Кубанская Конфедерация 4. Дальний поход

Василий Сахаров, 2018

Закончилась война между ККФ и Средиземноморским альянсом. Александр Мечников решил вернуться домой. Но как, если Босфорский пролив перекрыт вчерашними врагами, жаждущими его крови? Вариантов немного, и офицер ГБ решает прорваться на родину через Балтийское море, Питер и Москву. Снова в поход. На плечах рюкзак, а в руках автомат. Рядом верные товарищи и дорогая сердцу женщина. А впереди растерзанная катаклизмом Россия: земли повольников, окружённая ордами дикарей Москва, затерянные в лесах города-крепости, крестоносцы XXI века, сатанисты и хранители оружия массового поражения с объекта Воронеж-45.Содержит нецензурную брань.

Глава 6.

Всероссийский диктат. Дмитров. 06.05.2065.

— С чего начнем сегодняшний разговор, Александр Сергеевич? — старший следователь Рудь, как он сам представился при нашей первой встрече, сорокалетний мужчина с несколько вытянутым лицом и бородкой как у Дзержинского, разложил на столе чистые листы бумаги и шариковые ручки, включил диктофон и выжидательно посмотрел на меня.

— Без разницы, Василий Петрович, — удобней расположившись напротив него, ответил я.

— Давайте поговорим про промышленный потенциал Кубанской Конфедерации?

— Я не против. Да только вы знаете, что я к этой стороне жизни нашего государства никакого отношения не имею, так что вряд ли могу вам что-то рассказать.

— Так и запишем.

Рудь записывал свой вопрос и мой ответ на бумагу и, глядя на то, как он трудится, мне вспомнились почти все события минувшего месяца…

К землям Всероссийского диктата мой отряд добирался с постоянными остановками, пересадками и совсем не так, как нам это представлялось изначально.

В Парголово мы оказались в срок. На окраине нас встретил порученец генерала Шарипова психолог Миша Закая, и под контролем полуроты солдат спецвойска, он сопроводил мою роту к берегу Ладожского озера. И здесь, в крохотной рыбацкой деревушке без всякой особой инфраструктуры, если не считать таковой три деревянных причала и один обширный амбар на берегу, мы погрузились на гребное судно, по виду напоминающее самую обычную русскую расшиву века эдак тринадцатого-четырнадцатого. Это речное парусно-гребное судно, в команде которого были коренные местные жители, через озеро доставило нас к форпосту номер 27, находившемуся на другом берегу невдалеке от обветшавшего старинного города Волхов. И в этом месте была первая остановка.

В районе форпоста, где несли службу два десятка пожилых солдат из строевых армейских частей Москвы, отряд пробыл пять дней. Мы ждали баржи, на которых могли бы продолжить свое путешествие, и когда эти транспортные средства, влекомые по берегу бригадами бурлаков из пленных дикарей, появились, по реке Тихвинке двинулись дальше. Самому баржу тянуть не надо, это хорошо, и путешествие продолжилось. Нас везли и немного охраняли. Окрестные пейзажи неспешно проплывали перед глазами, и так, мимо форпоста номер 26, стоящего в районе Тихвина, баржи вышли к Рыбинскому водохранилищу. Новая остановка, опять ожидание транспорта, и пересадка на гребные суда. Переход к Рыбинску, Волга и, без захода в Калязин, ныне форпост номер 25, прибытие на конечную станцию, город Дмитров.

Дальше этого города нас не пустили, и уже всерьез взяли в оборот. Разоружать мой отряд не стали, все же мы не враги. За достаточно плотно заселенным городом нам отвели место под полевой лагерь. Рядом расположилась рота кадровых бойцов, по повадкам спецназ или что-то подобное, а после этого появились самые обычные офицеры местных спецслужб в ранге не выше капитана, которые и начали трусить нас на информацию. Причем действовали эти контрразведчики и разведчики с умом. Их не устраивали рассказы и байки о тех местах, где мы побывали. Они работали профессионально и хотели получить не нечто обобщенное, а конкретные сведения: факты, цифры и подробное описание того или иного объекта. Напирали сильно, общение с ними зачастую напоминало работу наших дознавателей госбезопасности, но до крайностей никогда не доходило и разницу между опросом и допросом они понимали очень четко. Порой им это мешало, ведь народ у нас в отряде неразговорчивый и необщительный. И только офицерам я разрешил высказываться без обиняков, а рядовые бойцы и сержанты, корчили тупые морды лица и говорили, что ничего не знают. Местные офицеры злились, но видимо, имели четкие инструкции свыше, что можно делать, а чего нельзя и, правила приличия соблюдались все время нашего пребывания в лагере возле Дмитрова.

