Малыш от чужого папы. НеСлучайная связь

Вероника Лесневская, 2022

– Малыш. Мой? – гремит за спиной, и я резко оборачиваюсь.– Твой, – на выдохе.– Ты солгала мне в ту ночь, – голос Артура режет сталью.– Я была уверена, что мы больше никогда не встретимся, – инстинктивно прикрываю руками живот.– И сейчас лжешь, – все так же холодно. – Ты знала, кто я, и забеременела намеренно. Чтобы потом манипулировать мною.– Я не…– Что же, угадала. Своего ребенка я никогда не оставлю, – в зеленых глазах загорается опасный огонь. – Но ты… исчезнешь из нашей жизни сразу же после родов.*Узнав, что мне грозит бесплодие, я в отчаянии провела ночь с шикарным незнакомцем. Утром мы расстались навсегда, не спросив даже имен. Тогда я и не подозревала, что вскоре увижу его вновь. В доме моего отца…

Глава 5

По пути к лексусу я окончательно замерзаю. Импульсивно прижимаюсь к церберу, пытаясь забрать и впитать его тепло. Слышу, как учащается стук его сердца и сбивается дыхание. Неужели я такая тяжелая? Судя по тому, как резко цербер ставит меня на ноги, да.

Не хочу отстраняться, но обнимать постороннего мужчину как минимум неприлично. Заставляю себя отойти от него, правда, при этом хромаю.

— Если ходишь, значит, не сломала. Но врачу показаться надо, — нахмурившись, говорит цербер.

— Уг-гу, — заикаюсь от холода.

Мрачнеет сильнее. И я его понимаю. Кто будет рад тому, что на его голову свалилось такое невезучее несчастье, как я?

Опускаю голову и шмыгаю носом. Цербер открывает пассажирскую дверь автомобиля — и достает из салона плед. Протягивает мне. Всматриваюсь в нелепый принт — котики на фиолетовом фоне. Растерянно поднимаю глаза на мужчину.

— Разденься, — приказывает неожиданно, заставляя меня закашлять.

— Что? — сипло лепечу.

— Ты вымокла насквозь. Заболеешь. Сними одежду и укутайся в плед, — «инструктирует» меня и добавляет чуть слышно. — Потом разберемся, что с тобой делать дальше.

— Отвернись, — надуваю губы.

Мужчина хмыкает, но все же слушается.

Раздеваюсь до белья, сложив мокрые вещи на капот, и заворачиваюсь в плед. Топчусь босыми ногами на месте, чтобы хоть немного разогнать кровь.

— Все, — фыркаю церберу.

Он оглядывается, удовлетворенно кивает. Забирает мою одежду и бросает на заднее сиденье.

— Ты серьезно? — спрашивает недоверчиво.

Не понимая, что он имеет ввиду, я плотнее кутаюсь в плед. Моя бы воля, я спряталась бы в него с головой. От холода, стыда и… потемневшего взгляда цербера.

— Что? — цежу сквозь стучащие зубы.

Шумно втягиваю носом воздух и вздрагиваю от очередного порыва ветра, что проникает сквозь тонкую шерстяную ткань, вонзается льдинками в кожу, миллиардом острых игл проносится по ее поверхности.

Не в силах терпеть, передергиваю плечами. В море, в объятиях цербера и то теплее казалось.

Встряхиваю мокрыми прядями волос, пытаясь прогнать неуместные образы. Однако голова начинает гудеть, а уши закладывает.

— В машину садись! — проследив за мной, хмурится цербер.

А сам занимает водительское кресло. Рваным движением поворачивает ключ зажигания — и включает обогрев.

— Ты серьезно плавать не умеешь? — смотрит на меня с прищуром. — Ты же утверждала, что с детства здесь бываешь, — кивает на скалу.

