II. «Шестерка Кубков[4]»
Успех может быть обернут только правдой.
Глава 1
Талиг. Нойедорф
Старая Эпинэ
400 год К. С. 21-й день Осенних Скал
1
Когда лошадь жаждет нестись карьером, лучше всего это ей и предложить. Арно бы и предложил, будь они с застоявшимся Каном вдвоем. Увы, общество гаунау располагало к сдержанности, и теньенту оставалось лишь играть поводом, отвлекая внимание жеребца. Кана тянуло в луга, благо таковые за придорожной канавой имелись, причем самые привлекательные: ровные, широкие, скачи — не хочу, хоть до далекого леса, хоть вдоль дороги.
— Шагом, — не очень искренне велел Арно, — шагом… Не на охоте.
Кан фыркнул и попытался навалиться на повод — настроение хозяина он чуял, а дипломатии не признавал. Виконт Сэ подобного себе позволить не мог, по крайней мере на этом обсаженном кривыми вязами тракте. Приходилось не только сдерживать коня, но и вести серьезную беседу.
— Вы сосчитали малые смерчи, которые предшествовали большому? — допытывался полковник Лау-кто-то-там-шельм, возглавлявший ползущую, будто на похоронах, процессию. — Не было ли их четыре или восемь?
— По-моему, было штук шесть, — честно попытался припомнить Арно. — Больше четырех точно, но считать мне как-то в голову не пришло.
— Это объяснимо, — обрадовал «медведь». — Вы вряд ли в тот миг думали, что накрывшая вас буря необычна.
Арно в тот миг не думал вообще, но не признаваться же в этом исконному врагу, пусть и решившему полгодика не воевать.
— Я думал, как догнать вражеских всадников. Это были наемники из Каданы.
— Легкая кавалерия, — проявил осведомленность полковник. — От них может быть польза в поиске, но не в серьезном сражении.
— Когда на одного шестеро, — буркнул теньент, — и каданец за четверть рейтара сойдет.
Спутник согласился и свел густые рыжеватые брови, явно рожая очередной вопрос, но огласить его не успел. Кану похоронная компания надоела окончательно, мориск резко свернул и, уподобившись орлу, воспарил. Приземлившись, безобразник предпринял попытку сорваться в галоп. Не вышло, и прижимающий уши и раздувающий ноздри умник был водворен на прежнее место в строю.
— Он не собирался меня высаживать, — объяснил Арно. — Он так шутит.
— Ваш конь в хорошем расположении духа, — кивнул гаунау. — Вы, надеюсь, тоже.
Теньент предположение подтвердил, хотя к радости — он возвращается — примешивались досада и предчувствие разговорчика с братьями. Арно предпочел бы объясняться с Ариго или, на худой конец, с Райнштайнером, но в Западную армию принесло сперва Эмиля, а потом и Ли, о котором гаунасский полковник имел исключительно высокое мнение. Об этом теньенту торжественно сообщили при знакомстве, во время коего Арно пребывал в слегка обалдевшем состоянии: долговязый штабной дрикс минутой раньше объявил, что «виконт Зэ», во-первых, свободен, а во-вторых, обязан своей свободой его величеству Хайнриху. Обычно бойкий на язык Арно растерялся, и тут ввалился этот самый Лау…
— Начало бури стало для вас полной неожиданностью?
Прекращать расспросы спутник не собирался. Беседа тянулась, пока гаунау полностью не удовлетворил свое любопытство, что произошло уже в виду длинного, будто гусеница, дома, на крыльце которого ржали «фульгаты», а у забора катался в пыли серый в яблоках мориск. Очень знакомый.
— К моему глубокому сожалению, я крайне спешу, — объявил проделавший весь путь шагом полковник. — Прошу вас засвидетельствовать мое почтение маршалу Савиньяку. Я надеюсь увидеть его после ужина. Желаю вам всего наилучшего.
— Благодарю вас, — благовоспитанно произнес Арно, и гаунау торжественно уползли.
Нынешних братних свитских теньент не знал — «закатные твари» обо всем догадались сами.
— С благополучным возвращением, сударь! — весело поздравил худощавый капитан. — Муха, лошадку прими. Маршал в дальней комнате.
Задержаться перед услужливо распахнутой дверью невозможно, значит, кляча твоя несусветная, вперед!
