Мы обязательно встретимся

Вера Вильсорова, 2022

Уволившись из редакции городской газеты, Соня отправляется на пару месяцев в деревню – в дом покойных бабушки и дедушки. С первого же дня её начинают преследовать странные видения, а в гости заваливается незнакомец и задаёт нелепые вопросы о людях, которых Соня никогда не встречала. Что происходит в родном селе: кто-то изводит её зловещими шутками ради забавы или все эти события связаны и ведут туда, откуда никто не возвращается?

Часть 2.

Глава 1. Фата-моргана

Скрежет автомобильных тормозов заставил меня очнуться. Я накрыла глаза одной рукой, а другой почувствовала под собой мягкую и упругую траву. Со страхом я разлепила веки и увидела огромное поле, а за ним — тёмную полоску леса. Впереди — дорога, по которой за поворотом только что промчалась машина. Рука медленно потянулась к голове и…

— Ай! — я нащупала огромную шишку на самом затылке.

На шее пальцы не нащупали ни одной раны. Ощущалась колющая боль там, где по коже елозила шершавая верёвка. Я осторожно повернула голову влево-вправо и ойкнула — саднило так, будто бечёвка всё ещё обвивала меня.

Я поднялась на ноги и осмотрелась вокруг. В голове загудело от быстрого подъёма. Зазвенело в левом ухе. Я снова медленно закрыла и открыла глаза. Вроде бы терпимо.

Село. Это моё село, но как я попала сюда из своих сараев? Неужели этот гад оглушил меня, вытащил из дома и привёз сюда. Но зачем? Я обхватила бока, взялась за низ живота, оттянула штаны и убедилась, что больше никаких повреждений кроме шишки, нигде не чувствовалось. Возможно, он или они что-то утащили из дома. И на меня строили планы, но что-то пошло не так. Вряд ли тут можно говорить о совести. Скорее, их остановил страх перед наказанием: лучше отделаться сроком за кражу, чем ещё тянуть лямку за более тяжкие преступления.

Вымазав руки и чуть не потеряв безразмерные калоши, я не без туда выкарабкалась из придорожной канавы на трассу и снова огляделась по сторонам. Вот под горой село, вот большой перекрёсток, от которого ведут дороги: направо — в деревни и пасеки дальше, другая, налево, — в районный центр, в вот эта — прямиком к нам. Через пару километров трасса переходит в главную улицу с пилорамой и домиками.

Вот и кладбище справа. Но стоп! Его вид сбил меня с толку. Оно мне портило всю картину местонахождения, ведь наше — гораздо больше. На нашем могилы захватили уже ближайшие поля во все стороны, а это умещалось только в самой берёзовой роще. К чертям собачьим, что бы тут ни случилось, надо двигаться в село. Домой, шустрее.

Я приладила руку козырьком, чтобы скрыться от солнца, и ещё раз глянула на квадратики домов впереди. Да, всё как у нас. Вот и гул зернотока доносится слева. Тогда что такое с кладбищем?

— Три плюс пять равно восемь, а шестнадцать на три будет… сорок восемь.

Проверка элементарных ментальных способностей прошла успешно. Может, у меня какое-то зрительное расстройство. Читала я тут одну любопытную книгу — и не такое случалось, там людей за шляпы принимали¹.

Мимо меня прогрохотал грузовик с деревянными бортами и остановился на перекрёстке. Я чуть не нырнула обратно в кювет, опасаясь сейчас всех людей на свете, но из синей кабины со стороны пассажирского сидения выпрыгнул мужчина в старомодном светлом костюме и бежевой шляпе. Из кузова он осторожно вытащил большую матерчатую сумку, чёрный дипломат, крикнул водителю «Давай!» и, махнув рукой, зашагал в сторону села. Грузовик затарахтел, медленно повернул налево и поехал по направлению в районный центр, оставляя за собой облако пыли.

«Этот вроде бы безобидный», — я поспешила за мужчиной.

— Извините! — крикнула я на ходу.

— Да-да, — он обернулся и удивлённо оглядел меня с головы до ног.

Теперь я увидела, что незнакомцу всего за сорок. В селе он мне не попадался, иначе я бы запомнила его: целеустремлённый взгляд, правильные черты лица, кожа загорелая, тугая, гладко выбритый, только чуть проглядывает чернота над верхней губой, будто этим утром он сбрил многолетние усы. Подтянутый, собранный, аккуратный. Но… Неужели кто-то в его возрасте напяливает на себя такое старьё? А шляпа… Даже мой дед не надел бы этот совковый хлам.

— Что с вами, девушка? — обеспокоенно спросил мужчина приятным тембром. В его интонации снова послышалось нечто иное, потерянное в моём окружении и даже времени. Но я когда-то слышала эти нотки, вот только где?

Карие глаза смотрели то на мою раненую шею, то с прищуром скользили по серой футболке свободного покроя. Чего там особенного? Просто пузатый белый кролик-йогист показывает позы на коврике да английские слова для самых непонятливых — Yoga Rabbit.

— Вам помощь нужна? — нахмурился незнакомец.

«Неужели моя шишка настолько громадная, что меня легко принять за гибрида-гуманоида?»

— Возможно, даже не знаю, как сказать… — замялась я.

— Откуда вы? — он поставил дипломат прямо на пыльную обочину, на мелкие камушки.

— Да я из села, если это А..

— Да, это наше село А.. — растерянно ответил он, но сменил тон — поторопил уверенно и по-командирски: — Девушка, идёмте скорее, вам нужно в больницу. Больше не теряем ни минуты.

— Спасибо, но я не уверена, что травма настолько серьёзная.

— Что случилось, вы можете сказать? Откуда вы?

Стоило ли ему вываливать правду, когда мне самой мало что было понятно, я пока не знала. Хотелось узнать, что его так напугало.

— А у меня что-то на лице? — нахмурилась я.

— На шее, девушка. Будто вас душить пытались. Или вы сами себя… Болит же?

— Нет, не особо. И я точно сама себя не…

— Идёмте-идёмте. Может быть, сейчас кого остановим по дороге.

— У вас есть телефон? Давайте такси вызовем? Этого… Вихрова. Нам же ещё топать и топать…

— Телефон? — он улыбнулся. — Чувство юмора работает, значит, и правда неплохо себя чувствуете.

Я совсем не поняла, что его так насмешило, но решила лучше промолчать.

— Меня Виктором зовут, — мужчина протянул руку. — Извините, сразу не представился. Уж очень вы меня обеспокоили.

— Соня, — я приняла рукопожатие. — Приятно познакомиться.

— Взаимно, София.

— Софья. Можно просто Соня.

— Договорились.

Только мы вошли в село, как я поняла, как давно в этой стороне не бывала. Народ отстроил домики, поставил крепкие заборы и загоны для скота. Надо же, мы начинаем развивать личное фермерское хозяйство.

— А это ещё что такое? — выпучив глаза, я показала пальцем на огромное стадо коров на дороге по главной улице.

— Значит, вы из города всё-таки, верно? — снова улыбнулся Виктор. — Это просто коровы, идут с пастбища. Значит, уже семь часов или чуть больше, если они добрались почти до центра.

— Да откуда они?

Последний раз такое большое стадо бурёнок я видела, когда мне было лет пять. Каждый вечер около семи их вели по домам с полей. Я вставала у ворот и смотрела, как они лениво идут по дороге. Некоторые могли оставить за собой большие круглые «сюрпризы». Мы с ребятами на велосипедах использовали их как препятствия для «змейки». Вот это был челлендж!

— Откуда они? — весело повторил Виктор мой вопрос и обстоятельно ответил: — Многие корову держат. А как? Хорошо же: тут тебе и молоко, и сыр, и творог, и сметана — всё своё. — И опять эти неподдающиеся воспоминаниям интонации: не насмешливые, не поучительные, а умиротворяющие.

— Да-да, конечно, — я спокойно согласилась с Виктором, а внутри бахал набат громче и громче: «Что здесь происходит?»

— Так, если семь часов, — мой провожатый чуть выставил вперёд руку, так что рукав пиджака оттянулся и открыл наручные часы на кожаном ремешке, — должно быть, только медсестра дежурная на месте.

Мы подходили всё ближе к центру села. Дома, дома, деревянные, многие свежеокрашенные. Народу на улице почти нет. Оно и понятно — время ужина. Кто-то ещё стоит во дворе, лениво загоняя корову на постой. У одного дома на лавке сидели две ветхие старушки в ярких платках, тёмных платьях и лёгких фуфайках на плечах. Они звонко и запалисто что-то обсуждали:

— Обсапутся, как есть, обсапутся! — сердито говорила одна.

— Да налопаются, чё тут ищо! — ворчливо вторила ей другая.

— Избу-то запри да подём.

Старушки-подружки ненадолго умолкли, завидев нас.

— Вечер добрый, Виктор! — поздоровались они чуть ли не ласково, но с подозрением посмотрели на меня.

— Здравствуйте, здравствуйте! — мой спутник кивнул.

— Гостей привёз?

— Да, на недельку-другую, — ответил Виктор, видимо, чтобы избежать лишних вопросов.

Скоро мы свернули на пустынную площадь и прошли мимо здания администрации, на входной двери которого я увидела серп и молот. Ещё издалека я заметила полотнище красного флага на крыше. Забавно. Какой-то ностальгический флешмоб в тренде? Типа «Знаковые места прошлого и настоящего» и они участвуют.

Кабинет фельдшера находился на первом этаже в здании, которое мне всегда казалось, закрыто навеки вечные. Да и дверь вроде была грубо заколочена. Как и окна. Надо же, отреставрировали.

