, например.

— Лучше сигарами. — Промычал сенсор отряда, в этот момент пытающийся раскурить одну из них. — Я «войму игарами».

— Кто бы сомневался!

— А я согласен новыми пушками. — Ухмыльнулся Мак Аллертон.

— А Дэллу, может, гранат полмешка отсыпать? Вы из меня службу доставки нуждам населения не делайте. Годами с вами буду потом расплачиваться.

По периметру стола раздались веселые смешки.

— Не нервничай, — посоветовал Канн, — мы его очень быстро возьмем — этого гада, и тогда уже поедешь стрелять на полигон. С Бартом, и спокойный, как полагается. Всякое бывает, сам знаешь. Так, ладно — работаем, ребятки, работаем. Подъем, пора за дело.

Заскрипели по полу ножки одновременно отодвигаемых стульев.

* * *

Кончик ручки над вырванным из блокнота листом неопределенно завис; рука дрожала.

Хотелось выпить. Нет, не выпить — наглотаться из любой бутылки чего-нибудь сильнодействующего и забыться — случайно ошибиться с дозой, и уснуть насовсем. По ошибке. По счастливому совпадению. Чтобы не сидеть больше в опостылевшей квартире с пустой отмершей душой, что травит тело и сознание, ни гнить изнутри от мести, не напоминать ходячий труп в виде женщины, которая разучилась жить.

Зависший над листом кончик ручки, наверное, задавался вопросом — зачем он подрагивает в воздухе, бесполезный, но Ани никак не могла двинуть мыслительный процесс вперед; по вискам тек пот, тело колотил озноб, казалось, она заболевает.

Этим утром, едва проснувшись, она, как неспособный думать ни о чем другом, кроме аптеки с морфием, наркоман, бросилась на ту знакомую улицу, которую уже начала ненавидеть. И увидела ее — целую. А под машиной — заметила еще издали — возился какой-то мужик…

Ее сердце медленно и гулко пропустило удар. Затем второй.

Тень от телефонной будки стала прикрытием, а крашенный красным бок опорой для враз обмякшей спины. Ощущая одновременно негодование и разочарование, Ани сгорбилась, уперлась ладонями в колени, и какое-то время стояла так, немая, тяжелодышащая и вновь проигравшая.

Бомбу обнаружили до взрыва. Вторая попытка сорвалась.

Джип цел, Эльконто невредим.

Улица вокруг, как и прежде, тонула в мирном мареве утра, цвела яркими пестрыми клумбами и пахла кожистыми упругими зелеными листьями — плотными и здоровыми.

К разочарованию приплелся лучик облегчения.

В какой-то момент Ани с удивлением осознала, что где-то внутри, где-то очень глубоко, она не желала этого взрыва. Не хотела гари и копоти, слез, разрушенных заборов, обгоревшей травы. Ей, к собственному изумлению, вдруг стало легче дышать — легче настолько, что притупился накативший ранее приступ тошноты.

Проигрыш… Выигрыш… Какая разница? В чем смысл жизни? В чем?

Через минуту она сумела окончательно справиться с рвотными позывами — выпрямилась и какое-то время просто стояла, неуверенная более ни в себе, ни в собственной логике, ни в правильности выбранных желаний, а после, пошатываясь, зашагала обратно к дому.

Вернуться. Составить новый план. Осуществить его. Победить.

Где-то там, на полдороге, так и не дойдя до Ани, потерялась такая нужная и ценная в этот момент злость, а вместе с ней и решимость, а, главное, нужность собственных действий. И вместо того, чтобы, как и раньше, гореть жаждой мщения, хотелось кричать, а еще лучше просто отделиться от отмершей себя, и тихо и незаметно уйти в сторону. Пусть домой шагает эта почерневшая изнутри и снаружи оболочка, а Ани — настоящая Ани, пойдет гулять. Она пойдет, как и когда-то, радоваться жизни, мечтать, напевать под нос, она станет, наконец, свободной. Пусть даже на минуту или на несколько секунд, но свободной, после чего уйдет или улетит к Свету…

«Ты улетишь во тьму, Ани. Во тьму…».

Эта мысль отрезвила ее тогда — неуверенную и вновь сломленную неудачей — по дороге домой, отрезвила и теперь, сидящую в собственной комнате с застывшей над бумагой ручкой.

