Санара. Новая руна

Вероника Мелан, 2020

Когда два противника начинают уважать личные качества друг друга, когда соперничество перерастает в сотрудничество, а симпатия и дружба вырастают в полную страсти любовь, наступает эра великих дел. И ни один Чародей, творящий за дворцовыми стенами темные дела, не сможет устоять, если против него объединилась уникальная пара – Верховный Судья Аддара и девушка-Элео. Становится возможным все: зажечь над островом Новую Руну, повернуть время вспять и доказать Вселенной, что любовь сильнее препятствий.

Глава 2

Мир Аддар.

Нова.

(Daniella Mason — Talking in your sleep)

Сны — такая же часть жизни, как и бодрствование, но управлять снами может лишь тот, кто умеет управлять дневным бытием.

Мне давно не снились кошмары, этот тоже кошмаром назвать было нельзя, но в нем Судья вновь подкинул в воздух Куб-шанс. Очень реалистично и для меня наяву. Вокруг холодные стены замка Доур, темная зала, сводчатые окна в небо, клубящаяся вокруг наших фигур тьма. И уже вращается в воздухе магический предмет — откуда-то я знала, что сейчас он зависнет в моменте, явит зрителям определенную грань, и рисунок ее вспыхнет синим… А дальше я — снова человек — попаду в свою прежнюю жизнь, потеряю способности Элео. Глаза Судьи белые, как прожекторы, лицо жесткое, губы в полосу — он принял судьбоносное решение.

Нет! Мое сознание взбунтовалось первым, выбралось из ловушки страха и нерешительности, превратилось в бешеный по силе луч. Леа внутри уже запаниковала, вжалась «в спинку кресла» — так можно было бы сказать, если бы она сидела в кинозале на просмотре хоррора, — но мы с ней разделились. Леа назад хочет, хочет и боится, я — Нова — знаю, что еще не время.

— Не-е-е-ет!

Моя воля сильнее чужого решения, я не поддамся ни Судье, ни Кубу! Ширюсь, захватываю пространство, превращаю Куб в игрушку — плевать на него, он ненастоящий, забываю о нем, когда понимаю, мне нужно наружу, сейчас же.

Проснулась я одновременно с внутренним взрывом, похожим на коллапс сверхмощной звезды — сердце частит где-то в горле, голова дурная. Успела за секунду поддаться панике Леа, пока не рассмотрела — нет, я не в прежней квартире, я все еще здесь, в особняке на Сиреневых скалах. Дома… Все еще Нова… Куба нет…

И сделала самый длинный выдох облегчения в своей жизни.

Приснится же такое…

У снов нет иной роли, нежели напоминать нам о том, что именно мы чувствуем в режиме бодрствования. Сны легко толкуются, но, увы, не сонником или гадалкой, а проведением параллелей в ощущениях. Тот, кто часто видит лестничные пролеты без пары ступеней, входит в лифт без стен, падает, бежит, паникует — погряз в беспомощности. Именно на нее и призывают обратить внимание ночные «показы», однако многие ли об этом задумываются?

Мой сон напомнил мне о том, что Аид силен и все еще способен повлиять на мою судьбу. Пролетел в воображении знак с красной каймой: «Осторожно! Опасная зона!»

Спасибо, вспомнила, услышала.

Поднялась с кровати, поняла, что из-за ночных бдений с изучением рунных частот, я проспала почти до обеда, потерла лицо. Хорошо, когда нет ни начальников, ни расписаний, ни будильников. Последние, к слову говоря, всегда казались мне «адовыми» изобретениями. Как можно поднимать человека до его естественной потребности проснуться? Зверство!

То, что я все еще на Аддаре в этой временной ветке — хорошо. Засело, однако, где-то на фоне после странного сна беспокойство. Оно уйдет после горячих струй душа, глубокого вдоха в кайф налитого в кружку горячего кофе и первого укуса булочки с маслом.

«Наверное, я слишком много думаю о нем. А он не пес, с которым можно играть палкой…»

Булочку из холодильника я выложила на блюдце, сбрызнула водой, поставила в микроволновку на минуту. Пока готовился кофе, автоматом щелкнула пультом от телевизора — о чем вещает медиа? Что-то интересное в мире? Над кем-то еще можно пошутить, куда-то слетать, узнать удивительное? Первый канал казал новости — скукота, — но я оставила. Привычка. Достала масло, нож из стола, поставила на скатерть еще одну тарелку.