Высвобождаю руку из пледа, тянусь ко рту и нервно сминаю пальцами губу. Не знаю, как признаться, что я панически боюсь глубины. Это дико для человека, который почти всю свою сознательную жизнь провел у моря. Но факт. Наблюдать со стороны или окунуться у самого берега, чувствуя дно под ногами, — это мой максимум. Люблю море и боюсь одновременно.

— Не научилась, — бурчу тихо, не желая раскрывать душу.

— Странно, — искренне недоумевает.

— Ничего подобного! Даже рыбы — и то не все умеют плавать.

Не выдержав, цербер поворачивает ко мне голову и вопросительно изгибает бровь. Могу поспорить, что вижу в его зеленых глазах интерес и насмешку. Не знаю, что преобладает.

— Да! Например, нетопырь Дарвина, — вздергиваю подбородок.

Лиля, что ты несешь! Остановись. Но пережитый шок превращается в слова, которые льются нескончаемым потоком.

— При помощи грудных плавников ходит по дну океана. Страшненькая такая рыбка, — заканчиваю чуть слышно.

Цербер хрипло выдыхает и стискивает челюсти, пытаясь сдержать смех. На щеках, покрытых щетиной, слегка проступают ямочки. Невольно задерживаю взгляд на внезапно изменившемся лице. Все-таки цербер может быть милым. Когда захочет. Вот только ему привычнее рычать и гавкать.

— Хорошо, рыбка, которая не умеет плавать, — с трудом сохраняет невозмутимый вид, но я слышу теплые нотки в его дрогнувшем голосе. — Куда же тебя отвезти? — спрашивает, скорее, самого себя.

— Мой дом…

Резко умолкаю. Не хочу, чтобы цербер узнал, где я живу. Слишком лично. Нам не следует сближаться.

Да и мачеха вряд ли будет в восторге, если я приеду полуобнаженная, закутанная в один лишь плед. Представляю, что она отцу «накапает» после этого.

–…далеко, — заканчиваю тихо.

— Место, где я остановился, тоже неблизко, — размышляет цербер. — И тебе там будет… неудобно, — бросает на меня быстрый взгляд.

Уверена, что как раз ему неудобно везти меня к себе домой. Может, там его ждет жена. Меня не должно это касаться, но взгляд сам скользит по мощной правой руке, сильным пальцам, сжимающим руль. Не находит кольца. Хотя не все мужчины его носят, особенно на отдыхе.

— Ладно, — цербер трогается с места.

— Так куда мы едем? — вскидываю голову беспокойно.

— Я по дороге видел небольшой отель, — выкручивает руль на повороте, а я замечаю, как с коротких рукавов футболки капает вода. — Захудалый, конечно. Как все здесь у вас, — бурчит под нос.

— Туристам нравится, — фыркаю в защиту своего родного края, хотя понимаю, что он прав.

— У туристов нет выбора, — парирует цербер, не отвлекаясь от дороги. — Они едут к морю, но вынуждены терпеть предоставленные условия. В гостиничной сфере многое необходимо улучшить, — задумчиво тянет.

— Возможно, — отворачиваюсь к окну.

— Если у тебя есть на примете отель лучше, скажи. Я не местный. Мог пропустить.

— В это время начинают стягиваться отдыхающие, так что все может быть занято. Едем в ближайший, — соглашаюсь и вздыхаю шумно.

Минут через пятнадцать мы стоим на пороге невзрачного двухместного номера — единственного свободного. Потому что он самый дорогой. По деньгам, но не условиям. За такую сумму не знаю как за границей, но в столице можно жилье приличнее снять. Что поделать, курорт. И даже не в разгар сезона.

Переглядываемся. Цербер хоть и молчит, но на его лице можно прочесть все, что он думает об этом месте. Наверняка в его мыслях крутятся те самые немецкие ругательства, которых я наслушалась в море.

— Что ж, я в душ, — скрываюсь за ближайшей дверью.

