Будь собой

Вера и Марина Воробей

Ира Дмитриева очень сдружилась с Егором Тарасовым, помогая ему справиться с серьезными травмами после аварии. Но родители Егора отправили сына в санаторий, а Ира познакомилась на этюдах с необыкновенным, как ей показалось, молодым человеком по имени Артем. Он был из семьи эмигрантов и произвел очень сильное впечатление на Иру своей индивидуальностью и некоторой старомодностью.

3

Уже ложась спать, Ира сама себя спрашивала: как это она, именно она, настолько расхрабрилась, что приняла приглашение Артема и очутилась сначала в такси, а потом и в квартире совершенно незнакомых людей. Эмигрантский дом удивил ее настолько, что она и думать забыла об опрометчивости своего поступка.

Прямо напротив входа Ира увидела полочку с иконами, а под ними зажженную лампадку, на стенах пожелтевшие фотографии гимназистов и гимназисток, офицеров и купцов. Огромные связки книг на полу и почти никакой мебели. Зато аж два ноутбука, принтер, сканер и роскошная цифровуха.

— Полгода назад, — ответил Артем на ее удивленный взгляд, — дед решил перебраться в Россию. Продал бизнес в Австралии, купил здесь квартиру и поменял место жительства.

— Да, — кивнул Константин Юрьевич, — хочется умереть на родине. К тому же, здесь остались кое-какие дела. У меня ведь было два брата старших. Иван. — Он подвел Иру к большому снимку: молодой человек в очках и с бородкой читал лекцию студентам. — Пошел в Добровольческую армию и сгинул. А Дмитрий, — Константин Юрьевич указал на фото врача, оперирующего больного, — из-за тифа не сумел уехать. До тридцать первого года мы имели от него некоторые вести. — Он вздохнул. — Потом и Дмитрий исчез. Мать перед смертью просила отыскать если не самих братьев, то хоть их могилы. Так-то вот. Нынешнее правительство России любезно позволило мне работать в архивах, но пока, к сожалению, никаких следов я не нашел.

Ира опешила. Разумеется, она знала, что после революции семнадцатого года случилась Гражданская война. И раз так, то были люди, воевавшие с одной и с другой стороны. Кто-то погиб, кто-то уехал за границу. Но в ее представлении это были времена стародавние, почти сказочные. А тут нате вам, пожалуйста! Человек, для которого все эти древности не из учебника, не кадр из черно-белой хроники, а часть жизни.

Потом они втроем пили необыкновенно вкусный чай и беседовали. Ира немного освоилась и незаметно для себя рассказала о своей семье, о школе, о планах на будущее. С самого начала ее почему-то не покидало странное ощущение, будто она сдает экзамен, а сдаст или нет — неизвестно.

Чем дальше, тем сильнее она чувствовала себя Алисой в Стране чудес. Все, что она видела и слышала, казалось необычайным и новым. Первый раз в жизни девушка столкнулась с людьми, взгляды и представления которых были абсолютно не похожи на ее. По их словам выходило, будто жизнь в России за последние сто лет очень ухудшилась, а уж от Москвы вообще рожки да ножки остались. На языке у нее уже давно вертелся вопрос, и наконец она решилась его задать.

— А вот интересно, чем Россия, Москва старая отличается от новой? Ну там, конечно, электричество, водопровод, реклама…

— И то, и другое, и третье… — Артем подарил ей мягкий, почти бархатный взгляд, и девушка вновь смутилась. — Все это было, — продолжил он как ни в чем не бывало. — И немало другого было в Москве, причем уже к началу двадцатого века.

— Да не в том дело. — Константин Юрьевич невесело усмехнулся. — Если угодно, мы вместе попробуем определить разницу.

Ирины глаза блеснули — становилось все интереснее.

— Так вот, Ирочка. — Константин Юрьевич легонько хлопнул по столу морщинистой рукой. — Вы позволите так вас называть? — Девушка кивнула, и он продолжал: — Вы ведь знаете, что такое нищие? Видели их?

— Конечно. Я считаю, все они пьяницы и бездельники.

— Так-так… — Он еще раз стукнул ладонью по столу. — Таким образом, вы им ничего не даете. Верно?