Прошла неделя, часть московских офицеров, а всего их было девять человек, вернулась в столицу. Позавчера им на смену появились другие. Все пошло по новому кругу, и распорядок дня был неизменен. Подъем, зарядка и завтрак, беседы с дознавателями и обед, снова беседы, ужин, свободное время и отбой. Вроде бы все тихо и спокойно, но такое положение дел мне и воинам не нравилось.

Когда мы продвигались к Москве, то считали, что получим аудиенцию у диктатора или на худой конец у кого-то, кто будет иметь ранг министра. А вместо этого мы сидим на одном месте и с утра до вечера занимаемся говорильней, которая не приносит нам ничего, ни материального прибытка, ни дополнительных сведений о Всероссийском диктате. Единственный источник информации это прослушивание местных радиопередач. Однако по радио идут только сводки с самыми общими местными раскладами о положении дел в государстве, да агитационные речи:"взвейтесь, развейтесь, враг не пройдет, наше дело правое и дикари будут разбиты". Пропаганда дело нужное, но она не несет никакой конкретной информации, а значит, для нас это всего лишь чужая идеология, которой лишний раз загружаться не стоит.

Сегодняшний день начинался, как и все предыдущие после нашего прибытия в эти края. Шли разговоры за жизнь с москвичами, которые хотели знать как можно больше о вооруженных силах Конфедерации, и ее промышленном потенциале. А в ответ наши недоуменные лица, мол, дома давно не были, что знали, все забыли, а вот про Средиземноморский Альянс или про Сицилию с Испанией можем рассказать очень много.

Капитан Рудь, который может быть совсем и не капитан, поскольку в этом государственном образовании офицерские звания использовались только как антураж, декорация и прикрытие, о чем-то спрашивает, а я ему на автомате отвечаю. Это настолько привычно, что пока дознаватель ведет запись на бумагу, хотя у него при этом и диктофон работает, я спокойно размышляю о своем.

Вопрос — ответ. Вопрос — ответ. Так проходит около часа, по рации капитана вызывают за территорию нашего лагеря, он оставляет меня одного, и выходит. Мысли текут плавно, равномерно, спокойно и без всяких резких скачков. Я выхожу из просторной палатки, где шла беседа, присаживаюсь на лавочку возле входа, и ко мне подбегает Лихой, который постоянно шныряет вокруг и доносит мне обо всем, что он видит или слышит. Этот незаменимый разведчик взглядом передает мне, что все спокойно и исчезает. После чего я откидываюсь назад, спина ложится на жесткий и тугой брезент палатки, тело расслабляется, и в который уже раз за последнее время меня посещают размышления о местном государственном образовании и его лидере.

Что я знаю про современную Москву, Московскую область и Всероссийский диктат, возникший на их развалинах? Учитывая переданные мне Марковым отчеты его разведки, а так же информацию полученную из радио и от разговорчивых солдат и моряков, которых мы встретили по пути к Дмитрову, очень даже немало. Но на общем фоне, никаких особо важных и стратегических данных у нас нет.

После того как человечество за три года было выкошено вирусом черной оспы и, в среднем, выжил только один человек из пятидесяти, столица России и область погрузились в хаос. Кто-то пытался возродить промышленность и старался сберечь технические достижения, кто-то просто жил, а были и такие, кто все разрушал, сжигал, убивал мирных жителей и был озабочен только сегодняшним днем. В разных местах по всему миру Эпоха Хаоса длилась по-разному. У нас, на Кубани, двадцать лет без малого, в Трабзоне пятнадцать, в Ростове примерно столько же, на Сицилии и на большей части Европы хаос правит бал до сих пор, а в Москве восстановление крепкой государственности началось чуть больше тридцати лет назад.

Иван Магомедович Степанов, будучи совсем молодым человеком, в свое время был самым обычным боевиком Солнцевской криминальной группировки, которая после катаклизма контролировала часть столицы. В меру ловок, силен, хитер и агрессивен. От старых понятий и воровских законов, в этом сообществе ничего кроме названия не оставалось, и это была совершенно новая формация, что-то вроде феодальной структуры из замшелого средневековья. Ваня Степанов вел себя точно так же, как и все, кто был вокруг него и ничем особенным не выделялся. Но однажды с ним что-то произошло, все переменилось, и никто не знает, как и из-за чего, в одну ночь, из веселого и бесшабашного парня двадцати одного года отроду, он превратился в замкнутого и угрюмого человека. Со своими вчерашними друзьями общего языка Степанов больше не находил. Как следствие, он почувствовал себя чужим среди своих, собрал котомку с припасами, прихватил пару стволов из оружейной комнаты родного криминального сообщества и ушел в разросшиеся вокруг Москвы дремучие леса.

