Я буду ждать

Вера и Марина Воробей

Спустя два месяца после разрыва с Игорем Галя Снегирева получает от него письмо по электронной почте. Неужели он надеется, что она простит его предательство? Девушка не хочет видеть его, да и Валентин, узнав от Гали о письме, начинает ревновать ее. А потом вообще ставит условие: Галя должна сделать выбор – или он, или Игорь. Девушке предстоит принять очень непростое решение.

3

По дороге домой она решила, что, войдя в квартиру, первым делом включит компьютер и прочитает его письмо. На самом деле, закрыв за собой дверь и разувшись, Галя отправилась в ванную.

«Как странно получается, — размышляла девушка, стоя под едва теплым душем. — Значит, посылать письма и эсэмэски Игорь не боится, а позвонить духу, наверное, не хватает… А может, прекратить это все? Вряд ли он отважится мне позвонить. Вот не стану отвечать на его письмо. И даже читать его не стану. И пусть все плавно сойдет на нет. А чему, собственно говоря, сходить на нет? — спрашивала себя Снегирева и сама же отвечала: — Нечему. Ни о каком возобновлении отношений не может быть и речи. А это его второе письмо… Так ведь я сама попросила дать разъяснения. Так и написала: „Жду разъяснений“. Вот Игорь их и дал… Нет, все-таки надо взглянуть, что там у него стряслось…»

Галина выключила душ, плотно закрутила краны. Она не стала вытираться, а лишь набросила на плечи белый махровый халат, запахнула его, завязала пояс и отправилась в комнату, к компьютеру.

Второе письмо оказалось чуть длиннее первого:

«Галя, спасибо за то, что ответила. Понимаю, тебе нужны разъяснения. Скажу лишь одно: вчера я встречался с профессором Силецким, и между нами состоялся серьезный, очень серьезный разговор. Думаю, ты уже поняла, о чем мы говорили. Но ведь я ничего не знал! Не хочу, чтобы ты считала меня последним мерзавцем. И так у тебя для этого достаточно оснований. Теперь ты понимаешь, почему я так настойчиво прошу тебя о встрече. И потом, знаешь, без тебя моя жизнь как-то потеряла смысл. Но не думай, я не такой осел, чтобы надеяться на твое прощение. Просто хочу вернуть тебе долг. Пожалуйста, давай встретимся. Я буду ждать. И.»

«Нет! Нет! Нет! — стучало в висках у девушки. — Не может быть! Ведь профессор обещал мне, он дал слово, что ни при каких обстоятельствах не скажет Игорю, откуда на самом деле взялись деньги на операцию! Что же заставило его нарушить слово?»

Тогда, примерно год назад, Снегиревой с помощью репортажа, снятого корреспондентами программы «Времечко», удалось раздобыть необходимую сумму. Впрочем, часть денег составляла премия, которую Галина получила за победу в поэтическом конкурсе. Конкурс был весьма своеобразный: его участники должны были писать исключительно на патриотическую тему. Снегирева так и назвала свою поэму — «Патриот». Неожиданно для нее самой поэма получилась искренней и в отдельных частях пронзительной, не говоря уже о ее художественных достоинствах. Впрочем, профессор Силецкий, помнится, даже не спросил тогда, откуда у столь юной девушки, еще школьницы, взялись такие деньги — пять тысяч долларов. Он лишь пообещал, что сделает все, чтобы операция прошла удачно. Впрочем, в этом и без его заверений Галина ни на миг не усомнилась бы. И еще профессор Силецкий дал честное слово, что не расскажет ни Игорю, ни его родителям, кто заплатил за операцию. Галине и сейчас не верилось, что профессор мог нарушить слово — таким порядочным и надежным человеком он ей тогда показался.

