Император Сухоруков

Василий Николаевич Кленин, 2021

Выйди из зоны комфорта! – так не раз говорил я своим клиентам. И вот настала расплата: мне предложили выбор без выбора. Пришлось отправиться в иное время, в иные земли. Я пытался выторговать себе положение получше, чтобы прожить комфортную жизнь в чужом теле. Как бы не так! Они обошли условия сделки – и всё стало только хуже. Но я выживу! Выживу назло всем!

Пролог

Когда встречаешься с женщиной, живущей на другой стороне города, это до ужаса неудобно. Потому что ко времени, что ты тратишь на нее, необходимо прибавлять время на дорогу. Либо деньги на такси. Иной раз не знаешь, что хуже. Но, оказывается, не менее тяжко встречаться с женщиной, которая живет буквально на расстоянии вытянутой руки — по другую сторону от распложенной рядом школы.

Потому что:

«Зая, ты где? Я уже собралась!».

Даже опустим это омерзительное «зая». Но как же неудобно то, что ты (в смысле — я) всегда под боком! «Зай, я к тебе заскочу, мне макияж поправить надо!»… «Дорогой, выйди, я в продуктовом! Помоги своей любимой женщине!»… Ну, или вот сейчас. Когда живешь в трехстах метрах от «любимой женщины», опаздывать нельзя. Нельзя отвлечься на книгу или сериал и чуть-чуть задержаться. И написать: «Дорогая, тут такая пробка! Все рванули в центр!» — тоже не получится. Причем, как вы сами догадываетесь, всё это работает строго в одну сторону. Косячу только исключительно я.

«Извини, машина брюки грязью обдала, сейчас переоденусь и бегом к тебе!».

Ненавижу врать. А что делать? Ложь — смазка отношений. Только по ней и катимся.

Натягиваю ничем не испачканные брюки и бросаю прощальный взгляд в зеркало. В зеркале всё неплохо: слегка (совсем слегка! честно!) полнеющий мужчина в самом расцвете сил. Подстригся вчера, побрился сегодня. Парфюмом отдаю в меру. Галстук в тон.

Вздыхаю.

Ну, что не так-то?!

И так, и этак плохо. Женщины далекие и близкие неудобны по-разному, но одинаково неудобны. Ловите, софисты новую логическую задачу… Нет, серьезно, хоть бросай всё и к психологу обращайся.

Проблема только в том, что я сам психолог.

Тук-тук! — Войдите!

«Похоже, что вы, Михаил, слишком обросли скорлупой в своей зоне комфорта. Даже малейший шаг за ее пределы вызывает у вас дискомфорт. Так вы совсем окостенеете. Вам просто необходимо выйти из…»

Понятно. А вы точно дипломированный психолог? Или несколько раз на тренинги походили, да «Не ной» по диагонали прочитали?

«А, может, проблема не в расстояниях, а в женщинах? У вас какие в детстве были отношения с отцом?».

Быстренько выскакиваю и захлопываю дверь «с той стороны». Зигмунд, я тебя узнал!

«Проблема-то легко решается. Женился бы, жена всегда была б рядом. Никуда не надо ехать, никуда нельзя опоздать. А?».

Мама, мамочка, ну ты-то здесь что делаешь? Спасибо, конечно, за добрый совет… Хоть, про внуков не начала!

Я закрываю третью дверь. Замечаю, что она же — дверь входная. Поворачиваю ключ, оставляю свое настоящее в прошлом. Здравствуй, будущее!

Вокруг раскинулась апрельская слякоть. Я шел по двору предельно аккуратно — испачкать брюки на самом деле равнялось бы катастрофе — второй такой же отмазке «любимая женщина» точно не поверит. Да-да, недопсихолог из первой двери, я знаю, что врать плохо, что тайное всегда становится явным, что говорить правду легко и приятно — хватит пичкать меня прописными истинами!

Я окончательно закрыл все «двери», дерзко перебежал через улицу в неположенном месте и решил срезать прямо через школьный двор. Уже не в первый раз я задумался о том, чем же являются эти мои внутренние монологи? Первой ступенькой к диссоциативному расстройству идентичности? Это скажет только специалист во плоти. Я же всегда предпочитал называть это ролевым самоанализом. Ибо диссоциации у меня взяться неоткуда. Жил себе спокойно и беспроблемно от горшка и до возраста Христа, в котором благополучно пребываю поныне.

