Долгое эхо

Василиса Марченко

«Мое сердце можно было сравнить с вином – его будто бы откупоривали столько раз, что кислород полностью разрушил вкусовые качества, и увы, придётся искать любителей такого кислого вина».И ты улыбаешься этой широкой улыбкой, а внутри застывает печаль. Счастье обязательно придёт, но его стоимость – долгое эхо душераздирающего прошлого. Короткая история с глубоким смыслом. О предубеждениях и чувствах. О борьбе с собственным разумом и извилистой тропе к свету. И, наконец, о всепоглощающей любви.

Глава 3

— Я была такой тряпкой раньше! — то ли жалобно, то ли с насмешкой выдала я за очередным откровенным разговором с Давой.

Мы бок о бок шли по широкому коридору колледжа, и я невольно гадала: когда же этот обаятельный парень успел так приглядеться мне, что вечерами я с охотой набирала его номер в телефоне и говорила-говорила, пока по ту сторону экрана доносилось прерывистое дыхание. И как бы с трудом не разгадывался ребус его характера, больше всего наблюдала я исключительно покладистого, мужественного человека, с большой охапкой целей на будущее. Может и таилось в нем что-то чрезмерно амбициозное, коварное, потому я и держалась любопытной кошкой: осторожно, но с неожиданным для меня интересом, ведь все же некоторая часть меня упрямо хотела опробовать его необъятную теплоту.

— Ты вовсе не тряпка, — выводя меня из задумчивости, отчеканил Дава. — Просто ты сильно любила.

На моем лице промелькнула едва заметная улыбка, а внутри будто бы на струнах заиграла доля восхищения, ведь как же лаконично всегда выражался Дава. Но в следующее мгновение я вновь сникла, когда осознала весомость того чувства, что однажды непредвиденно меня коснулось.

— А теперь для меня любовь является проявлением слабости, — бесстрастно ответила я, плюхаясь на ближайший кожаный диван.

— Нужно время. Раны быстро не заживают.

Я неопределённо пожала плечами. В самой глубине моего сердца, где казалось, была лишь кромешная тьма, все же затаилось одно несказанное желание: утонуть в самозабвении, насладиться ощущением, когда выдыхаемый из легких воздух приносит облегчение, а не катастрофическую тревогу. Но я отгоняла это желание, словно назойливую муху, и не существовало больше ни капли уверенности в том, что однажды меня настигнет такого рода счастье.

Являлась ли все таки любовь проявлением слабости на самом деле или же это выдумка разбитого человека? На подобные вопросы разум давал навязчивый ответ, воспроизводя в памяти моменты моей былой уязвимости, когда дорогой человек становился оружием против самой себя, безжалостно исторгающим пули в самое сердце.

Откидывая докучливые мысли прочь, я изучающе обвела глазами Даву, все ещё внутренне дивясь загадочности его души. И что-то притягивало меня к нему, словно оказался он недостающим пазлом в общую картину, но страшась этого неотступного ощущения, больше всего поддавалась я недоверию, пусть даже и неоправданному. Удивлял, манил его пылкий интерес ко мне, а одновременно с этим заставлял сторожиться, как затаившаяся в кустах остролиста мышка.

— Я очень удивлена, что рискнула поделиться с тобой не самыми приятными моментами своей жизни, — неожиданно выпалила я, решившись вслух озвучить вереницу своих мыслей.

— Знаешь, во многом я не смог открыться даже своим близким, но тебе почему-то доверился, — обронил Дава, а мои рёбра защекотало от лёгкого смущения.

Не могла я теперь бесстрастно истоптать его душу, раз он столь уверен в моей добросовестности, но и подпустить ближе безмерно боялась, дабы не изранить и его, и саму себя.

— Не могу сказать, что тоже доверилась, — честно ответила я, внимательно посмотрев на Даву, опасаясь уловить хотя бы единственную капельку обиды в его глазах. Но его лицо оставалось невозмутимым. — У меня огромные проблемы с доверием к людям. Взялась за дурную привычку искать в каждом человеке коварство, чтобы во время выпустить из под спины иголки, прямо как лесной ёж.

— Ты словно вечность находишься в оборонительной позиции, но разве сейчас есть от чего защищаться? — спросил он, но я непреклонно сочла этот вопрос за риторический.