Но сомнений быть не могло: Игорю все стало известно. В своем втором письме он совершенно прозрачно намекал ей на это. Чего стоит одна только фраза: «Просто я хочу вернуть тебе долг»! Какой такой долг? Никогда Игорь не брал у нее взаймы. Ясно, что он имеет в виду деньги, которые она заплатила за операцию. Нет, Галина должна встретиться с Игорем, пока он не натворил каких-нибудь глупостей. Теперь она просто обязана встретиться с ним, чтобы раз и навсегда закрыть эту тему, раз уж профессор так ее подставил.

Но что, что вынудило его сделать это? Неужели просто так взял и выболтал ее тайну? Год молчал и вдруг ни с того ни с сего проболтался? Нет, в это Галина поверить не могла. Вот, кстати, и еще один повод для встречи: расспросить у Игоря, как все происходило на самом деле.

Снегирева не знала, какие чувства сейчас преобладают в ее душе: злость ли на профессора, досада ли на то, что теперь Игорь знает ее тайну, или простое желание увидеться с ним. Все как-то перемешалось, перепуталось — и мысли, и чувства, — и девушка стояла у окна, уставившись в него невидящим взглядом, а компьютер работал в режиме связи с Интернетом.

Снегирева поняла, что не вышла из Сети, лишь когда подняла телефонную трубку. Выключив компьютер, она вернулась к телефону. Ощущая сильнейшее волнение, Галя принялась набирать номер Игоря. Пальцы предательски дрожали, в ушах стоял противный гул. Девушка положила трубку, так и не набрав номер, и прошлась по комнате — до балкона и обратно к телефонному столику. Но не успела ее рука снова коснуться трубки, как аппарат ожил. От неожиданности Снегирева вздрогнула и снова подумала: «Игорь!» — но, как и в первый раз, это оказался Валентин. И почему-то Галина совсем не обрадовалась, услышав в трубке виноватые интонации его голоса:

— Галь… Слышь? Прости меня… Сам не знаю, что на меня нашло… Я не должен был читать это сообщение, и в сумку твою не имел права без спросу лезть, и говорить с тобой таким тоном тоже не должен был… Чувствую себя последним хамом. Прости меня, Галь…

— Хорошо, что ты позвонил, — немного помолчав, отозвалась Снегирева. — Я только что собиралась тебе звонить, — зачем-то соврала она. — Все по-идиотски вышло. Понимаешь, у Игоря какие-то проблемы, вот он и прислал мне письмо.

— Ты с ним уже говорила? — угрюмо поинтересовался Валентин.

— Пока нет, только на письмо ответила, но…

— Что «но»? — нетерпеливо перебил Валентин.

В его голосе явно проступили стальные нотки. Снегиревой так и представилось вмиг посуровевшее лицо Валентина.

— Но, видимо, придется позвонить. Понимаешь, тот доктор… Ну, помнишь, я рассказывала тебе… Ну, профессор Силецкий, который делал Игорю операцию…

— Ну, помню, конечно, — буркнул Валентин. — И что?

— Так вот он зачем-то все рассказал Игорю про деньги… — выпалила Снегирева, хотя еще секунду назад не собиралась откровенничать с Валентином на эту тему.

— И что? — все так же угрюмо повторил парень.

— И теперь Игорь собирается мне вернуть долг, — упавшим голосом промямлила Галина.

— А ты? — продолжал наступление ее собеседник.

— Я хочу ему сказать… по телефону, — поспешно добавила она, — что ничего возвращать мне не нужно.

Она понимала, что совершила ошибку, и теперь надо было срочно исправлять положение.

— И все? — недоверчиво спросил Валентин.

— Ну да, — тихо сказала Галя. — А что же еще?

— Ну-ну, — неопределенно протянул парень. — Впрочем, это твое дело. — Он неожиданно сменил тон. — Не собираюсь вмешиваться. Только знаешь… — Валентин немного помолчал, казалось, он решается на что-то важное. — Можно тебя кое о чем попросить?

— Конечно, — с готовностью проговорила девушка.