Про него забыли. Никому не была интересна судьба дезертира и в одночасье ставшего чужим для братвы парня. Однако прошел год, и он вернулся, да не один, а с отрядом лесовиков в тридцать человек. Позже, именно эти люди стали его опорой во всех делах, советниками, военачальниками и верховными чиновниками будущего Всероссийского диктата. Откуда они пришли, и где пропадал Ваня Степанов целый год, опять-таки, широкой общественности, а значит и мне, до сих пор неизвестно. Как говорится:"И улики все покрыты полумраком", хотя есть у меня мыслишка, что лесовики это потомки бойцов спецназа из какого-нибудь учебного центра ГРУ или ФСБ, которых по Московской области не меньше десятка.

Впрочем, продолжаю отслеживать путь будущего диктатора, который первым делом по возвращении в Москву, навестил некогда родную для себя группировку. Он смог взбаламутить молодых бойцов, которые жаждали великих свершений, самых красивых женщин и все те блага, которыми обладали старшие товарищи, но не имели они. И после этого"солнцевские"разделились на три части. Одни пошли за Степановым, другие встали за незыблемость устоявшегося положения дел, а третьи, не принимая участия в смертельной схватке, которая закипела между двумя первыми группами, ушла под крышу других объединений.

Резня за главенство в группировке продолжалась около полугода, молодые и более дерзкие победили. Однако почивать на лаврах они не стали, а набрав новых бойцов, развязали войну против соседних кланов. Снова война, очередная победа, новый набор стрелков и опять война.

Воины Степанова как бешеные псы бились против всех и каждого, до кого могли дотянуться: военные, криминал, полиция, социалисты, анархисты и национальные группировки. Разницы не было, они давили всех подряд. Степанов заключал союзы и тут же ударял в спину вчерашним друзьям. Он отдавал в знак гарантии безопасности чужих лидеров заложников из близких к себе людей и уничтожал приехавших на переговоры вождей других общин. Давал слово чести и клялся на крови, что мир не будет нарушен. Но при первом же удобном случае наносил смертельные удары в наиболее уязвимые точки в структуре нейтральных кланов. В общем, он вел себя как беспринципный подонок без чести и совести, то есть, как настоящий политик, который идет к достижению своей цели по трупам других людей.

После того как Иван Степанов вышел из лесных дебрей, прошло три года. Москва оказалась под его полным контролем. Он объявил себя диктатором, и началось восстановление промышленности, которая еще уцелела в городе после всех актов вандализма, кровопролитных сражений и мародерки. Сведений относительно этого периода, который длился всего пару лет, очень мало. Наверное, даже меньше, чем про начало карьеры диктатора и его восхождение к вершинам власти. Однако известно, что, несмотря на отсутствие электричества, топлива и ресурсов, были восстановлены несколько заводов, проведена ревизия всего имеющегося в столице добра, а отряды бойцов усилились, перевооружились и приобрели вид регулярных воинских частей.

Новая армия была разделена на рода войск. Спецвойско — карательные части, как они работают, и в чем их предназначение, я уже видел, и представление о методах этих элитных подразделений имел. Егеря — диверсанты и войска быстрого реагирования, вроде тех суровых хлопцев, которые возле нашего лагеря стоят и за нами присматривают. Гренадеры — штурмовики, вобравшие в себя практически всю артиллерию, бронемашины, танки и прочую военную технику. КМО — Корпус Московской Обороны, примерно то же самое, что наши территориальные войска, полиция и линейная пехота без частей усиления в одном лице. ВВС как отдельная структура отсутствует, но парочку вертолетов, которые ходили над Волгой, я видел.

Итак, Степанов завладел столицей России и провел полную реорганизацию всей своей структуры. Война закончена — да здравствует война! Москва выплеснула из себя свои грозные воинские части, и началось покорение области. Переговорами диктатор себя не утруждал, а шел по пути достижения скорейшего положительно результата, не взирая ни на что. И на захват и покорение всех анклавов Московской области у него ушло несколько лет. После этого было необходимо переварить то, что было захвачено, снова произвести ревизию промышленности, окончательно подмять под себя некогда вольные анклавы и восстановить хотя бы некоторые заводы и фабрики. Так на подчиненные Степанову территории пришел мир и покой, как говорится:"тишь, гладь, да божья благодать".

Начался процесс восстановления государства Российского, именно так считал диктатор, а значит, и весь подчиненный ему народ, которого даже после чумы и всей той крови, что пролилась в войнах и смутах минувших лет, уцелело не меньше полумиллиона душ. Шли годы, народилось новое поколение людей, получилось восстановить многое из того, что осталось после катаклизма, авторитет диктатора рос, армия крепла, а народ стремительно увеличивался в числе. И хотя проблем, конечно же, хватало, но они решались, и не бросались на самотек.

Конец ознакомительного фрагмента.