Точка окончательной коррекции. Уровень 2. Истории Дотда и Карла

Вениамин Солатомин

Будь спокоен или вызови убийцу – такой краткий совет на всю жизнь. Китайская поговорка говорит похоже, но иначе – «Если ты волнуешься, то ты живешь будущим. Если ты печалишься, то ты живешь прошлым. Если ты спокоен, то ты живешь настоящим». Такова краткая история жизней Дотда и Карла. И эти истории суть стороны одной и той же медали. Пусть это будет даже самая простая медаль за отвагу. Об этом и прочем в этой книге.

© Вениамин Солатомин, 2023

ISBN 978-5-0059-9325-0

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Вениамин Киприанович Солатомин

ТОЧКА ОКОНЧАТЕЛЬНОЙ КОРРЕКЦИИ (ТОК).

УРОВЕНЬ 2. ИСТОРИИ ДОТДА И КАРЛА.

Вступление

Дисциплина — мать победы

Александр Васильевич Суворов.

Сам удивляюсь — чего только я не делывал в своей научной жизни. И сделано, думаю, неплохо.

Дмитрий Иванович Менделеев.

Фабрика или завод при каждой общине — вот что одно может сделать народ богатым, трудолюбивым и образованным.

Изобретатель вод Ки.

Тихое помещение с серыми, ничем не примечательными стенами. В помещении стол. За ним сидят двое напротив друг друга. Классические костюмы дорого пошива, но без лишних элементов. За их спинами менее дорого, но тоже стильно одетые люди. По одному человеку с каждой стороны за спинами сидящих.

— Все, как вы просили здесь, — сказал один из сидящих, ставя кожаный дипломат на стол. — Здесь вся сумма полностью и еще.

— Что еще? — с вызовом спросил второй из сидящих.

— Нам нужны гарантии.

— Какие еще гарантии?! Я все сказал, мое слово — закон!

— Пока — нет, — уступчиво сказал первый. — Но все же…

— Что вам нужно? — с недовольством процедил второй.

— Макарена!

— Что за…, — начал второй, но больше ничего не смог сказать.

Стоящий за его спиной телохранитель рывком сместился к своему объекту, зафиксировал его и несильно припечатал головой к столу. Все закружилось хороводом. В помещение зашло несколько человек, зафиксированного сидящего дополнительно одели в наручники и сделали укол. Его телохранитель отошел от стола, перешел на противоположную сторону и стал неторопливо раздеваться. Он оголили полностью свой торс, оставшись в костюмных брюках и штиблетах. Невыразительный человек в белом халате и очках старого образца подошел к нему и намазал тампоном большую область в области сердца. Почти мгновенно на протертом месте проявилось ромбовидное клеймо характерного синюшного цвета. Внутри периметра из линий двух ромбов были четыре надписи крупным шрифтом заглавными буквами: «ОСТОРОЖНО». Внутри внутреннего ромба была совокупность цифр и две буквы латинского алфавита — большая и малая.

— Расскажи ему свою историю, — сказал первый и только сейчас спокойно встал из-за стола и отошел в сторону.

— Все, что я вам сказал до этого — чистая правда, Сидор Гамович. Только в моей биографии есть много того, о чем не принято вспоминать.