Виктор оставил поклажу на лавке в коридоре, уверенно постучал в дверь и, услышав громкое «Войдите!», провёл меня в пропахший хлоркой кабинет.

— Виктор, здравствуй! Что случилось? С Настасьей Михайловной плохо? — из-за стола вышла круглолицая медсестра с белым халатом внакидку на летнее платье и озабоченно смотрела на моего спасителя, пока я пряталась за его спиной.

— Да нет, вот привёл вам работу. Что-то странное случилось. Нужно оказать первую помощь.

— Да, прошу прощения, — я вышла к медсестре.

Она опасливо взглянула на мою шею, прищурилась и коротко сказала:

— Присаживайтесь, — и добавила с деланной улыбкой Виктору. — А ты не уходи пока, ладно? Или спешишь?

— Подожду, конечно, — со всей серьёзностью и ответственностью кивнул он. — Буду в коридоре.

Как только дверь закрылась, приветливость медсестры улетучилась.

— И чего вам не живётся? Вот чего? В психушку по-быстрому оформим, вот и закончилась жизнь эта. Зато какая там начнётся!

— Но я…

— Что «я»? Говори, чего вешаться решила? Хлопец какой, небось, бросил, а ты уже и слёзы на кулак намазала, а на шею удавку навернула. Тьфу, из-за такого-то дерьма, девушка…

— Да послушайте! — я повысила голос. — Никто не вешался! Спросите Виктора. Он же меня не из петли достал. Меня пытались задушить, по голове со всей дури огрели, и вы тут на меня ещё нападаете!

Тётка вмиг посерьёзнела и выпрямилась за столом, сложив пухлые руки в замок.

— Что ж. — Казалось, она не знала что дальше и говорить. — Что ж. Кто на вас напал?

— Мне бы знать! — я подёрнула плечами. — Я не видела никого. Я не помню ничего.

«Ох, а это хорошая придумка! Прикинусь шлангом в беспамятстве. Ничего не помню. Но нападение было. В эту версию и буду бить».

— Так, девушка, значит, тут не мне с вами беседовать.

Она сняла трубку со старого телефона и прокрутила диск трижды, закусив нижнюю губу. На том конце отвечать не спешили, и медсестра в ожидании оглядывала стены, подняла взгляд к потолку, но скоро затараторила, уставившись на меня.

— Алё! Алё, Галин Степановна-а! Ради Бога извините, у нас ЧП. Девушка обратилась. Не местная, — она с прищуром поглядела на мою серую футболку с белым кроликом-йогистом. — И не из дачников вроде. Да. Да… Нападение. Душить пытались, говорит. Ещё на голове повреждение. Не знаю. Да-да, вы сейчас будете? Хорошо. Адилову тоже отзвонить? Хорошо, хорошо…. Да, я поняла. Ждём. Нет-нет, конечно, никуда!

Она быстро щёлкнула отбой на телефоне и, нервно теребя спиралевидный чёрный шнур, спешно набирала другой номер. Абонент не отзывался. Минута-другая. Без ответа. Медсестра сердито вздохнула и, прижав трубку щекой к плечу, взялась за справочник. Опять набрала кого-то, трижды прокрутив диск. Значит, номер снова сельский. Я смутно вспомнила, что все местные номера — трёхзначные.

— Серёжа, здравствуй! — с выдохом облегчения приветствовала медсестра вызываемого. — Слушай, Адилов там не у тебя? Угу. Когда, говоришь? Ну, это ясно, ясно.

Только она распрощалась со своим телефонным собеседником, как за окном мы услышали короткий «Дзиньк!» велосипедного звонка, и в кабинет влетела худощавая высокая женщина.

— Адилов здесь? — первым делом она обратилась к медсестре.

— Нет, Галин Степановна, и не дождёмся сегодня! — развела руками та. — Звонила, его на месте нет. Серёжа Кораблёв только что сказал, он в Горький мать повёз к родне. Сегодня только к ночи вернётся.

— Плохо, — покачала головой доктор и наконец-то обратилась ко мне: — Здравствуйте! Значит, вы потерпевшая у нас?

Она быстро поправила шпильки в светлых волосах, схватила халат и, судя по её бодрому настроению и сверкающим глазам, будто бы была рада внезапному происшествию.

— Да. Здравствуйте, — еле слышно ответила я.

— Давайте мы вас осмотрим.

— Только я ничего не помню, — я продолжала лживую оборону.

— Сейчас ваше тело немного что-нибудь расскажет, я надеюсь.

Она провела нехитрые процедуры по осмотру моей шеи, головы. Что-то записала. Проверила зрение и слух. Смерила давление и отсчитала пульс. Взвесила меня на допотопном устройстве и измерила меня на не менее древнем деревянном ростомере.

— А теперь, девушка, в смотровую.

— Но… я не… Ничего не было такого.

— А кто мне сказал, что ничего не помнит? — она снова улыбалась. Так открыто и по-матерински, что я сдалась, иначе вдруг бы она позвала грузную медсестру на помощь, если буду сопротивляться. Я нехотя поплелась за ширму.

— Ясно, беспокоиться не о чем, — выдохнула Галина Степановна после интимного и очень неприятного для меня осмотра. — Одевайтесь.

Кажется, всё происходило так быстро: то садись сюда, говори то, говори сё, одевайся, раздевайся, я в стотысячный раз говорю, что ничего не помню. Наконец-то меня вроде бы отпускают. Я уже пожалела, что согласилась на ненужные процедуры. Надо было по-тихому уйти домой, как только выползла из канавы. Да и зачем я поплелась за Виктором в больницу? Только бы подошли к селу, надо было сказать: «Спасибо, дальше я сама» и всё.

— Вы одна здесь? — не отрываясь от письма, тихо спросила Галина Степановна.

— Меня привёл Виктор. Ему медсестра сказала остаться.

— А, вот чего. Правильно, правильно.

— Так, девушка, — она строго посмотрела на меня. — Вот ещё — одежду эту не стирать!

Галина Степановна вышла из кабинета и вернулась с Виктором.

— Говорит, ты привёл?

— Мы у кладбища встретились. Всё в порядке?

— В порядке, но не совсем. Я думаю, нам тут без Адилова не обойтись.

— Дело тёмное?

— Ещё какое! Софья, вы даже не помните, откуда вы: город, село? С кем-то вы ехали?

— Нет, ничего. Наверное, такое бывает, когда головой стукаешься, — от отчаяния я понесла всякие глупости. — Можно я просто уйду? Поброжу по селу, вдруг вспомню что-то. Я доберусь сама до города, а там разберусь.

— Нет, исключено, так точно не пойдёт. Завтра вы обратитесь в милицию, заявление напишете. Хотя бы до завтра надо остаться у нас. Только где…

— Думаю, у нас найдётся место, — уверил Виктор. — Дом-то большой.

— Ох, было бы здорово. Только до утра буквально, Вить. И сам жди вызова. Девушка, жду вас здесь утром. Около восьми, не позже.

— Поняла.

Мы с Виктором отправились в дальнейший путь. Зачем я все это устроила? Что я придумала? И где я? Почему моё село выглядит, как моё село, а на самом деле — нет? И куда мы идём? Что если Виктор живёт с сумасшедшей семейкой?

Может, сбежать? А куда? Домой! Он же здесь, в этом странном селе. Мы идём сейчас словно ко мне по главной улице.

— Скоро будем на месте, — Виктор как будто прочитал мои мысли и махнул вперёд рукой, — вот уже, видите, синий.

Я посмотрела вперёд и увидела: тёмно-синий особняк с белыми резными наличниками и новым крепким забором.

Виктор указал на мой дом.

¹ Соня вспоминает книгу британского невролога Оливера Сакса «Человек, который принял жену за шляпу».

Глава 2. Ожившие видения

У самой калитки нас обдал запах наваристого мясного супа, и я поняла, как же проголодалась, как же хочется хлебнуть домашней еды. Сто лет нормально не ужинала.

Ещё с дороги я приметила чёрно-белого пса во дворе. Цепной охранник даже ухом в мою сторону не повёл. Он радостно смотрел только на хозяина и во всю мочь крутил хвостом.

— Что, Тимоха, — засмеялся Виктор, закрывая калитку, — совсем обленился? — и добавил мне: — Обычно он не такой дружелюбный.

На нижней веранде, которая почти не отличалась от моей, аккуратным рядком стояли начищенные ботинки и женские сандалии. Виктор посмотрел на свои дорожные пыльные туфли и убрал их подальше к рабочим калошам.

В углу я заметила деревенский умывальник и спросила, можно ли умыться. Виктор только проверил небольшой синий бак — он оказался пуст, — и поспешил до бани за водой.

Я уже поняла — прямо сейчас моё подсознание терзает меня таким долгим сновидением, и немного успокоилась. Хорошо ещё, что оно пока вполне управляемо.

Сверху, из кухни, в открытую входную дверь я услышала торопливый разговор. Беседовали, судя по голосам, двое.

— Тимошка и тот умнее всех будет, — звонко, ворчливо и быстро говорила женщина. — Своё дело, свою стаю и место знает. А мы… что телята. Сами не знают, чего хотят. Вот всех бы обратно в колхозы сгрести, как сено по пучкам, а то разбегаются, как телята в грозу.

— Бабушка, — послышался молоденький девичий голос, — а кино, а театры?

— Спроси-ка, приедет Сенька, часто ли они по театрам ходят?! Чего хорошего в городе — больницы да университеты ваши. — Женщина ещё что-то неразборчиво добавила, но следующее я расслышала хорошо: — Уже и распределением недовольны, сбегать начинают.

