Лекарство от любви

Вера и Марина Воробей

Существует ли лекарство от любви? Конечно же! Это новая любовь. Вере, подруге Лизы Кукушкиной, к которой Туся Крылова иногда даже ревновала Лизу, долго не везло в любви. За последний год она дважды влюблялась, и дважды мечта о любви была прекраснее, чем сама любовь. Стас оказался низким обманщиком с собственническими инстинктами, а Ромка, тот как был большим ребенком, так на всю жизнь им и останется. И вот, кажется, Вера наконец-то встретила свою настоящую любовь. Даже строгий отец Веры считает, что Никита правильный парень.

5

Вера бродила по центру уже больше часа. Вначале она погуляла по Александровскому саду, потом вышла на Тверскую. Темнело. Нужно было возвращаться домой, несмотря на то что жизнь в этом великосветском районе только-только начиналась. Вера уже повернула к метро, когда ее внимание привлекла женщина. Рядом с ней шел мужчина. Его рука уверенно лежала на женской талии. Лицо у мужчины было умное, смуглое, с небольшими залысинами на седеющих висках. Но вот они остановились, прильнули друг к другу, женщина запрокинула голову, и мужчина ее поцеловал. А потом они скрылись в дверях «Метрополя».

Нет! Не может быть! Этой женщиной была ее мама! Ее улыбка, ее блестящие светлые волосы, ее счастливое молодое лицо.

Вера почувствовала, как у нее перехватило дыхание. Приступ астмы, испугалась она, но все обстояло гораздо хуже. Ее мучило унижение, боль, а не очередной приступ заболевания, которым она страдала с детства. Задыхаясь от ярости и стыда, Вера бросилась к метро. У ее мамы другой мужчина! Она изменяет отцу! А он, простофиля, ни о чем не догадывается.

Оставшийся вечер Вера металась по комнате, как тигр по клетке. Что она должна теперь делать? Как дальше жить? Молчать и носить в себе эту тягостную тайну или поговорить с мамой? Но как поговорить, когда в семье каждый живет сам по себе.

Не приняв никакого решения, Вера легла в постель. Сон не шел. Она лежала, уставившись в темное пространство, пока около двенадцати не заворочался ключ в замке. По движениям и легким шорохам, а может быть, по аромату духов Вера поняла, что вернулась мама.

Спустя несколько минут она заглянула к Вере в комнату:

— Дочь, ты спишь?

Вера хотела притвориться, что спит, но будто кто-то толкнул ее под руку, она откинула с лица одеяло, села и включила ночник.

— Нет, я не сплю. А ты с презентации вернулась? — едко спросила она.

— Да. — Тонкая мамина бровь взлетела в недоумении вверх. Она не понимала, откуда взялся этот тон.

— Я тебя видела в центре, — сказала Вера. — С тобой был какой-то незнакомый мужчина.

— Ну и что? — Мама заметно смутилась, но быстро оправилась и улыбнулась: — Не могла же я пойти на прием без сопровождающего. Твой отец сегодня занят, и я…

— Ты с ним целовалась, — перебила Вера, недослушав мать.

Лицо у матери как-то осунулось, постарело. Она прошла в комнату, села в кресло.

— Значит, ты нас видела, — сказала она, нервно сцепив на коленях руки. — Но я тебя не обманула. Мы действительно были на презентации. Его зовут Сергей, Сергей Ильич. Он очень милый человек, уважает мои желания.

Вера с трудом сглотнула застрявший в горле ком желчи:

— А как же папа? Ты его совсем не любишь, мам? Ни капельки?

— Я устала жить по его меркам и под его диктовку, — с горечью произнесла мама, не ответив на вопросы дочери.

— А с этим Сергеем Ильичем, с ним у тебя серьезно?

Мать тяжело вздохнула, глядя куда-то вдаль, а потом сказала:

— Сама не знаю. Мы встречаемся не так давно.

— И уже целуетесь…

— Но пока не спим, — жестко парировала мама и, взглянув на Веру, виновато прошептала: — Ты меня осуждаешь, дочь?

— Как я могу тебя осуждать? — подумав, ответила Вера. И сама себе удивилась. Еще недавно она кипела бы от возмущения, а теперь, когда мама так открыто и честно призналась ей в романтической связи, она почему-то готова забыть о своих обидах и негодовании. Может быть, потому, что мама сейчас выглядела потерянной девочкой. — Нет, я не осуждаю, просто… — Вера посмотрела прямо маме в глаза. — Мне кажется, что это нечестно. Все равно что на двух стульях сидеть… — Вера сказала и испугалась — это звучало как приговор. Стараясь приглушить резкость слов, она торопливо произнесла: — Хотя ты не слушай меня, мам. Что я в этом понимаю?