Повисла тишина, мои мысли вновь превратились в цепкую паутину. И не озвучила я своей опаски ко лжи и корыстным людям, не огласила тщетных попыток сохранить себя от лихорадки, приносимой теми, к кому однажды неравнодушно лежала моя душа. И тревога, столь трепетная, что порой мое сердце стучало быстрее пойманной птицы, воссоздавало негативные голоса в голове, но я знала, что это горькое восприятие своего болезненного прошлого.

— Создай свое маленькое окружение и не подпускай к себе лишних, — таков закон моей жизни. Когда от меня уходили люди, я сожалел лишь некоторые дни, но не более, так что моё сердце практически непоколебимо. Я научился забывать, будто ничего и не было, захватывая с собой лишь багаж опыта, — неожиданно заговорил Дава, да так хладнокровно, что я едва удержалась, чтобы не отпрянуть.

— Выходит, я не особо лишняя для тебя? — набравшись смелости, еле слышно вырвалось из моих уст.

Но не застала врасплох я Даву своим испытующим вопросом, напротив, уголки его губ едва заметно приподнялись, и он окинул меня тёплым взглядом.

— С тобой я чувствую себя совсем иначе, будто мы знакомы давным-давно, — честно признался он, а на его лице промелькнуло легкое смущение. — Таких людей ранее мне ещё не довелось встретить, которых можно так запросто понять с полуслова.

Слегка согретая его словами, я позволила себе улыбнуться, на этот раз по настоящему, — редкое явление, но разве могла я игнорировать промелькнувшее между нами взаимопонимание? Эта искорка росла изо дня в день, срастаясь с привычкой, но в конечном итоге, в невидимой никому борьбе побеждало лишь одно чувство — страх.

— Я рада, что оказалась понятой, — радушно отозвалась я. — Со многими людьми я столь фальшива, что порой тошно от своих же масок. Примерять маски интересно, но быть настоящей лучше всего на свете.

А слова, столь легко соскользнувшие с моего языка, являлись правдой лишь на половину. Разве могла ли резюмировать я о собственной искренности, если потеряла ту драгоценную часть себя, что держала свет и любовь под моими рёбрами? В этих продолжительных поисках оставалось одно неизменно — мизерная надежда, что после множества полученных ранений личное спасение увенчается успехом. «Я возьму хорошие времена и переживу плохие!» — мысленно проговорила я про себя, глубоко вздыхая.

А затем мой взор невольно упал на руку Давы. Она лежала настолько близко к моей, что я прямо-таки будто ощутила тепло его ладоней на миллиметровом расстоянии. Кроме того, отчетливо чувствовала я исходящую от него заинтересованность, ощущала на себе поглощающий взгляд карих глаз, замечала мягкость его поведения, а трезвый рассудок велел прогнать прочь любопытство, поддаться заледеневшей душе и не давать волю своим чувствам. Запретный плод всегда был сладок, мурашками тело сообщало мне об искушении. Часть меня назойливым шепотом твердила мне обхватить его руку, почувствовать соприкосновение тонких запястий и пальцев, но я знала, что никакого волшебства не случится: мое сердце было совершенно неприкосновенным для любого, кто не обделял меня вниманием.

— Нам нужно идти на занятие, — ощутив неловкое напряжение, вымолвила я.

Поднявшись с места, мы двинулись по коридору, но в какой-то момент я почему-то обернулась на пустующий кожаный диван, словно вдруг усомнилась, там ли я оказалась.

***

На улице все ещё торжествовало тепло солнца, листья деревьев совсем не торопились менять окраску — это действительно радовало меня, ведь солнечные лучи каждое лето окропляли мое лицо веснушками, а с наступлением холода, к моему разочарованию, они исчезали. К тому же, возвращаясь домой под закат, я не упускала из головы мысль о том, как прекрасно не заворачиваться в пуховые куртки, осязать на себе легкое дуновение ветра и наслаждаться тонкой хлопковой одеждой.

На сегодняшний вечер у меня были приятные планы: девочки решили устроить совместную ночёвку у Насти, что нагоняло на меня предвкушение хорошего завершения дня.

— Учиться по субботам своего рода пытка, не так ли? — кисло пробурчала я, обращаясь к Даве.

Мы вышли из колледжа, устало волоча ноги к автобусной остановке, а я все ещё пыталась выбраться из омута странного напряжения, образовавшегося между нами.