— Ну смотри, бабушка, какие костюмы у них красивые, причёски. ходят такие важные… Как в кино показывают.

— Важные? Спрашивала я Гурьевых, как отдыхали у бабки, кем хоть работаете, что делаете? Так ничего и не поняла, чем полезны они. Чем так заняты. Мотаются с раннего утра на электричках туда — обратно. Чем жизнь проходит? Все сдувшиеся, тухлые, как будто нет жизни там, выкачали насосом каким всю жизнь.

— Может, им всё это нравится, такая жизнь, и думают, что когда-то лучше начнётся.

— Обещал им кто?

От увлекательного спора меня отвлёк Виктор. Он вернулся с ведром воды, наполнил бак, и я наконец-то смыла пыль с лица и оттёрла серые руки.

Дом встретил плотной вечерней духотой, стойким запахом свежих овощей и супа на мясном бульоне. На уши лёг слегка оглушающий звук включённого телевизора.

— Всем привет! — Обозначился Виктор ещё в коридоре.

— Папа!

Через мгновение из кухни выбежала девушка-подросток. Русые волосы острижены до плеч. Совсем хрупкая с тоненькими руками и ногами. За ней показалась другая — дородная девица с толстой тёмной косой, она выглядела гораздо старше. Увидев меня, девочки насторожились. Но скоро та, что была покрупнее и выглядела смелее, с задорным взглядом выдала:

— Папа, ты нам гостей привёз? Здравствуйте! — Это её голос я слышала в ответ на сентенции женщины.

Другая девушка смущённо хихикнула.

— Сейчас мы всё расскажем, — улыбнулся Виктор.

— Здравствуйте, — запоздало ответила я.

— Ну что там, кто там у вас? — из кухни вышла бабушка, вытирая руки о подол фартука.

От испуга я схватилась за горло и отшатнулась вплотную к стене. Передо мной стояла та самая женщина из видения в окне. Но вот же она — живая, румяная, улыбается.

— Вечер добрый! — Добродушно обратилась она ко мне и поторопила выгнать нас из тесного коридора: — Давайте, все живо мыть руки и за стол. Нечего на голодный желудок тута. Виктор, где тебя носило, времени-то глянь, сколько! Опять Лёнчик поймал и давай ля-ля-ля? Я — Настасья Михайловна, — кивнула бабушка в мою сторону. — Будем знакомы. Это — мои внучки: Наташа и Варвара. Вить, коллега твоя?

— Нет, не коллега, — вздохнул Виктор и направился в кухню. — Это — Софья, мы встретились при очень странных обстоятельствах. Задержались мы в больнице, пришлось заглянуть.

Виктор аккуратно поставил сумку на массивный табурет на кухне и принялся выкладывать продукты: консервы, серые кульки с конфетами, огромный пакет пряников. Меня усадили за стол.

— Мы встретились на дороге у кладбища. На Софью напали.

— Ах! Как?! Напали?! — наперебой осыпали вопросами девчонки, переводя тревожные взгляды то на меня, то на отца.

— Господи Иисусе! — громко прошептала Настасья Михайловна, прикрыв рот концом белого платка. — У нас? У кладбища, говоришь… Да кто бы мог?

— И ты спас Софью? — гордо спросила брюнетка.

— Нет, Варя, говорю же, только встретил.

— А вы видели нападавших? — впервые напрямую ко мне обратилась Варя.

Пухлой ручкой она взволнованно теребила воротник лёгкого синего платья.

— Нет, хуже того — я не помню ничего. Только болячки остались. На голове да на шее. Вот.

— Вас хотели убить? — снова удивленный тон Варвары.

Младшая пока не проронила ни слова. Так и сидела, сложив тоненькие руки на коленях, удивлённо поглядывая то на меня, то на отца.

— Правда, не знаю…

Настасья Михайловна молчаливо слушала вопросы и ответы, крепко сжав губы, осматривая меня с головы до пят.

Виктор уже почти освободил сумку, повесил на высокую спинку стула и спас меня от расспросов:

— Так, Варя, Наташа, давайте не будем мучить Соню. Человеку и так досталось. Я пообещал, что она может остаться у нас. Хотя бы до завтра. Ей некуда идти. Завтра встретится с Адиловым, разберутся дальше, что и как.

— Но я вообще-то… если в тягость, — промямлила я, — могу уйти.

«Зачем только я геройствую, ведь идти мне совсем некуда!»

Сон, кажется, затянулся, и я снова не понимала, куда попала. Лимб? Параллельный мир? Загробный? Или всё-таки сон? Под наркозом? Вполне вероятно.

— Софья, отступитесь, — сдвинул тёмные брови Виктор, озабоченно посмотрев на меня. — Оставайтесь у нас. Куда вы пойдёте на ночь глядя? Хватит с вас приключений.

— М-да, — задумчиво протянула Настасья Михайловна. — Кто ж такие гады повадились к нам? Вы ехали куда-то? В дороге случилось?

— Совсем ничего не помню… Ни прошлого, ни родных.

Девчонки ахнули, а бабушка, качая головой в изумлении, что-то беззвучно шептала.

— Из сельских никто бы не мог, — снова заговорил Виктор, — так, похулиганить есть охотники, но чтобы человека довести, вряд ли. Село маленькое, всех знаем. Тут вам точно говорю.

— Да уж правда, — тоненькая Наташа подала голос. — В одном конце чихнут, из другого уже «будь здоров!» кричат. Не наши это.

— Нет, папа, ты молодец! — с воодушевлением сказала Варя, оглядывая меня. — Ты человека спас!

— Да, спасибо вам огромное, — сказала я как можно непринуждённо и приветливо.

— Давайте ужинать, чего тут ещё, — Настасья Михайловна тяжело поднялась с места и потянулась в шкаф за тарелками.

Я следила за её передвижениями на моей кухне. Во мне боролись два странных чувства: неожиданное умиротворение и полное непонимание, что происходит.

Бабушка достала глубокие тарелки и чайные чашки из буфета. Здорово, они в этом мире даже посуду хранят там же, где и мы — в этом древнем буфете. Должно быть, он переходил от хозяев к хозяевам. Этот выглядит новее, дерево — темнее, стёкла на дверцах не такие блёклые да и все ручки в порядке. Стол напротив окна, только наш — со стеклянной столешницей, прямоугольный, а этот — небольшой, деревянный, круглый. И белоснежная плита «Predom», и холодильник «Свияга» — всё ровно на тех же местах, где когда-то до трагедии была современная техника в моём доме.

Я украдкой оглядывала стены в поисках всевозможных ориентиров, календарей, каких-то знаков, но ничего, ни одного намёка не было.

— Так, девчонки, а кому гостинцы? — Виктор поднял сумку, в которой оказалось кое-что припрятано.

— Мне! Мне! — хором заголосили Варя и Наташа, как маленькие.

Виктор аккуратно достал пару бумаг из нагрудного кармана пиджака, положил на соседний стол-шкаф рядом со мной и вместе с девчонками ушёл в гостиную. Я чуть вытянула шею и присмотрелась к разграфлённым бумагам. Множество столбиков, линий, этакий лист эксель-оффлайн:

Итого по расходу…

Розничный товарооборот…

Кроме мелкого опта…

Сумма… Сумма…

Заполняется материально ответственным лицом…

Товары… Тара…

И наконец-то глаза нашли самое главное в шапке документа:

Фамилия и инициалы материально-ответственного лица (бригадира) Гордеев В.Н.

Товарно-денежный отчёт №17

С 23/VI по 29/VI 1980 г.

Ой.

Значит, флаг над администрацией — никакой не флешмоб. Новые дома и загоны для скота на краю села — не новые. Значит, костюм Виктора — не старомодный. Значит, этот дом — пока не мой дом. Он только будет моим.

Через сорок лет.

Глава 3. Сон или загробный мир?

— Тебе пожиже или погуще? — заботливо спросила Настасья Михайловна, держа тарелку в одной руке и половник в другой.

— Как захватите, — я всегда терялась при таких гастрономических задачках.

Передо мной поставили глубокую тарелку с ароматным рассольником. Густой, наваристый бульон, крупные жёлтые кусочки картофеля, натёртые огурцы, перловка, укропчик для обострения потрясающе летнего вкуса. Вкуснотища какая, должно быть! Не терпелось погрузить ложку и отведать настоящее деревенское блюдо.

За окном поднялся ветерок, и свисающие ветки берёзы сдувались то влево, то вправо, открывая знакомый вид из окна на соседние домики и высокие липы вдалеке.

— Виктор! — громко позвала бабушка. — Наташа, Варя!

Пока домашние подтягивались, Настасья Михайловна поставила на стол до краёв наполненные тарелки с супом, чашечку сметаны, огромное эмалированное блюдо с разваренной в печи и разрезанной на крупные части курицей, хлеб, свежие огурцы и помидоры. Хозяйка озабоченно оглядела накрытый стол и хлопнула себя по полным бокам.

Как только мы стали рассаживаться, выяснилось, что небольшой круглый столик следует отодвинуть от окна, чтобы все поместились.

Варя с отцом осторожно и аккуратно занялись операцией по небольшой перестановке, а я начала было извиняться за неудобства, но бабушка строго сказала: «Ещё чего — неудобства какие выдумала!» и отправила Наташу в огород за свежим луком.

Когда все — включая лучок на тарелке с овощами — собрались, бабушка тяжело охнула, перекрестилась, и мы приступили к ужину. Ели молча, неторопливо, и только Варя, казалось, спешила куда-то.

