Верея

Вера Водолазова

Дитя бога болот, изгнанное из обители в людской мир, и там не может найти свое место. Отрекшись от поиска своего божественного предназначения, погрузившись в мир земной жизни и человеческих радостей, сможет ли она извести в себе зло и желание разрушать? Или она приумножит его, воспроизведя безумие в потомках? Память об истине исказится, оружие, что всегда принадлежало богам, изберет нового хозяина. Сами боги предадут тех, кто к ним взывал. Что же ждет божественный народ, когда исчезнут иллюзии?

Опять он

Деян Рогнед.

Лореул.

«Не хочу. Не буду», — капризничала девушка изо дня в день. Она кушала отдельно и почти не разговаривала. С самого утра уходила в сад, обиженно смотрела в одну точку. А мне оставалось лишь ждать, когда захочет поговорить. Журри искала человека по имени Волибор, но я понятия не имел, кто это и как его найти, а капризы лишь заставляли не хотеть ей помогать. Было очевидно, что мы из разных семей и имеем разный статус. Знатного человека видно из далека по его речи, походке, знаниям, по тому, как он позволяет себе обращаться с другими. Пусть Журри и кажется мне доброй, но почему-то относится к низкому сословию с презрением и надменностью. Возможно, что у этого есть причина. Я надеюсь.

Мне не было её жаль. Я не считаю, что помог именно поэтому. Она понравилась мне ещё тогда, в лесу. У неё потрясающие золотые волосы и розовая кожа. Руки, как ветви, длинные. Сама маленького роста. В момент нашей первой встречи ей было не больше двадцати, и я ощущал разницу. Часто не мог понять Журри, но улыбался. Этим она и нравилась. Возможно, потому, что был простым и глупым. Не покидало ощущение того, что она совсем из другого мира, в котором таким как я нет места. Именно это и подогревало интерес. Желание обладать чем-то редким и неуловимым. Как же я был слеп. Мне хватило ума принять её за диковинку, но не хватило, чтобы заслужить доверие. Я поздно осознал, что, несмотря на все различия, мы с ней оба люди, которые часто нуждаются в понимании и принятии. Возможно, что Журри никогда и не хотела быть знатью.

Однажды, возвращаясь с кузницы, я увидел её возле ворот. Она осторожно щупала забор и шла маленькими шагами. Протянув ладонь, хватала воздух, словно ловила бабочек, и улыбалась. Прижимает руку к груди и так странно смотрит под ноги. Лицо румяное, слегка заплаканное. Волосы собраны в хвост и спрятаны под воротником платья. Она очень ошибается, когда говорит о себе плохо. Журри совсем не кажется слабой. Она кажется тем, кто не на своём месте.

Я человек недалёкий и грубый, привык много работать, не обращать внимание на мелочи, далёк от искусства. Но Журри заставляла восхищаться тем, что раньше уносилось мимо. Я начал прислушиваться к своим мыслям, часто уплывая далеко за пределы, лёжа в ночном саду в компании трубки. После наших вечерних разговоров во мне просыпалось желание узнавать мир и думать немного шире обычного. Хотя часто наши беседы были наполнены грубостью и оскорблениями. Девушка о многом умалчивала, но то и дело случайно говорила о странностях, о богах и обители, о священных дарах и народах, живущих над облаками. Она не просто так спросила о вере в первый день нашей встречи. Для неё это было чем-то важным и не дающим покоя.

— Меня встречаешь? — произнёс я, подойдя ближе к калитке.

Девушка испуганно вздрогнула.

— Вот ещё! — хмыкает и осторожно отворачивается.

— Не ходи никуда одна, — строго говорю, взяв её за неловкую руку. — Не заставляй меня переживать.

Журри зло отдёрнулась и прижала руки к груди. Вижу, как краснеет. Девушка постоянно съёживалась возле меня. Она не понимала масштабы и пространство таким, какими они были на самом деле. Наверное, по этому так сильно ценила своё личное пространство.

— Не смей меня трогать. Сколько раз повторять? Разве ты не понимаешь, что это может быть неприятно для человека?

После таких слов я каждый раз осматривал себя и удивлялся тому, что могу быть настолько неприятным. Конечно, красавцем назвать сложно, но и уродом тоже. У меня выразительное лицо и темные глаза, все зубы ровные, волосы блестящие. Ещё одна вещь, которую я осознал только после встречи с Журри, это то, что моя внешность потерялась в тени необразованности и заурядности. Даже эти слова раньше были мне незнакомы. Их постоянно употребляет Журри. Обязательно поинтересуюсь о их значении.

Я попросил Каэлин купить несколько платьев для Жур, и в простых вещах она выглядела всё так же замечательно. Заколки, ленты, в которых она была в нашу первую встречу, всё это время пылились в шкафчике её комнаты. Возможно, они много значили или заставляли думать о чём-то плохом.

