Ведущая на свет

Вера Волховец, 2020

Я работаю ангелом. Получается паршиво. Я освободила опаснейшего из всех заключенных демонов. Ему триста лет, и он – зло во плоти. Так говорят мне. Вот только я в это не верю. Я верю в него. И пусть он опасен, пусть – несносен, пусть по натуре – неисправимый бесстыжий паршивец. Я не боюсь. Я выведу его на свет. Чего бы мне это ни стоило…

3. Субординация? Не сегодня!

Они стоят за моей спиной, Артур и Джон. Я не слышала, как они прилетели, впрочем, с архангелами и серафимами всегда так. Если они не хотят, чтобы грешники их замечали, как ты ни старайся, ты их не увидишь и не услышишь. Вот если архангел соизволит, вот тогда ты и услышишь и его голос, и шум его крыльев. Но только если соизволит.

Артур разглядывает меня со скептическим любопытством. Будто насекомое для коллекции изучает, пытаясь понять, ценный перед ним экземпляр или обычный колорадский жук.

— Вы вышли на дежурство не в форме, мисс Виндроуз? — ядовито уточняет он. — Смею поинтересоваться, это что же за апокалипсис у вас вдруг случился? Демоны сожрали вашу форму? И ваши мозги заодно?

Я с некоторым смущением кошусь на собственные джинсовые шорты и мну в пальцах край майки. Я не ожидала, что у меня случится такой казус.

— В форме очень жарко на этом слое, — не очень решительно произношу я. Я ведь не готовила оправданий, думала, что, раз уж меня назначили сегодня на одиночное дежурство, никто на меня не наябедничает, а вот. Никому даже и не пришлось.

— Мисс Виндроуз, — Артур закатывает глаза, — сдаётся мне, вы проспали половину инструктажей. Вам же объясняли, многие демоны этого слоя даже не из вашего чудесного двадцать первого века. И сейчас здесь вы почти голышом стоите и чешете в распятых похоть. Потому что вам жарко. Вводите в искушение.

Я смущённо впиваюсь пальцами в ремень рюкзака из-под провианта. То ли я действительно это проспала, то ли нас не об этом инструктировали. Скорей всего, проспала…

— Да брось, Арчи, — кашляет из-за моей спины Генри, — я тут самый старый, и мисс выглядит весьма невинно. Крест, знаешь ли, хорошо прижигает плотские порывы. Ну и видел я дамочек пообнаженнее.

Удивительное заступничество, на самом деле. Ужасно неожиданное со стороны демона, даже мистер Пейтон чуть меняется в лице, но меня это не спасает.

— Будете оштрафованы, мисс Виндроуз, — безжалостно припечатывает Артур. Ну, ничего иного я от него и не ждала, откровенно говоря.

А ведь я просто надеялась провести эту смену и не заработать теплового удара. Эх!

— Рози, — Джон шагает ко мне, разряжая обстановку. — Что случилось?

— У меня крыло рассеялось, — я говорю тихо, надеясь, что мистер Пейтон меня не услышит, но тщетны мои надежды. Мой босс слышит все.

— Возмутительная халатность, — качает головой Артур, всем своим видом выражая недовольство. — А я ведь предполагал, что рекомендация мистера Миллера не отражает вашей готовности к дежурствам в Поле, мисс Виндроуз.

— Артур, брось, — Джо позволено не соблюдать субординацию в отличие от меня. — Со всеми нами случаются ошибки. Агата очень старается. Я тебе говорил.

— Дальше твоих слов, Джон, пока что дело не заходит, — траурно возвещает мистер Пейтон, а потом смотрит на упавший крест.

— Ваш подвиг, мисс Виндроуз? — меланхолично интересуется он тоном"в жизни не видел такого косячного работника".

Я киваю, отчаянно пытаясь не сутулиться и не опускать глаза, чтобы не выглядеть жалко.

— Потрясающе, — Артур закатывает глаза, красноречиво смотрит на Джона, выражением лица спрашивая:"И что ты там говорил? Кто тут старается?”

— Извини, — шепчет Джо, — я сдавал отчёт по работе штрафного отдела, когда ты прислала вызов, не смог объяснить Артуру, что сам справлюсь с этим ЧП.

Ничего удивительного, дотошный мистер Пейтон никогда не упускал повод прищучить всяких недотеп вроде меня.

Штраф будет грандиозный. Даже не исключено, что не только сведет в ноль мой сегодняшний выход на работу, но и неделю придется работать, чтобы ликвидировать эту задолженность. Столько промахов за один день — это перебор.

Впрочем, Джон все равно мне ободряюще улыбается. Он отстаивает меня перед Артуром очень упорно, лишний раз доказывая, что не зря я считаю его своим лучшим другом.

