Пеньюар

Вероника Киреева

Маленькие истории, замешанные на свежих эмоциях, неподдельных чувствах, ярких переживаниях, похожи на мягкие бисквитные коржи, пропитанные восхитительно-нежной иронией и глубоким пониманием того, что скрывается в клеточках человеческой души.

© Вероника Киреева, 2016

© Вероника Киреева, иллюстрации, 2016

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Краски

Как-то все быстро происходит, я не успеваю понять. В марте познакомились, в мае решили пожениться. А с другой стороны что ждать? Сколько можно ходить кругами?

Да и как узнать человека, тем более женщину? Быть может, она сейчас такая добрая и покладистая, не спорит, не злиться, не выкрикивает ругательства, а женись? Сразу начнется! И посуду бить будет, и ругаться, и вещи обнюхивать. А ты только смотри на нее и удивляйся.

Все они до свадьбы хорошие, и промолчать могут и вид сделать, что ничего не случилось, и не заметить дыру на носке. А как только кольцо на пальце появится, можно, наконец, все сразу же заметить, всё тут же сказать. А что стесняться?

Да мне тревожно, я запутался весь! То мне кажется, что Галя прекрасна, и ей можно доверять, то вдруг начинаю сомневаться, и мне кажется, что она от меня что-то скрывает, что-то не договаривает. А мы еще не женаты! Что будет дальше? Я записки буду находить в халате? Буду проверять, что у нее в сумке?

Буду красться за ней по переулкам, подслушивать телефонные разговоры, вырывать бутылку из рук? Прекрасная жизнь! Так надо сейчас всё понять, пока еще не поздно. Но как? Придти к ней домой и посмотреть, что у нее в шкафах творится, что лежит под кроватью. Заодно с мамашей познакомиться, может, она что скажет?

Может, у дочери двойки были по математике, и она прогуливала уроки, а потом сбежала из дому, и ее три дня искали с собаками? Да все может быть!

— Галя, — говорю, — мне нужно познакомиться с твоей мамой, взглянуть на фотоальбомы…

— Ой! — восклицает Галя. — Мама будет очень рада, Валера! Она испечет свой фирменный пирог, а я найду свои школьные фотографии, я там такая смешная…

Пришел я к ним в гости, мамаше цветы подарил, а она сразу же расплакалась, стала говорить о красоте каждого лепестка. Тут Галя прибежала, давай нас знакомить.

— Мама, — говорит, — это Валера, я тебе о нем много рассказывала. Валера, это моя мама Маргарита Петровна.

— Дети мои! — вдруг восклицает мамаша и бежит на кухню, доставать пирог из духовки.

Галя поняла, что еще не сняла бигуди, тут же закрылась в ванной, а я стал ходить из комнаты в комнату. Может, думаю, у Гали болезни хронические или припадки по ночам? Или у неё в родове были пьяницы? А может она вообще неряха, каких свет не видывал и мне самому придется полы мыть?

Смотрю по сторонам, вроде чисто. Вязаные салфетки, поди мамаша вязала. На окнах цветы, на стене фотографии, в серванте рюмки с фужерами. Так, наверное, они выпивают по вечерам, а потом в карты сидят, играют. Вот семейка! Тут Галя прибегает, на ней фартук в горох, на голове кудри развеваются в разные стороны.

— Валера, — говорит она и берет меня за руку, — мы должны сказать маме о нашем решении.

А я ничего еще не решил! Да я даже в шкаф еще не заглянул, не увидел, что там творится. Ёще даже под кровать не залез, а может, там как раз ничего нет! Галя не читает, не размышляет над прочитанным и как с ней жить?

— Дети мои! — восклицает Галина мамаша, прибегая из кухни. — К счастью пирог не подгорел. Валера! — она посмотрела на меня. — Я должна рассказать тебе о Галочкином отце. Я должна! — она достала фотоальбом и стала листать страницы. — Вот, это Галин папа, — она ткнула пальцем в какого-то кудрявого мужика с гитарой в руках.

Я смотрю, а это сосед мой с пятого этажа. Только на фотографии он с шевелюрой и без усов.