— Я бы все отдал за тёплую кровать и сладкий сон в субботу! — подтвердил мое недовольство он.

Промычав что-то неразборчивое себе под нос, я нелепо уставилась на свои ноги. Слова иссякли, а в моей голове все ещё всплывали мгновенья, исполненные прельщением, когда мои глаза ненароком пересекались с внимательным взглядом Давы. И что-то было в нём такое необъяснимое, что со своей страстностью хотелось мне изведать, но я вовсе и не торопилась действовать, упрятав себя под собственный защитный панцирь.

— Ты тоже почувствовал какую-то накалённую атмосферу сегодня? — не выдержав обступившей нас тишины, выдала я, а секундой позже мне чудовищно захотелось прикусить собственный язык за чрезмерную прямолинейность.

Тем не менее выражение его лица по прежнему оставалось бесстрастным. Несколько томительных секунд он так и не выдавал своего ответа, и улавливая в его глазах нотки задумчивости, я осознавала насколько крепким оказалось его самообладание.

— Было что-то такое, не спорю, — наконец заговорил Дава, а затем посмотрел на меня таким пронзительным взглядом, что я едва не остолбенела. — Признаюсь честно, у меня появилась к тебе симпатия с самого первого дня знакомства.

— С самого первого дня? — эхом повторила я, усилием воли заставляя себя не умчаться прочь, только бы не испытывать этот зудящий укол правды.

— Ага, — с той же серьёзностью обронил он, по прежнему глядя в мое лицо. — С тобой мне становится так тепло, что я совсем забываюсь. Ты интересный человек и мне бы хотелось узнать тебя ближе.

«Почему же ты поражена, если и так догадывалась о его чувствах?» — безотвязно прожужжал мой внутренний голос. И то ли потешался мой безумный разум осознанием того, что он нуждается в моем присутствии, то ли огорчал до дребезжащей тряски, ведь не могла ответить я тем же. Симпатия, знаете ли, крохотное чувство. Не воспламеняет оно сердце, не поглощает огромной волной и вовсе не пропускает свет сквозь собственные трещины, а только преподносит шанс, но совершенно не готова была я пойти на такой риск, ведь даже самый хороший шанс однажды может разбить всякого, кто попытается его ухватить.

Мои глаза стали похожи на две огромные луны, но в следующее мгновение я совладала с собой и окаменело уставилась на дорогу. Дава молчаливо ждал моего ответа по мере того, как мы приближались к остановке.

— Не могу в точности описать то, что испытываю на данный момент, ведь наше знакомство произошло совсем недавно. Но несомненно, находясь рядом с тобой, я ощущаю себя весьма комфортно, — выдавила из себя я, стараясь говорить как можно мягче.

А ведь могла я поддаться собственному безрассудству, позабавиться с его чувствами, притворится абсолютно иным человеком, но впервые неописуемое уважение и покладистость перед Давой не позволили мне обойтись с ним столь несправедливо. Таинственность нового друга припугивала меня, заставляла задумываться, но больше всего мне не хотелось уязвлять его издевательствами своего полупустого сердца.

Мы разошлись по разным остановкам практически безмолвно. Каждый из нас был погружён в свои мысли и мои развеивались лишь благодаря ожиданию веселой ночи с лучшими подругами. Но даже войдя в уютную квартиру Насти, внутри меня по прежнему слабо плескалось беспокойство.

— Рассказывай, — потребовала подруга, когда мы с Энн уселись на её просторную двуспальную кровать.

За окном постепенно надвигались сумерки, навеивая на нас предвкушение вечерних разговоров и просмотра всяких комедийных фильмов.

— Вообщем-то, я познакомилась с одним парнем, — сделав глубокий вдох, начала я, глядя как лица подруг моментально напрягаются от нескрываемого любопытства. — Он занимается футболом, и мы сидим вместе за одной партой в колледже. Достаточно хороший человек, если попытаться оценить его за все наши душещипательные разговоры и короткое время, что мы пробыли вместе. Сегодня он признался мне, что испытывает ко мне симпатию, и я в замешательстве.

— Он тебе нравится? — с долей надежды и восторга вставила Настя.

— Сама того не понимаю. Мне, кажется, долгое время я ещё не смогу понимать себя и чувствовать что-то, кроме быстротечных симпатий. А нужно ли мне оно?