–…сегодня день плюшек с корицей. О том, как именно его собираются отмечать жители столицы — о секретных рецептах, планах и общественных мероприятиях, — мы узнаем чуть позже, после гороскопа. Но до него вести с Маноласа, где ведет расследование об обрушении шахты Верховный Судья…

Я окаменела, как идол на острове Керичи.

— Скажите, много ли известно на данный момент? Как продвигается расследование?

И глазам своим не поверила — Аид на экране. Строгий, одетый в темную хламиду — капюшон снят. Красивый, дерзкий, неприступный, как утес над бухтой Рикка. И как же, черт возьми, я по нему соскучилась. Ждала, чтобы хоть краем глаза… Дождалась и во сне, и в новостях.

«Проси, и будет тебе…»

Дама в голубом костюме держала микрофон с надписью «М-Вести» перед лицом Судьи осторожно, чуть на расстоянии; Санара привычно смотрел мимо ее глаз, а по моей спине ползли мурашки. Наверное, ей непросто давался этот репортаж, потому что рядом с Аидом страшно любому, даже если ты ни в чем не виновен.

— К сожалению, расследование движется не так быстро, как хотелось бы. Требуются дополнительные дознания.

Если бы он сместил взгляд чуть левее, дикторша ощутила бы озноб. Как я когда-то давно, в торговом центре, когда впервые посмотрела Санаре в глаза. Холодно, муторно, в ушах вата, а в голове затягивающий в себя коридор, из которого не выйти. Работнице манольских новостей нужно было дать медаль.

— Удалось ли отыскать причины обрушения?

— Частично. Детали выясняются.

— Как вы думаете, сколько времени займет расследование?

Я забыла про кофе и микроволновку, чей сигнал звякнул еще вечность назад, я залипала в экран. Мужчина в хламиде тянул на себя внимание, как тянет к себе электроны заряженное поле. Непримиримый, бескомпромиссный, осознающий свою власть, спокойный, чуть усталый. Манолас его чем-то выматывал, я ощущала это даже через экран.

— Результаты могут появиться быстро, если ко мне в помощь прибудет Новый помощник, которого я ожидаю.

И Судья посмотрел в камеру. Не на людей, которых в эту секунду пробило током, посмотрел через объектив прямо на меня. Я была в этом совершенно уверена — интуиция взвыла, как сирена. Санара совершенно точно знал, кому именно адресовал свой прямой взгляд. Знал, что нельзя в камеру, но нарушил собственный запрет, передал невидимое послание.

«Новый… помощник… Новый… помощник…»

Ему… требовалась моя помощь? На самом деле?

Но он уже отвернулся. Быстро свернул диалог, не ответил на вопрос, прибудет ли новый сотрудник на декке, отбыл ли уже из порта Софоса или же это кто-то из местных? Прищурил глаза — мол, без комментариев, — поджал губы и был таков.

Бледная дикторша, которую фон Аида все-таки задел, подвела итог в трясущийся микрофон:

— Как видите, нам удалось поговорить с самим Верховным Судьей, но точных данных о ходе расследования пока нет. Мы будем держать вас в курсе. Софос?

И режиссер переключил картинку на местную студию. Сразу за этим я щелкнула пультом, выключая телевизор.

Значит, новый помощник.

Интересно.

Конечно, в теории я могла ошибиться, но полагала, что призыв был адресован все-таки мне. И тогда другой вопрос — как попасть на Манолас быстро?

Кажется, этот день обещал стать совсем нескучным.

Я водрузила на стол кофе, положила на тарелку чуть теплую булку и взяла в руки нож для масла. Сначала завтрак, после мыслительный процесс.

Грелась на уровне загривка взволнованность от возможности скорой встречи. И одно дело — смотреть на Судью через экран, другое — находиться с ним рядом. Толпами ходили по воображению мурашки.