— Гриша прекрасный человек! — говорит Галина мамаша. — Просто прекрасный! — тут ее глаза стали наполняться слезами. — Он возвращался из командировки, а это было зимой, видимость была плохая, и им не хватило топлива, чтобы долететь до посадочной полосы, — она стала с шумом высмаркиваться в полотенце, висевшее на плече. — Мне позвонили, говорят, ваш муж трагически погиб в горах. Туда никак не добраться, их похоронят зайцы. Так и сказали.

— Мама! — Галя не выдержала и кинулась утешать свою безутешную мамашу.

— Постойте, — говорю я, вглядываясь в фотографию. — А это не Космодромов ли Григорий Михайлович?

— Именно он, — говорит мамаша сквозь слезы. — А какая фамилия! Космодромов! Но мой Гриша не в горах, нет! Он здесь! — она положила руку на грудь. — Здесь! А как он на гитаре играл, какие писал стихи! Сейчас так никто не пишет…

— Мамочка, — говорит Галя, — а у нас для тебя есть прекрасная новость! — тут она посмотрела не меня.

— Да! — чуть ли не вскрикиваю я. — Маргарита Петровна, ваш муж живой!

— Не утешайте меня, — в рыданиях говорит Галина мамаша. — Я давно смирилась с этой потерей…

— Мама! — торжественно объявляет Галя. — Мы с Валерой решили пожениться.

— Дети мои! — восклицает Галина мамаша. — Как же я рада за вас, Господи! — она снова начала плакать. — Это надо отметить, — она стала доставать из серванта бокалы. — Как же я буду жить без тебя, доченька?

— Ты будешь приходить к нам в гости, — успокаивает ее Галя. — Правда, Валера?

А я вообще еще не понял, хочу ли я жениться на Гале? Тем более что ее папаша пьет портвейн и потом играет на гитаре.

— Как же вы меня обрадовали! — радуется мамаша. — Пойдемте на кухню! Ой, ну надо же! Счастье-то какое! А мне сон вчера снился, будто я прилетела из Санкт — Петербурга и у меня в руках чемодан. И что вы думаете? — она протянула мне бутылку с шампанским. — Я смотрю, и вижу, что чемодана-то нет! Есть только ручка. Как радовался бы твой отец сейчас, доченька, — она посмотрела на Галю. — Как был бы он счастлив!

— Так я скажу ему, — говорю я, открывая шампанское.

— Мы еще не говорили Валериным родителям, — говорит Галя. — Для них это тоже большая новость, а свадьбу мы хотим сделать в мае или в июне…

— Не могу поверить! — Галина мамаша закрыла лицо руками. — Моя девочка выходит замуж! Давайте выпьем! — она подняла бокал. — Выпьем за то, чтобы вы жили долго и счастливо! А где вы будете жить?

— У Валеры, — как ни в чем не бывало, говорит Галя и кладет на мою тарелку кусок пирога.

— Это прекрасно! — мамаша с большим удовольствием выпила и стала раскладывать салаты. — Твой папа был особенным человеком, — сказала она, — и когда он полетел в ту командировку, он как будто бы что-то чувствовал, — тут она достала из шкафа бархатную коробочку. — Он снял свое кольцо и сказал мне, Маргарет. Да, именно так он называл меня, — она вскинула глаза к потолку, чтобы не разрыдаться.

— Но постойте! — говорю я, а мне вообще непонятно, что за спектакль!

Человек живет себе на пятом этаже, а тут такая трагедия!

— Он сказал, — продолжает мамаша, — вот мое кольцо, Маргарет. Я отдаю его тебе, как символ моей преданности и бесконечной любви. Быть может, я не вернусь, мое сердце тревожно, в нем так много предчувствий, — она сдержала слезы и продолжила. — Но ты должна помнить, что я люблю тебя, и буду любить всегда.

Тут мама открыла коробочку, и мы увидели два обручальных кольца.

— Примерь, доченька, — мамаша достала свое колечко и протянула Гале.