— Не ври мне, пожалуйста. Никогда не ври…

— Я и не собиралась, — несколько растерялась Снегирева.

Только что она сделала то, что Валентин просил ее не делать.

— А встречаться с Игорем ты не планируешь? — Он все-таки решился на прямой вопрос.

— Нет, — обманула Снегирева и добавила для убедительности: — Много чести ему будет.

— Если хочешь, я могу вместо тебя позвонить, — потеплевшим голосом предложил Валентин. — Мне нетрудно.

— Не стоит, — мягко отклонила его предложение Галина. — Я сама. Давай завтра сходим куда-нибудь? — Она попыталась сменить тему.

— Давай, — после некоторой паузы откликнулся Валентин. — Если, конечно, маме станет легче…

— Как она? — спросила Снегирева, радуясь в душе, что ее маленькая хитрость удалась.

— Да ничего… Все сокрушалась, каким я у нее, оказывается, грубияном вырос. Так разнервничалась, что даже давление подскочило.

— Ой! — вскрикнула Снегирева. — Представляешь, я так и утащила с собой лекарства и витамины, которые ей купила.

— Ничего, — хмыкнул Валентин. — В следующий раз отдашь. Она, представляешь, два огромных куска торта слопала! Может, от этого и подскочило давление?

— Да ну, ерунда, — возразила Снегирева.

Она чувствовала, как с каждой секундой разговор с Валентином все больше ее тяготит. Девушка едва справлялась с почти непреодолимым желанием положить трубку и злилась на себя за это, но ничего поделать с собой не могла. Наконец она не выдержала:

— Ой! Кто-то в дверь звонит, Валь… Мама, наверное, пришла. Извини.

— У нее что, ключа нет? — резонно усомнился Валентин.

— Валь… Я не знаю… Ладно, пока. Я потом тебе перезвоню.

И, бросив трубку, вздохнула с невероятным облегчением.

«Да что это со мной?! — мысленно удивлялась Снегирева, разглядывая в зеркале собственное отражение. — Полчаса назад чуть не плакала, гадала, захочет ли Валентин выслушивать мои объяснения, а когда он сам позвонил и извинился, я из себя от раздражения выхожу? Неужели все это из-за Игоря? Но я не должна, я просто не имею права так себя вести. Кто же станет меня уважать, если я сама себя не уважаю? Ну почему сразу „не уважаю“? — тут же вступала в спор с невидимым собеседником девушка. — Просто надо кое-что выяснить. Кое-что очень для меня важное».

В эту минуту Снегирева боялась признаться себе в том, что волнение ее вызвано не тем, что профессор Силецкий не сдержал слова, и не тем даже, что Игорь теперь обо всем знает… Больше всего на Галину подействовала одна фраза из второго письма Игоря. Снегирева гнала от себя эти мысли, пыталась забыть, стереть из памяти, как ластиком с бумаги, эту самую фразу, но она настойчиво и неумолимо звучала, как строчка из какой-нибудь популярной песни, раздающейся со всех перекрестков: «Знаешь, без тебя моя жизнь как-то потеряла смысл…»

И еще эти три слова: Я буду ждать. Это был их с Игорем своеобразный пароль или код. Все адресованные друг другу письма они всегда заканчивали этой короткой, но такой емкой фразой: Я буду ждать.

Так получилось само собой, по какому-то негласному уговору. Наверное, чтобы не писать каких-нибудь избитых, а потому утративших первозданный смысл фраз. Да, раньше они всегда писали в конце своих посланий эти три слова, обязательно выделяя их курсивом: Я буду ждать.

Но так было раньше. Теперь все изменилось. И возврата к этому «раньше» нет и быть не может. Как не может быть возврата к тем чувствам, которые неизменно вызывали в душе Гали эти три написанные курсивом слова: Я буду ждать.

Конечно, Игорь умышленно закончил оба своих письма этой фразой. Но она справится. Она не из тех, кого можно так легко купить. Она не даст обмануть себя. Она…