— Рози, не шевелись, — произносит Джон негромко, касаясь моего крыла засиявшими исцеляющими ладонями. Боль исчезает постепенно, будто ее и не было. Как только исчезают последние ее отголоски, у меня появляется возможность рассеять крыло. Материализую чуть позже.

— Спасибо, — тихо шепчу я.

— Ерунда, — хмыкает мой друг с теплой улыбкой.

— Здравствуй, Хартман, — суховато произносит Артур тем временем, обращаясь к демону. — Ты сегодня помалкиваешь? Неужели Небеса смогли наконец-то прожечь тебя?

— Здравствую твоими молитвами, Арчи, — демон отзывается с отчетливой иронией в голосе. — Ты знаешь, я всегда рад поболтать. Кто там с тобой? Миллер? Бог свидетель, по нему я скучал сильнее всего.

Если в голосе Артура звучал только скепсис, Генри же, напротив, разговаривал с нарочитой развязностью. У него явно с Артуром много общих счетов. И, кажется, с Джоном тоже…

Артур раздраженно кривится, вздыхает и поднимает ладонь.

Артур Пейтон — Орудие Небес, архангел, который имеет право карать грешников по своему усмотрению. За ним мощь святой земли, ему подчиняется сталь оков, ему подчиняется камень, песок… Короче говоря, ему подчиняется очень многое.

Демоны покидают микрорайон Лондона, в котором появился Артур, быстрее, чем успевают учуять его запах. Впрочем, это им не очень помогает. От Артура убежать сложно. Лишь одно мешает ему заниматься карательными операциями — от него наносится урон и миру смертных, а это недопустимо никогда, кроме исключительных случаев. Задержание особенно сильного демона, например.

Крест Генри поднимается в воздух, под его основанием расступается сухая земля, выжженная местным солнцем. Я успеваю заметить, как пробегает по лицу демона болезненная гримаса, но он ловит мой взгляд и чуть кривит губы. Мол, ерунда, птаха, я вытерплю.

Мне снова до колик его жаль. Я знаю, что три полных кольца вокруг демонической звезды — это огромный послужной список грехов. Но мне все равно почему-то ужасно не хочется оставлять его тут, наедине с одной лишь болью и тишиной.

— Идемте, — без особого веселья в голосе произносит Артур, поворачиваясь ко мне и Джону. — О своей ошибке объяснительную подадите мне вечером, мисс Виндроуз.

— Пойдем, Рози, ты должна отдохнуть, — Джон настойчиво сжимает мою ладонь, а я впервые за год в Лимбе хочу вырвать свои пальцы из его хватки.

Сейчас он уведет меня прочь, а я даже не попрощалась с Генри.

А демон сейчас смотрит на меня тяжелым, горьким, насмешливым взглядом, запрокинув голову, касаясь рыжим затылком креста, будто нарочно делая себе больно у меня на глазах. И что-то было безумно неприятное в том, что я ухожу, а он остается тут. Настолько неправильное, что все-таки я не выдерживаю.

— Подождите, — отважно выдыхаю я, чтобы не растерять отвагу по пути. — Я хочу помолиться за Генри.

У Джона отвисает челюсть. Артур… Артур и так-то по жизни выглядит как смертельно задолбавшийся от всего происходящего человек. А сейчас, кажется, пытается припомнить — на кой черт он вообще вписался в этот божественный промысел и связался с этими долбанутыми смертными грешниками.

— Что вы хотите? — медленно произносит он, тоном давая мне шанс передумать. А мне, как иногда в спорах с отцом, хочется топнуть ногой, потому что я права.

— Я хочу помолиться, — с напором отвечаю я. — За Генри.

— Агата, лучше не нарывайся, — произносит за моей спиной Генри. Засранец. Ну это же в его интересах. Так же, как и у святой воды, у молитвы о милосердии должен быть эффект, ослабляющий силу наказания. Хотя бы временно. Ну так мне кажется.

— Поправьте меня, если я вдруг ошибаюсь, мисс Виндроуз. Вы вправду собрались молиться? За исчадие ада? — Артур поднимает бровь. Обычно это действует безотказно, всегда внушает всем его подчиненным лишь трепет. А меня сейчас этот немой укор бесит еще сильнее. Почему на меня смотрят так, будто я попросила внеочередной отгул?

— Вы не ошиблись, мистер Пейтон, — я упрямо задираю подбородок. — Я хочу помолиться. За исчадие ада.

— Мотивацию, я полагаю, лучше не спрашивать? — едко уточняет Артур. — Мисс Виндроуз, вы настолько без мозгов, что увлеклись этим… Хартманом? Играете с Небесами из-за того лишь, что этот кретин шевельнул в вас похоть?