Тряпичные половички глушат шаги, стоящий у окна Лионель не оборачивается, ну и как прикажете к нему обращаться? Не господин же маршал или еще какой проэмперадор? Три комнатенки, два порога, перешагивая первый, Арно забыл нагнуться и получил от низкой притолоки по голове, второе препятствие удалось взять благополучно. Щелкнуть каблуками и доложить по всей форме? Пожалуй…
— То, что дриксы тебя при первой возможности выставили, понятно, — Ли по-прежнему смотрел в окно, — а вот как вышло, что вернули Кана?
— Совесть! — огрызнулся застигнутый врасплох Арно. — Ты слышал, что это такое? Я вытащил из лужи ихнего Баваара. За уши.
— В ближайшее время он им не пригодится. Садись и пиши матери.
— Сейчас?! — не понял Арно.
— Именно. Не могу сказать, что я за тебя совсем не волновался, но это, как ты понимаешь, в прошлом. Без письма ты отсюда не выйдешь. Стол, чернила и бумага во второй комнате.
— Про дриксов ты, надо думать, слушать не хочешь?
— Кыш!
Каблуками Арно все-таки щелкнул, и совершенно зря — в шпору вцепился круглый пестренький коврик. Отодрав нахала, теньент предусмотрительно наклонил голову и без происшествий перебрался в среднюю комнатушку. Встреча с братцем-Проэмперадором получилась глупей некуда, но умной она выйти и не могла, а писать так и так бы пришлось. Арно открыл чернильницу с родимым оленем, малость посидел, привыкая к мысли, что гуси на флягах и письменных приборах остались позади, и одним махом изобразил:
«Матушка, у меня все очень хорошо, я здоров. Из-за бури я по случайности спас офицера из числа «быкодеров» (это почти наши «фульгаты», только слегка хуже) и вместе с ним угодил к дриксам. Ничего плохого со мной там не случилось, но было очень скучно. Сегодня я вернулся вместе с Каном. Как дела в нашей армии, тебе напишут братья. Как твое здоровье и как здоровье графа Бертрама? И какова у вас погода? Здесь последнюю неделю прохладно и очень солнечно.
Личная печать виконта Сэ осталась на Мельниковом лугу, о чем Арно подумал лишь сейчас.
— Запечатаешь? — Теньент помахал письмом. — У меня кольцо потерялось…
— Балбес, — Лионель пробежал злосчастное послание глазами и неторопливо разорвал. — Мать сейчас в Тарме, так что Бертрам неуместен, а ты будешь переписывать, пока не наскребешь событий и чувств на две полные страницы. И учти, рапортом о сражении тебе не отделаться.
2
Последний раз граф Валмон заезжал к Иноходцам еще при жизни Магдалы. До восстания все запросто ездили в гости ко всем, затем прежняя жизнь рухнула, и вот теперь пришло время убрать хотя бы часть обломков — именно так выразился Проэмперадор Юга, уведомляя командующего ополчением Внутренней Эпинэ о своем прибытии. Робер, чувствуя себя одновременно растяпой и подхалимом, раз пять проверил, готовы ли гостевые апартаменты и что творится на кухнях. Повар завязывался в узел, однако бой, который он вел, был безнадежен. Про разборчивость Валмона Иноходец слышал с детства — деда привычки «этого кошачьего Бертрама» бесили, а своих чувств старик не скрывал никогда. Герцог кромсал ножом жаренное на решетке мясо и твердил, что хоть сейчас пробежит две хорны и не заметит, а обожравшийся паштетов Валмон свалится через сотню шагов. «Я еще спляшу на справедливых похоронах, — сулил Повелитель Молний после смерти Магдалы, — не пройдет и года, как проглота задавит его собственный жир!»
Дед просчитался — плясали другие, и плясали на костях Эпинэ, но граф Бертрам в этом не участвовал, он в это время по мере сил отравлял жизнь подминавшим под себя дедовы земли Колиньярам. Не из милосердия, само собой, — поглотитель сыров не терпел, когда кто-то разевает пасть шире Валмонов…
— Ты как хочешь, — напомнил о себе и настоящем Карои, — только я тоже твой гость и к тому же посол дружественной державы. Изволь кормить.
— И меня, — поддакнул Мевен, глядя на серебряные часы, некогда преподнесенные «доблестному и благородному маршалу Рене» мастерами благодарной Паоны. — У кого-то колесо отвалилось, а мы тут погибай!