Такие, как она — проштрафившиеся — не улетают к свету, они навсегда уходят во мрак. За слабоволие, за грехи, за неспособность сделать в нужный момент правильный выбор, за ошибки. А ошибок уже было слишком много, слишком. И хорошо, что взрыв не прогремел. Пусть кто-то невиновный живет и продолжает радоваться, а способ унести с собой во мрак Эльконто еще найдется.

Ани-Ра вздрогнула, отложила ручку, поднялась и принялась кружить по комнате — заставила себя, наконец, думать. Она устала от такой жизни, устала от самой себя, и силы на исходе, а, значит, будет еще одна попытка — всего одна — на большее ее не хватит, которая должна стать последней.

Либо «да», либо «нет». Либо ноль, либо один. Выиграть, погрязнув в мести, невозможно — возможно лишь утолить жажду невидимого зверя, чтобы потом, напившийся крови врага, он, наконец, уснул, ушел, умер. Оставил тебя в покое.

Итак, что она может сделать на этот раз. Что?

В окно полутемной комнаты, вычерчивая резкие тени, било полуденное солнце; несколько минут Ани неподвижным взглядом смотрела на улицу, слушала безмолвное метание собственных мыслей и отбрасывала один вариант за другим.

Отравить доставляемую Эльконто на дом еду? Слишком сложно — много тонких моментов: выбрать правильный яд и его дозу, незаметно подобраться к курьеру, пропитать пищу, избежать отклонения вкусовых оттенков, иначе все не в рот, а в мусорку. А враг теперь зол, теперь он понимает, что за ним охотятся — будет во всем и всех видеть подвох. Еще, скорее всего, подключит к слежке друзей, ведь есть у главнокомандующего Уровнем: Война друзья? Есть? Точно есть — такие же, как и он сам, ублюдки…

Значит, не еда.

Тогда что?

Можно подловить его во время движения по трассе — устроить аварию, заставить врезаться себе в багажник, остановиться, дождаться выхода цели наружу и расстрелять. Вот только не выйдет такой, как он, и даже не остановится. Потому что понимает, что к чему, и потому что сразу сообразит, что это «подстава».

Нет, не сработает. Даже непрофессионал Ани понимала — не сработает.

Далее…

Пробраться в дом? В помещение, план которого неизвестен? Ловушка для самого себя.

Но если не авария, не проникновение в дом и не вторая (упаси Создатель и спасибо, что не взорвалась первая) бомба, тогда где он — узкий «коридор», по которому Эльконто проходит изо дня в день? Где то место, в котором он появляется постоянно и которое попросту не может миновать? Где во всей цепочке слабое звено?

Перед глазами всплыла раскинувшаяся перед особняком огороженная забором лужайка. Тень от высоких деревьев. Густые кусты. Бежевая, ведущая к входной двери, гравийная дорожка…

Вот по ней он проходит каждый раз.

Напряженные губы сжались так плотно, что почти исчезли с лица; между тонкими бровями залегла морщинка. Прокручивая в памяти детали планировки двора, Ани-Ра поймала себя на мысли, что ее глаза перестали различать день и ночь: темень или яркое солнце, закатный полумрак или дымчатый рассвет. Сутки в голове сместились, часы и минуты слиплись — осталась лишь цель и путь к ней. Осталась одна дорога, а дальше вожделенное успокоение, тишина, отдых.

Скорее бы. Потому что она устала. Так устала, что уже почти все равно — умрет Эльконто или нет, а подобные мысли — предательство не только себя, но и тех, кого она похоронила за спиной.

Вернувшись к столу, Ани села на диван, склонилась над низким столом и принялась писать подробный план.

* * *

За несколько часов непрерывной работы разбитые на пары «наблюдатели» среди уличных прохожих «неадекватов» не выявили, как не нашел среди видеозаписей с камер внешнего наблюдения нужного лица и Логан Эвертон. А вот бабка… бабка рассказывала кое-что занятное.

–… Я же говорю, раньше этой машины на нашей улице не видела. А в ней спящая девчонка — и это в пять-то утра! Я бы еще поняла — мужик бы дремал, но не девушка…

— Вы уверены, что это было в пять утра?

Стоящий у ограды находящегося вниз по улице соседского дома, Дэйн покачивался взад-вперед на упругих подошвах кроссовок.