Недовольное сопение неожиданно прервало мой тусклый рассказ. Повернув голову, я увидела, как Энн раздраженно закатывает глаза, а на моем лице мелькнула слабая улыбка, ведь я уже догадывалась о том, что она скажет.

— Не советую делать выводы, зная человека считанные дни. Ты попадалась во множество ловушек гнилых людей. Все они до горла были наполнены фальшью, и я не думаю, что ты несказанно обрадуешься, попавшись на очередную удочку, — процедила она, сверкнув своими серыми глазами. Подруга зачастую осаждала меня, порой гневно и с колющим холодком, но я знала, что это благородный удел её переживаний. — Не стоит грузить себя мыслями о нем, будь бдительнее. Ведь у тебя часто были ухажеры, и долго ли они задерживались в твоей жизни?

— Я совершала одну и ту же ошибку, когда вступала в отношения, проливая ночами слезы о своей первой любви, — невесело хмыкнула я, вспоминая о своих былых вспышках симпатии.

Эти чувства вовсе не будоражили мою кровь, не вызывали искреннего интереса. Я торопилась лишь заполнить пустоту в собственном сердце кем-то, кто проявлял ко мне сладостное неравнодушие. Но эта бессмысленная игра давно наскучила мне, потому и твёрдо решено было, что отныне нужно быть рассудительнее в таких скверных делах. Да и с Давой все было абсолютно иначе. Совершенно не хотелось мне потешаться над ним, использовать и топтать его добрый нрав, только вот предчувствовало мое нутро, что он ощутит тягостность невиданных страданий в погоне за моей взаимностью.

— Если он кажется тебе хорошим, то напомню, что зачастую это людская маска, сотворенная ради собственной выгоды, — тем временем продолжала Энн, а затем пошутила. — Ну ничего, даже если и так, найдёшь себе нового.

— Нового? — резко переспросила я, удивлённо приподнимая брови. — Я в магазине по-твоему? Мне надоело перебирать людей и устраивать проверки на срок годности. Пускай издеваются над моим и без того изнывающим сердцем, насмехаются, но однажды и они будут бессильны перед порицающей толпой.

Энн замолчала. Притихла, оставив после себя только глубокий вздох, затаивший в себе охапку несказанных мыслей. А я и не торопилась продолжать свою речь, ведь не хотелось мне напрасно сетовать о чувствах, которых и вовсе я не ощущала.

— Предлагаю отправиться за всякими вкусностями, — решила разбавить блеклую обстановку Настя, а в ее глазах заплясали веселые проблески. — Негоже проводить вечер с пустым желудком, того и гляди мой слипнется с рёбрами!

— Сока бы сладкого попить! — воодушевлённо подбавила Энн, сменив угрюмое выражение лица на легкую ухмылку.

— Может быть выпьем что-нибудь покрепче? — подала голос я, в котором приметно слышалась звонкая задоринка.

Лица девочек расплылись в многозначительных улыбках, из которых я и считала молчаливое согласие, а секундой позже радостно осознала всю прелесть наших сознаний, что плотно скрепившись в едином союзе, умели под чистую выбрасывать томительные мысли и рассуждения прочь.

— Но у нас есть одна проблема, — резко встрепенулась Энн. — Мы несовершеннолетние.

Я озадачено нахмурила брови. Мои восемнадцать лет будут праздноваться зимним декабрьским днём, а девчонкам придётся потерпеть немного дольше, но приближение собственного дня рождения нисколько не облегчало задачу. Алкогольные напитки без паспорта не купишь. Перебирая в голове всевозможные варианты разрешения проблемы, меня посетила неожиданная мысль. Усилием воли попыталась я не открывать рта, лишь бы не озвучивать свою безумную идею, но с подругами я была предельно честна, потому и подняла на них взгляд, полный неистового смятения.

— Наверное, вы сочтёте меня за помешанную, но кажется, я знаю только единственного человека, который может купить нам выпивку прямо сейчас.

— Вова?! — единовременно выпалили девочки, ошеломлённо вытаращив на меня глаза, а в ответ я застыла в немой растерянности, ведь как же давно мои уши не слышали имени своей первой любви, столь намертво въевшегося в память.

— Даже не вздумай! — сердито вспыхнула Энн, прежде чем я что-либо сказала. — Неужели ты так быстро растеряла собственное достоинство?