Склоняясь под волейбольной сеткой, я вызвал такси. Минуя облезлый рукоход, набрал в телефонной книжке «Единственная» и нажал вызов.

— Дорогая! Я уже подошел. Такси будет через семь минут. Одевайся! Я так тебя жду.

Конечно, через семь минут она еще не вышла. Но с другой стороны — и такси не приехало. Так что в итоге все остались довольны. Кроме меня — левая туфля все-таки протекла, и пальцы ноги неплохо так подмерзли. Но в машине полегчало. Было тепло, никакой музыки в салоне. Водитель тоже не пытался «поговорить за жизнь», а «Единственная» уткнулась в телефон и с кем-то увлеченно дискутировала. Мы плавно перемещались сквозь спальный район, пробираясь к элитному коттеджному поселку. Уже пора было начать испытывать трепет. От эксклюзивного приобщения к высшему свету.

— Дорогая, как эта группа называется? Я что-то забыл.

— Да не группа это! Фьюжн-квартет.., — она что-то ловко полистала, нашла и прочитала. — Arvicola vulgaris.

Прямо так и прочитала: иноземными буквами. С выражением. Я слегка непристойно улыбнулся. Потому что знал латынь.

Уверен, никто в нашем городе слыхать не слыхивал о группе (да, группе!) с таким претенциозным названием. Но квартирник в элитном коттеджном поселке, на который еще не так просто попасть — это манит. В этом есть аромат богемы. Конечно, я взял два флаера, когда мне их предложили! А то «любимая женщина» всё более прямо замечает, что я о ней совсем не думаю. Ничего для нее не делаю…

В общем-то, правильно замечает. Надеюсь, хоть сегодня ее порадую. Вон сколько лака на голове, сколько золота по всему телу. Явно рассчитывает с порога всем дать понять, что именно она — здесь главный экспонат. Надеюсь, так оно и будет. Мне только лучше.

Такси мягко припарковалось на гравийке возле витых металлических ворот. Которые, правда, изнутри были перекрыты каким-то убогим пластиком. Всё верно, в России нельзя плебеям за забором смотреть, как можно богато жить. Уж лучше изуродуем красивые ворота, но скроем нашу изысканную жизнь.

— А ты узнал, чей это особнячок?

— Барыги одного, — машинально процитировал я «Джентльменов удачи», но вспомнил, что в общении с «Единственной» надо избегать иносказаний. — Нет, не узнал. Мне неинтересно, если честно.

С легким трепетом я нажал на кнопку вызова. Трижды протренькало нечто мелодичное, после чего примагниченная дверь плавно отошла, как бы приглашая в тайный мир богатых людей. Просто. Молча. Не требовали сказать какие-нибудь кодовые слова или показать флаера в камеру наблюдения. Я потянул калитку на себя и с плохо скрытым облегчением вежливо пропустил свою спутницу вперед.

Внутри, кстати, всё оказалось не так сказочно, как мнилось снаружи. На парковке — асфальт, дорожки покрыты каким-то пористым бордовым материалом. По бокам — низкие голые кусты, явно не стриженные. Хотя, сам дом производил впечатление. Может, не стиля, но уж точно — бабок. Широкое деревянное резное крыльцо явно с претензией на патриотизм и «близость к земле». Дверь массивная, «антимедвежья» с вычурными кованными петлями, ручками и прочей фурнитурой.

Честное слово, я выдохнул перед тем, как взяться за ручку. Дверь на удивление легко пошла, из прихожей потянуло теплом и множественными перемешавшимися ароматами. Теперь уже этикетным трусом нельзя быть, так что я сам смело вошел внутрь. В прихожей никого не было. Нас не встречали. Ни с «чего изволите», ни с «предъявите документы». Этому дому было плевать на нас, гостей, урвавших у жизни два билета в мир высокого общества.

Зато всюду в лютейшем беспорядке были навалены сапоги, ботинки, туфли. Не знаю, почему, но именно от этой, столь близкой, знакомой с постсоветских новогодних тусовок, картины, я вдруг расслабился. В спину еще взволнованно дышала «Единственная», я же улыбнулся и громко крикнул в бесконечные просторы особняка:

— Мир вашему дому, хозяева! Принимайте гостей!

