Последний полёт Шестипалого

Василий Сергеевич Антонов

О повести Виктора Пелевина «Затворник и Шестипалый» сказано не так уж и много. Тем интереснее восполнить пробел, чтобы с умным видом порассужать о цыплятах, качающих крылья гайками, в красноватом свете дежурного освещения. Говоря об этом, нельзя не сказать пару слов о тексте, для которого птичья история не более, чем спутник на отдаленной орбите. Ну или крохотный островок, примыкающий к огромному и таинственному континенту.

© Василий Сергеевич Антонов, 2023

ISBN 978-5-0059-2210-6

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

*1*

Пять условий для одинокой птицы

Первое: до высшей точки она долетает;

Второе: по компании она не страдает,

даже таких птиц, как она;

Третье: клюв ее направлен в небо;

Четвертое: нет у нее окраски определенной;

Пятое: и поет она очень тихо.

Сан Хуан де ла Крус, католический святой, мистик и поэт

Из сборника «Беседы о свете и любви»

Повесть Виктора Пелевина «Затворник и Шестипалый» — это история о приключениях двух цыплят, что пытаются совершить побег с территории птицекомбината. Вообще о «Затворнике», а именно так я буду обозначать это произведения для краткости и удобства, сказано не так уж и много. Видимо как-то не пристало с умным видом рассуждать о цыплятах, что качают крылья ржавыми гайками. Что ж, попробую восполнить этот пробел, тем более эта история видится мне некой ширмой, скрывающей куда более значимый и серьезный текст. И здесь я подразумеваю произведения Карлоса Кастанеды, а потому говоря о «Затворнике», придется сказать несколько слов и о творчестве американского писателя и антрополога. Это не отменяет самостоятельности истории про цыплят, вещь может прочитываться в полном отрыве от того текста, который она так или иначе, но иллюстрирует. Разумеется, что повесть на тридцать-сорок страниц и многотомное собрание сочинений соотносятся между собой, пожалуй также, как скоротечное существование бройлерного цыпленка с обычной человеческой жизнью. А потому историю о «Затворнике» можно представить как маленький остров, примыкающий к огромному континенту, открытому для нас гением американского писателя. Ну или один из спутников на орбите звезды по имени Кастанеда.

Вообще складывается впечатление, будто «Затворник» написан, что называется, на одном дыхании. Может даже за две-три недели. И вот из-под пера писателя рождается своеобразная притча, которая замечательным образом отзеркаливает то, о чем Кастанеда рассказывает на протяжении своей тридцатилетней литературной биографии.

Начать с того, что сюжет «Затворника» в самых общих чертах повторяет то, что мы находим на страницах кастанедианской эпопеи. В истории Кастанеды также есть свой ученик и учитель, есть социум и Цех №1, ну и конечно найдется место для союзников, что обитают за Стеной Мира.

Точка отсчета для любой из этих историй — это знакомство, состоявшееся между, скажем так, желторотым юнцом и таинственным незнакомцем неопределенного возраста.

Встреча Карлоса Кастанеды с индейцем Хуаном Матусом произошла летом 1961 года. С этого момента молодой американец оказался вовлечен в фантастический водоворот самых невероятных событий. То, чему он стал свидетелем как будто принадлежало миру другой планеты, иной, отдельной реальности. Именно так он назвал свою вторую книгу, да и как ещё назвать мир, где люди могут превращаться в животных, присутствовать в нескольких местах одновременно, видеть энергию или путешествовать по другим вселенным? Но главное, как ещё назвать мир, где люди смогли победить смерть, где они научились выбирать другой способ ухода из этой жизни.

Примечательно, что Кастанеда пишет только об этом. Ученичество под началом дона Хуана — это стержень всех его книг. И в этом есть своя правда, ведь если разобраться, то потрясение, шок молодого писателя от погружения в отдельную реальность, постепенно проходит. Он, насколько это возможно, более-менее осваивается, приспосабливается к происходящему. Не без помощи своего учителя, разумеется. И какая наиболее естественная реакция может последовать за этим?

Желание как-то разобраться в происходящем. Как будущий ученый-антрополог, он пытается сориентироваться в потоке хлынувшей на него информации, упорядочить, систематизировать сведения, полученные от индейца-учителя. Итогом этого становится написание серии книг, в которых писатель не всегда последовательно, но достаточно подробно повествует о своём соприкосновении с миром людей знания, так называемых видящих или просто магов. Ученичество Кастанеды длится тринадцать лет, а значит в 1974 году дон Хуан покидает этот мир в сопровождении своих спутников и компаньонов. С этого момента Карлос остается один, принимая духовную эстафету из рук своего учителя. В этом же году он публикует свою третью книгу — «Путешествие в Икстлан». Но книги в которых не будет ДХ (здесь и далее — дон Хуан) выйдут гораздо позже. Да и вообще КК (здесь и далее — Карлос Кастанеда) не станет придерживаться хронологической последовательности.

Если же все-таки попытаться выстроить хронологию происходящего с американским писателем, то первая и вторая книги будут прологом, своеобразным предисловием. «Путешествие в Икстлан» станет завязкой. «Огонь изнутри» и «Сила безмолвия» будут посвящены развитию сюжета. «Сказки о силе» — несомненная кульминация, развязка. Ну и «Второе кольцо Силы» с «Даром Орла» как бы замкнут повествование и возьмут на себя роль эпилога, послесловия. Впрочем, есть и другой вариант прочтения, когда мы как бы отделяем, обособляем книги Кастанеды друг от друга. Вплоть до того, что прочитывая вещи из одной группы, мы можем полностью исключить прочтение из другой.