— Ничего я не теряла, — мрачно буркнула я, с надеждой переводя взгляд на Настю. — Если мы хотим выпить, то почему бы и не попросить помочь? Вы только подумайте, мы же просто используем его для своих намерений, не более того.

— Можно попробовать. Разве не плевать нам на то, что он подумает? — неожиданно заговорила Настя после длительной паузы. Энн гневно развела руками. Я знала, что ей безмерно хотелось оспорить наше решение, но она всего-лишь сердито насупилась.

— Ты же сможешь позвонить ему? — с мольбой обратилась я к Насте, чувствуя как сердце предательски учащает своё биение. Не смогла бы я выдавить и слова из своих уст, услышав через динамик телефона его безмятежный басистый голос. Увы, не под силу мне было вымолвить что-либо на его простое: «Алло?».

— Да, конечно, — понимающе ответила Настя, и из моих лёгких вырвался облегчённый выдох.

Я посмотрела на неё с искренней благодарностью, а затем безгласно протянула в её руки телефон.

Он согласился. Не успела подруга объясниться, как из трубки донеслось краткое самодовольное одобрение, а я с насмешкой закатила глаза. «Поди, возгордился тем, что мы внезапно попросили его о столь никчёмной помощи!» — раздраженно подумала я, напряженно пытаясь не придавать значения близившийся встречи.

Мы договорились встретиться с ним возле небольшого супермаркета неподалёку от дома Насти. На улице уже совсем стемнело, уличные фонари тоскливо освещали наш путь, а прохладный ветер безжалостно трепал волосы. Машины со свистом пролетали по дороге, оставляя за собой удушливый смрад, небо затянулось густыми серыми тучами, упрятав в своё мрачное одеяние полную луну. Но отчетливее всего ощущался внутренний трепет: назойливый, пугающий, который отгоняла я тяжкими усилиями, и с каждым пройденным метром больше и больше хотелось мне броситься наутёк, только бы вновь не видеть его надменного лица. И вот, подходя к супермаркету, на лавочке завиднелась знакомая высокая фигура и расправленные широкие плечи. Я молча переглянулась с подругами. Энн презрительно сощурила глаза, а Настя еле заметно кивнула, кажется, она тоже разделяла мои чувства. Мы подошли к лавочке, а Вова тут же вскинул свою лобастую голову. Его взгляд быстро прошёлся по нашим лицам, и когда пронзительные голубые глаза на мгновенье встретились с моими, мне невольно захотелось стушеваться в ближайший угол. Но лицо Вовы было раздражающе спокойным, а глаза выражали до боли привычное бесстрастие, будто мы и вовсе не расходились на несколько месяцев, словно он и не догадывался о том, сколько душевных пыток мне пришлось испытать за все это томительное время.

— Привет, — коротко отчеканил Вова, сильнее запрятав шею в свою серую ветровку от вечернего холода, а может и от неловкого смущения.

Интересно, насколько выносимо ему было стоять под моим испепеляющим взглядом? А затем за нашими спинами послышались тяжёлые шаги. Дружно обернувшись, мы увидели приближающихся Макса и Киру. Внутри меня все неожиданно сжалось от напряжения, воздух, казалось, моментально пропитался враждебностью и общей неестественностью, а краем уха я ясно услышала, как Энн шепчет невнятные оскорбления. Но тем не менее, я продолжала, словно зоркая сова разглядывать прибывших мальчишек, с которыми когда-то меня объединяла крепкая двухлетняя дружба.

Когда мне было всего-то шестнадцать лет, на одной шумной тусовке, полной пьяных подростков, мы с Энн познакомились с этими ребятами, а именно с Вовой у меня завязались отношения. И казалось было, все шло мне на руку — целый рой бабочек запорхал у меня под рёбрами в познании неистовой первой любви. Мне казалось, что наконец, сумела обрести я то, о чем мечтала темными ночами, будучи лишенной отцовской ласки и мужского плеча, в котором нуждалась больше всего на свете. А для Вовы все было иначе. Для него я являлась лишь временным этапом в его буйной жизни, но даже после рокового расставания мы с Энн остались в образовавшейся компашке. Я проводила время с ребятами в полном саморазрушении, наблюдая, как любимый моему сердцу человек быстротечно забывает обо всем, что когда-то нас связывало. Одним вечером, переполненная собственным горем, закутавшись в холодное одеяло, я начала писать историю о своей первой любви в безумном желании открыть всему миру свою боль, что однажды страшным ударом нанёс мне Вова. И любить приходилось мне тихо, робко, выплескивая свои чувства только в творчество, дабы воплотить потом старания в свой собственный роман. Через год книга была готова. К тому времени я с головой ушла в спорт и подготовку к экзаменам, а от Вовы так и не получила желаемого восторга. Его безразличие в очередной раз оставило памятный шрам на моем сердце. Но я не сдавалась, усердно следовала собственным целям, отчетливо чувствуя, что моим районным друзьям становится на меня все равно, ведь я менялась, взрослела, боролась за надежду на счастливое будущее, а они норовили вернуть меня во времена безделья и нецелесообразности.

