Без Отечества…

Василий Панфилов, 2022

Российскую Империю трясёт лихорадка Гражданской Войны, и Алексей, не желая участвовать в братоубийстве, уезжает из страны. Какого чёрта он должен убивать людей ради чужих барышей и идеалов, вызывающих у него отторжение! Но в России остались его родные, не пожелавшие уезжать, и душа молодого человека рвётся на части от боли и понимания, что страну, а вместе с ней и его родных, ждут десятилетия тяжелейших испытаний, и далеко не факт, что они останутся живы. Но что может сделать один человек?! А действительно… что? Ведь даже пытаясь оставаться в стороне, он уже изменил Историю! Что будет, если герой начнёт действовать?!

Глава 5 Не день, а чёрт те что!

Окна и двери распахнуты настежь, но всё равно — жарко, всё равно — лето! По аудитории, жужжа, летает солидный шмель, занимаясь какими-то своими шмелиными делами. Он солиден и основателен, как парижский буржуа, почти столь же наряден, и в отличие от буржуа, не вызывает никакого раздражения.

А за окном — июнь, и ах, какие запахи доносит ветерок в аудиторию! Пряные ароматы цветущих растений, подстригаемой зелени, газолина и парфюма, нагретого солнцем асфальта и внутренней свободы. Париж! Город, восхитительно прекрасный даже летом.

В это время большинство студентов и преподавателей разъезжаются на вакации, но есть и те, для кого учёба и научная деятельность превыше всего. Сорбонна, что тут ещё сказать!

–… если мы углубимся в область экспериментальной психологии, — одухотворённо вещает профессор, — то сможем достоверно установить…

Жужжа, шмель опускается мне на голову и ползает там, ероша волоски. Не сгоняю, пусть его…

Хотя я и не намереваюсь делать психологию своей специальностью, но не мешает несколько систематизировать имеющиеся знания. Полагаю, что в некоторых, очень узких областях этой науки, я могу дать фору всем местным светилам. Другое дело, что такие вещи, как психология бизнеса, которую я учил в другой жизни, хотя и способна помочь мне в делах, то вот в проблемах с головой… увы.

К светилам, будь они даже трижды гениями и отцами-основателями, обращаться опасаюсь. Подозреваю, что с точки зрения канонической психологии, и пожалуй, даже психиатрии, меня сложно назвать полностью здоровым человеком. А эта наука, она нынче такая… карательная.

Краешком коснулся, и этаким холодком повеяло, из подвалов НКВД, Гестапо, Инквизиции и иже с ними. Веет, веет ветром перемен… но как вспомню, что впереди ещё такой передовой способ лечения, как лоботомия, за который получат Нобелевскую премию, так дурно становится.

Вообще, медицинские эксперименты в стиле приснопамятного доктора Менгеле^[15], в настоящее время вполне распространенны, и не вызывают особого осуждения. В психиатрии и отчасти психологии тем более.

Поэтому слушаю со всем вниманием, да и профессор не какой-нибудь ноунейм, а Светило мировой величины! Совсем уже старенький, но психолог первоклассный, а уж лектор…

Так будут учить в европейских и американских университетах двадцать первого века, и так, увы, почти не учат в настоящее время. Лёгкость изложения, обилие проверенных медицинских фактов и стремление создать из психологии точную науку, не занимаясь подтасовкой данных, чем грешат многие исследователи.

–… не возводя эмпиризма в безусловный принцип, и допуская метафизику как изыскание конечных причин, не входящее в область точных наук…

Голос сильный, звучный, несмотря на ветхость носителя. Чуть ссутуленный, Теодюль Рибо, опираясь на кафедру, пытается донести до нас всю красоту психологии как науки, всю её многогранность и возможности.

Несмотря на лето, слушателей больше сотни, и тишина… Впрочем, как и всегда! Он не только выдающийся специалист в своей области, но и преподаватель от Бога, способный донести знания так, что они, кажется, укладываются в голове сами собой. А это дорогого стоит!

В моих волосах жужжит шмель… Слушаю профессора, сидя на первом ряду. Давняя привычка, не люблю ничего пропускать!

В дисциплинах, подобной этой, важны бывают не только слова, но и интонация, мимика. Нет, они не несут иной смысловой нагрузки, но позволяют настроиться на одну волну с лектором, понимать его чуть быстрее и глубже.

— Задержитесь, молодой человек, — негромко окликнул меня Рибо после лекции. Киваю согласно и опускаюсь назад на скамью, пропуская галдящий поток студентов, спешащих вон из аудитории.

Задержались немногие, и профессор терпеливо отвечал каждому, очень ёмко и поразительно развёрнуто за самый короткий промежуток времени. Но вот ушли последние…

— Я заметил, — неторопливо сказал Рибо, собирая бумаги в портфель, — вы понимаете психологию глубже и яснее большинства моих студентов, и уж всяко — лучше любого первокурсника.