— Ты все понимаешь, дочь. Ты уже взрослая. — Мама подошла, поцеловала Веру в щеку, и она не отвернулась, напротив, обняла ее, прижалась к родному, теплому плечу. — Я пойду спать, я очень устала, — тихо сказала мама и вышла.

А утром отец собирал свои вещи в чемоданы. Вера сидела и молча наблюдала за этой процедурой. Говорил отец. Говорил много и как по писаному, как будто заранее отрепетировал эту речь для нее:

— Мы решили некоторое время пожить с мамой отдельно. В этом нет ничего особенного. Кризис в супружеских отношениях — явление довольно частое в наши дни. Мы оглядимся, подумаем, в любом случае это будет полезный опыт для нас обоих. — Он закрыл чемоданы. Как выстрел щелкнули замки. Отец обернулся к Вере. На его губах появилась слабая улыбка. — Я буду тебе звонить, ты сможешь меня навещать…

— Где? — спросила Вера.

— Я договорился с приятелем. Он дал мне ключи от однокомнатной квартиры своей матери. Временно поживу на «Юго-Западной», потом, может быть, начну искать себе жилье. Не будем загадывать. — Отец поцеловал Веру в висок.

Губы его были сухими и чуть обветренными. Он редко целовал Веру, и от этого прикосновения, такого робкого, забытого и неуклюжего, у нее на глазах вдруг выступили слезы. Вера поспешила отвернуться, чтобы отец не заметил их.

— Ну, я пошел. Да, не ругайтесь здесь с матерью без меня.

— Нет, только при тебе, — пообещала Вера, незаметно смахивая ладонью прозрачную каплю.

Отец вроде бы улыбнулся, оценив ее юмор, а потом подхватил чемоданы и вышел за порог.

Вера осталась одна. Мама заблаговременно сбежала от сцены прощания. В комнате повисла тишина. Но, как ни странно, Вера не чувствовала, что это финал. Как будто отец ушел и оставил дверь приоткрытой. Слезы высохли, не успев пролиться.

А через несколько дней Вера поехала навестить отца на «Юго-Западную». Маршрут в подземке известен — родная ветка. Но когда Вера вышла на поверхность, она растерялась. В этом районе она оказалась впервые. Поплутав немного, она все же разыскала высотку, где теперь обитал отец.

— Нашла?

— Язык до Киева доведет, — сказала Вера, снимая куртку и разуваясь.

— Говорил же, давай приеду за тобой на машине.

— Глупости. Я через парк прошла, а дальше по прямой. А здесь ничего, уютно. — Вера не спеша огляделась.

У этого дома было свое дыхание, старинное, размеренное. И вещей немного: софа, телевизор, журнальный полированный столик, а возле него допотопное кресло с ободранными деревянными подлокотниками.

— Садись, — засуетился отец.

Вера села. Посмотрела на отца искоса: мать просила обратить внимание, как он выглядит. Все же переживала за него. Кстати говоря, отец выглядел неплохо, даже, можно сказать, хорошо. Бодрый, слегка возбужденный, но это и понятно: дочка в гости пришла. А так побрит, синяков под глазами нет. Новый костюм на нем, чистая голубая рубашка, узел галстука ослаблен.

— Ужинать будешь? У меня китайская кухня. Только подогреть в микроволновке.

— Нет, я поела.

— Тогда, может, кофейку?

— Давай.

Отец пошел на кухню, обернулся:

— А может, коньячку с кофе дерябнем? По глоточку. Армянский, настоящий.

— Можно, — опять согласилась Вера.

Через час она пожалела об этом опрометчивом решении. Отец налег на коньяк, позабыв о кофе.

— Я маму ни в чем не обвиняю, — выговаривал он заплетающимся языком. — Сам виноват, что мы перестали понимать другу друга. Любовь, она, Вера, не вечная. Она только несколько лет огонь поддерживает, а потом, если все это настоящее, то на смену страсти и любви приходит другое чувство: понимание, уважение, если хочешь знать, дружба.

Отец потянулся к бутылке.

— Пап, хватит, а?