И вот, я вновь стояла рядом с ними, безмолвно глядя им в глаза, и сколько бы не кипело во мне противоречивых ощущений, я мысленно пообещала себе не поддаваться им. Только одного точно я не чувствовала в этот момент как раньше — комфорта рядом с людьми, с которыми однажды веселилась до беспамятства, нарывалась на приключения, признавалась в искренней человеческой любви.

— Добрый вечер, — с натянутой улыбкой произнесла я, быстро пожав обоим парням руки.

Макс подошёл к Энн за следующим рукопожатием, но к всеобщему удивлению, дерзкая подруга резко отпрянула.

— Нам обязательно здороваться? — едко процедила она сквозь зубы, заставив тем самым нас с Настей изумленно переглянуться.

Губы Макса скривились от нескрываемого отвращения, но он лишь сердито развёл руками. Бывший друг явно не ожидал получить такого внезапного оскорбления.

— В таком случае предлагаю этим вечером не разговаривать друг с другом, — озлобленно ответил он, отворачиваясь, а мне показалось, что его спина вот-вот загорится под презрительным взглядом Энн.

— Этим вечером? — недоуменно переспросила я, стараясь не обращать внимание на накаляющуюся обстановку.

— Мы решили, что вы захотите составить нам компанию за прогулкой, — казалось бы смущенно вставил Вова, но его лицевые мышцы напротив растянулись в слабой ухмылке, ведь он совершенно точно знал, что сложно мне будет отказаться от такого предложения.

Как бы не стискивались мои зубы от его присутствия, в моих жилах забурлил неподдельный интерес к старому, едва позабытому чувству, но в глубине души я прекрасно понимала, что эта встреча — не новый шанс и вовсе не мой собственный аппарат жизнеобеспечения.

— Ладно, — за всех решила я, бросив многозначительный взгляд на хмурую Энн. — Но через пару часов мы пойдём домой.

Вечер протекал плавно, словно в один миг я перелистнула страницы своей жизни и очутилась в прошлом, только все было теперь иначе: старая близость испарилась, словно роса под солнечными лучами. Наши голоса источали заметную неестественность, а истомными мгновениями встречающиеся взгляды тотчас остекленело бросались куда-то в недоступную никому даль, словно каждый из нас боялся увидеть в чужом взоре отражение собственного безучастия.

— У тебя все же получилось исполнить все свои мечты? — невзначай спросил Макс, бредя по узкой тропинке позади меня.

— Я не поступила в университет. Провалила экзамен, — кратко бросила я через плечо, стараясь при этих словах улыбаться настолько широко, насколько это возможно.

Макс неожиданно замолчал, а я невольно принялась гадать: торжествует ли он над моей неудачей или искренне сочувствует, но мой мысленный ответ был совершенно очевиден. «Ну же, посетуй мне о том, какой эгоистичной оказалась я, бросая все ради собственных целей, в попытках обеспечить себе светлое будущее. Но по крайней мере я пыталась сделать свою жизнь лучше!» — беззвучно обратилась я к бывшему другу, не осмелившись вымолвить эти слова из своих уст. Но тем не менее никто из услышавших меня ребят даже и не пытался вставить отточенный заготовленный упрёк, и вместе с этим я медленно выдыхала, все ещё выдавая легковесную улыбку, дабы никто не заподозрил сколько стыда и боли испытала я, провалив свою главную задумку.