— После уничтожения основ империи, продажное руководство от нас отказалось. Нас и многих спецов выкинули из жизни и мы оказались на обочине. Все, как я рассказывал. Каждый подрабатывал где мог и как мог. Некоторые пошли в наемники, другие в контракторы, третьи — родину защищать. Последние — практически бесплатно, да и понятие родина стало очень натянутым. Большинство пошло в «бизнес». Там крутились реальные деньги. Нас, меня и нескольких знакомых и малознакомых ребят, взяли к себе. Да неважно кто, в общем — одни дельцы. Как-то нам дали обычную задачу — разобраться с непонятливыми фраерами. Необычно было то, что взяли лучших из нас и усилили ребятами из конкурирующей бригады. Напряга особого не было, поскольку с этой бригадой мы на ножах не были и часто помогали друг другу в мелких вопросах. Почти всех из соседских я знал в лицо и не только. Странно было то, что особого сопротивления от фраеров не ожидалось. Но буграм виднее, зачем такая движуха на пустом месте. Акции устрашения у нас были. Обычно появлялись, самым крикливым по сопелкам надавали, мышцами поиграли и все становилось на свои места. Даже железками бряцать не приходилось. Иногда, правда, выходили косяки. Кто-то из фраеров строил из себя непонятливого, насмотревшись американского кино, строил из себя «рембо». Приходилось чистить, но не часто. Настоящая движуха была с деловыми. Эти вгрызались в землю всеми пядями. Здесь без огнестрестрела редко обходилось. Но ребята у нас все были непростые — с подготовкой и реальным войсковым опытом. Поэтому все оставались живы, а больничка была настоящим курортом со всеми шикарными прелестями. Оттягивались на полную, и не только те, кто был ранен. В общем, рядовая туфта, как мы думали. Ехали долго. Я до сих пор не знаю названия этого места. В чистом бескрайнем поле стояла колючка. Старая, проржавелая. Никаких опознавательных знаков. Только наметанный глаз отмечал остатки вышек. Покосившиеся, разрушенные и полуразрушенные вышки стояли на стандартном удалении от линии колючки с потрепанной спиралью Бруно. «Спотыкача» не было. Ничего необычного, таких объектов было завались, на многих только ветер да трава остались. Ворота были закрыты. Чтоб не царапать машины мы их открыли. Замка не было. Ворота были просто так замотаны той же ржавой проволокой. Проехав с десяток километров, мы наткнулись на несколько бетонных блоков, которые перегораживали дорогу. Ни будки, ни охраны рядом не было. Складывалось впечатление, что их просто не довезли, или не вывезли. Картину портило несколько свежевырытых окопов полного профиля на стандартном удалении от дороги для поражения бронетехники и живой силы противника. Они были посвежее всего остального и располагались на двух сопках по обоим сторонам дороги. Было видно, что кто-то знающий следит за их состоянием. Впрочем, их было видно почти за километр, никакой маскировки. Пустота прямо зияла. Поэтому, осторожно объехав препятствие, мы через несколько километров приблизились к приземистым зданиям в несколько этажей. Здания были старые, зачуханые, непонятно есть там кто или нет. Большая часть зданий была обнесена забором из бетонных панелей. Забор был без просветов и создавал цельную картину. За забором стояли вышки из металла. Эти выглядели вполне пригодными, на некоторых даже поблескивали большие прожектора с целыми стеклами. Длинное здание снаружи забора было огорожено такой же ржавой колючкой как и поля. Оно было довольно большой протяженности и стояло вдоль дороги. За ним было бескрайнее поле. Чем-то эта картина напоминала тир, впрочем так и оказалось. С противоположной стороны дороги стоял высоченный забор, за которым были более высокие здания. Через некоторую дистанцию дорога сворачивала вправо и почти сразу утыкалась в здоровенные железные ворота, на которых были большие пошарпанные полустертые звезды и кем-то в углу ворот краской из пульверизатора намалеванные череп и кости. Мы подъехали, вышли из авто и дальше все. Очнулся я в бараке. Огромный барак, с бесконечным рядом коек армейского вида в несколько ярусов в хорошем состоянии. Высокие потолки, нереально далекие для казарменного здания. На каждом ярусе нар полный комплект с одеялами и даже простынками с наволочками на подушках. Рядом стоечки, на которых комплекты армейского х/б времен усатого вождя. Все наши ребята были здесь. Все без царапины. Все голые, без единого цепка или печатки. Остальное помещение было пустым. Только мы и все. Голову стягивала тягучая боль, хотя черепа у всех целые — ни синяков, ни шишек. Как, контуженые — подумали мы. С самочувствием остального тоже, что-то было не то. Ползали как тараканы, слегка подташнивало. Как будто в водолазном костюме под водой. Говорить не хотелось, не хотелось даже шевелить пальцем. Хотелось только лежать и все. И мы лежали. Некоторые делали попытки сесть на койке, безуспешно. Внезапно раздался резкий звук гудка.

— Обед через пять минут. Всем одеться, — сказал бесстрастный бесцветный голос из усилителя.

Внезапно всех попустило, стало легче дышать и возникло непреодолимое желание встать. Мы все поднялись и стали одеваться. Х/б была мягкой и ласковой. Было видно, что она как бы недавно проглажена — как будто нас специально дожидалась. Одевались не спеша, от трусов до гимнастерок. Как только оделись, вдалеке загорелся большой красный фонарь в круглом плафоне и прозвучал знакомый голос из усилителя:

— Обед.

Мы побрели на свет. В конце ряда коек оказалась стена с подозрительно чистой штукатуркой и открытые двери. Пройдя по небольшому коридору мы оказались в обычной армейской столовке. На столах уже стояли комплекты из алюминиевых мисок с первым и вторым, а также стаканчиками с чем-то. Вкусно пахло хлебом, который лежал в отдельных больших мисках. Особо не переживая мы сели за стол и поели. Кормят, значит будем жить. А остальное — разберемся.

— Посуду сдать в приемник, — прозвучала очередная команда.

Надпись «для посуды» легко узнаваемого вида была на привычном месте. Особо не переговариваясь, мы собрали посуду и по одному выстроились в очередь. После того, как мы вышли в коридор, оказалось, что двери, которые вели в казарму закрыты, а открыты другие, за которыми поблескивал светлый кафель. Все двери были добротного вида из железа с белой покраской. Поэтому мы побрели в открытые двери. Здесь нас ждал небольшой сюрприз. За дверями было небольшое помещение, которое было перегорожено стальными прутьями и вертушкой во весь рост. За вертушкой были еще одни двери и большое окно матового непроглядного цвета.