— Ну извини, — обиженно произнёс я, проходя мимо. — А разве то, что ты говоришь, не может быть неприятным? Как можно просить помощи у того, кому ты даже не доверяешь? К тому же, давно было пора понять, что мы отличаемся друг от друга. Будешь меня перевоспитывать? Мне уже за двадцать семь, не тот возраст. Я сто раз сказал о том, что ты слишком груба, и мне это не нравится. Но ты игнорируешь. Как это должно тебя характеризовать? Как воспитанную девушку, которой ты так стараешься казаться?

Она ничего не ответила, продолжила одиноко стоять у калитки и слепо смотреть куда-то за пределы сада.

Мне приходилось работать больше обычного. Я забросил магию в пятнадцать лет, после того, как пьющий отец сказал нам с Каэлин, что магия убила нашу мать. В тот момент мы были детьми ранимыми и одинокими. Я скучал по матери, которую очень мало знал, и всю жизнь живу с виной в сердце. Отец умер в пьяной драке, на его похороны никто не пришёл. Он был тем, по ком я никогда не скучал, даже после смерти. И пусть у меня неплохие способности, хорошая магическая родословная, но о нас с Каэлин забыли после смерти мамы. Она была сильной и талантливой, одной из верховных магов в Академии. Сейчас её имя даже не произносят вслух, так как она променяла свои способности на тихое семейное счастье. Из-за отца теперь все думали, что мы виноваты в том, что её не стало. Как глупо. Каэлин тогда было немного лет, когда мы остались одни. Она вытягивала нас обоих из долгов и постоянно пропадала в городе, пытаясь достать еду и деньги. Иногда мне кажется, что она слишком сильная.

— Что ты делаешь? — тихо спросила Журри на пороге гостиной, появившись так тихо, что я вздрогнул.

Она суетливо водила рукой по спинке кресла и смотрела сквозь комнату. Девушка не умела скрывать беспокойство и очень часто казалась наигранной, словно до чертиков боится показать настоящую себя. Её можно было понять. Такие, как она, ощущают себя очень уязвимо в полноценном в обществе.

— Работаю, — отвечаю тихо.

Чувствую, как она мнётся и что-то хочет спросить. Я не отвлекаюсь от заточки столовых приборов и игнорирую её желание, чтобы сама спросила, что хочет. Меня злили переживания Журри о каком-то Волиборе, когда я так стараюсь ради неё. Совсем не замечает меня. А я, как дурак, на что-то надеюсь. Она ведь совсем ничего не говорит о нём, словно знает, что я откажу, если узнаю. Это злило. Вот уже почти месяц мы играем в эту глупую игру, название которой ещё только предстоит придумать.

— Что за насмешка? Знаешь же, что я не вижу, чем ты занят. Почему нельзя просто сказать?

— И что? — усмехаюсь, смотря на огонь в камине. — Ты могла бы уточнить. Или я должен всё разжёвывать тебе?

Её спокойное лицо не вздрогнуло, брови всё также презренно выгнуты, а подбородком достала бы до потолка. Вот зануда. Строит из себя принцессу, но не может быть чуть добрее к тому, кто ей помог, кто относится с теплом, заботой.

— Ты ничего не узнал? — спрашивает сухо.

— Нет.

Выводит из себя этот каждодневный вопрос. В последнее время она говорила со мной только по этому поводу. Словно я был чем-то ей обязан. Изо дня в день одно и то же. Как же надоело. Мало того, что приходится больше работать, приходить домой совсем без сил, так ещё и поддержки ноль. Хотя ведь меня никто не заставлял, я сам во всё это ввязался. Сестра и вовсе пропадает на работе, мы почти не видимся. Я обвиняю человека в том, что мои собственные ожидания не оправдались? Как глупо, Деян.

— Я знаю, что он рядом. Если бы ты действительно искал, то давно нашёл. Так сложно приложить усилие?

Я зло швырнул в огонь один из серебряных ножей и резко встал.

— Вот именно!

Она испугалась и потеряла спокойное лицо. Резко чувствую вину и страх. Я не должен так себя вести в адрес девушки, как она.

— Каково это — ощущать себя сильнее другого человека? — произнесла девушка сквозь зубы, наклонив голову. — Хотя нет, не так. Каково это — держать кого-то в плену и пользоваться его слабостью? Разве я похожа на старинную вазу или…

— Заткнись! — выкрикнул я, и девушка вздрогнула, отошла на шаг назад. — Тебе нравится выводить меня из себя? Почему ты так себя ведёшь? Почему говоришь такие вещи? Неужели я не заслужил хоть каплю доброты? Говоришь так, словно я тебя чем-то обидел! Даже выражение твоего лица вынуждает меня испытывать отвращение к самому себе!