Едва заметно склоняю голову и жду, что скажет профессор.

— Алекс… верно? — спрашивает он, — Вы из России, я помню. Не хотели бы вы заняться психологией более плотно?

— Простите, профессор… — начал я, но Рибо выставил ладони вперёд.

— Не отказывайтесь! Я понимаю, что чистая наука не для вас, и признаться, не вижу вас психологом. Но вот где-то в сопряжённых областях, в социологии или скажем, в политике, эти знания лишними не будут.

— Я… подумаю, — выдавливаю из себя. В ответ лёгкая улыбка, в которой переплелись мудрость и что-то мальчишеское. Ему, кажется, просто интересно…

… что из меня вообще получится! Кажется, моя бесстрастная физиономия, могущая поспорить выразительностью с кирпичом, для него как открытая книга, притом подчёркнутая в самых важных местах. Профи, что тут скажешь!

На улице меня обволокло пряное парижское лето, наполненное звуками, запахами и цокающими женскими каблучками. Разом вспомнилось, что во Франции погибло до трети молодых мужчин…

Хищные взгляды у женщин, откровенные, голодные. Парижанки и без того не славятся благочестием, а уж теперь-то и подавно! Было бы желание…

… и не было бы Валери…

Но у меня есть девушка, а Париж славится не только лёгкостью нравов, но и сифилисом! Я не так боюсь бушующей в мире эпидемии гриппа, как этой заразы, а местным хоть бы что… привыкли.

Заскочив домой, оставил в мансарде учебники и тетради, переоделся и поспешил на тренировку, озабоченно поглядывая на часы. Но успел! В последнюю минуту, но переоделся и вместе со всеми начал разминку.

— Смотри, — на бегу говорит мне Даниэль, молодой адвокат, — Старик сегодня выполз, сам разминку проводит! К чему бы это?

Хмыкаю, но не отвечаю. Даниэль болтлив, смешлив и способен превратить тренировку чёрт знает во что. С ним хорошо сидеть в кабачке, гулять в компании по Монмартру и Елисейским полям, но на тренировке я, чёрт подери, предпочитаю тренироваться!

В Академии Шарля Шарлеманя, как пафосно называется спортивный клуб, я на птичьих правах и плачу за тренировки суммы, которые можно назвать символическими. Случайно в общем-то вышло…

А народ здесь интересный собирается — место, можно сказать, культовое! При всей своей неоднозначности, Шарлемань считается ведущим специалистом по савату, хорошим боксёром и очень недурным фехтовальщиком, особенно в прикладном, уличном аспекте этого искусства.

Богатая публика разбавлена именитыми спортсменами и просто интересными людьми. К последней категории, с некоторой натяжкой, отношусь и я. Благо — не как «политик а-ля рюс», а как хороший переводчик, что стало для меня некоторой неожиданностью. Я до сих пор не разобрался даже, а кто меня, собственно, порекомендовал?

Связи людей искусства, к которым я могу относиться и себя безо всякой натяжки, разветвлены, причудливы и запутаны необыкновенно. Я не до конца разобрался в московских хитросплетениях, а тут — Париж!

Несмотря на открытые окна, в зале стоит густой, вязкий запах пота. Запах, присущий любому спортивному залу, помноженный на отсутствие кондиционеров, дезодорантов и привычку мыться не каждый день. В раздевалке иногда аж глаза режет…

— Руки… руки, Алекс! — кричит тренер.

Киваю, но в большинстве случаев продолжаю делать по-своему.

— А-а… московит! — машет рукой тренер, рассерженно дёргая тонкий кошачий ус и отходя в сторону, — Делай как знаешь!

… а я знаю. Не великий мастер, но за моими плечами Школа, точнее даже — Школы.

Отработка связок, потом — спарринг в вольном стиле по правилам французского бокса, работаем на касание.

Напарники меняются, не выдерживая темпа. Я не панчер, но достаточно техничен, быстр, отменно вынослив и умею думать в бою, что редкость в любые времена. Была бы голова покрепче, и хоть в профессионалы иди…

–… вольный спарринг! — слышу голос тренера, — По правилам английского бокса, работаем на касание!

Бокс так бокс… тоже хорошо. Ссутулившись, вжимаю голову в приподнятые плечи и выставляю вперёд левое плечо, прикрывая голову руками и затанцевав на носках.

Конец ознакомительного фрагмента.

Примечания

15

Йо́зеф Ме́нгеле — немецкий учёный-медик — врач, проводивший медицинские опыты на узниках концлагеря Освенцим во время Второй мировой войны. Доктор философии (PhD) по медицине.