— По одному, заходи, — прозвучал невыразительный голос.

Желания для сопротивления не было, наоборот, хотелось войти первым. По одному мы подходили к вертушке. Она пропускала только одного, затем фиксировалась. Далее каждый подходил ко второй двери исчезал за ней. Подошла и моя очередь. Войдя за вторые двери, я оказался в небольшом помещении, где располагалось несколько коек больничного вида, и несколько человек в белых халатах и масках. В противоположной стене располагалась еще одна дверь. Она была закрыта.

— Оголяйтесь по пояс и ложитесь на эту койку, — добродушно сказала одна из масок.

Опять, почему-то исчезли все сомнения. Я спокойно выполнил команду.

— Сейчас будет немного больно, — сказал опять же тот врач.

Он поднес непонятную пластину к моей груди и осторожно ее приложил. Пошла резкая боль. Когда боль, казалось, станет нестерпимой, она внезапно исчезла и сменилась вполне терпимым зудом.

— Все, одевайтесь. — сказал доктор.

Пластины в его руках уже не было. Непонятно было куда она подевалась. Одеваясь, я заметил на себе надпись и ромбы, которые вы сейчас видите на мне, Сидор Гамович.

Дальше день был невыразителен и пролетел с ужином незаметно. Нас вернули в казарму, и мы хорошо выспались. На следующее утро нас отвели в поле. Перед выходом из казармы всем приказали раздеться по пояс и выдали одинаковые кепки. Необычным было наличие на каждой такого же номера, как внутри ромба на каждом. Пройдя строем через железные ворота внутреннего комплекса, мы прошли по дороге к знакомому внешнему длинному зданию за колючкой. Наших машин и чего-то постороннего на дороге не было. Обычное запустение и мы. Как я узнал дальше, основной комплекс носил название «Блок А» и был медицинским. Наружный комплекс имел название «Блок Б» и был большим. В смысле, само здание «Блока Б» было громадным по протяженности, но маленьким в высоту. Бескрайним было поле «Блока Б». Рядом со зданием «Блока Б» валялся садовый инвентарь — мотыги и грабли. Мы без вопросов собрали их и пошли куда-то вдаль. Вскоре появился вид на поля. Они были вспаханы. Мы шли густой цепью и уменьшали разброс комьев. Работали с остервенением до самого заката. Далее, не сговариваясь, собрались и вернулись к основному зданию. Сложив инвентарь там же, где взяли, построились в привычную колонну и пошли обратно. Первые три дня обеда и ужина не было — только завтрак. Запасливые в первый день заныкали хлеб, который мы по-братски поделили. В остальные два дня каждый собрал столько хлеба, сколько оставалось с завтрака. Впрочем, его было не так много. После трех дней нас еще раз осмотрели «доктора» и некоторых мы больше не видели. Никогда. Остальные дни были похожи на один. Нам давали ужин и иногда обед. Так прошло все лето и наступила осень. Осенью нас собрали и отпустили. Правда, не всех…

— В общем, ничего страшного, — сказал первый, вернувшись к разговору.

— После выборов вы отправитесь в служебную командировку с деловым визитом.

— Куда, — прошамкал второй, которого слегка поддерживали два угрюмых санитара в нетипичных модных костюмах вместо белых халатов.

— В Сан-Педро, — весело сказал третий, — вы еще не были в Сан Педро? Там хорошо, и очень прекрасные перспективы. А какой свежий воздух!

— Правда не для всех, — тихо, со значением посмотрев на второго, добавил первый.

Осторожно поддерживая второго, санитары стали поворачивать его к выходу. Раскрытый дипломат с ассигнациями зеленого цвета, по-прежнему стоял на столе. Деньги в аккуратной банковской упаковке лежали в нем ровными стопками. Но уже не радовали глаз второго.

— Его действительно в Сан Педро? — спросил третий, когда дверь за вторым закрылась.

— Да, — ответил первый.

— А если не получится?

— Жуки помешают?

— Допустим.

— Тогда к родственникам.

— Мы же с ними, вроде, на ножах.

— Вот именно, что вроде. Они без нас, как без воздуха. Впрочем, как и мы без них, — тихо, еле слышно, сказал первый.

— А деньги?

— Отработает, — мы получим реальные суммы, а не этот кубик. — Вопросы есть?

— Вопросов нет, — сухо ответил третий и вышел.

Первый вздохнул и задумчиво почесал свою грудь. В последнее время симбионт перестал подавать о себе знать. Это могло значить одно из двух. И о втором, первый старался не думать.