— Кошки с вами, накормлю, — хмыкнул Робер и велел подать холодного мяса, горячего хлеба и вина. Объяснять, что он переживает не за себя, а за репутацию замка, бывший Проэмперадор Олларии не стал. Алат счел бы подобное глупостью, а Иоганн, чего доброго, принялся бы утешать. Дескать, после деда и мятежа могло быть хуже… Верно, могло, только очень уж не хотелось ударить в грязь лицом.
— Любопытно, каков наследник наследника? — Мевен поискал глазами горчицу, нашел и намазал на хлеб. — Еще цыпленок или уже змеища? Робер, вы же с Волвье из одного корыта хлебали…
— Как и ты с Валме, — напомнил Эпинэ. — Тебе это помогло?
— Помогло бы, если б я вконец с вашей гальтарщиной не одурел. Так что скажешь про Волвье?
— В Лаике кормили слишком скверно, чтобы распробовать Валмона.
— И потому ты с утра тиранишь повара? Думаешь, обед рассудит?
— За обедом человека не поймешь, — усмехнулся Балинт, — только в драке! Того же Бурраза возьми…
— Не в драке дело, — запротестовал Иоганн, — и не в обеде. Змеюку главное врасплох застать.
— Ну застанешь, ну унесешь свое знание в могилу, — поддел алат, — толку-то. Вот фазанов заставать врасплох полезно… Кстати, Мевен, я так вас и не поздравил с удачным переворотом. То времени не было, то что-то мешало.
— А в самом деле, — подхватил Робер, — как вы все провернули? Я думал, ты на сторону этих г… Краклов переметнулся. Альдо ты в последнее время не жаловал.
— Не в последнее.
Виконт вгрызся в ставший темно-желтым хлеб и закашлялся, фонтаном брызнули крошки. Балинт заржал, Иноходец удивился — с чем-либо перепутать горчицу было невозможно.
— Ты что?
— Это… Это… что?! — Мевен, продолжая ронять изо рта крошки, схватился за вино.
— Горчица. — Эпинэ на всякий случай лизнул темно-желтую пасту. — Хорошая вроде бы.
— Нет, вы не чесночники, — обличил, утирая слезы, виконт, — вы горчичники… Это же порох на гадючьем яде!
— Ничего подобного. — Карои лихо сунул свой кусок мяса в предмет обсуждения. — Но мне доводилось обедать с послами Дриксен, Гаунау и Каданы. Они зовут горчицей невразумительный сладковатый крем, а вы в вашей Придде не так далеко ушли от дриксенцев. Правда, в Олларии в ходу и приличная горчица.
— В соусах! — простонал переживший потрясение Мевен. — В соусах, но чтобы прямо к мясу… Вот такое… Какое счастье, что моя помолвка в прошлом! Дораки наверняка лопают этот ужас.
— Ужас лопают они. — Робер кивнул на веселящегося витязя. — Попробовал бы ты алатские подливы!
— Еще чего! — Пострадавший в одиночку завладел кувшином. — Надеюсь, когда замок возьмет в свои ручки Марианна, гостей прекратят сжигать изнутри.
— Отдай вино, — велел Робер, — и рассказывай.
— Что?
— Что было, когда я дрых в Багерлее.
— А… — протянул и не думавший расставаться с добычей Мевен. — Что-то было, наверное. Я тоже спал… Мне велели выспаться, и я выспался.
— Да кто велел-то?
— Угадай, — потребовал Мевен. Виконт не изворачивался, просто после запитой вином горчицы он как-то развеселился.
— Регент Талига, — в тон откликнулся Карои, — но я играю нечестно.
— Разве мы играем? — удивился бывший гимнет-капитан.
— Нет, — засмеялся алат, — и да… Люди играют всегда, мужчины — со смертью, женщины — с мужчинами, но почему бы не раскрыть карты? Я знал, что на приеме, который затеял Кракл, будет занятно, потому и перестал болеть.
— Ах да, — припомнил Мевен, — вы же проболели всю Ракану…
— Не я один, — уточнил витязь, — но в каждой стране болеют по-разному.
— Балинт, — перебил Эпинэ, — значит, тебя позвала сестра?