Мы медленно двигались по мрачным узким дворам под оживлённую беседу Вовы и Киры, в поисках более пристойного места для вечерних посиделок. Настя и Энн, шедшие по бокам, говорили вполголоса: среди отдаленного гула машин вполне разборчиво слышалось ворчание недовольной подруги, которая отнеслась к такому повороту событий довольно скептически. Но не уберечь было меня от этой встречи, в сотый раз мой взгляд быстро скользил по Вове, будто обвиняя его в том, кем я стала.

Добравшись до пустующей площадки, ребята расселись по лавочкам, продолжая вести свой бурный разговор, отнюдь в котором нам с девочками абсолютно не захотелось участвовать. Вечер тянулся, стеклянные бутылки сладкого пива заканчивались, а я по прежнему преисполнялась глубокой задумчивостью, и мой слегка опьяненный разум поддался легкой грусти.

— Знаете, мне кажется, эта опрометчивая встреча дала каждой из нас осознание того, что мы выросли из этой дружбы, словно из старой одежды, — негромко проговорила я, устремляя свой затуманенный взор в потемневшее небо.

— Ты права. Нам совершенно нечего делать среди этих людей, — вполголоса ответила Настя. — Пришло время навсегда попрощаться.

Нельзя позволять себе возвращать тех людей, от которых страстно желает исцелиться поранившееся сердце. Прошлое не будет будущим. Я знала это. И вдыхая в себя поток новых мыслей, я неожиданно встала с места и направилась к Вове. Лобастый паренёк сидел в одиночестве, пока мальчики медленно потягивали сигареты возле бордюра. Он по прежнему глотал крепкий алкоголь, а его грубоватые кончики пальцев без конца чиркали по металлической зажигалке. Эти квадратные припухлые кончики пальцев, ногти цвета обработанной речной ракушки. Его руки никогда больше не пройдутся по моей талии, очерчивая границы дозволенных изгибов, а из моих уст не вырвутся самые чувственные слова о хрустальной и искренней любви. Его взгляд, брошенный на меня исподлобья, не затмит больше небесное светило, он оставит лишь неизгладимый отпечаток в моем сердце.

— Мы могли быть счастливы, — нарушила тишину я, на секунду испугавшись услышать в ответ злобную насмешку, но глаза нетрезвого Вовы неожиданно посерьёзнели.

— Мы были бы вместе уже два с лишним года, — тихо проговорил он с легкой улыбкой, а мне так и не довелось понять какие чувства испытывал он, произнося эти слова.

— Возьми меня за руку, пожалуйста, — прошелестела я одними губами и через мгновенье почувствовала тёплое прикосновение его пальцев.

Но не билось мое отныне недоверчивое сердце быстрее пойманной птицы, больше не горели вены, словно от мощного афродизиака. С каждым выдохом в памяти воспроизводились воспоминания о том, как ночами не смыкались мои опухшие от слез веки, когда некому было поцеловать мокрые щеки тёплыми губами и вернуть помертвевшему лицу природу красок. Безответная любовь рушилась на хрупкие плечи совершенно беспощадно, и в конце концов боль победила. Она забрала без сожалений последний огонёк из непроглядной тьмы.

Я вспоминала, как щемил сердце безжалостный голос Вовы, сетующий о моей навязчивости, а моя оробевшая рука постепенно выбиралась из его цепких пальцев. Воспоминания о страданиях затмили все, что я могла испытать в эту секунду. Мне больше не хотелось ждать его любви,

демонстрировать искусство своих чувств и смотреть в его глаза, будто на самую яркую вещь, которую я когда-либо видела.

«Прощай!» — мысленно проговорила я, медленно поднимаясь с места.

Он не должен снова стать моим настоящим. Ведь однажды, не заметив всех его внутренних изъянов и душевного холода, заледенела и я. Обойма все же была, пока из моей груди вырывалось дыхание. И глупо потратить жизнь, оставив ее полной патронов, но если я останусь рядом с ним, то утону в болезненных терзаниях.

И когда я направилась к девочкам, оставив осколки своих чувств позади себя, по моей щеке скатилась маленькая соленая слеза.

— Эта встреча была ошибкой, — бесстрастно отчеканила Настя, когда мы стояли напротив её дома.

Впервые за этот вечер лицо Вовы растянулось в несвойственном ему смятении, а его голубые глаза, вечно полные самолюбия, неожиданно затуманились обидой.

— Почему? — расстроенно выдавил он, но Настя демонстративно схватила меня под руку, и мы зашагали прочь.