«Это обычные люди. Просто из прошлого. Девочка Наташа и девочка Варя. Виктор и Настасья Михайловна. Ну вот ужин — всё настоящее и очень вкусное: суп, курица, овощи… Настоящий ветер за окном. Настоящая берёза. Дом. И это теперь — моё настоящее. Пусть это и загробный мир, но, судя по всему, второй раз окочуриться тут никто не даст. От голода — тем более».

— С вами всё в порядке? — Виктор отложил ложку и озабоченно смотрел на меня, упёршись руками в стол, будто готовый в любой момент встать и прийти на помощь, если я вот-вот грохнусь в обморок. Видимо, в задумчивости я сделала слишком серьёзную мину, замерев с ложкой в руке.

— Всё в порядке, спасибо, — поспешила я улыбнуться. — И всё очень вкусно!

Девчонки довольно улыбались похвале бабушки, а Настасья Михайловна, видя, как быстро я поглощаю суп, озаботилась не нужно ли добавки. Я только помотала головой — очень сытно.

— Пап, я сейчас к девчонкам, — потянулась за ярким полотенцем Варя.

— И к мальчишкам, — хихикнула Наташа.

— А как без них, — та показала кончик языка сестре.

— Опять с полным брюхом скакать будешь, — проворчала бабушка. — Как хоть охота?

— Да бабушка! — надула губы Варя. — У нас сегодня очень важная игра — с девчонками из И.! А потом картошки напечём. Я возьму несколько, пап?

— Иди, иди, Варя, и картошки, сколько надо, бери, — кивнул Виктор. Он легонько хлопнул себя по нагруженному плотным ужином животу и, отдуваясь, чуть откинулся на спинку стула.

— Играйте, пока погода хорошая. Потом, в городе сказали, дожди пойдут.

— Дожди — хорошо, — Настасья Михайловна одобрительно подняла указательный палец. — Картошку помочит.

— Только… — Варя подозрительно посмотрела на меня. — Ребята будут спрашивать, наверное… Вас же видели в селе, когда вы с папой шли…

— Говори, как есть, — я пожала плечами и улыбнулась. — Можешь даже небылицу какую выдумать про инопланетян, посмеётесь хоть.

— Ой, нет, это у нас Наташа — мастер истории придумывать, а я, как есть, скажу. Да мы и не знаем ничего. Обещаю, сплетен не разводить!

Я благодарно кивнула Варе, она встала из-за стола, убрав тарелку на соседний стол и, сказав спасибо бабушке, поспешила на улицу.

За остатками молчаливого ужина я всё время смотрела в окно, пытаясь увидеть между домами огромного динозавра или, на худой конец, Киркорова в ярчайшем и эпатажном сценическом наряде. Обязательно с перьями! А лучше — пусть он будет верхом на рептилии. Вымерший гигант и современный певец своим появлением успокоили бы меня окончательно — я во сне.

Но ни между домами, ни по дороге, ни на небольшом поле перед домом не было никого, кроме селян. Они копошились на огородах, шли по своим делам вдоль дороги, катались на велосипедах.

После ужина Виктор попросил меня остаться в кухне. Когда Наташа вышла, сложив всю грязную посуду в мойку, Настасья Михайловна задёрнула тяжёлые бледно-оранжевые шторы, которые служили импровизированными дверями из коридора, и уселась к нам за стол. Нужно было решить вопрос моего пребывания в их доме. Как надолго и где именно. Думаю, они боялись оставлять меня наедине с девчонками.

— Софья, — начал Виктор, чуть кашлянув, — мы сожалеем о том, что с вами случилось.

— Это ж надо.. — попробовала вклиниться бабушка с причитаниями, но Виктор, нахмурившись, посмотрел на неё и продолжил.

— Вы можете остаться у нас, мы найдём место. Завтра идём к участковому. Наверное, приедет сам следователь из посёлка. Дело тёмное. Не ясно, сколько вы у нас пробудете.

— Виктор, я понимаю, — смущённо начала я. — Ещё раз спасибо за приют, деваться мне и правда некуда. Я лишь хочу уверить вас, что никому не желаю и не причиню зла. А за что, что вы так тепло приняли меня, готова отблагодарить любой работой. По дому, на городе, в любое время.

— Вот и мне помощница нашлась, — тепло улыбнулась Настасья Михайловна. — Ладно, Виктор, чего тут пустословить, видишь, девушка как девушка. Испугалась, растерялась. Завтра разберёмся, кому какая работа, как подоспеет. А сейчас иди, Соня, в гостиную. Скоро баня истопится, надо Наташу отправить, посмотреть.

— Да я сам сейчас, — кивнул Виктор и снова обратился ко мне. — Софья, с любыми вопросами обращайтесь ко мне, если где что по селу нужно. По хозяйству — это к матери.

Выходя из кухни, я услышала беспокойный шёпот Настасьи Михайловны:

— Господи прости, грешно так говорить, но хорошо, что Соня так попала. Глядишь, поможет нам с Юликом…

Как бы ни хотелось, я не позволила себе подслушивать и ушла в гостиную, как и велел Виктор.

После ужина без лишних слов меня определили на постой в Наташину комнату. Настасья Михайловна принесла мне стопку свежего белья и принялась сама расстилать кровать, несмотря на мои протесты.

— Нет, хватит тебе забот сегодня, — по-доброму поворчала бабушка. — Завтра к Нуратдиныч пойдёте, будете разбираться. Варя или Наташа проводят, а то Виктору с утра в самую рань на работу. По дому я сейчас всё покажу.

— А скажите, а где у вас тут… — тихо начала я и замялась.

— Поганый чугунок? — подмигнула бабушка и засмеялась, приметив моё смятение. — У нас тут цивилизации немножко есть. Ты выйди в коридор в сени, там по нему прямо иди и вот синяя дверь — оно самое. Найдёшь?

— Думаю, да…

А как иначе, когда это и мой дом тоже?!

В моём настоящем прошлом заглядывать в ныне-наташину комнату не было особых поводов. Когда здесь отдыхали бабушка или дедушка, я старалась их не тревожить. В остальное время они сами чаще бывали в гостиной да на кухне. В этом прошлом глазу было где остановиться. В невысоком угловом шкафу поселилась коллекция игрушек: мягкий бурый медвежонок, будто вельветовая, бежевая, косоглазая собачка с красным ошейником, котёнок Гав, пластиковый заяц и стеснительный Чебурашка. Над столом — самодельные деревянные полки для книг и учебников. На стене в свете закатной красноты — политическая карта мира, где бледно-розовым гигантом выделялась территория РСФСР.

— Я вам не помешаю? — Наташа несмело вошла в комнату, словно в чужую.

— Нет, что ты! Это ведь я должна спросить у тебя на самом деле.

— Вы мне совсем не мешаете, — она присела на край своей кровати и сложила руки на коленях, любопытно, по-детски рассматривая меня огромными голубыми глазами.

— А ты пойдёшь на игру?

— Ой, точно нет. Я волейболом не увлекаюсь.

— Варя каждый день ходит? — я не знала, что ещё спрашивать.

— Да, когда погода хорошая. У них там большая компания. Даже взрослые приходят поиграть, поболеть. Молодёжь рабочая. Весело.

Тоскливые интонации в Наташином голосе противоречили её рассказу. Если так здорово собираться всем селом и играть на свежем воздухе, почему она запирает себя в комнатушке в тёплые солнечные вечера?

— А вы совсем ничего не помните? — внезапно спросила она.

— Совсем.

— Даже таблицу умножения?

— Вот это как раз-таки помню. Как назло, всё школьное крутится в памяти, а свежее и личное — перекати поле, — я вздохнула и задала нелепый вопрос, чтобы поддержать беседу: — Наташа, я даже не помню, кто сейчас у нас президент?

Ох, наделала ошибок, кажется! От самой смешной — президент, до, возможно, трагической. Сейчас милая большеглазая Наташа превратится в идеологического робота-пионера, который раструбит всем, что эта гражданочка не знает, кто наш вождь сегодня. По пронзительному свистку участкового милиционера приедет чёрный воронок, и меня увезут. Ведь советский человек, даже потеряв память, должен помнить сакральные имена.

— А вот если пойдёте телевизор смотреть в девять с моими, и узнаете. Этих постоянно показывают, надоесть ещё успеют, — рассмеялась Наташа, и я выдохнула — нормальные люди кругом.

В моём настоящем этой Наташе должно быть лет за пятьдесят, если ей сейчас четырнадцать-пятнадцать. Я оглядела корешки учебников на полке у девочки, хотя и не могла быть точно уверенной, зная всякие сложные схемы про «перепрыгивание» классов.

«В моём настоящем…» — повторила я мысленно. И чуть усмехнулась — какое же оно моё?! И было ли оно настоящим? А может быть, всё наоборот — это тот мир, в котором я изначально появилась, а потом за какие-то грехи попала в мир двадцать первого века с его кэшбеками, челленджами, бесчисленными блогерами и удалённой работой. Раз уж на то пошло — чудеса существуют, а вот патрульные времени, видимо, плохо справляются со своей надзорной работой.

Пока я делилась глупыми мыслями сама с собой, Наташа зажгла настольную лампу с бирюзовым абажуром и достала с полки большую картонную коробку бледно-зелёного цвета.

— Ты сейчас будешь занята? Мне выйти? — почти шёпотом спросила я.

— Нет, — не отвлекаясь от содержимого коробки ответила девушка. — Может, и вам интересно будет.

Она достала желтоватую канву и прозрачный пакет с нитками мулине всех цветов и оттенков вперемешку.