«Задал ты задачу, Аид…»

Но чем сложнее, тем интереснее. Уже ширился и ликовал азарт — приключение, приключение, приключение! Новые вершины и их покорения, планы, впечатления, очередной полет к звездам. Именно поэтому обратно в Леа я не торопилась.

* * *

Манолас.

Аид.

(Stive Morgan — Hover Above The Ground)

Шанс призрачный. На то, что она увидит, поймет, прибудет. Собственно, Санара на успех и не надеялся, но все равно впервые согласился на интервью, чтобы использовать единственную возможность передать послание. Передал. Дальше… ждать? Нет, просто работать.

Он уже с утра прокрутил в голове все варианты дальнейшего развития событий, если сегодняшний день, как и другие, он проведет один — бессмысленные дознания по кругу, один и тот же набор вопросов и ответов, вечером «бал». На нем он преступит все-таки закон, незаметно допросит ружана, после, если тот невиновен, выстроит обратный Мост Времени. Далее по кругу. Если не повезет сразу, потратит на Мосты много времени, сумеет за вечер «опросить» человек семь-восемь. Муторно, нудно, энергозатратно и очень долго. Других вариантов, увы, нет.

Шагая по раскаленной уже к обеду земле прочь от съемочного фургона, Аид кривился от вида шатра. Как же надоела эта затхлая вода из фляг, запах пота местных охранителей, невозможность нормально помыться в полевых условиях и нужда по кругу загонять под этот цирковой купол рудокопов. Сейчас он убил бы за возможность отключить центры обоняния в собственном мозгу — чем дальше, тем сильнее раздражался от необходимости дышать местной дурман-травой.

Внутрь вошел быстрым шагом, почувствовал, что вспотел под хламидой.

— Ваше Святейшество, кого из заключенных позвать? — постовой вытянулся в струну.

— Никого, — рыкнул Аид, ощущая себя не «святейшеством», а «демоничеством». — Перерыв.

Перед тем как вновь нырнуть в бессмысленные дознания, он хотел посидеть в тени, передохнуть.

* * *

Софос.

Нова.

Даже если с максимальной скоростью ветра в четыреста километров в час, все равно долго. Обернуться световой волной? Наверное, это удивительно — чувствовать себя светом, быть им. Но откуда-то я знала совершенно точно — жечь свой ресурс в случае обращения в фотоны я буду быстро. Не пойдет. Поставленную задачу мне хотелось решить не просто приятно и красиво, но еще и легко. Имею право выбирать. Какие варианты? Телепортация физического тела при наличии в голове ограничивающих убеждений? Возможна, но со сбоями. Хотелось еще легче, еще проще…

И тогда возник в голове ответ — сон. Для того, кто не видит особенной разницы между сном и явью, границы расстояний стираются легко, и, значит, возможно заснуть в одном месте, а проснуться в другом.

В это мне верилось. И это, что самое важное, хотелось попробовать.

Забираясь в кровать после обеда вполне довольной и сытой, я набирала мысленные установки о том, каким должно быть мое пробуждение — спокойным, комфортным, в одиночестве, неподалеку от Санары. Чтобы не холодная земля, но густая трава, чтобы та же одежда, хотя ее я смогу за минуту изменить на любую.

В дремоту я скатилась примерно за три минуты.

Соскользнула, обрела себя на границе, поняла, что тяжелое тело больше не помеха. Задала направление: Манолас; растворилась полностью. Ухнула в Элео-часть, стала миром, сразу всем, что в нем есть: виртуальной картой, морями, названиями, островами.

Выбрала курс. Достигла цели, не перемещаясь, для меня переместилось окружение. Так работает квантовая система частот — вне времени, вне пределов.

Сознанием пробудила от сонного паралича тело, открыла глаза.

Солнце жарче раза в три.

О том, что очнулась я не на Софосе, можно было понять еще и по запаху — слишком сладкому, приторному, незнакомому. Здесь иначе ощущалась земля, и колыхалось над низким кустарником тяжелое прозрачное марево. Манолас, как отщепенец от остальных островов, как младший брат, не желающий походить на других, цепко хранил свою собственную уникальную атмосферу. Кичился залежами зеленых кристаллов в черных недрах пластов, морил глаза плавностью низких холмов, давно и прочно оброс протяжными песнопениями туземцев. Топил древесные макушки и людские поселения в долгих апельсиновых закатах и издревле вел собственное, неподвластное ходу светил, летоисчисление. Здесь иллюзии водили хороводы вместе с дымом из курительных трубок, здесь ноги тонули в зыбкой почве морока.

