Колокольчики мертвеца

Вера Заведеева, 2020

Ожесточенные бои в Прикарпатье, 1944 год: впереди – фашисты, а в тылу – «лесные братья». Двадцатилетний лейтенант, демобилизованный по ранению, получает партийное задание открыть школу в отдаленном хуторе к началу учебного года. Директор школы зверски убит бандеровцами, люди запуганы, детей прячут. Несмотря на упорное сопротивление хуторян и прямые угрозы, бывший разведчик, комсомолец, сумел подготовить школу и убедить учеников приступить к занятиям. Ему, ушедшему в 17 лет со второго курса педагогического техникума на фронт, нелегко давалась учебная программа, но он считал, что прежде всего должен вытащить ребят из болота национализма, в которое людей толкают бандеровцы, сочиняя дикие небылицы о Советском Союзе. Общаясь с хуторянами, он постепенно и сам начинает сомневаться в правоте всех тех догм, на которых вырос. Бандеровцы решают завербовать его в пропагандистских целях, чтобы потом раструбить на всю Европу о своих успехах, но, потерпев неудачу, устраивают над ним показательную казнь на майдане. Глумясь над пленным, они распинают его на кресте, прежде чем расстрелять. Местный священник, не надеясь более на милость палачей, закрывает собой учителя. Тяжелый серебряный крест священника, принявшего на себя град пуль, спасает учителя от смертельной раны. Ночью его ученики, крадучись, пробираются к майдану и снимают казненных с креста. Хоронят погибшего священника и прячут своего израненного учителя. Утром прибывшие из района милиционеры тайно вывозят его из хутора. Спустя двадцать лет, фронтовой друг лейтенанта, разыскивавший его многие годы, находит в подмосковном поселке, где тот жил до войны, седовласого священника, решившего посвятить себя служению Богу в память о своем спасителе. Беззаветная любовь и жертвенность одних во имя спасения человека, его души, его сознания и ослепление идеями воинствующего национализма других, толкающее их на предательство, убийство и саморазрушение, – вот главное, о чем рассказывает эта книга. Для широкого круга читателей.

Глава седьмая. Убежденный атеист

Алексей считал религию шарлатанством. Еще в пионерском лагере они с ребятами горланили под барабанную дробь:

Долой, долой монахов,

Раввинов и попов!

Мы на небо взберемся,

Разгоним всех богов!

В школе устраивали антирелигиозные диспуты, естественно-научный кружок разоблачал нехитрые фокусы церковников, зоолог доказывал абсурдность легенды о Ноевом ковчеге: как удалось премудрому Ною разместить на утлом суденышке «чистых и нечистых»? Химичка показывала на уроках, как получить «божью кровь». Ребята зачитывались популярным журналом «Безбожник» и всем классом ходили в антирелигиозный музей… Все было тогда легко и просто — мир делился на «хороших» и «плохих», «белых» и «красных», трудящихся и эксплуататоров, друзей и врагов. А с Богом у Алексея в ту пору никаких осложнений не возникало. Однако потом… Впервые он столкнулся с теневой стороной бытия в маршевой роте. Рябой, хитромордый старшина выдал ему ботинки на два размера больше. Заменить согласился, но все оттягивал и оттягивал.

— Ты, паря, подкинь ему на четвертинку — враз обувку подберет.

— Как это «подкинь»? — поразился Алексей. — Где я ему водку достану?

— Деньги дай — он сам найдет.

Вот тебе и Красная Армия! Взбешенный Алексей рванул к старшине.

— Я вам должен водку купить?

— Купишь — милое дело. А с ботинками мы утрясем.

Кулаком снизу в подбородок, как учил отец, — и старшина простучал затылком о стену казармы.

— Ах ты, щеня! — взревел тот, бросаясь на Алексея.

Тут бы ему и конец пришел, если бы не послышался голос командира роты. Старшина не растерялся:

— Беседу провожу с молодым бойцом, товарищ старший лейтенант. По уставу…

Когда начальство скрылось за углом, он сказал примиряюще:

— А ты не кляузник.

— А вы позорите звание красноармейца, вымогатель несчастный! Подберите мне ботинки, как положено!

— Что положено, то в котел заложено! Ишь, какой законник нашелся!

Старшина, изрыгая трехэтажные конструкции, ботинки все-таки подобрал. Многое с той поры повидал Алексей, научился отличать настоящее от фальши, умел и за себя постоять. Не скрывал своего мнения и не слишком заботился о том, чтобы скрывать его от начальства. За что ему нередко доставалось на орехи.