— Ты вышиваешь?

— Ага, моё любимое занятие, — ответила она, аккуратно перебирая нитки и иголки.

— А что делаешь сейчас? Какую картинку?

— Угадайте! — прищурилась Наташа, улыбаясь. Её щёки чуть покраснели: то ли от того, что я вдруг искренне заинтересовалась её хобби, то ли от жаркого жёлто-ласкового света лампы.

— Не знаю… Природу?

Хорошо, что я ещё не сказала «Ленина» или «икону», потому что видела наиболее популярные сюжеты с ликами святых на разных сайтах.

— Ну что же вы… — покачала головой Наташа. — Мишку!

Я нахмурилась. Мишка… Мишка…

— Олимпийского Мишку, Игры же скоро.

Я встала с ракладного кресла, пока Наташа развернула начатую работу на письменном столе. Она рассказала, что сама сделала схему с рисунка из журнала. Тонкими музыкальными пальчиками показывала на разные части и цвета для шубки, глаз, пятицветного пояска медвежонка, которые сама подбирала, и теперь вышивала по самодельной схеме.

Мне захотелось быть хоть немного полезной этой приветливой семье за тёплый приём и приют, и я решила предложить небольшую помощь Наташе. Вышивать я никогда не пробовала, а побыть чернорабочим вполне могла.

— Наташа, а давай я тебе нитки разложу по цветам, оттенкам, сделаю библиотеку всех цветов?

Она задумчиво посмотрела на пакет и кивнула:

— А здорово! Давайте. Даже странно, что я сама не догадалась раньше.

Уже через пару минут мы погрузились каждая в дело: Наташа, нахмурившись, вглядывалась в схему, ища место, на котором остановилась, а я вывалила на разложенном кресле все нитки и теперь вырезала полоски из картона, на которые собиралась нанизывать цвета по оттенкам.

— Слушай, Наташа, — не утерпела я.

— Да? — не отвлекаясь от работы, ответила девушка с готовностью.

— А кто такой Нуратдиныч? Это — милиционер, участковый, верно? — моя ошибка в моём настоящем — называть полицию милицией — сыграла на руку.

— Да, это наш участковый. Ансар Нуратдинович. Но кто-то его иногда запросто называет Лёхой. За глаза, конечно. Но он, вроде, всё равно не обижается.

— Что? — протянула я, засмеявшись. — Ансар — Лёха?

— Ну да, — улыбнулась Наташа. — Ещё у нас есть дядя Мансур в селе, татарин, так он просто дядя Миша. И тут: Ансар — Алексей. Так уж пошло, а от Алексея до Лёхи — рукой подать.

Что ж, товарищ милиционер, разбирайтесь в моём тёмном деле! Концов всё равно не найти. Если только представить, что по какой-то счастливой и фантастической случайности милиционер тоже окажется путешественником во времени.

Я неторопливо разбирала цвета, с искренним восхищением показывала самые красивые Наташе, и мы обсуждали, для чего бы такой подошёл больше всего: свитер, платье, штаны, блуза, сумка…

А ещё я поняла, пока пыталась вспомнить какие-то факты о прошлом, что историю-то я знаю не так хорошо, как гордилась. Ведь даже не знала имя генсека восьмидесятого года. Я была в курсе очерёдности правления, но не могла сказать точно по годам. Лакуны в образовании не способствовали успешному выполнению миссий по моему списку: «Важные дела путешественника во времени в прошлое».

Мысленно я набросала следующие пункты:

Номер один. Спасти СССР.

Нет, слишком претензионно. Что я буду спасать, если я элементарных вещей по истории не помню. Да и с политикой и политологией у меня не очень.

Номер два. Спасти Леннона.

Нет, слишком сложно. Кто меня отпустит в Америку? Мне бы в психушку тут не загреметь.

Номер три. Спасти Саманту Смит.²

Опять — невыполнимая задача. Попади ещё в «Артек»! Да и совсем не помню дату, когда самолёт с юной активисткой потерпел крушение.

Номер четыре. Спасти что-то в своей семье.

Хм, я не смогла вспомнить ничего даже из рассказов родственников, что бы могло нуждаться в изменениях. Скрепя сердце, я решила ни за что не искать близких в прошлом. Нельзя. Не стоит. Нельзя ломать ни одного мгновения. Лишь одно. Но меня закинули слишком далеко.

С тоской я посмотрела в окно на огород и картофельное поле. Выдумала дела! Ты людям лучше картошку помоги прополоть хотя бы, и то больше пользы будет.

Скоро я представила Наташе коллекцию её ниток, аккуратно разделённую по всем оттенкам, а она показала мне законченную вышивку Олимпийского символа. Ярко горел разноцветный поясок на коричневом пузе медвежонка, а сам Мишка добродушно улыбался карими крестиками озорных глаз. Хорошая получилась работа у Наташи.

Сон или кома порядком затянулись. Мне срочно нужно было остаться в одиночестве, найти уголок, где бы я могла обмозговать происходящее и произошедшее. Всё, что связано с моим настоящим и этим прошлым.

Я решила начать поиски в чертогах разума, как только мы отправились спать сразу после похода в горячую баню. Сподручнее было бы взять листок бумаги и расписать все эпизоды, обрывки идей, имена и воспоминания. Всё, что случилось со мной с первого же дня приезда из города, всё связано.

Не очень понятно, брать ли в странный список событий барышню в белом из Хвойного сада и мопса на мотоцикле. Нет, его точно нет. Парнишка просто катал питомца. А вот невеста… и был ли это свадебный наряд? Я попыталась вспомнить черты и цвет её лица. Ужасная догадка пришлась ко времени. Она выглядела очень молоденькой, а незамужних и юных в таких нарядах провожают в последний путь. Уф. Ну и загадка. Ладно. Пока оставим две версии. Первая. Девушка — реальна, она просто спешила домой с тематической вечеринки или репетиции свадьбы. Насмотрелась американских фильмов. Чем бы дитя ни тешилось… И вторая версия. Она — призрак, который что-то хотел передать мне, предупредить, но её спугнул приближающийся парень на мопеде.

Переходим к следующему призрачному. Настасья Михайловна. Я была полностью уверена, что именно её я видела тогда во окне. Сам дом намекал мне на скорое перемещение во времени? Хорошо, это я легко связала. Теперь самое непонятное из видений.

Крест. Крест пугал больше всего. Для кого он? Если подумать, что меня убили в настоящем, тогда он предсказывал мою смерть. Теперь на самом деле стоит в доме, ожидая печальной церемонии. А если нет? Тогда и догадок нет, с чем это может быть связано.

Расписного старика-сидельца я пока отложила: он-то сто процентов существует. Его и дядя Толя видел. И народ в магазине. Тут всё пока спокойно. Только не его странные вопросы.

Он просил передать привет Гордеевым. О’кей, будем считать, исполнено. Значит, он с ними как-то связан. Но что может быть общего у порядочной семьи и тюремщика? Что же ещё он городил?

Пока ничего не стыкуется, кроме бабушки и её призрака в окне…

Что ж, поживём-увидим.

Проваливаясь в сон в десять вечера, я снова пыталась представить, что случится завтра: это всё затянувшийся сон, и я проснусь здесь же, в своём доме, или кошмар продолжится.

А как же мои ученики, мои родители? Где я для них? Возможно, в моём сегодня, в лучшем случае, нашли моё тело. А в худшем? Нет, даже думать не хочу. Подождём до завтра. Главное — уснуть.

Если я останусь с семьёй Гордеевых, пойду на встречу с милиционером. Он представлялся мне грузным, пузатым, потливым дядькой лет под пятьдесят, который спокойно заканчивает службу в маленьком и тихом селе. Будет мурыжить меня до вечера, а хуже того, пытать заковыристыми вопросами, выводить на чистую воду. Конечно, он не поверит в моё беспамятство и замучает всякими проверками. Как иначе — такая обуза свалилась! Пусть мучает, или, как неприветливая медсестра, сделает выговор, я готова до последнего стоять на своём — ничего не помню и всё тут.

Скорее бы завтра… Пусть я проснусь на своём диване в этом доме, но в моём настоящем. А моё ли это настоящее?..

² Саманта Смит (1972-1985) — американская школьница-активистка, стала всемирно известна во времена холодной войны благодаря своему письму генеральному секретарю ЦК КПСС Ю.В. Андропову.

Глава 4. Мода — 80

Утром я проснулась от пронзительного лая Тимошки и поняла, что в обратный путь домой — в 2018 — я не отправилась. На заре пару часов назад меня разбудил шум на кухне. Уже тогда всё стало ясно, но я решила, стоит уснуть снова, и фокус получится. Не повезло.

Пёс не замолкал, истерично рвал цепь и тявкал на непрошеных гостей. Неужели сам участковый первым решил пожаловать? В окно гостиной настырно затарабанили. В доме образца 1980 года рамы были крепкими, и волноваться за их сохранность не приходилось.

Я посмотрела на соседнюю кровать. Наташа лежала с открытыми глазами и вставать не торопилась. Мы переглянулись и только тогда она, подтянув расшитую узором лямку белой ночнушки, села на край кровати, вцепившись в одеяло.

— Кто это может быть? — почти шёпотом спросила я. — Участковый?

— Вряд ли, — Наташа посмотрела на круглый металлический будильник, который показывал семь утра. — И дома никого нет, кроме Вари.

— Идём, посмотрим, — предложила я после того, как настойчивый стук повторился и послышался хриплый женский голос: «Хозяева!»

Мы подошли к окну. Наташа открыла створку, а я притаилась рядом с телевизором на длинных ножках, выглядывая на улицу так, чтобы меня саму не было видно.

