Время прощает нам всё…

Вероника Жданова

Моим мальчишкам. Небольшой сборник эссе, посвященный близким и не очень людям, так или иначе оставившим след в моей памяти.

Груша Вера…

Дед в саду и огороде «ни черта» не делал, только « посвистывал». Возвратившись вечером после двух-трех операций или приема больных « с мелкой придурью», это тех, кто «по глупости» ломал руку-ногу-шею, Дед выходил в затихший сад. « Переоденься!» — неслось вслед. « Измажешься! Осточертело мне эти рубашки настирывать!» Дед машинально подтягивал резинками белоснежные рукава и, насвистывая, брался за шланг. К шлангу была примотана старая сетка от душа и теплая вода, казалось, ласкала уставшие, поникшие от зноя растения. « Тоже мне, пан выискался!» — пофыркивала на кухне Баба, подавая в раздаточное окошко столовой запотевший графин водки, маринованные грибки, разваристую картошку. Ужинали всегда своим кругом, по-простому, отсылая работницу домой. К обычному ужину не переодевались, и от этого было необычайно уютно и покойно. « Нет. ну где он ходит! Все стынет!» — шкворчала Баба, забирая с веранды миску моченых яблок, последних в этом году. А Дед стоял в облаке водяной пыли, отливающей вишневым сиропом в лучах закатного солнца, и тихонько посвистывал. Вечерний «душ» творил чудеса. Цветы начинали прихорашиваться, а травы и овощи одуряюще пахнуть, лицо Деда постепенно смягчалось. И только одна груша грустила посреди сада. Уж как бы не расцветала она по весне, удивляя всех крупным душистым цветом, плоды у нее все выходили хиленькие, кислые и недолговечные. Каждую осень, устав выгребать «зряшную падалку», Баба требовала от Деда избавить ее сад от никудышней постоялицы. Деду все было некогда. Тем временем сад укутывался снегом и засыпал, а по весне груша так завораживала всех своим долгим чарующим цветением, что о намерении избавиться от нее и вовсе забывалось. Однажды Дед сделал надрез на смуглой ветке и привил груше серый сучок. Замотал все серой тряпочкой и обмазал варом. « Выведу новый сорт!» — мечтательно сказал он, — «И назову его «Вера». « Ух ты! Груша Вера!» — сказал Сережка. « Только это секрет! Смотри не скажи Бабе!» — попросил Дед. Весной на ветке как всегда было много цветов и россыпь мелких завязей. Но к середине лета мы увидели, что один плод просто гигант по сравнению с другими. Теперь поливку сада Дед начинал с грушевого дерева. Уже и Баба нет-нет да обмолвится в разговоре со знакомыми о чудо прививке и гигантском плоде. К августу городок гудел, надо же, честь жены пан доктор новый сорт вывел. По соседству с огромной красавицей обобрали лишние листики и сорвали мелкие плоды, чтобы лучше грелась на солнышке и наливалась. В отпуск приехали наши родители, потом потянулась череда летних гостей. И по какому-бы поводу не собирались гости — разговор сводился к «груше Вере». Баба в то лето и сама расцвела как груша, наряжалась в легкие крепдешиновые платья и красила губы сердечком. Ей было почти пятьдесят и Дед подарил ей очки в золотой оправе. Папа делал снимки всех желающих на фоне грушевого дерева. Дядя Вася, Сережкин отец, высчитывал время созревания плода, потому что надвигалась у него очередная командировка. Одним словом кусочек груши хотел отведать каждый. И этот день настал. В самом начале сентября, перед тем как разъехаться в разные стороны и страны вся семья собралась вместе. Стол накрыли в саду, под грушей, чтобы было как можно символичней. Кроме близких за столом оказалось еще человек шесть нечаянно зашедших «на огонек». Грушу приготовились запивать крюшоном. Мама вынесла фруктовый торт, желе и маленькие серебряные вилочки для фруктов. Дед сказал тост и чмокнул Бабу в щеку. Баба взмахнула широкими рукавами и сняла грушу с ветки. « Она ее даже не помыла!» — потрясенно прошептал Сережка, которого просто «убивали» за немытые яблоки. Золотисто-зеленую красавицу поставили «на попа» и отрезали тонкий ломтик. Необычайно терпкий запах поплыл над столом. « Ах, прямо конфета-дюшес!» — сказала младшая тетка. Баба торжественно положила кусочек в рот, почмокала губами и сказала: « Просто наслаждение! Но вымыть-то мы забыли!» и унесла грушу в дом. « Минууточкууу!» — донеслось уже из открытой двери. Гости разлили крюшон по бокалам и стали ждать. Дед, тем временем, гордый и счастливый, предлагал всем отведать торт и желе. «Не скромничайте, дорогой! Сначала отведаем Вашу грушу, а потом уж и все остальное!» — сказал мой крестный. Конечно, подать грушу баба просто так не могла. Она принесла ее на тонком блюде, нарезанную тонкими пластинками, без кожицы, слегка припорошенную корицей и украшенную взбитыми сливками, оставшимися от торта. Стоит ли говорить, что доставшийся мне кусочек просто растаял во рту. Темнело. На деревьях зажгли фонарики. Взрослые завели разговоры о чудесах природы. Дети доедали торт и смотрели фильмоскоп на белой стене дома. Все разошлись по комнатам за полночь, отказавшись от вечернего кефира. Гостей, по традиции, оставили ночевать. Долго еще слышались разговоры из открытых дверей комнат. Никому не спалось.

Спустя годы Дед часто вспоминал этот вечер и досадовал на то, что груша так больше не дала ни одного плода и просто засохла на следующий год. Несколько лет назад я купила Бабе чудесные груши. Яблок она терпеть не может. Она приготовила грушевый десерт к обеду, как когда-то в тот вечер. Со сливками и корицей. И мы заговорили о груше Вере. « Да не было никакой груши!» — сказала вдруг Баба. « Но как же… Я же сама ела! Ты что, не помнишь!» Баба досадливо отмахнулась от меня: « Да что он там мог привить! Мичурин! Вырос такой же кислый дичок, только огромный! Хорошо, что хоть еще груши дома были, а то позора было не обобраться с этим экспериментом! Груша Вера! Вот и назвал бы в честь себя!»

Вчера мой муж привез саженцы, один из них, грушу, он решил посадить в честь дня рождения. «Ну и как мы ее назовем?» — спросила я. « А у нее уже есть название!» — показал он на прикрепленную к стволу бирку. « Может, назовем ее «груша Вера»?» — спросила я. И мы оба рассмеялись.