Та надела его на безымянный палец, и оно оказалось ей как раз!

— А теперь ты, Валерочка, — мамаша протянула мне кольцо Космодромова.

Я надел его на свой палец, а оно моего размера! Как будто бы я только что купил его в магазине.

— Мы отдаем вам свои кольца, — торжественно произнесла мамаша. — Это не просто кольца, — она посмотрела на меня. — В них…

— Маргарита Петровна, — а я не могу слушать этот бред!

Как можно жить в таком обмане? В такой нелепой лжи? Я стал снимать кольцо, а оно не снимается! Да я вообще весь вспотел, не знаю что делать!

— Валерочка, — стала успокаивать меня мамаша, — пусть оно будет у тебя. Галочка, снимай свое кольцо, пусть оно тоже будет у Валерочки.

А у меня вообще сомнения! Хочу ли я жить с Галей? А если она как папаша будет пить целыми днями и петь? Тут Галя снимает кольцо и протягивает его мне.

— Храни их до свадьбы, — говорит Галина мамаша. — Это символ любви, которую надо воспитывать и созидать.

А мне вообще не хочется ничего воспитывать, и уж тем более созидать! Какая любовь может быть, если такой обман? Положил я кольцо в коробочку, а сам думаю, как мне кольцо Космодромова снять? Да и зачем я буду носить кольцо обманщика? Кольцо человека, который красиво умер и тут же воскрес?

— Я покину вас на минутку, — я вскочил со стула и направился в ванную.

Намылив руки, я стал снимать это кольцо, а оно не снимается! У меня уже сердце закололо, потемнело в глазах, это же надо! Это что за семейка? Папаша живет в свое удовольствие, мамаша рыдает, дочка вообще хочет замуж!

Да как можно жениться, если мы знакомы всего два месяца? Снял я это кольцо, чуть было палец себе не оторвал, щас думаю, на кухню приду, все им выскажу! Скажу, ваш муж Маргарита Петровна живет себе и хохочет!

Пришел я на кухню, положил кольцо в коробочку, а мне не верится, что такое вообще может быть! Да я вижу его рожу каждый вечер, как он идет мимо меня, еще и в гости зовет.

— Я помню свою свадьбу, — вдруг говорит Галина мамаша, — особенно то утро, когда я проснулась…. Я лежала в кровати и думала, что с сегодняшнего дня моя жизнь станет другой…. На вешалке висело белое платье, фата. Был июль. Да! — она встряхнула головой. — Я тогда уже понимала, что это навсегда, на всю жизнь.

— Но послушайте! — а мне хочется рассказать, что ее муж вовсе не в горах, а живет и веселиться на пятом этаже. Причем у него нет ни жены, ни детей!

— Я подошла к окну, — с воодушевлением продолжила Галина мамаша, — и вдруг увидела старушку. Она сидела на скамейке в байковом синем халате и смотрела куда-то вдаль. Все еще спали, было часов шесть….

— Надо пойти к нему, — сказал я, разливая шампанское по бокалам.

Ну, так, а что? Женщина страдает, думает, его нет, а он есть!

— Я смотрела на нее, — продолжает Галина мамаша, — и мне так захотелось, чтобы она меня обняла. Просто обняла, потому что в этот день мне так хотелось, чтобы меня кто-то обнял, — тут она на мгновение задумалась. — У меня не было ни родителей, ни родственников, и вот эта бабушка так напомнила мне мою бабушку, что я выбежала из подъезда и подсела к ней на скамейку. Я смотрела на ее седые волосы, зачесанные под гребешок, на ее руки, сложенные одна на другую, и мне так захотелось потрогать эти венки…

Я посмотрел на Галю. Ну, вылитый Космодромов! Такие же глаза, нос, уши, только гитары не хватает.

— Утро было таким теплым… Я сидела и слышала, как звенят трамвайчики, — говорит Галина мамаша, — как воздух наполняется запахом свежеиспеченного хлеба, и все внутри меня наполнялось предчувствием чего-то радостного, чего-то необычного, нового….

— Прошу, — я поднял свой бокал, приглашая дам выпить.