Под окном стояла худощавая женщина в рабочей одежде.

— Взрослые дома? — сердито спросила она.

— Нет, — чуть слышно ответила Наташа и помотала для убедительности головой. — А что передать?

— Что передать? — тётка пискляво передразнила Наташу и по-боевому упёрлась руками в тощие бока. — А не видишь сама, что передать?

Наташу взяла оторопь. Похоже, она, как и я, не привыкла к грубости в селе хоть от кого-нибудь.

— Тварина-то ваша утащила у нас курицу!

— Хорошо, я передам, — пропищала Наташа.

Наверное, она представила, как утренняя скандалистка сейчас вломится в дом и будет требовать немедленно отдать ей деньги за пропавшую пернатую живность.

— Кто там?

В гостиной появилась заспанная Варвара. На ходу она натягивала длинный, в крупных цветах халат на ночнушку, которая выдавала небольшой животик и полные бока. Наташа со вздохом облегчения отошла от подоконника, уступая место сестре.

— Здравствуйте! — крикнула Варя, раскрыв окно полностью.

Настырный ветерок тут же свободно прорвался в комнату и принёс лёгкий запах липового цвета. Старшая сестра нагнулась и опёрлась загорелыми руками о широкий подоконник. Чуть не опрокинула кружку со свежими тёмно-красными ягодами клубники. Видимо, бабушка оставила девчонкам утреннюю добычу.

— Чего Ветошкиной надо? — обернувшись, шепнула она Наташе. Та не успела ответить, как тётка, не меняя позы, продолжила напряжённые переговоры:

— Ты ведь старшая будешь?

— Я, — зевнув, ответила Варя.

— Хозяева дома?

— Нет, только крепостные.

— Чего?

— Что передать-то? Говорите.

— Скажи отцу, пусть деньги занесёт вечером.

— Какие деньги? — Варя тотчас проснулась, как будто страшно удивилась, что за связь может быть у отца с соседкой-хабалкой?

— За курицу!

— Не знаю никакую курицу, — уже спокойно ответила Варя.

— Какую ваша тварь распотрошила.

— Какая тварь? — Варя снова высунулась из окна.

— Кошка ваша!

— Кто сказал?

Похоже, Варваре доставлял удовольствие странный диалог, а тётка закипала.

— Ослепла что ли? — Она отступила в сторону и показала на землю у забора. На траве валялись белоснежные перья и пух.

— А-а-а, это, — протянула Варя. — Ничего не доказывает. Знаете, чья-то кошка утащила и к нам, мы ж через два дома соседи, к нам любой живности сподручнее от вас куриц таскать.

Наташа на цыпочках отошла к дивану и внимательно слушала разговор. Её указательный палец скоблил большой. Она то и дело тревожно поглядывала на меня, покусывая тонкие губы.

— Ух, вечером ещё приду! — Ветошкина развернулась и, хлопнув дверью ушла. Тимошка буркнул ей вслед и затих.

— Говорила я бабушке, закрой нас на засов, — зевнув и потянувшись, сказала Варвара. — Ну куда мы в такую рань пойдём? Давайте дальше спать? Хотя вам, Соня, скоро в участок идти.

— Ой, — я разволновалась. — Варя, бабушка ваша сказала, вы меня проводите. И вот ещё… меня докторша просила к ней сначала прийти.

— Да, конечно, давайте я с вами, — живо отозвалась Варя. — Я как раз в столовую за хлебом пойду. Вы когда-нибудь ели серый хлеб?

— Нет.

— Очень вкусный! — Наташа включилась в беседу. — Варя, я тогда пойду после завтрака цветы в палисаднике полью.

Определившись с нехитрыми утренними задачами, мы разошлись по комнатам.

С утра меня волновали более прозаические вопросы, нежели вчерашние экзистенциальные. О’кей, патрульные времени не торопились переводить стрелки и отправлять меня в обратное путешествие в будущее, значит, будем осваиваться в прошлом. Первая проблема обозначилась, как только я поднялась с кровати, — мои футболку и спортивки заботливо постирала бабушка, как сообщила мне Варвара. Хорошо, что Настасья Михайловна оставила мне один из своих мягких и необъятных халатов.

«Ну да, кто же собирает чемоданы перед путешествием в прошлое? Или я одна такая недальновидная?» — усмехнулась я мысленно.

Словно прочитав мои мысли, Наташа с сочувствием посмотрела на меня и принялась за утренние ритуалы. Не прошло и пары минут, как Варя вернулась с перекинутыми через руку платьями бежевого, бледно-синего и зеленоватого цветов.

— Это бабушка вам выбрала, — она аккуратно положила одежду на стул. — Из моего старого. Наташины вам, скорее всего, маловаты, а мои новые — великоваты. Вот, должны быть впору. Хотя вижу, есть и моё.

— Спасибо, — тихо сказала я и посмотрела на Варю. — А как же…

— Нет, нет, я его не ношу, — та, довольная ответила, — всё в порядке, не переживайте. Мерьте!

Я потянулась к платьям и в каком-то отупении перебирала одно за другим. Вроде бы все мне подходят, только одно и правда больше в плечах и талии. Юбки у всех одинаковые — целомудренно длинные и широкие. Что мне совсем не понравилось — рукава. Фонариками. Я, двадцатипятилетняя почти тётка, надев такое платье, пойду в милицию? Нормальную одежду они не носят, что ли? Нет, я не прошу джинсы, откуда здесь, но хотя бы платье построже, попроще. Приду сейчас, буду сидеть, как баба на чайнике, перед участковым и нести всякую чушь про беспамятство.

— Выбрали? — живо спросила Наташа. Наверное, ей не терпелось увидеть меня в своих обносках.

— Вам не нравится? — Варвара оказалась более проницательной.

— Я, наверное, подожду, когда моё высохнет. Мне неудобно у вас брать, — попыталась соврать я не слишком убедительно. Мой взгляд давно выдал истинные причины.

— Нет, вам не нравится, — сурово подытожила старшая и поджала полные губы. — Ясное дело, вы привыкли модно одеваться. Мы же видели вашу футболку, но у нас ничего такого нет. Если вы хотите, чтобы я отвела вас по делам, пожалуйста, одевайтесь, Соня. Жду.

— Варя, — испуганно сказала Наташа. — Зачем ты так?

— Да я же не слепая, вижу, что платья наши не понравились, — обиженно продолжала Варвара. — Куда нам до городских, конечно! А то, что Марьяна шьёт по модным выкройкам из журнала, это ничего? Отличные же, красивые! Не знаю, чего вы нос воротите. А бабушка ещё старалась, выбирала по размеру. Или одевайтесь, или сидите тут до обеда, пока ваше не высохнет.

Варя с прищуром посмотрела на разноцветный ворох, на меня и ушла из комнаты.

Мне стало очень стыдно, да так, что я в ответ сказать ничего не успела. Старшая же ни слова лишнего не сказала. Люди со всей душой отнеслись ко мне. Все. От Виктора до Наташи, с которой мы успели вчера поболтать о вышивке, об Олимпиаде, пока я сортировала её нитки, а сейчас я сижу и выделываюсь. Какое право имею? Хорошо ещё, что не ляпнула совсем уж дурацкое оправдание: «я вообще платья не ношу».

— Попробуйте то, синенькое, вам пойдёт, — смущённо улыбнулась Наташа. — Я сейчас выйду.

Она ушла в кухню, плотно закрыв дверь. Я вскочила с кровати, скинула халат и быстро натянула платье, на которое указала младшая. Так торопилась, что от спешки едва не раскроила его по швам. Боялась отчего-то, что сейчас вернётся Варвара и заберёт всю одежду.

— Ой, а вам правда так хорошо! — восторженно встретила меня Наташа, когда я несмело вышла к девочкам.

Варя стояла у плиты и помешивала кашу в небольшой кастрюле. Она обернулась и с лёгкой улыбкой виновато сказала:

— Соня, извините меня, я наговорила там, в комнате. Нам просто эти платья шьёт хорошая знакомая. Нам-то очень всё нравится. А тут мне показалось, вы не в восторге. Обидно, что ли, стало за Марьяну.

— Нет-нет, — поспешила я разубедить девушек. — Я смутилась очень сильно… Так что это вы меня извините. Свалилась как снег на голову.

— Да ну, чего вы… — Варя так же тепло улыбалась. — У нас часто гости из-за папиной работы бывают, командировочные всякие. Гостиниц ведь нет. Так, завтра почти готов!

— Идёмте умываться? — поднялась Наташа. — Я тоже ещё не ходила.

Мы вдвоём спустились на нижнюю веранду, где бачок в умывальнике был наполнен тёплой водой. Рядом на полочке я увидела чёрный пластиковый стаканчик с зубными щётками и пастами с лаконичным дизайном — «Жемчуг» и «Мятная». Доверившись более-менее знакомому и современному для меня названию, я взялась за «Мятную».

— Ой, а у меня и щётки нет, — сказала я растерянно, открутив крышечку.

— Это вообще не проблема! — радостно отозвалась Наташа. — Момент.

Она крикнула прямо с веранды Варваре:

— Варя, найди в комоде щётки зубные! Принеси одну, пожалуйста! — И обратилась ко мне: — Бабуля у нас, что надо, — любой завскладом позавидует.

Скоро показалась Варя с новой щёткой для меня. Мы неторопливо прошли все водные процедуры. Молчаливо позавтракали перед открытым окном кухни, почти как на свежем воздухе. На утреннем сквозняке вкус бутербродов и пшённой каши с домашним жёлтым-жёлтым маслом приятнейше обострился. А после мы с Варварой отправились по делам.