Кудрявая мисс Летти качнула дряблым подбородком:

— Конечно. Меня разбудила Муся — моя собака. Она скулила перед кроватью и просилась на улицу. Я, конечно, попричитала с минуту, но потом поднялась и вывела ее. А как не вывести? Надует ведь снова в коридоре. Нет, она хорошая, долго может терпеть, и характер золотой, но если начинает вот так скулить, то лучше…

— А вы можете описать девушку? — Аккуратно перебил Эльконто. — Как она выглядела?

Летти задумалась. По совиному круглые за толстыми стеклами очком глаза сфокусировались в невидимой Дэйну точке, находящейся в зоне воспоминаний.

— Могу. Она спала на водительском сидении — худая, лицо тоже худое, кофта черная…

Широкие плечи снайпера разочарованно передернулись — не густо.

— А волосы какого цвета?

— Волосы?

Крючковатый нос вздернулся, сморщенный рот приоткрылся, обнажив пожелтевшие, но все еще крепкие зубы.

— Волосы? А на ней был парик.

Эльконто моментально встрепенулся и перестал покачиваться на подошвах.

— Почему парик? Вы уверены?

— Конечно, уверена. Потому что во сне он съехал на бок, но настоящих волос я не увидела — было еще темно. Помню, я тогда подумала, что на проститутку она не похожа — слишком худая. Но накрашена густо. Одна. И почему-то спит в машине — как странно все это. Странно, вы не находите?

— Очень даже нахожу. — Слишком бодро, но совершенно искренне отозвался Дэйн. — Что-нибудь еще можете о ней добавить? Машину описать?

— Машину? И машину могу описать…

И старушка, радостная оттого, что ее наблюдательность в кои-то веки пригодилась, принялась описывать детали.

* * *

С этого момента события завращались, как гигантское, поддетое рукой великана, колесо.

В 14:25 Дэйн Эльконто позвонил хакеру и сообщил о том, что подозреваемая, скорее всего, девушка, приезжавшая в ночь с пятницы на субботу на Пайнтон авеню и всю ночь просидевшая в серебристом седане с номерами «Аха868Нд», и что, собственно, эту машину и требуется отыскать по базам.

В 15:08 Логан Эвертон отрапортовал о том, что искомый седан числится в прокатной компании «Моррисон-Авто» по адресу шоссе Риттон, четвертый километр и сообщил время работы пункта по работе с клиентами.

А уже в 16:28 сам Лен Моррисон, владелец автомастерской и по совместительству, проката автомобилей, наблюдал через пыльное стекло идущих по парковке рослых гостей. Странных гостей — одетых не по погоде, неулыбчивых и чем-то неуловимо похожих друг на друга. Тогда, стоя у кассы, он еще не понял, чем — осознал позже, когда мужчины вошли в помещение и остановились перед прилавком — взглядами. Холодными, спокойными снаружи, но цепкими внутри, чересчур равнодушными взглядами.

Такие не пришли арендовать, авто, нет. Такие пришли… за информацией.

Лен Моррисон не ошибся.

На прилавок между пластиковой коробочкой, доверху наполненной жевательными резинками, которые он выдавал на сдачу и дешевыми авторучками, которые клиенты охотно покупали, так как часто забывали свои, легла фотография одного из его автомобилей. Он узнал его сразу «Серпент — Вектра».

Узнал, и покрылся мурашками, потому что знал, еще тогда знал — надо было по правилам, но жадность пересилила. Черт бы ее подрал…

— Кто арендовал эту машину? Имя, адрес. Лучше скан документа.

Моррисон, стоя у одинокой расшатанной, едва помещающейся в проход между стойкой и прилавком табуретки, молчал.

Вошедшие по какой-то причине внушали ему ужас. У одного, светловолосого, на виске вился белесый шрам, у другого шрама не было, но он и без этого отчего-то казался зверем — наверное, причиной тому был все тот же бездушный взгляд серо-голубых глаз. И заткнутые за пояс пистолеты. Два.

— Я… я не знаю. Она не дала документ. Я знал, что надо было настоять, но… согласился.

Ответ вышел рваным и жалким — Лен уже давно не заикался, а тут вдруг начал.

Темноволосый с холодным взглядом склонил голову на бок.

— Как это не дала документ? Путано объясняешь — не люблю.

Мужчина за кассой от волнения закашлялся.

— Не дала. Потому что дала… д-деньги.

Гости переглянулись. Один другому процедил «Умница девка». В диалог вступил светловолосый со шрамом, и от его вопроса, Лен почувствовал новую поднимающуюся вверх по позвоночнику волну безотчетного ужаса.