Очень смешанное ощущение.

Я поднялась с травы, на которой лежала. Слишком жарко и не слишком приятно. Все чуждо.

Справа шатер. Тот самый, который захватил объектив камеры, транслирующей утренние новости.

Мне туда.

Внутрь я входила, испытывая смесь чувств, не поддающуюся описанию. Если я все поняла неверно, и он не ждал, я уйду. Так же усну на траве, проснусь уже дома. Подумаешь, короткое путешествие, когда еще я посетила бы Манолас? Верно, никогда.

В мою сторону, когда была замечена тень, дернулись постовые — я оттолкнула их от себя мягкой невидимой волной.

«Успокойтесь, родимые».

Они сделались безвольными и незаинтересованными, как куклы. Встали по местам, по разным сторонам от входа.

А вот Аид, сидящий на стуле, смотрел на меня очень внимательно. Очень. И теснили друг друга в его глазах тени удивления, облегчения, строгости, привычной тяжести.

«Я тоже по тебе скучала».

Действительно скучала. Практически сразу ощутила, как активировались от нашей близости невидимые микросхемы — слишком глубокие и сложные, чтобы их понять. Отошла на второй план причина моего здесь появления; перепуталась друг в друге наша заинтересованность.

Санара молчал. Пришлось самой.

— Новости посмотрела, — начала я легко, — если увидела не то, и ты не ждал, я уйду.

У Аида разглаживалась давно прижившаяся меж бровей морщина.

Ему было интересно — как? Как я попала сюда так быстро? И одновременно неинтересно. Я здесь, и этого достаточно.

— Туда? Обратно? — я покрутила пальцем, спрашивая. — Мне остаться или уйти?

Его ответ прошелся по моей душе нежными подушечками пальцев.

— Я тебя ждал. Оставьте нас.

Последнее он бросил постовым, которые потоптались у полога и через секунду удалились.

— Утомительная дорога? Воды? — Он не улыбался, но мне было тепло. — Садись.

И указал на единственный, стоящий у шатровой стены свободный стул.

* * *

Аид.

(Idenline — Coldest Night)

Она ощущалась ему единым солнечным пятном — не тем, которое снаружи слепит глаза и печет голову, но теплым бликом, играющим с кожей, веками и сердцем. Ветерком, шевелящим волоски на висках, когда ты сидишь на прогретых досках крыльца под яблоней, греешься телом и душой. Одно ее присутствие рядом расслабляло Аида, как настойка с секретным рецептом, капало на его затянутые шестерни машинным маслом, раскручивало невидимым гаечным ключом внутренние перетруженные болты. Он вдруг поймал себя на мысли, что может просто сидеть рядом с Новой часами, думать ни о чем, молчать, дышать, существовать — на этот раз не тяжело, хорошо.

Но ведь позвал сам, нужно объяснить.

— Помоги мне. И я твой должник.

Начал коротко, без предварительных пояснений.

Цвет глаз Новы серый, но Санара видел не радужку, а колышущуюся в поле пшеницу, а сверху облака. В месте, где беззаботно, просто и понятно. Где не творились бесчинства, где никто друг другу не вредил, не желал зла, с рождения не обманывал.

«Если бы он мог, он бы…»

Аид притормозил мысленный поток — он бы что?

«Он бы продлил ей жизнь до бесконечности. Чтобы ресурс не заканчивался. Чтобы вот так сидеть иногда…»

— Ты часто бывал чьим-нибудь должником?

Она улыбалась и спрашивала не обидно, он помнил, что в ней нет агрессии — ни явной, ни скрытой.

— Никогда.

— Какая именно помощь нужна?

Ему нравились прямые диалоги, когда от сути и к сути. Жаль, давило виски болью от запаха, который он успел возненавидеть. Мешало думать, путало мысли. Вместо объяснений он почему-то спросил:

— Как ты здесь оказалась? Так быстро.