Глава 5. На допросе

Здание милиции в этом далёком прошлом находилось за небольшим парком, где в моей памяти когда-то работала аптека. В моём же настоящем она давно закрылась. В детстве мне нравилось гулять с друзьями по вечерам в липовом саду рядом с аптечным домиком. К 2018 году его окна кто-то заботливо заколотил, как будто думал вернуться, но время не жалеет никого — строение с годами выцвело и, того хуже, не дождавшись хозяев, покосилось. Сегодня же я увидела его в самом лучшем виде: выкрашенным в светло-голубой цвет, с белоснежными рамами и наличниками, которые сверкали на утреннем солнце. Крыша — целая, крытая железом, которое растащат совсем скоро — в девяностые. Рядом с крыльцом — жёлтая милицейская машина с широкой синей полосой и надписью на боку белыми буквами «Милиция». Она-то напугала больше всего. В ногах ощутилась слабость, в горле пересохло. Всего минута — и за меня возьмутся компетентные органы. В памяти не к месту вдруг пронеслось «копейка-канарейка».³

Мы с Варварой вошли в прохладу тёмного коридора. Она указала рукой на последний кабинет и участливо спросила, нужно ли подождать. Я помотала головой: найду обратный путь сама.

В больницу мы с Варей заглянули в первую очередь, но нам встретилась только неприветливая медсестра из вчерашнего вечера. Она непонимающе посмотрела на меня, когда я сказала, что меня просили явиться сюда с утра, и отправила прямиком в милицию. Только там я вспомнила строгий наказ доктора Галины Степановны по поводу одежды: не стирать. Мои футболка и штаны, чистенькие, развевались в огороде на крепкой бельевой верёвке. На встречу с участковым стало отправляться ещё страшнее — какие-никакие возможные следы уничтожены стиральным порошком и водой.

Варя ушла, а я всё не решалась подойти к кабинету. Образ толстого и неприветливого милиционера накрепко засел в воображении. Сейчас он, как есть, отругает меня за порчу улик.

Ладно, делать нечего — пора сдаваться, но держать оборону. Осталось всего несколько шагов, чтобы ещё раз прогнать в мыслях короткую лживую легенду и приготовиться к неприятной встрече с пузаном в погонах. Ещё и этот наряд! Сто лет не носила ни платья, ни юбки, и сейчас чувствовала себя вдвойне неловко.

Я постучала в обитую коричневым дермантином дверь. Услышав глухое «Войдите!», рванула её на себя и оказалась в очень светлой проветренной комнате. Здесь было по-утреннему свежо и прохладно. Окна, закрытые снаружи окрашенными в белый решётками, ничуть не портили вид на солнечный парк с высокими липами.

Под чуткими взорами Ленина и Брежнева с портретов на стене, за столом с карандашом в руках сосредоточенно склонился молодой милиционер. Густые чёрные волосы. Широкие плечи. Чёрный галстук. Голубая рубашка. Фуражка с золотистой кокардой покоилась на печатной машинке. На подоконнике за его спиной лежали большие счёты в коричневой раме — милиционер в тот же миг превратился для меня в сверхчеловека.

Я пригляделась к его плечам. Три звезды на погонах. Если никакой «звёздочной» реформы с тех пор не проводили, выходит, он — старший лейтенант. Ещё одно знание в наследство от работы корреспондентом.

Как только участковый поднял голову, меня отчего-то удивила его привлекательная восточная внешность: чернобровый, черноглазый, нос прямой, губы сжатые, упрямые, по лицу — чуть загорелый, хотя на дворе самое начало июля. А по одному имени давно можно было догадаться да и Наташа говорила, в селе много татар. Я представила, как милиционер сейчас потрёт руки и скажет любопытно тенорком в нос: «Девущка потерялься, инде-е! Как жи так?!» Наверняка, ему вчера доложили о моём странном появлении в селе.

— Доброе утро! — участковый оторвался от бумаг и первым поздоровался со мной глубоким голосом, который словно заполнил весь кабинет. Пока в этой короткой фразе невозможно было уловить никакой акцент.

— Здравствуйте, — тихо ответила я и смущённо отвела взгляд.

— Участковый инспектор милиции старший лейтенант Адилов Ансар Нуратдинович. — Он встал из-за стола и, пригласив жестом приблизиться, придвинул стул. — Присаживайтесь.

Нет, определённо никакого акцента не уловить. Но одному только бархату голоса, будто поставленного, можно было доверять.

Разгладив рукой юбку платья, я осторожно присела на стул напротив лейтенанта. Он остановил пристальный, профессионально-любопытный взгляд на моей раненой шее.

— Не бойтесь, вы в безопасности, Софья, — участковый добродушно улыбнулся, от чего я совсем смутилась, и продолжил: — Мы просто поговорим. Мне уже передали данные из больницы. Отметили, вы потеряли память. Как ваше самочувствие сегодня?

— Про память — всё верно, — еле выговорила я хрипло, — но, к сожалению, никаких изменений, никаких воспоминаний.

Мой голос сильно отличался от обычного: я говорила непривычно тихо, сдавленно — разволновалась не на шутку. Мало того, что я впервые в жизни оказалась в милиции, да ещё и разговариваю с человеком, который в моём настоящем, быть может, давно покойник, если помнить, что его ждёт всего через лет десять-пятнадцать. А сейчас — молодой, наверняка, тщеславный и упорный в службе.

Мне вдруг стало дурно, я схватилась за горячий влажный лоб и сделала глубокий вдох. Сердце будто раздвоилось и колотилось, резонируя, то близко, то глубоко в груди. Мелкая дрожь начала охватывать руки. Противно.

— Минуту, я принесу воды, — снова нахмурился чернобровый Адилов, или как его там.

— Да, спасибо!

Он быстро вышел из кабинета, скоро вернулся и вручил гранёный, чуть запотевший, стакан. Лейтенант не спускал с меня строгого изучающего взгляда. Он отошёл к подоконнику и, сложив руки на груди, терпеливо ждал, когда можно будет продолжить беседу. Мой взгляд скользнул по Адилову. Высокий, глубокоглазый. Крепкую шею туго стягивает воротничок. Кажется, поверни милиционер голову — не выдержав натуги, слетит верхняя пуговица.

— Сейчас, — я сделала маленький глоток обжигающе ледяной воды и поставила стакан аккуратно на стол на стекло, под которым был зажат исчерченный простым карандашом карманный календарь за прошлый — 1979-й год.

— Давайте продолжим, — тихо сказала я.

— Хорошо, — он вернулся на место и взялся за ручку. — Давайте попробуем вспомнить главное. Ваше имя?

— Луговая… Софья Михайловна.

— Год рождения?

Мысли заметались. Чуть было не выдала привычное «десятого декабря девяносто третьего», что стало бы путёвкой в известное заведение.

— Не помню… Зима, точно. Но ничего больше.

— На вид вам не больше двадцати. Место жительства?

— Не помню, извините, — еле слышно проговорила я и для себя самой неожиданно почувствовала, как защипало в глазах. Ещё момент — и я расплакалась, закрыв лицо руками.

— Извините, — буркнула я из-под влажных горячих ладоней.

— Выпейте воды, не спешите, — мягко сказал участковый. — Расскажите сами всё, что помните. Я не буду больше задавать вопросы.

— Хорошо, — шмыгая носом, я утёрла глаза, щёки и шумно отхлебнула. — Хорошо.

Что же ему рассказать? У меня всё вылетело из головы: что говорить можно, а что нельзя. Нужно максимально увести их, как можно дальше, в бесперспективное расследование. Чтобы моё дело закрыли за недостаточностью данных. Или как они это оформляют.

— Помню вечер. Город. Да, я точно из города. Я работала….

Чуть не сказала, что работала в газете. Тогда бы они стали рыскать по всем редакциями в ближайших больших и малых городах. Я не могла заставить милицию тратить время на мои намеренные выдумки, когда у них, должно быть, куча работы.

— Нет, не помню, — я слабо махнула рукой. — Так, какие-то образы идут, но ускользают. Помню плохую погоду тем вечером. Меня пытались задушить верёвкой, жёсткой. Знаете, такими скотину привязывают, вроде бы. А потом ударили по голове. Как будто деревянной палкой. Боль резкая, страшная, дышать нечем, в глазах потемнело… Всё. Далее вы уже, наверное, знаете. Мне повезло, что, кто бы он или они ни были, выбросили меня живой, — я резко оборвала рассказ и посмотрела милиционеру прямо в глаза, спросив шёпотом: — Неужели это случилось всего лишь вчера?

Лейтенант только кивнул.

— Скажите, — он посмотрел на мои пальцы, — вы что-то помните о своей семье?

— Так, — я нахмурилась, изо всех сил изображая мучительные попытки вспомнить. — Да, мама, отец. И всё. Если вы спрашиваете, есть ли у меня муж… Нет, точно нет. Или… Я не знаю. Колец нет.

— Драгоценности могли снять, — Адилов вздохнул и, сложив руки на груди, чуть откинулся на жёсткую спинку стула. — Нам нужно будет съездить в город. Так как здесь мы не можем провести полный осмотр. Хм.

Он выпрямился, взялся длинными пальцами за ручку и отвёл взгляд на серо-зелёную стопку бумаг и картонных папок. Я прекрасно понимала, о чём и в каких преступлениях он подозревает злодеев, но ехать никуда не хотелось. Вдруг что-то случится. Вдруг по условиям этой временно игры, правила который я не знала, мне нельзя покидать село.