Помещение небольшое, но вполне ухоженное и чистое. Правда, душевая кабинка тесная. Стараюсь быстро покончить с водными процедурами и уступить место церберу, который хоть и держится стойко, но продрог сильнее меня. Я хотя бы в плед укуталась, а он так и остался в мокрой одежде.

Беру из шкафчика единственный халат, хмурюсь, но все же прячусь в него и бесшумно выхожу из ванной. Цербер стоит у окна, спиной ко мне. Еле заметно вздрагивает, когда я окликаю его.

— Халат только один, — сообщаю виновато.

— Бери себе, — приказывает, не оглядываясь.

— Взяла, — фыркаю я.

Забираюсь с ногами на двуспальную постель, потираю подвернутую лодыжку. Цербер оборачивается, обводит меня тягучим взглядом, а потом тяжелым шагом направляется в ванную.

Через пару минут оттуда доносятся грохот, звон и пару крепких словечек на немецком. Прыскаю от смеха. Неудивительно. В маленьком помещении мужчина словно медведь в кукольном домике.

Возвращается из душа в одном лишь полотенце… Лучше бы я ему халат уступила…

Задерживаю дыхание, чтобы не выдать себя лихорадочным стоном, и отвожу взгляд, который опять может скользнуть не туда, куда нужно.

— Я нашел аптечку, — ровным тоном сообщает мужчина.

— Это она летала по всей ванной комнате? — ухмыляюсь ехидно.

— Не только, — в голосе слышится улыбка.

Нервно хихикаю, чувствую на себе потеплевший взгляд цербера и замечаю, как слегка приподнимаются уголки его губ.

Мужчина садится рядом, сминая постельное белье, жестом указывает мне протянуть ушибленную ногу, обхватывает рукой мою многострадальную лодыжку.

— Я сделаю тугую повязку, но утром сразу к врачу! — чеканит строго. — С твоим чемоданом тоже утром будем разбираться, когда администрация выйдет на работу. Договоримся, думаю.

Мне нравится, как он говорит во множественном числе. Словно мы не чужие люди и вместе будем решать мои проблемы. С одной из них он помогает прямо сейчас, крепко держа мою ногу и обматывая эластичным бинтом. Иллюзия заботы, но такая приятная.

— Врач? — спрашиваю, чтобы хоть как-то отвлечься от горячих ладоней, что касаются моей лодыжки.

— Почему? — цербер смотрит на меня исподлобья. — Всего лишь основы первой помощи.

— Я их не знаю, — признаюсь честно.

— Зря, в жизни пригодится. Особенно, когда есть дети, — неосознанно бьет по больному. — У тебя есть дети? — припечатывает пытливым взглядом.

Добивает. Контрольным выстрелом в сердце.

— Нет, — опускаю глаза. — А у тебя?

— Дочь.

Одно слово — и тишина. Подробностей я не заслуживаю. Мы недостаточно близки, чтобы обнажать души друг перед другом. Его жизнь меня не касается, но я зачем-то продолжаю стучать в наглухо закрытую дверь.

— С тобой приехала? — вырывается у меня. — Наверное, волнуется, что тебя нет рядом сейчас?

Чувствую себя виноватой. Из-за того, что я упала в море, а цербер вынужден был меня спасать, где-то теперь одиноко грустит малышка. Сначала я у нее плед с котиками украла, а теперь и папу.

— Она под присмотром, — отрезает коротко.

Испытывающе вглядываюсь в его по-мужски красивое, грубоватое лицо, но он делает вид, что всецело занят «первой помощью».

И все-таки… у него есть жена. Ведь это логично! Именно она сейчас присматривает за дочерью. Где-то там, в реальном мире. За пределами стен этого номера.

Выдыхаю со слабым стоном.

Теперь мне вдвойне неловко… Должно быть… Но…

Мужская ладонь движется от повязки выше, ложится на щиколотку. Останавливается, сжимая. Каре-зеленый взгляд вонзается в меня, пробивая насквозь.