— Не смей говорить со мной в таком тоне! — произнесла Журри, хватая ртом воздух от возмущения.

Я быстро обхожу кресло и подхожу к ней вплотную. Девушка выставляет перед собой руки, растерянно водит взглядом туда-сюда.

— Ты просто невыносима! Кто воспитал в тебе такое высокомерие? Считаешь себя лучше меня? Тогда ищи своего Волибора сама! А мне надоел твой приказный тон и презрение! Что я тебе сделал?

Отодвигаю её ладони своими и беру за лицо. Она пытается вырваться и бьёт руками мне в грудь.

— Да как ты смеешь? Ещё и за лицо!

Вырывается и лёгкой маленькой ладошкой даёт мне пощёчину. Я от неожиданности отступаю и хватаюсь за щёку. Кожа мгновенно начинает гореть.

Больно.

В тот момент я резко понял, что должен был писать романы, а не валить лес. Возможно, что тогда мы с сестрой разбогатели бы. Устроил тут не пойми что. Злюсь на девушку, которую знаю всего месяц. Уже присвоил себе её свободу и нагрузил обязательствами.

Что со мной не так?

***

Журри У-Танг.

Лореул.

— Ты ведешь себя как дикарь! — кричу зло, сжимая кулаки.

— Может быть, я и есть дикарь? И что с того? Не имею права на человеческое отношение к себе? Не забыла, что это ты ведёшь себя со мной, как с отбросом?

Чувствую снова беспомощность и жалость. Уже самой надоело это повторять. Звучит, словно оправдание.

Я на ощупь брела по дорожке из дома и поняла, что начинается дождь. Вдалеке раздался грохот молнии. Ветер несёт в себе сладкий запах сырости и прохлады.

— С чего ты взял, что я хочу испытывать к тебе теплые чувства? Разве это не мне решать? Ты ведешь себя ужасно, и я не изменю своего мнения! Все люди здесь не заслуживают хорошего отношения! И мне плевать на них!

Да что со мной? Почему я так сильно хочу оказаться правой? Потому что раньше никогда не знала недовольства и критики? Мои убеждения, мысли и знания, почему они так стремительно рушатся и растворяются в воздухе, словно никогда и не были значимы? Деян заставляет чувствовать стыд, неправоту, словно прошлое было ошибочным, лживым. Я не хочу думать, что именно болотная гора существует в неправильных моралях и целях. Это всё так сложно.

— А ты опять бежишь от меня, Журри! Тебе постоянно что-то не нравится, и ты же убегаешь! — он хватает меня за руку. — Остановись, наконец!

Ливанул дождь. Капли громко барабанили по крыше дома и листве. Резко под ногами раскисла земля. В миг стало холодно. Капли леденили пылающую кожу и заставляли чаще шмыгать носом.

— Журри, я правда не могу понять тебя! — произнес Деян, перекрикивая дождь. — Почему ты хочешь, чтобы все вели себя так, как ты? Почему ты так груба? Почему хочешь сделать из меня кого-то другого? Ты уверена, что я могу тебе нравиться, если стану таким, как ты?

— Да потому что ничего другого я никогда не видела! И мне не хотелось, чтобы ты менялся! — закричала я, и неподалёку ударила молния. — Я не знаю тебя! Не знаю людей, непохожих на себя и мою семью! Может, ты и прав, что мы жили в разных мирах! Но это не значит, что мой мир неправильный!

Этого я боялась больше всего. Увидеть тьму в месте, в котором выросла и была счастливой. Это означало бы, что я злодей. Если даже всё так и есть, то не хочу страдать и чувствовать вину. Даже если мир, в котором я существовала всё это время — неверный, то я не хочу переживать по этому поводу. Это мой дом. Моя семья.

Дождь оглушал, и казалось, что это было откровением, которое мне подарили боги. Я могла говорить и не быть услышанной. Могла, наконец, высказаться. Сейчас можно кричать и плакать, можно выплеснуть всё. В голове огромный ком спутанных ниток. Он давит на череп, и тот трещит, словно лёд. Это невыносимо. Кажется, что я ничуть не умнее Деяна.

— Я не знаю, как иначе! Я не вижу с самого рождения, и всё, что мне подвластно — это зеркало в глазах других, в котором вижу только себя! Я не имела права смотреть на мир глазами других людей и смотрела только на себя! Изо дня в день! Только я! Это и стало миром! Но ты другой, и мне страшно, непонятно. Я лишь хочу найти брата и вернуться домой! Я не хочу, чтобы мне что-то нравилось в этом месте! Не хочу!

Конец ознакомительного фрагмента.