— Конечно! Для них же лучше делом заняться.

— Значит, вы не подаете милостыню. — Константин Юрьевич улыбнулся. — Заботитесь об их нравственности?

Эта мысль Ире в голову не приходила, но именно так все и было.

— Да! — Ира энергично кивнула.

— Вот здесь и кроется разница. — «Могиканин» особенно подчеркнул последнее слово. — Постарайтесь меня понять. В прежние времена человек, подавая милостыню, думал прежде всего о себе, о своей душе. Он хотел сам стать нравственнее, а теперь люди пытаются сделать нравственнее других. Понимаете?

— По-моему, — протянула Ира, — это правильно: больше думать о других. А знаете, я несколько раз давала им деньги. — Она помедлила. — Ну тем, которые вроде правда бедные.

— Значит, вы, Ирочка, имеете право решать, кто из этих людей действительно несчастен, а кто нет? Можете не отвечать, но подумайте, есть ли хоть у кого-то такое право.

— Так я же вижу. — Девушка искренне недоумевала. — Да у них же все на лицах написано.

— Вы настолько хорошая физиономистка или просто уверены, что все и обо всех точно знаете?

— Ну, такого про себя никто сказать не может. — Ира немного опешила.

— Но мы можем предположить. — «Могиканин» не унимался. — Допустим, есть некто, кому все и обо всех известно. Тайное и явное, дела и помыслы.

— Вот мы и добрались до идеи Бога, — вмешался Артем. — Дед, хватит! Остановись, на сегодня достаточно! Между прочим. — Он поморщился. — Ты сам ежедневно покупаешь мешок пирогов и отдаешь его бродягам у ближайшей станции метро. Для чего им пироги? — Он брезгливо покривился. — Им ведь зелена вина подать надобно.

Константин Юрьевич не ответил, и Ира молчала. Все только что услышанное показалось ей таким простым и таким ясным… Но сам-то он с этим не согласен, да еще пироги какие-то. Девушке ужасно захотелось, чтобы вот прямо сейчас здесь оказался Кахобер Иванович — учитель истории и лучший в мире классный руководитель. Они с Константином Юрьевичем и Артемом, может, и не договорились бы, зато наверняка поняли бы друг друга. На время разговор сам собой прекратился, видимо и дед и внук сказали все, что хотели, и Ира почувствовала облегчение.

Потом незаметно всплыла история семьи Константина Юрьевича. Дед и внук, с удовольствием смакуя мелочи, знакомили гостью с историей своего рода, причем умудрились добраться аж до Ивана Грозного. И выходило, будто Смолянины — предки Темы и «могиканина» — умудрились везде и всюду поучаствовать. Ира тогда с грустью подумала, что не знает даже имен собственных прабабушек и прадедушек.

Вскоре Константин Юрьевич поднялся:

— Прошу извинить, хочется немного поработать. В мои годы времени остается слишком мало.

Он удалился в другую комнату, и Ира с Артемом остались вдвоем. Незаметно разговор перешел на Темины дела. Оказалось, он политолог, учится в университете в Сиднее, занимается странами Восточной Европы и Россией. Сюда приехал за материалами для работы и помочь деду обустроиться.

За окнами смеркалось, когда Ира вспомнила, что родители уже волнуются. Ушла-то она с утра, да с тех пор и пропала.

— Мне пора. — Девушка поднялась. — Большое спасибо. Мне у вас очень понравилось. — Она хотела сказать: «Вы мне очень понравились», но не осмелилась.

— Я провожу, — полуутвердительно произнес Артем.

— Нет, не надо. Я доберусь. — Ира вдруг испугалась, что поспешила отказаться и этот замечательный парень не пойдет ее провожать.

— И речи быть не может. — Артем помотал головой. — В такой час юной особе возвращаться в одиночестве не благоразумно. Одну минуту. — Он стукнул в дверь деду. — Гостья нас покидает!

Константин Юрьевич вышел.

— Вот, возьмите. — В руках его была та самая книжка, которую он представлял на презентации. — Вас, наверное, удивило и даже возмутило многое из услышанного в нашем доме, но если вы это прочтете, то, может быть, сумеете меня лучше понять.