— Да как вы смеете… — у меня аж горло сводит от возмущения. Как вообще можно равнять сочувствие с банальным влечением?

— Артур, ты правда перегибаешь, — ледяным тоном замечает Джон. — Агата, конечно, сейчас не права, но ты…

— Я бы не рекомендовал вам вмешиваться, младший архангел Миллер, — чеканит голосом Артур, не давая Джону договорить. — Вот в ваших чувствах к этой леди я не сомневаюсь абсолютно. В некоторых случаях я закрываю глаза на такие явления, но сейчас… Не вмешивайтесь.

Лицо Джона сводит от ярости. Он обычно так спокоен, а сейчас… И эти красные пятна на скулах… Его обвинили в предвзятости, в каких-то чрезмерных чувствах ко мне. Нет, надо будет поговорить с ним позже, но сейчас, увы, не до этого.

Судя по лицу Артура, он почти готов уволочь меня отсюда силой, прихватив если не за ухо, то хотя бы за шкирку.

— А знаете что, мистер Пейтон, — отстраненно замечаю я. — Я ведь не спрашиваю вашего разрешения. На молитву вообще не нужно ничьего разрешения. Можете влепить мне выговор. Если хоть в одной нашей инструкции найдете запрет молитв о милосердии к судьбе демона.

И все, больше я ни слова ему не скажу. Я снова разворачиваюсь к кресту Генри и опускаюсь перед ним на колени, складывая ладони перед грудью.

За моей спиной же такая тишина, что яснее ясного — мистеру Пейтону я окончательно взорвала мозг своими выходками.

— Птаха, не нарывайся на неприятности, — тихо произносит Генри. — Я оценил, правда, ты удивительно чокнутая, но не надо. Тебе потом и правда прилетит выговор, к нормальной работе еще пару месяцев не подпустят…

— Ты помолчать можешь некоторое время? — я бросаю на него недовольный взгляд из-под опущенных ресниц, а потом пытаюсь собраться с мыслям. Молитва о милосердии к грехам. Никогда не думала, что она мне пригодится, но в смертной жизни отец заставил меня выучить весь молитвенник на зубок.

— Я попробую, — тихо вздыхает демон, глядя на меня все с тем же изумленным любопытством.

Я ожидала, что Артур или Джон остановят меня, но видимо… Видимо, они понимают, что увести меня сейчас отсюда можно только силком.

Мне жаль Генри. Очень жаль, вот правда. О нем говорят как о ком-то страшном, а я видела человека, которого плотно обнимали его прошлые грехи. Который может и смог бы стать кем-то другим, но в него больше никто не верил. Он не причинил мне вреда, хотя мог бы, не оскорбил, да и вообще — кажется, сочувствовал, даже не вспоминая, что из-за меня ему сегодня пришлось худо. Такой ли он плохой, что не достоин даже простой молитвы?

Нет, не такой.

Именно поэтому я шепчу сейчас фразу за фразой, слово за словом, и никак не могу остановиться. Мне довелось лишь раз соприкоснуться с его крестом — и вся моя душа содрогнулась при этом воспоминании. А он прикован к кресту уже не первый десяток лет. Будь моя воля — я бы хотела сделать хоть что-то, что помогло бы ему оказаться освобожденным. Ему и всем им, обреченным на высшую меру, по одной лишь причине, что больше никак Лимб не может помешать им вредить другим.

Но я же знаю — амнистии только для слабых демонов. Сильных — исчадий ада, отродий, демонов похоти спасти невозможно. И все, что я могу, — это умолять небеса о милосердии, задыхаясь от собственной настойчивости, не замечая бегущих по щекам слез.

В голове гудит, когда я наконец нахожу в себе силы замолчать и открываю глаза. Генри смотрит на меня печальным взглядом и не говорит ни слова. Как бы то ни было, еще чуть-чуть — и мне придется уйти, оставив его тут в одиночестве в компании с его приговором, но я могу ему дать сейчас лишь только свою молитву.

Крылья материализуются за спиной по моей воле. Материализуются и толкают меня в воздух над крестом Генри. Он поднимает голову, смотрит мне в лицо удивленными янтарными глазами. Я же — чуть подаюсь вперед, настолько близко, чтоб коснуться его влажного от пота лба своими губами. В эту секунду я не боюсь боли, что грозит мне, соприкоснись я с крестом хоть кончиком крыла. Я готова принять это наказание, это малая плата за возможность приободрить этого демона.

— Держись, — шепчу я, ловя растерянный взгляд Генри.

А затем его оковы размыкаются, и демон падает на землю.