— Через сон.

«Уснула в одном месте. Проснулась в другом».

Он понял ответ. Удивился, и нет. Понял, что сам так не смог бы, для путешествий через сновидения должен быть активирован определенный участок мозга. У него он спал. Да и нужды никогда, собственно, в его активации не было. Приготовился напрячь разум, собрать воедино разрозненную информацию, когда услышал:

— Ты его терпеть не можешь.

— Кого?

— Этот запах. Сладкий.

Верно. Он его ненавидел, и ни подтверждать, ни отрицать этот факт не имело смысла.

— Хочешь, я помогу тебе?

Они были совершенно разными: он — бетонной стеной, она — пряным сквозняком, пахнущим скошенной травой. И все же взаимодействовали; Санара до сих пор удивлялся и этому факту, и их совершенному, абсолютному контрасту. И еще Нова — потенциально идеальная преступница, которую он просит о помощи. Куда катится мир? Или все не так очевидно, как ему когда-то казалось?

— Каким образом?

— Просто доверься мне.

«Тебе давно нужно научиться это делать».

Аид молчал. Вмешательство Элементала в его сложную структуру? А какого черта он так цепко за нее держится, ведь сам не так давно понял, что роль Судьи ему опостылела. Разве он расстроится, если что-то нарушится? Не особенно.

— Помоги.

И чтобы не напрягаться и не мешать процессу, прикрыл глаза. Спустя секунду ощутил касание к своим разгоряченным вискам ментолового потока — освежающего и яркого, как покрытый кристалликами фруктовый лед на ножке. Понял, что следующий вдох дался неожиданно легко — спал внутренний аллергический отек, которого Санара раньше не замечал, — и сразу пропал запах ненавистной травы. Ни сладости, ни следа от приторности. Чистый воздух. Горячий, да, душный, неприятный, но чистый.

Выдохнул свободно, наткнулся на теплый и озорной взгляд, вспомнил тесную камеру в Бедикене, аккурат перед «полетом в пропасть» — знатный тогда вышел аттракцион.

«Может, сбежим? Хочется дынного мороженого… Ты какое любишь?»

Дынное он так и не попробовал, но мысль о том, чтобы сбежать, нравилась ему сейчас сильнее, чем раньше.

— Помогло, спасибо.

Уходила из головы вата, стремительно, как из порезанной пластиковой бутылки, вытекала из висков боль.

«Не за что».

— Так над чем работаем?

Теперь, когда ему не мешало скопившееся раздражение, когда мышление вновь обрело ясность, Аид вдруг понял, что рассматривает Нову пристальнее и прилипчивее, чем следует. Что мысли его отнюдь не спешат возвращаться к теме бала у ружана, что чем дальше, тем больше его занимает другое: «А сколько его внутренних болтов раскрутила бы их физическая близость?» Кое-как, как сошедшую с курса баржу, он вернул себя к делу, осторожно качнул головой вправо и влево, разминая затекшую шею.

— Это касается шахты. И бала, который сегодня состоится во дворце местного правителя.

Дальше он рассказывал ей все, как рассказывал бы следователю: здесь я имею право официально вмешиваться, здесь не имею. Собираюсь применить метод Моста — незаконно, да, но и опросить с помощью него более десятка людей за вечер не выйдет. А попытка всего одна. Есть ли мысли о том, как получить нужную информацию быстрее и легче?

Его гостья схватывала на лету. И Санару бритвенная острота ее ума в который уже раз заставляла испытывать помесь досады с восхищением. Хорошо, что они больше не враги.

— Что именно мы ищем? Старинный артефакт, вещь Элео?

— Скорее всего. Или что-то похожее.

— Поняла.

Она выглядела девчонкой, чей возраст не отгадать, юная и зрелая одновременно. Сколько ей на вид — двадцать два, двадцать семь? Он не мог понять. А в глазах похожая на Дрейкову «вечность», только не серьезная и тяжелая, «ртутная», как он ее называл, а новорожденный вселенский ветер, дерзкий и неугомонный.

— Какие у нас варианты? Могу превратиться в твоего помощника — молодого парня. Пока ты будешь занят распитием напитков с гостями, поотираюсь рядом с высокопоставленными чиновниками.