Мы со звоном чокнулись, как будто бы у нас Новый Год, при этом Галя мне два раза подмигнула, а я вообще переживаю за гены. Нет ли у нее пристрастия к алкоголю?

— Эта бабушка посмотрела на меня, — говорит Галина мамаша, — вздохнула и говорит, девочка, ой, а мне тогда было всего девятнадцать! У меня были длинные светлые волосы, брови вразлет, свежий румянец, я еще танцевала русские народные танцы, так любила водить эти хороводы!

— Мама…

— Галочка, — мама посмотрела на нее любящим взором. — Я очень жалею, что ты нигде не танцевала, это помогло бы тебе с осанкой. У нас был такой чудесный коллектив, мы сами расшивали кокошники.… Ой, ну было же время!

Я посмотрел на нее. Почему? Почему он ушел таким образом?

— Эта бабушка, — мамаша положила мне в тарелку холодец, — взяла меня за руку и говорит, девочка, вчера была гроза, и я сразу же сняла с себя все металлические предметы и выключила телевизор. А я говорю ей, я сегодня выхожу замуж, обнимите меня, пожалуйста. Она меня обняла, я закрыла глаза и вдруг почувствовала от ее халата запах моей родной бабушки. Это было такое чудо… Я как будто бы вернулась туда, где меня любили…

Я посмотрел на нее и вдруг увидел, какие синие у нее глаза.

— Ну что ж вы ничего не едите? — Галина мамаша стала раскладывать в наши тарелки салат. — Галочке нравится с солеными огурчиками, а я привыкла с тертым яблочком…. Ну какие великолепные цветы! — она с восторгом посмотрела на букет, который я ей подарил.

— Мамочка, — говорит Галя, — ты можешь приходить к нам в гости. Правда, Валера?

Они обе посмотрели на меня.

— Конечно, — сказал я, и тут же представил, как Космодромов поднимается по лестнице с бутылкой в руке и вдруг встречает свою жену!

Так если Галя будет жить у меня, значит, она первая его и увидит. Но узнают ли они друг друга? А как тут не узнать, если у них одно лицо? От этих мыслей у меня закружилась голова, где же нам жить?

— А может, мы будем жить у вас? — спросил я, глядя на Галину мамашу.

— Валера, — Галя с удивлением посмотрела на меня.

— Конечно! — воскликнула Галина мамаша. — Я буду печь вам блины, а по выходным мы все вместе будем обедать за большим круглым столом, — она улыбнулась, и я неожиданно заметил ямочку на ее левой щеке.

— Мама, — Галя недовольно подняла бровь. — Мы с Валерой будем жить у него.

А как можно жить у меня, если ее папаша мельтешит перед глазами?

— Давайте пить чай! — обрадовалась мамаша и стала доставать чашки. — У меня есть такое вкусное малиновое варенье!

А я сижу и не знаю что делать? Может, мне не надо жениться на Гале? Я посмотрел на нее. Люблю ли я ее? Да как я могу ее полюбить, если мы встречаемся всего два месяца? Да я даже не знаю, что у нее на уме! Может, она также как папаша отдаст мне свое кольцо и исчезнет навсегда!

И почему он так сделал? Из-за чего? Если бы была другая женщина, то он был бы с другой женщиной, но он один! А может, мне пойти к нему, показать их с Маргарет кольца? Сказать, что я женюсь на его дочери, и она будет жить у меня? Пусть он меняет квартиру, переезжает, в конце-то концов!

— Валера, — говорит Галя, — я хочу показать тебе свою комнату.

— Идите, посмотрите Галочкины натюрморты, — говорит мамаша, — а я пока чай приготовлю. Как же хорошо, доченька, что ты ходила в художественную школу!

А мне только натюрморты разглядывать! Мне уже кажется, что Галя чужой мне человек, и я не хочу на ней жениться, и уж тем более с ней жить! Так она меня за руку схватила и заволокла к себе в комнату!

— Валера, — говорит она шепотом, — ты должен знать правду. Мой папа жив и передает всем привет.