— Еще чуть-чуть, горло пересохло, — оправдывался отец. Налил рюмку, выпил и, поморщившись, продолжил: — А что я? Ну что я вам дал? Материальные блага? Да я за ними себя забыл, не то что вас. — Тут отец оперся на руку, пригорюнился. — Бизнес, будь он неладен, затягивает, как болото. Хочется больше, лучше, как в спорте. На личную жизнь времени не остается. Я иногда думаю: черт бы побрал эту перестройку вместе с Горбачевым. Сидел бы себе сейчас на заводе, изобретал бы нужные для великой страны вещи, получал бы законные двести рубликов и никаких тебе проблем и забот о завтрашнем дне… — Отец говорил уже из последних сил, взгляд его стал мутным.

— Пап, давай я тебе лечь помогу, — предложила Вера.

— Лечь — это хорошо, — охотно согласился отец и поднялся, покачиваясь.

Вера подхватила его за талию, помогла дойти до софы, и отец рухнул на нее.

— Ты оставайся здесь, поздно уже, — произнес он сонно.

Вера в эту минуту снимала с него тапки.

Как же, оставайся! Не на полу же ей спать, да и на часах всего-то пол-одиннадцатого. Доедет до дома, не маленькая. Она прикрыла отца пледом, надела куртку и, еще раз взглянув на него, мирно спящего, вышла за дверь.

В темноте все кошки серы, говорит пословица. Так и для Веры все дома и улицы в темноте казались одинаковыми. Она помнила, что сразу же за киоском, стоящим на развилке, нужно повернуть налево и пройти через небольшой парк, чтобы добраться до метро. Вдали темнели кроны деревьев. Вера не раздумывая пошла в том направлении.

Мысли ее были далеко. В голове снова прокручивался разговор с отцом. Они редко так откровенно и спокойно беседовали, чаще правда выплескивалась из них с криком и гневом.

— Смотри какая лялька!

Чей-то издевательский голос вернул Веру в действительность. Она бросила осторожный и быстрый взгляд через плечо. Ее догоняли трое. Вера прибавила шагу. Бежать! Сколько раз ей мать говорила, сколько предупреждала, да, видно, пока не обожжешься, ничего до ума не доходит. А эти типы не отставали:

— Девочка, куда же ты спешишь?

Вера и опомниться не успела, как двое из них преградили ей дорогу, а один остался стоять сзади, чтобы она не смогла убежать. Вера наградила их взглядом: «Мне ли вас бояться, я прошла три концерта „Руки вверх!“» — и попыталась обойти препятствие. Не тут-то было.

— Симпатичная лялька, Хмурый, — сказал один из типов, вырывая у нее сумочку.

— Симпатичная, говоришь? Так чего же она одна гуляет? — Хмурый явно куражился.

— А давайте составим ей компанию, — издевался третий.

Вера обернулась и инстинктивно прижала руки к груди. Вылитый уголовник. Лицо квадратное, стриженый затылок, безжалостные глаза бесцеремонно разглядывают ее.

— Отпустите меня, — попросила она, и самой стало тошно оттого, как жалостливо прозвучал ее голос.

Раньше она не понимала выражения: «Душа ушла в пятки». Сейчас ее душа была именно там, в пятках, маленькая, испуганная, понимающая, что ей не спастись…

— Отпустить, говоришь? — Хмурый нагло улыбнулся, огляделся вокруг. Кругом тишина, ни души. Он качнулся к Вере. От него несло зловонным перегаром, и Вере едва не стало дурно. — Что-то плохо просишь, деточка, — прошипел тип, обхватывая лапищей ее за шею, а другой рукой подбираясь к груди. — Попроси меня хорошенько, и возможно…

— А давай я за нее попрошу! Поверь мне на слово: я умею быть убедительным! — произнес чей-то негромкий, но уверенный голос.

Хмурый отпустил Веру, резко развернулся, загородив от нее спиной неожиданного заступника.

— Ну, проси! — Дружки заржали.

Вера услышала все тот же ровный голос:

— Очень прошу, парни, отпустите девчонку. В вашем распоряжении тридцать секунд.

— Гляди-ка, а ты у нас крутой парень, да? — сказал этот Хмурый, видимо схлестнувшись с незнакомцем взглядом.

— Нет, крутой у нас ты, а я так, паровозный болтик, — насмешливо произнес невидимый друг.

Теперь Вера испугалась не только за себя, но и за него, и в то же время душа ее приободрилась и стала выбираться из пяток. Бандиты перестали обращать на нее внимание. Вера вполне могла бы убежать, но ей это даже в голову не пришло. Она не оставит своего нежданного спасителя одного против троих. Если понадобится, будет кусаться и царапаться. Ногти у нее о-го-го!