— Не пойдет. Состав команды, прибывший на декке, известен документально. Новое лицо вызовет подозрения.

— Без проблем. Тогда одной из местных красоток, может, танцовщиц? Грудь побольше, ума поменьше — таких мужчины подпускают к себе охотно.

Аид надеялся, что не скрипнул зубами. У них однажды уже случился на почве «грудь побольше» конфликт моральных принципов, а иными словами, у него — у Аида — уже случился в прошлом приступ ревности. Хотя они вроде не любовники.

Но дал вдруг о себе знать собственнический инстинкт, булькнула внутри нефть.

Нова легко пожала плечами.

— Поняла. Пойдем другим методом…

И где-то внутри отлегло.

— Я обернусь в Элео, стану никем и ничем, считаю нужную информацию из ментальных полей напрямую. Так будет проще.

Проще. Но энергозатратней. Стать ничем означало стать сразу всем — каждым атомом той бальной залы, каждой человеческой аурой, стенами, паркетом, пылинкой на бахроме штор, пузырьком в бокале шампанского.

— Твой ресурс…

Он сам не знал, как именно хотел закончить фразу. Сказать, что он в случае полного «оборота» быстро истощается? Что не стоит жертвовать столь многим ради какого-то дела, чьей-то чертовой шахты? Есть и другие пути.

— Моего ресурса хватит на все, что мне требуется.

«До того, как я уйду».

Она четко понимала все, что он не проговаривал вслух, и Аид завидовал ее простоте. Непривязанности к «имению» чего-либо, к обладанию, сохранению, приумножению. К тому, чтобы нажиться, извлечь выгоду. Нова не желала утяжеляться ни негативными мыслями, ни богатствами, и Санара вдруг понял, что такого врага невозможно победить. Заточить или уничтожить? Да. Сломать, повлиять, подчинить, переделать на свой лад? Нет.

— К тому же, — а его собеседнице «до фонаря» его тяжелые думы, — таким способом я смогу вычислить не одного человека, а сразу всю цепочку, если таковая имеется. И сдам тебе имена на руки. Так гораздо быстрее.

— Значит, свой ресурс ты не жалеешь?

— Нет. — Ее улыбка искренняя, как подземный родник. — Тем более за такого «должника»? Ни за что не откажусь.

Она опять его дразнила.

«Чем тебе ценен такой должник?»

«Тем, что я могу после его о чем-то попросить. Приблизиться. Изучить. Получить шанс на более тесное общение».

Более тесного общения он уже давно желал сам. Не был только уверен, что оно для нее безопасно, с его-то темной стороной.

Они опять сидели вдвоем, как в том кафе, и он балдел оттого, что ему просто смотрели в глаза. Говорили с ним и не боялись, шутили, дразнили. С ней он чувствовал себя больше человеком, чем с кем-либо еще. И вдруг странная несвоевременная мысль — взять бы ее на Уровни. Дрейк однозначно был бы заинтересован во встрече, без вопросов.

— Сколько до бала?

— Около двух часов.

— Хочешь, чтобы я пока «почитала» заключенных?

— Я это уже сделал. Там чисто. Пусто.

— Тогда…

Он вдруг перехватил ее извечный азарт и любопытство, впервые за долгое время поддался ему и спросил:

— А как ты это делаешь?

— Что именно?

— Трансформируешься в кого-то другого?

Ему улыбались в ответ — мол, хочешь посмотреть? Не боишься упасть в обморок, как при родах? Она была права в том, что созерцание быстрого изменения внешности — процесс не для слабонервных. Морфичность клеток, конечностей, внешних черт могли лишь теоретически, но все же превратить Нову для Аида из женщины в мутанта. Но ему хотелось на это взглянуть.

— Это неприятно?

— Что может быть приятного в том, когда у тебя начинают расти из ноздрей и ушей волосы? Откладывается на внутренних органах жир, закупориваются холестерином вены или разъезжаются тазовые кости? И все это за минуту, например?

Изменит ли это его отношение к ней, отобьет ли желание на сближение? В нем проснулась вдруг молодая упертость, желание и что-то непонятное, но важное для себя прояснить.