— Правда? — я сделал удивленные глаза.

— Да! — радостно шепчет Галя. — Я с ним встречаюсь по выходным, мы гуляем по городу, — она усадила меня на кровать. — Он прекрасный человек, добрый, талантливый, сам пишет музыку…

— А как же мама? — а мне непонятно, как можно не жить с такой женщиной?

— А что мама? — она обернулась на дверь. — Мама живет, и пускай себе живет…

— Ты с ума сошла? — а я вообще не пойму, как можно быть такой лживой?

— Да тише ты! Она ничего не должна знать!

— Да конечно! — рассмеялся я. — Муж живет и передает всем приветы, а она считает его погибшим! Так может, ему прийти? Дескать, здрасьте, я пять лет лазил по горам, а теперь вот решил вернуться.

— Пусть он лучше будет в горах, — говорит Галя. — Зато у него творческая активность, он пишет, поет…

— Галя! — а я не могу поверить, что она несет этот бред! — Как ты можешь?

— Валера, — она достала какие-то рисунки. — Посмотри, как я красиво нарисовала.

— Ты что, вообще что ли? — а я будто очнулся!

— Вот здесь я изобразила деревенский дом, — говорит Галя, показывая мне какую-то мазню. — Я еще думала, может окутать его предвечерней дымкой, такой сизовато-розоватой, тянущейся, как густая патока, а потом подумала, что лучше предрассветный туман, такой…

— Галя, — перебиваю я, — как ты могла?

— Все-таки я думаю, лучше туман, чем дымка, — она посмотрела на меня. — Туман это как бы начало нового дня, предвкушение, а дымка это уже вечер, это вхождение в ночь, в завершение…

— Завершение… — медленно повторил я.

— Иди, Валера, — говорит Галя. — Иди и скажи маме, что папа живой. Давай!

Я поднялся с кровати, а мне вообще нехорошо!

— У меня все готово, — услышал я голос Галиной мамаши. — Чай с травами, с сушеными ягодами… Варенье малиновое, мед с пасеки настоящий, липовый…

Пришел я к мамаше на кухню, сел на стул. А она чай по чашкам наливает, смеется, ямочку мне показывает.

— Маргарита Петровна, — говорю я, — вы присядьте.

— Валерочка, — улыбается она, — я так счастлива, что в этом мире есть ты. Есть этот день, в который мы смогли как-то сблизиться, немножко узнать друг друга, а я так переживала, попробуй варенье, — она протянула мне чайную ложку.

— Я должен вам сказать… — начал я.

— Ты насчет Галочки? — шепотом заговорила мамаша. — Она хорошая девочка, много читает, а как великолепно рисует. Я сама удивляюсь! И ведь она эти картины написала сидя дома, даже не вышла в лес.

— Я хотел вам сказать, — снова начал я.

— А когда ей было лет восемь, — говорит мамаша, — она смешала все краски, абсолютно все! И как ты думаешь, какой получился цвет?

— Синий?

— Нет, Валера! — мамаша перекинула полотенце с одного плеча на другое.

— Зеленый?

— Нет!

— Красный?

— Черный, Валера! Так она плакала, а потом поняла, что надо смешивать по две краски, ну может по три, давай я тебе еще налью чая, — она подлила мне из чайника кипятка. — Варенье изумительное, и ведь я подумала, что наша жизнь, это тоже краски. Что смешаешь, то и получится.

— Наверное…

— Галочка, иди чай пить, — позвала она Галю. — И ведь добавишь черный, всё сразу же станет черным. Сразу же!

— Я пойду, — сказал я, глядя на часы. — Уже поздно…

— Хорошо, что ты к нам пришел, — она посмотрела на меня своими синими глазами. — Галочка, иди, попрощайся с Валерой.… Не пойму чем она там занимается?

Тут Галя прибегает, руки в краске, лицо в разводах.

— Валерочка, — мамаша протянула мне коробку с кольцами. — Или пусть пока полежат у меня?

— Пусть, — говорю я, а мне тяжело, да я не могу!

Вышел я на улицу, и что мне делать?