— Инголс. Я и прежде имел с ним дело, а то, что нохская троица играет в одну игру, после суда стало окончательно ясно. Пропустить выход законного регента Талига я не мог, однако с его именем ошибся. Нет, то, что Рокэ бросился к армии, передоверив столицу ее величеству, не удивляло. Тогда. Сейчас я этого исчезновения не понимаю.
— Алва с Валме где-то на юге. — Иноходец темнить не собирался. — С дороги он прислал мне приказ… О назначении меня Проэмперадором Олларии со дня рождения Октавия.
— Ничего себе! — Мевен наконец выпустил кувшин. Пустой.
— Ворон не мог знать, что… Что сестру убьют, но после родов она всяко переставала быть регентом, так что требовалась какая-то другая власть. Кэналлиец выбрал меня. Почему-то…
— А кого еще? — пожал плечами Карои. — Выходит, Рокэ в Сагранне или, вернее, в Гайифе. Спроси у Валмона, где именно.
— Хорошо, — пообещал Робер и понял, что пора удивляться. — Ты зовешь Алву по имени?
— Он — потомок Алонсо, — напомнил алат, будто это что-то объясняло, — к тому же мы вдвоем взяли медведя и разделили его сердце. Альберт это знает. Старый хорь не зря после кончины Адгемара сунул меня именно в Олларию.
— Я дубина. — Робер оглядел стол и понял, что посылать надо не только за вином. — Жил же в Сакаци… Он ведь твой? То есть Карои…
— Сакаци принадлежит Савиньяку, но по завещанию Раймонды Алва-Савиньяк замком управляет глава дома Мекчеи. Каждый год посол Алата и владелец Сакаци подписывают прорву бумаг, чему я и обязан знакомством с Инголсом. Очень своевременным.
— А как же Карои?
— Последний настоящий Карои умер бездетным задолго до Раймонды. Мой прадед получил имя, но не замок. Слышишь? Во дворе?
— Точно, — подхватил оживившийся Мевен. — Валмоны идут на запах… Если их не приманить на жареное, они явятся на кровь…
— Надеюсь, наша кровь Бертраму без надобности, — усмехнулся, поднимаясь Робер. — И мясо вроде бы удалось.
— Удалось, — согласился алат и тоже встал. — Пошли.
На площадке третьего этажа они столкнулись с Аннибалом, собиравшимся доложить о прибытии Проэмперадора Юга, и Робер почувствовал укол совести. Иноходцу в голову не пришло бы сесть за стол без Никола, но младший Карваль сумел стать лишь капитаном Старой Эпинэ — дотошным, толковым, до ужаса похожим на брата и именно поэтому — чужим.
— Монсеньор… — Аннибал покосился на спутников Иноходца и все же закончил: — Насколько я смог понять, граф Валмон не любит, когда на него смотрят… во время переноски.
— Я бы тоже не любил. — Эпинэ вслушался в приближающиеся тяжелые шаги и остановился. — Балинт, я так и не понял, почему ты — Карои?
— Господарь решил вернуть старую славу, вот и дал одному витязю сразу имя, жену и как бы не сына…
Тяжелый топот начал удаляться — Проэмперадора уносили в помнившие королей апартаменты на втором этаже — зато на лестнице показались роскошные перья, тулья шляпы, голова, а затем и целый кавалер, весьма напоминающий Валме, каким тот разгуливал по Олларии. Узнать в нем памятного по Лаику ушастого юнца Робер не смог бы ни за какие деньги.
— Прошу простить мою нескромность. — Серж, если это был он, отвесил изящный полупоклон. — Я позволил себе отправиться на поиски хозяина без сопровождения. По поручению батюшки, само собой. Проэмперадор Юга просит его извинить и позволить ему некоторый отдых, завтра утром он будет готов ко встрече. Об ужине не тревожьтесь, у нас все с собой, более того, мы хотели бы поделиться с вами мягкими сырами. Боюсь, война в Придде может надолго лишить нас этого удовольствия.
— Спасибо, — поблагодарил Робер, чувствуя трусливое облегчение от того, что разговор откладывается, и при этом испытывая желание слегка поколотить дружелюбного однокорытника. — Но на ва… твое общество за столом мы можем рассчитывать?
— Увы, нет. — Волвье до отвращения фамильно развел руками. — Батюшка, не будь у него другого выхода, доверил бы мне деловой разговор, а ужин в кругу друзей не требует разрешений. Только в нашем с тобой
Конец ознакомительного фрагмента.