Я давно не девочка и прекрасно понимаю, что означает внезапно изменившееся поведение цербера. Не раз я испытывала на себе этот звериный интерес. За одним исключением. Впервые за последнее время я остро хочу подчиниться.

Именно ему. Незнакомцу с обжигающим взглядом.

Вместо того чтобы возмутиться, я подаюсь ближе к церберу. Облегчаю его задачу, избавляю нас обоих от никому не нужных «брачных игр».

Одним страстным поцелуем даю ему зеленый свет.

Два взрослых человека. Миллиарды искр в воздухе, готовых соединиться и взорвать все вокруг.

Единственная ночь вместе.

Нет, я ни на что не рассчитываю. Я лишь одолжу чужого папу. На время. Потому что мне очень нужно.

***

Цербер нетерпелив и груб. Мы чужие, но он ведет себя так, будто берет свое.

У меня есть последний шанс оттолкнуть его. Показать, что я «не такая», но…

Сегодня я такая!

Поэтому отвечаю нежностью, словно в противовес мужской страсти. Однако приручить цербера не удается. Наоборот, он становится более диким и необузданным.

— Сладкая, — говорит по-немецки, уверенный, что я не понимаю. — С ума сводишь, — горячо выдыхает в ушко.

Не знаю, зачем ему скрывать свою мягкость. Но, кажется, я смирилась, что мне не разгадать этого мужчину.

Его голос хриплый, срывающийся. Он мог бы быть ласковым, но рядом со мной настоящий цербер. Поэтому даже в такой момент вновь слышу приказные нотки.

— Иди ко мне, — уже по-русски.

Цербер замирает внезапно, хмурится. И я осознаю, чем он обеспокоен.

— Все в порядке, я пью таблетки, — выпаливаю я. — Безопасно, — лгу до последнего.

Ведь я очень надеюсь, что «опасно». Настолько «опасно», что мне хватит одной ночи, хоть врачи утверждают обратное.

Мужчина медлит, будто мысли мои подслушал. Сомневается. Чувствую, что даже остановиться готов, хотя в его состоянии это практически невозможно. Но он из тех людей, у которых мозг сильнее сердца.

Отключай здравый смысл и строгий расчет, цербер! Сегодня они нам не пригодятся.

Обхватываю ладонями щетинистые щеки, провожу коготками по бородке. Всматриваюсь в напряженное лицо, ловлю губами судорожное дыхание.

Вздрагиваю от безумной мысли. Абсолютно неуместной.

Я бы хотела, чтобы наш сын был похож на него. Вырос таким же грубо красивым, мощным, сильным, готовым прийти на помощь. Глупо, но я почему-то уверена, что должен быть мальчик.

Одержимая! Приди в себя!

Но вместо этого целую цербера, впитывая его глухой рык.

***

Этого мужчину хочется слушаться. Принадлежать ему. Рассыпаться на атомы и собираться вновь рядом с ним. Снова и снова. Но…

Завтра мы расстанемся. А через какое-то время немецкий турист и вовсе покинет страну, оставив здесь свое маленькое приключение.

Все понимаю. Я сама этого и добивалась. Но не могу избавиться от горечи, что разливается внутри.

"Уходи уже, цербер. Ты получил свое", — приказываю мысленно, выбираясь из его лап.

Вопреки моим страхам, он осторожно укладывает меня на постель. Обнимает бережно. Проводит ладонью по плечам, спине. Накрывает меня простыней. По-домашнему, словно мы — пара. Утыкается носом в макушку, втягивая мой запах.

И я засыпаю на его груди, под учащенный стук сердца. Сквозь дрему чувствую, как цербер гладит меня по голове, перебирает пальцами влажные, спутанные после душа локоны. И нашептывает что-то. На немецком.

Улыбаюсь. Если мне все это снится, то я не хочу просыпаться…