Однако с Богом было не все так просто: ладанка на шее солдата в бане, раненый, обезумевший от боли и лихорадочно шепчущий молитву, кресты из веток на свежих холмиках погибших в недавнем бою. Стоит закрыть глаза, как всплывает в памяти жуткая картина: немцы, зажав полк танковыми «клещами», обрушили на пехотинцев град огня. Окровавленный телефонист исступленно тычется измазанным глиной лбом в дно блиндажа, сотрясающегося от мощных разрывов снарядов и бомб: «Господи, помилуй! Господи, помилуй! Спаси! Не дай сгинуть, ты же можешь!!» Забитые молящимися церквушки и величественные костелы, торжественные звуки органа и тусклое золото алтарей… В самом храме, куда Алексей заглядывал поначалу из любопытства, он испытывал сильное волнение и необъяснимую робость. Но только в храме. Самих же служителей церкви он считал шарлатанами и тунеядцами. И вот теперь он вынужден просить помощи у одного из них.

— Вот что, — начал Алексей, не зная, как обратиться к священнику. — Вот что, э… гражданин. Школе понадобилась тележка — песок возить для спортплощадки.

— Простите, что вам потребно, сын мой? — не понял священник.

— Тележка или тачка, — рассердился на себя Алексей: «И зачем я сюда приперся?»

— Но школа же, насколько мне известно, не функционирует и…

— Ваши сведения устарели, мы начинаем работать…

Подоспевший Калина Григорьевич объяснил суть дела. Священник одобрил сооружение спортплощадки, заметив, что закаливание укрепляет плоть и дух, способствует послушанию. Дело, угодное Всевышнему. Ежели есть в чем нужда, он покорнейше просит пользоваться церковным инвентарем: «Приходите, берите. Благое дело, сын мой». Алексей нервно комкал в руках кубанку и беспокойно оглядывался на прихожан, выходящих из церкви. Священник при этом не преминул обратиться к своей пастве:

— Благое дело, люди! Крупицы знаний несут нам благость. Разумное и полезное начинание следует приветствовать и всячески поддержать.

— Поддержать безбожника?! Помогать коммунистам?! К этому вы нас призываете, батюшка?

Священник теребил дрожащими пальцами наперсный крест:

— Слуги Божьи в мирские дела не вмешиваются, судьбы человеков в руце Всевышнего. Утром, сыне, заберите инструменты, которые вам могут понадобиться. Там, в сарае…

Он занес руку для благословения, но вовремя спохватился и поспешно скрылся в церкви. Прихожане стали расходиться. Калина Григорьевич взял Алексея под руку и зашептал доверительно, что работать в воскресенье — большой грех. Алексей согласился, усмехаясь: «И на фронте по воскресеньям не воевали. Еще с субботы в атаки не ходили, ложились пупками вверх и грелись на солнышке. А фрицы — тоже люди богобоязненные — в нас не стреляли. Но вот Струка-то в воскресенье убили!»

Солнечным утром, теплым не по-осеннему, ребята собрались возле школы. Кроме Пшиманских и пастушонка, Алексей заметил Митю Терновца, Михася и Кольку, а рядом с Кшисей стояла большеглазая дочка монашки-василианки. Притопал сюда и Гапка — придурковатый добродушный великан, невесть когда прибившийся к хутору и почитаемый за блаженного. Он прикатил тачку с лопатами и ломом — все это прислал священник. Даже Гриць пришел с пилой.

Алексей распределил обязанности и пошел размечать площадку. Гапка закинул пастушонка в тачку и рысью помчался за песком. Узкой доской замеряли длину и ширину площадки. Дочка монашки, потупив взор, помогала Кшисе забивать колышки. Девочки поминутно спрашивали: «Так, Алексей Иванович? Правильно, Алексей Иванович?»

Ого-го! — донеслось снизу от реки. Вверх ползла, подпрыгивая и кренясь, тачка с песком, на которой гордо восседал пастушонок, радостно скаля зубы. Гапка, разбежавшись, опрокинул груз и вместе с пассажиром кубарем скатился вниз под грохот догонявшей их тачки. Ребята захлебывались от смеха. Не удержался и Алексей. Один только Гриць не отрывался от дела, презрительно поглядывая на барахтающихся в песке мальчишек: этим лишь бы не работать. Вот люди!

— Алексей Иванович! — окликнул учителя Юрек. — Вон на мостике мужики цигарки смолят — пришли поглядеть на нас.

— Что ж, пусть посмотрят, как их дети трудятся, им это полезно…