— Я не думаю, что это нужно. Меня вчера осматривали, — быстро проговорила я, схватившись за стакан. — Даже уверена, что не нужно, Ансар… Ансар…

— Нуратдинович, — с лёгкой улыбкой подсказал мне участковый, хитро глянув исподлобья, и продолжил писать. Видимо, не привыкать подсказывать собственное имя.

— Ансар Нуратдинович, я боюсь куда-то ехать теперь. Я хочу только одного — остаться здесь, — умоляюще проговорила я..

— Я понял. В любом случае, из города на днях будут к нам гости. Да и если поедем, то только со мной.

— Товарищ лейтенант, я прошу прощения, — я благодарно посмотрела на него. — Ничем не могу помочь, правда. Я бы хотела, но никак…

— Нет, — он поднял бровь. — На самом деле вы можете неплохо нам подсобить. Особенно, если память восстановится. Возможно, вам уже рассказали.

Я чуть помотала головой и сжала стакан руками, чтобы они меньше дрожали.

— У нас случилось нечто подобное пару лет назад, — сказал лейтенант и с тоской посмотрел в окно. — Никого тогда не нашли. Возможно, ваш случай — новое звено в цепочке.

— А тогда… — я медлила. — Что случилось с человеком? Он сейчас жив?

— Нет.

Не успела я и задуматься о новой порции страшной информации, как в дверь постучали.

— Войдите, — громко сказал лейтенант, и на пороге появилась розовощёкая полная женщина в сарафане, с фотоаппаратом в чёрном чехле на груди.

— Ансар Нуратдинович, здравствуйте! — заметно было, как она запыхалась. — Извините, опоздала. Там эти опять… Снимки делаем?

Меня попросили встать спиной к огромной белой печи здесь же в кабинете, и женщина щёлкнула кнопкой. Ещё и ещё.

— Достаточно, думаю, — она поспешила уйти.

Только фотограф скрылась за дверью, милиционер подозрительно посмотрел на моё платье и хотел что-то спросить, как в кабинет без стука ворвалась девушка.

— Ансар, привет! Ой… — она увидела меня, оправила светлую футболку и сделала шаг назад, заложив руки за спину.

— Ирина, я занят, — строго сказал Адилов, сдвинув брови. — Что-то случилось?

— Я просто… — она снова пристально посмотрела в мою сторону, но быстро перевела взгляд на Ансара. — Ты зайдёшь ко мне?

Вопрос, похоже, смутил лейтенанта, но он скоро подобрался:

— Как освобожусь.

— Буду ждать, — кокетливо бросила девушка и вышла.

— Давайте продолжим, прошу прощения. Скажите, — лейтенант чуть кашлянул в кулак и посмотрел на меня. — Это ваша одежда?

— Нет. Мою постирали. Ой! — невинно пискнула я.

— Понял, — покачал головой Адилов. — Обувь ваша?

— Нет, но, — я немного замялась. — Калоши дома, мои.

— Хорошо. Продолжим. В котором часу вы оказались в селе?

— Точно не могу сказать. Вечером, около семи, — я нахмурилась. — По дороге шли эти… Много этих… С рогами.

— Козы?

— Не-а.

— Бараны?

— Да нет, — отмахнулась я. — Ну, с рогами… да что же это такое.

— Викинги? — шёпотом спросил лейтенант и испытующе смотрел на меня. За крепко сжатыми губами еле скрывалась мальчишеская улыбка, а я не выдержала и рассмеялась. Стало легко-легко.

— Коровы? С рогами тут вроде больше некому, — как старый приятель, искренне и весело наконец-то отпустил улыбку Ансар Нуратдинович, поспешив с очередной подсказкой. И тут же словно застеснялся внезапной открытости и шутливости. Его глаза сощурились, он попытался напустить прежний важный вид, а над верхней губой, там, где проглядывала щетина, появилась еле заметная испарина.

— Так точно, коровы, — бодро ответила я. — «Эти самые»… Надо же, слова начинаю забывать, — я едва ли не впервые улыбнулась лейтенанту, и вдруг мне стало стыдно за враньё, но деваться было некуда. Тем более, дальше можно идти начистоту.

— Когда я очнулась рядом с кладбищем, недолго постояла на дороге, осмотрелась. Увидела Виктора.

— Он шёл один?

— Нет. Он не шёл. Его кто-то подвёз.

— Да? Это любопытно. Гордеев ещё ко мне не приходил, а это очень важная информация. Скажите, возможно, вы узнаёте село?

— Если только немного.

— Хорошо, — он взялся за лоб, быстро провёл ладонью по лицу и что-то черкнул на бумаге. — Так, сейчас я вас отпускаю. Отдыхайте, — лейтенант в который раз хмуро посмотрел на мою шею. — От нас никуда не уезжайте, даже если представится возможность. Сейчас напишете заявление. Завтра-послезавтра приедет следователь. Вы можете остаться у Гордеевых? Что они говорят?

— Ну, — вопрос поставил меня в тупик. — Вроде бы они не против…

— Вот и хорошо. Будем работать. Вот ещё: ведите дневник, записывайте всё, что вспомните.

Мы распрощались, и я вышла, но сделав пару шагов по прохладному коридору на выход, остановилась. Мне стало страшно. Страшно за своё будущее в этом прошлом. Без стука я вернулась в кабинет. Лейтенант за столом оформлял документы.

— Ансар Нуратдинович, вы же знаете, что будет дальше?

Он серьёзно посмотрел на меня чёрными глазами. На его месте я бы опасалась незнакомой девушки с провалами в памяти. Кто знает, а вдруг я только прикидываюсь? Вдруг я и есть злодейка, которая строит из себя жертву, а мои травмы — результат обороны того, кого я хотела прикончить вчера. Потеря памяти — очень удобная уловка.

— Конечно, всё, как обычно, — ответил он сухо. — Делу даст ход следователь. Надеюсь, скоро найдём родных, коллег. Не с Камчатки же вас закинули.

— Я знаю, о чём вы думаете, — тихо я сказала, подойдя к рабочему столу.

— А именно? — Ансар Нуратдинович встал и приблизился к приоткрытому синему сейфу.

Должно быть, там хранилось оружие. Вы всё правильно делаете, товарищ старший лейтенант.

— Признайтесь, вы, в том числе, думаете, что я сумасшедшая или сама преступница. А может, участница банды, в которой мы что-то не поделили, верно? Теперь нужда заставила меня скрываться в маленьком селе.

— Мы должны отрабатывать все версии, тут вы правы.

— Так за кого вы меня держите?

— Хм, я не думаю, что мы должны это обсуждать.

— Скажите честно, что вам стоит?

— Я настаиваю, мы будем отрабатывать все версии.

— Вы отправите меня в город и оставите там? В психушке?

— Ещё не знаю, понадобится ли это. Нам нужно… к психиатру. Это я имел в виду под полным осмотром.

— Ансар Нуратдинович, помогите мне, — едва слышно проговорила я. — Все мои слова про потерянную память — всё правда. Но я не знаю, как доказать. Помогите мне.

— Я обещаю, сделаю всё, что смогу, но и с вас большой спрос. Кто знает, быть может, завтра утром вы придёте сюда с полной картиной.

— Нет, вы не понимаете, — глядя за спину Адилова на солнечный липовый парк, я уселась на стул и взяла в руки пустой тёплый стакан. — Мне сейчас нужно доказать вам, что я — нормальная. Я никого не убила и не ограбила. Я — жертва. И я немного узнаю село. Могу сказать, где живут какие-то семьи. Вижу лица, вроде бы знакомые, а нет. Самое удивительное — они меня не узнают, не здороваются. Вам не кажется это странным?

Если и он — путешественник во времени по какой-то волшебной случайности, то должен расколоться. Но чудо не случилось.

— Да, это любопытно, — Адилов вернулся на место. — Возможно, это всего лишь ваш мозг играет с воспоминаниями о других людях. Софья, я верю вам и обещаю, я постараюсь выяснить как можно больше.

После моих нелепых извинений, мы повторно распрощались с Адиловым, и я поплелась по утренней жаре домой, если это место можно было сейчас так назвать.

На кухне суетились с обедом бабушка и раскрасневшаяся от огородных трудов Наташа.

— Как вам Ансар Нуратдинович? — весело спросила она первым делом.

— Милиционер, — уклончиво ответила я.

Сейчас меня больше занимала нерасказанная история лейтенанта о таинственном погибшем.

Наташа принялась чистить картошку, а Настасья Михайловна, задумчиво смотря в окно, начала рассказывать об Адилове, словно сватала.

— Хороший парень, что ещё тут спрашивать. А какая семья! История какая! Мать поехала на целину, и года не прошло, вернулась с Нуратдином. Он сам тоже туда из этой… как ты ж её… из Марий-Эл подался. Ты подумай, он за ней сюда приехал — как любил! А мог бы и к ногтю прижать, утащить к себе. Но нет. Маруся противилась, да и мать бы её не отпустила так далеко. Так и обжился в селе. Парень высокий, чернявый, работящий, не пил, не курил. Тут же скоро и Ансар появился, — Настасья Михайловна присела за стол и вдруг рассмеялась: — От-эть, давно ли Ансарка без портков по Заречной за курями бегал, а уже Ансар Нуратдинович! Плечи звёздами горят. Но хорош парень. Весь в отца! — Бабушка вдруг замолчала, задумалась и добавила. — Нуратдина у нас и хороняли. Нехорошо, конечно, все говорили, а что поделать. Быстро от болезни сгорел…

Конец ознакомительного фрагмента.