— Покажи мне.

Она совсем по-человечески закатила глаза — мол, всем вам шоу подавай, но он видел, что Нове интересно. И это представление, и реакция Санары на него.

— Кого ты хочешь перед собой увидеть? Старуху, порнозвезду, одного из твоих постовых, манолку?

«Только не манолку!» — выстрелило безо всякой логики. Не хватало ему опять морщиться при виде угольных сосков.

— Хотя… — Если устраиваешь себе тест, устраивай его по полной. — Давай манолку.

Удивленная пауза.

— Сам попросил…

И она — та, которая сидела напротив него и выглядела русоволосой сероглазой девчонкой неопределенного возраста, — вдруг начала без предупреждения меняться. Смазались черты лица, принялись втягиваться обратно в череп волосы — укорачивались, свивались жгутами в кольца, меняли цвет. Расползся нос, дрогнула ширина глаз, радужка почти мгновенно из серой поменялась на черную. Одновременных изменений было так много, что Аид не успевал их отслеживать. Куда-то пропала одежда, разошлись вширь плечи, стали безвольными и покатыми, вывалилась наружу та самая тяжелая, но отвисшая грудь, выпятилась вперед ненавистная нижняя губа. Не прошло и минуты, а на стуле перед Санарой уже не Нова, а одна из тех смуглых женщин, которых он видел в деревне. Лупоглазая, неглупая, но странная, держащая ладони там, где красовался покрытый черными волосами лобок. Ноги голые, ступни пыльные.

Удивление, грозившее превратить его в немого истукана, пришлось сдвинуть в сторону. Ради чистоты эксперимента.

И он сделал то, что хотел с самого начала. Прислушался к себе чутко, внимательно, спросил себя, мол, ну, хочешь ее такую? Провокационный вопрос, не имеющий отношения к делу, но почему-то важный, и вдруг с удивлением осознал невероятное — хочет. Не то, что видит перед глазами, потому что знает — «это» не настоящее. Но хочет ту, которая может стать кем угодно. Нет, не из-за ее удивительных возможностей, а потому что суть, ядро, что-то глубокое и женское в ней осталось тем же самым. Стань она дряхлой бабкой или даже дедом, он все равно будет хотеть — не деда, а Нову, или как бы там она себя не называла. Нить между ними осталась и вела она отнюдь не к физической оболочке, а к…

К чему именно вела незримая нить, Санара побоялся даже предположить. К душе? Лишь понимал — он бы трахнул сейчас и эту «манолку», потому что ощущалась она правильной, потому что красивая внешняя форма — бонус, — оказывается, не так важна. Поразительное открытие, незаметно ударившее под дых и выбившее из него воздух.

— Я понял, — пояснил негромко, — все увидел. Можно… назад.

Поднялся со стула. И развернулся к стене, чтобы не смотреть.

Нет, не потому, что боялся испытать отвращение при виде обратной метаморфозы, но потому, что знал, посмотри он в ее глаза сейчас — выдаст себя настоящего. Не как Судью, но как мужчину.

Потому слушал, как шуршит за спиной одежда, дышал медленно и осторожно и чувствовал, как растекается внутри удовлетворение, смешанное с надеждой на что-то неизведанное, настоящее. Что-то близкое, уже осязаемое, правильное и долгожданное — руку протяни…

— Готово!

Санара развернулся.

На стуле вновь русоволосая девчонка, состоящая, как ему казалось, из бликов солнца — даже его тьма смотрела на них с интересом, делаясь мягче. Вот только одежда… Вместо бежевой плотной рубашки — белая и прозрачная, расстегнутая от горла на три пуговицы; вместо прежних, походивших на военные штаны, светлые бриджи. На ступнях открытые босоножки.

— Что? — Нова вздернула бровь. — Жарко же.

Он знал, что контроль температуры собственного тела для нее такая же плевая задача, как отключение чужих центров обоняния.

— Не нравится? Сменить?

— Нравится.

Аид улыбнулся. Кое-как унял внутри горячую волну, опалившую ему минуту назад пах и логику. И неожиданно понял, что впервые в жизни произнес в адрес дамы что-то походящее на комплимент.