— Так, значит, ты выдал ей автомобиль, не взглянув на водительское удостоверение?

Голова человека за кассой дернулась из стороны в сторону — нет. Знал ведь, черт, знал, что подобное выйдет боком. Страховка, там, починка за свой счет в случае чего, но ведь не эти громилы? Их Лен не ожидал увидеть точно.

— Она просто дала тебе на лапу?

— Д-да.

— Много?

— Тысячу.

— Дешево ты продаешься.

От слов мужчины с пистолетами Моррисон почувствовал себя проститукой, отсосавшей в подворотне за полцента, хотя еще пять минут назад считал легко упавшую в карман тысячу внушительными деньгами.

— И что будем делать?

Вопрос прозвучал нехорошо, и в голове моментально всплыл образ раскаленного утюга, поставленного на голый живот — ужас-то какой! — Моррисон вздрогнул и почему-то закричал фальцетом:

— Я расскажу, что помню. Опишу! Все детали, все-все. Все вспомню!..

Кажется, от раздавшегося в магазине крика у мужика с пистолетами презрительно дернулся глаз, а второй со скучающим видом потер шею ладонью и нехотя разочарованно кивнул.

— Рассказывай. И лучше, как ты сам сказал, ничего не забывай.

Лен Мориссон, уже успевший подумать о том, что когда все закончится, он сразу же закроет магазин и мастерскую, и отправиться домой, чтобы накачаться пивом, принялся натужно ворошить память. Скорее бы… Скорее бы отделаться от этих двоих и слинять…

— Невысокая. Русые светлые волосы, ну как песочные…

— Соломенные.

— Да, убранные в хвост. Глаза серо-зеленые, нос прямой, губы не пухлые, но и не тонкие — она все время их прикусывала, одежда совсем неприметная — серая или коричневая… Никакая, в общем.

— Рост. Точно.

— С меня! Может, чуть ниже.

— То есть метр семьдесят два, понятно. Что еще?

— У нее кроссовки были с бежевыми шнурками. Капюшон на кофте. На пальцах ни одного кольца — я почему-то заметил, ногти короткие. Ни одной лишней побрякушки — ни серег, ни цепочки. Майка серая, ноги тощие и взгляд…

— Что взгляд?

— Как у вас.

Моррисон вдруг запнулся, сообразив, что, наверное, сказал что-то не то; в магазине повисла тишина.

* * *

В 20.05, когда все вновь собрались вместе и поделились найденной за день информацией, Эльконто хлопнул ладонью по кухонному столу так сильно, что чашка с остатками кофе подпрыгнула, а чайная ложка со звоном вывалилась из блюдца.

— Поверить не могу — меня преследует баба! И за что, спрашивается? И не просто баба, а баба, стреляющая из винтовки, и баба, умеющая мастерить взрывчатку. Это что за проклятье такое?

Стоящий у приоткрытого окна Рен, выпустил изо рта клуб сигаретного дыма.

— А по мне так, она вполне тебе под стать. Ты всегда хотел бабу, вот и получай.

— Это что, тонкая издевка? — Глядя исподлобья, прорычал снайпер. — Я искал другую бабу, понежнее!

— Ну, ты же ее еще не спрашивал, вдруг она печет вкусное печенье и нежно заплетает косички?

— Стив, я давно хотел надавать тебе по шапке, и, кажется, наконец, нашел повод! — Грозный взгляд отыскал стоящего за плечом доктора. — Вы о чем думаете вообще?! Меня пытаются пристрелить, а они — всем скопом, причем! — издеваются над бедным снайпером!

— Бедный. Снайпер. Не звучит. — Философски, с изрядной, впрочем, долей иронии, пробормотал сидящий на стуле Баал, которого Барт нежно покусывал за теребящие морду пальцы. То и дело слышался игривый псиный полурык — давай, мол, двигай ими быстрее, а то легко ловить.

Как только на лицо Дэйна наползла тень напускной обиды, в диалог включился стратег отряда Аарон Канн.

— Ну, убить тебя никто не убьет — мы не дадим, но отловить подозреваемую надо. Причем, еще не факт, что это она. Что с того, что какая-то девка без документов арендовала машину, а потом проспала в ней всю ночь на твоей улице?