Отсюда же проистекает и то, что может быть названо рекомендуемым порядком прочтения. В первую группу попадут тексты, с которыми можно и нужно ознакомиться. Так сказать, в них вся соль. Для меня это книги с третьей по восьмую, то есть от « Путешествия в Икстлан» до «Силы безмолвия». Во вторую группу я бы включил те сочинения Кастанеды, которые лично у меня вызывают противоречивые, двоякие впечатления. Сюда относятся первая и вторая книги, а также все книги после восьмой. Эти книги как бы выпадают из общего списка, отделяются от основного корпуса сочинений КК.

В этом свете интересно сказать несколько слов о месте и времени публикации первых книг КК.

Америка 60-х — удивительное, фантастическое место. Движение хиппи, Кизи и Лири, Проказники и Тесты. Кажется, что лучшего времени и наиболее удачного места для появления истории о загадочном индейце-видящем попросту не найти. Книги Кастанеды находят своего читателя именно тогда, когда в них возникает острая потребность.

Попробуем представить, что Кастанеда пишет свою историю на десять лет раньше? Или позже? Но нет, мы видим, что первые книги Карлоса, более напоминающие произведения художественной литературы, чем оккультные трактаты, испещренные пентаграммами и схемами расположения чакр, появляются как нельзя кстати перед публикой, ожидающей чего-то более практичного и жизнеспособного от новоявленных учителей, гуру и вождей революции индивидуальности. Кстати, последние ещё не покинули своих трибун, ещё на слуху были имена Кизи, Лири и прочих, но уже близился закат. И вот тут-то раздаются первые слова Кастанеды.

Как видим, своей публикацией «Учения дона Хуана», Карлос попадает в самое яблочко, ведь тема, что называется, была животрепещущей для прогрессивной Америки того времени. Ко всему прочему, возможные читатели Кастанеды легко подразделялись на группу тех, кто был готов воспринять что-то более практически ценное и жизнеспособное, чем идеи свободной любви или басни о наркотиках, якобы просветляющих душу, тогда как все прочие, напротив, жадно отыскивали в книгах Карлоса рецепты быстрого доступа в нирвану. Интересно и даже показательно, как быстро эта тема исчерпывает себя для молодого писателя, хотя другой на его месте мог штамповать книгу за книгой, повествуя о дурмане, ящерицах или что-то бубнящем себе под нос шамане. Даже более того, написав «Икстлан», КК рискнул потерять значительную часть своих читателей.

Третья книга совершенно ясно и отчетливо дает понять, что Карлос навсегда забросил разработку золотой жилы, ведь истории о колдунах, амулетах и оборотнях всегда пользовались и поныне пользуются большой популярностью. Как ни странно, но это говорит в пользу достоверности истории, рассказанной американским писателем. Он вышел за свою Стену Мира, чему в значительной степени способствовал его учитель дон Хуан. Оттуда он увидел какие-то вещи в новом свете, а потому и стал говорить об этом как-то иначе, хотя отрекаться от сказанного в первых книгах он тоже не стал.

Возможно, первые книги Карлоса должны были — или могли бы? — стать своеобразной приманкой для жадной до чудес, зрелищ и знамений публики. Там, как мы помним, кое-где упоминалось о чем-то похожем, например, о якобы простых и быстрых рецептах духовного просветления. Но там же все чаще и чаще попадались такие слова как труд, трезвость, дисциплина. Несомненно, многие читатели КК были разочарованы словами старого индейца о необходимости наполнить свою жизнь самоконтролем, но были и те, кто остался рядом с ним, кто преодолел этот, пожалуй, самый первый барьер. Впрочем, на первых двух книгах спотыкаются и обычные нормальные читатели, которых отпугивает, а где-то даже отвращает чтиво о каких-то колдовских ритуалах, ящерицах и дурманящих зельях. Как знать, быть может и в этом есть свой, таинственным образом предначертанный смысл. Первые книги КК могут быть и барьером, и фильтром, и приманкой. Они могут как привлечь, так и отпугнуть случайного прохожего, скажем так, духовного проходимца. Идея фильтра, намеренного усложнения и даже искажения материала — далеко не нова, хотя вполне вероятно, что и сам Карлос заблуждался, когда пытался судить о целом, зная лишь часть. В любом случае, первые книги КК — на своём месте. Слова из песни не выкинешь, а их время и место написания говорит само за себя. Но даже в этих книгах уже было что-то необычайно привлекательное, свежее, ни на что не похожее. И если первые две книги Кастанеды лишь разожгли любопытство толпы, охочей до магических рецептов, ритуалов и заигрываний с психоактивными растениями, то желаемого продолжения так и не последовало. Третья книга — рубикон, после которого история как будто начинается заново, но уже совсем с другого места. Или же это начало книги в книге, а первые две вещи — обложка, некий внешний слой, через который ещё нужно суметь пробраться.

Несомненно и то, что ДХ знал о работе своего ученика над книгами. И кому как не ДХ было знать, что каждое его слово или поступок найдут отражение в написанном КК. По сути, говоря с ним, ДХ говорил с каждым из его будущих читателей, чуть ли не обращался к ним напрямую, используя КК в качестве рупора, через который его может услышать весь мир. Интересный вывод, вы не находите? Ведь в таком случае, ДХ вел Кастанеду по тропе знания не только, как ученика, но и писателя. А это, в свою очередь, должно было распространяться на множество вещей, как и порядок обучения, в целом.