— Вообще-то, это довольно подозрительно, не находишь? — Халк Конрад бросил короткий взгляд на Канна, поднялся с одного из многочисленных кухонных стульев и приблизился к стоящему у открытого окна коллеге, размышляя, стоит ли раскурить припасенную на вечер Кейтанскую сигару. — Зачем кому-то вообще спать на улице? Она караулила его джип, но не дождалась его и уснула. Если бы дождалась, бомба под его днищем оказалась бы на сутки раньше.

— Согласен. — Аарон кивнул. — Вероятность, что это она, большая, но, все же, не стопроцентная. Мы не можем пустить пулю в лоб человеку только из-за подозрения.

— Можем. — Безразлично откликнулся ассасин.

— Ты вообще все можешь, я уверен. Но мы так делать не будем. Сначала мы отыщем машину, затем девку, либо сразу девку, и тогда поговорим. А после разговора уже решим.

— Отдайте мне ее живой — хочу поговорить сам. — Пробудился от тишины хмурый Эльконто; его взгляд уперся в собственные пальцы, сцепленные в замок. — Я должен узнать причины.

— Без проблем. — Согласился тактик. — Отдадим, говорить будешь сам, но для начала неплохо бы ее, все-таки, поймать. Итак, друзья и коллеги, поговорим-ка мы о перепланировке сил. Логан, схемы дома и окрестных районов у тебя?

Взгляд хакера оторвался от экрана телефона; Эвертон коротко кивнул.

— Неси их сюда. Народ, подбираемся ближе, будем мозговать.

Загрохотали вокруг овального кухонного стола стулья, зашуршали разворачиваемые листы бумаги; нераскуренная Кейтанская сигара на секунду зависла под взглядом светло-серых глаз и отправилась обратно в карман.

* * *

Слежка теперь мерещилась ей всюду: из-за углов невысоких домов, из проезжающих по проспекту машин, во взглядах редких, попадавшихся навстречу прохожих — разыгрались нервы. Зря она назначила эту встречу так далеко — у затерявшейся между деревьями, в глубине центрального парка, трансформаторной будки — теперь всю эту дорогу придется мотать обратно пешком. А что делать?

Легко шагали по сухому асфальту обутые в кроссовки ноги; пахло бензином и доносимой ветром, с обмелевшей речушки под мостом, травянистой влагой. На Нордейл опустились сумерки.

Весь вечер Ани потратила на разработку деталей нового плана — откинула десятки, если не сотни заведомо проигрышных вариантов, и, в конце концов, пришла к выводу, что на этот раз одной ей не справиться — нужен напарник. Еще один убийца — «крючок», способный отвлечь внимание на себя.

За ней следили, точно следили. Возможно, пока еще не за ней, но за каждым, кто приближался к трехэтажному особняку на Пайнтон авеню. Возможно они (а в том, что вокруг дома находились многочисленные «они», Ани почему-то не сомневалась) отыскали ее ненароком попавшее в камеру изображение, пусть она и пыталась этого избежать — да, ее или взятой напрокат машины, и, значит, по-глупому рисковать нельзя. Именно поэтому сегодня «Серпент — Вектра», тщательно протертый изнутри и снаружи тряпочкой, отправился ночевать на крытую платную парковку, расположенную под круглосуточным торговым центром. Пусть ищут. Там долго искать.

Мимо прогрохотал по мостовой массивными колесами грузовик, оставил после себя растянувшееся вдоль перил облако свежего выхлопа; Ани проводила красные фары взглядом, опустила голову, уперлась взглядом в проплывающие на асфальте трещинки и вернулась мыслями к «напарнику».

Говорят, хочешь что-то сделать — сделай это сам… Она бы и рада, но уже не выйдет. Новую позицию для снайперского выстрела не найти — вокруг лишь низкорослые соседские дома, на крыши которых не пробраться. Курьера или разносчика не подослать — двери, кроме своих, уже не откроют никому — в этом она была уверена. Пробираться во двор заведомо провальная идея — ее снимут еще на подходе к забору. Идти навстречу цели, обвешанной взрывчаткой? К такому повороту событий она еще не готова — пока не готова.

Может быть, когда-нибудь.

Завтра? Послезавтра? Может, ее жизнь и не жизнь вовсе, а жалкое подобие, но вечерний воздух все еще пахнет травами, все еще сияют, радуя глаз, далекие огни небоскребов, все еще поют по утрам в приоткрытую форточку птицы. Жизнь легко оборвать и невозможно вернуть, а, если так, стоит ли торопиться?

Остается «напарник». Человек, которого она, по сути, подставит — заменит им себя. И, пока Эльконто будет целить в другого, она выстрелит ему в затылок из-за угла. Из тени. И успеет скрыться. Это, если все пройдет хорошо. Если…

Пронеслись по мосту еще несколько машин — съехали с пригорка, остановились у далекого перекрестка; одновременно зажглись стоп-сигналы. Справа, за перилами, шевелилась, овеваемая ветром, зеленая трава; остывший ветерок пробирался под тонкую спортивную кофту, ласкал разгоряченный, длительной ходьбой затылок. Ани оторвала взгляд от земли и посмотрела на небо — на далекие темно-синие неровные облака — втянула одновременно легкий и тяжелый аромат ночного города и подумала о том, что жизнь, пусть даже такая жизнь, все-таки, хорошая штука и о том, что не хотелось бы ее терять.

Еще через пять минут по правой стороне показалась высокая кованая ограда центрального парка Нордейла.

* * *

— Зачем перед выстрелом я должен въехать ему в машину? Какой смысл?

Пришедший на встречу мужик, оказался не дураком — Ани никак не могла решить, плюс это или минус, но собственную роль продолжала играть безупречно: она — обиженная девушка, которой изменил парень. Бывший парень. Ведь нельзя все так и оставить? Надо наказать, да, наказать. Убить жестоко? А рога наставлять не жестоко? Она ведь платит, так что, меньше вопросов, дядя.

— Въехать нужно за тем, чтобы он подумал, что это простая авария, и вышел разговаривать.

— А так он подъедет к дому и не выйдет, что ли?

— Он очень быстро скроется с глаз — мало времени. Или вообще запаркуется в гараже. — Она вовремя поймала себя на том, что переключилась на сухой профессиональный тон и быстро вернулась к фальшивому раздраженному. — А если вы врежетесь ему в багажник, притворитесь пьяным или неосторожным водителем, вы его задержите на улице. (Для меня) Сумеете выйти сами, дождетесь, пока выйдет он, и сделаете выстрел.

— Ты хочешь, чтобы все было именно так?

— Да, так. Я буду наблюдать издалека, сидя в машине. Хочу убедиться, что он мертв.

— Злобная ты стерва.

Ани промолчала. Шевелился от ветра, растущий на углу зеленый куст; к этому моменту в парке полностью стемнело, вдоль центральных аллей зажглись фонари, но сюда их свет не пробивался, и серовато-белая будка, как и стоящие рядом люди, тонула во мраке.

Мужик, назвавшийся Ридом, курил. Она не стала. Незачем оставлять лишние детали, особенно, если что-то пойдет не так — покурит позже, когда останется одна.

— А кто будет платить за разбитую машину?

— Я.

— Богатая ты. — Фыркнули из темноты.

Буду бедная, — не стала произносить Ани вслух. — Убьешь ты его или нет — скорее всего, нет — но после этой оплаты у меня останется на жизнь всего пять тысяч. Жалкие пять тысяч на, возможно — ей так хотелось на это надеяться — новую жизнь. Совершенно другую жизнь.

(Главное, создай для меня заветную паузу, отвлеки на себя внимание и задержи его на улице, и тогда я заплатила не зря)

— Во сколько он появится у дома?

До этого они больше препирались, нежели говори по существу — этот же вопрос означал, что незнакомец, все-таки, берется за работу.

— Он возвращается около восьми. Адрес, имя и описание машины, на которой он подъедет тут.

Ани-Ра достала из нагрудного кармана два свернутых вчетверо листа.

— Если не в восемь, то в половине девятого.

— Деньги?

— Половину отдаю сейчас. Остальное после выполнения.

Рука нащупала в кармане тугую пачку из снятых ранее в банкомате купюр, извлекла ее на свет и положила в мужскую ладонь.

— В том, что мертвый, сама будешь убеждаться?

— Хотите вторую часть суммы? Тогда лучше, чтобы он был мертвым.

Мужик усмехнулся — изо рта дохнуло табаком. Он не верил таким, как она — мстительным дурам, и презирал их, но Ани было на это глубоко наплевать — главное, чтобы он запомнил ее именно такой: обиженной, туповатой и мстительной. И уж кого из них следовало презирать, так это его, Рида, потому что только идиот мог в мирной жизни добровольно выбрать профессию убийцы, а, значит, им и жертвовать не жалко.

Конец ознакомительного фрагмента.