В глубине тут же что-то мягко стукнуло.

— О! Еще гости! — произнес голос совершенно неопределенного пола.

Тут же в коридор высунулась слегка всклокоченная голова.

— Здрассьте! На концерт? — мы энергично закивали. Я почему-то уже был уверен, что никто не попросит показать заветные флаера. — Отлично! Быстрее раздевайтесь, уже скоро начнут!

Голова исчезла, но резко вернулась обратно.

— Что пить будете?

— А что нальют! — я уже совсем расслабился и включил ролевую модель кухонной тусовки.

— Тогда коньяк. А даме?

«Чистый спирт», — сидело у меня на языке, но «любимая женщина» опередила:

— Вина. Красного.

Мы разоблачались, и меня, впервые за день, наполнило ожидание чего-то радостного. Казалось, будто я попал на интеллигентскую тусовку совковых времен где-нибудь на партийной даче. Где только и можно было спокойно послушать битлов, поговорить о Кафке и Маркесе, полистать эмигрантскую прозу. Нет, я сам на таком не был, но отец о подобных «тусовках» рассказывал. Вокруг всё напоминало об этих рассказах: обилие дерева в декоре, нелепое сочетание простоты и шика, манящие отовсюду книжные полки. Мы повернули направо и попали в огромную гостиную, разгороженную на зоны толстыми опорными столбами (деревянными, конечно!) и воздушными этажерками. На них красовались разные диковины и, опять же, книги. В центральной части на многочисленных креслах, табуретах пуфиках, просто на ковре сидели, полулежали и откровенно валялись почти три десятка самых разных людей. В углу что-то подтягивали, подключали, настраивали четверо смурных музыкантов.

Практически волшебным образом в моей руке оказался прохладный коньячный бокал, в котором тихо плескалось. Я втянул аромат: пахло большим количеством звезд. Люди лениво, но приветливо помахивали нам свободными конечностями. Мы в ответ раскланялись, я нашел глазами свободный пятачок и повлек свою спутницу к цели. В особняке царил слабый теплый свет, где-то очень тихо поигрывал лаунж, перебиваемый гулом тихих бесед. Я уже просто тащился от атмосферы. Судя по всему, кругом нас тоже были гости, многие, как и мы, явно впервые здесь — это легко просчитывалось по взглядам, по поведению. Уверен, что я выглядел также, но себя трудно объективно оценить. Наблюдатель всегда должен находиться вне исследуемой системы.

А потом начался концерт…

И это было полное говно! В принципе, можно было догадаться уже по названию группы, но я не терял надежды. Увы… Трое лохмачей терзали 12-тиструнную полуакустику, маленький синтезатор и ситар. Нет, ситар — это показалось мне чрезвычайно интересным, Но оно надежд не оправдало. Дивный индийский прибор для извлечения сказочных звуков просто повторял партии гитары, ничего в аранжировку не привнося. Музыка была на редкость унылой, казалось, они просто подкладывали ноты под слова. В случайном порядке. Зато тексты! Такого количество отсылок на Юнга с его архетипами, на Кастанеду, Пелевина, Гессе, на квадратный метр я еще не слышал! Претенциозность просто зашкаливающая. Солист, закатив глаза, совокуплялся со стильной микрофонной стойкой и вываливал на нас свой навязчивый символизм, надиктованный автору псилоцибиновыми грибами.

Я стоически дождался второй песни, после чего убедился, что подобная муть ждет меня весь оставшийся вечер… И потянулся за спасательной пачкой.

Человек я некурящий, но всегда (всегда!) ношу с собой открытую и уже «начатую» пачку сигарет. Потому что в жизни всегда возникает ситуация, когда ты мечтаешь сбежать. От чего-то или от кого-то. И не существует более уважительного повода, чем «надо покурить». Стоит только тревожно помять в руках пачку, как все вокруг понимающе опускают веки, расступаются, дают проход и подсказывают, где лучше утолить никотиновую зависимость. Со спасательной пачкой в руке я раздвинул «воды Красного моря» и устремился в спасительное куда-нибудь.

Унылые песни достигали моих ушей всюду в гостиной, но здесь, в укромных уголках я, хотя бы мог не поддерживать вежливый интерес на лице к пустой искусственной музыке. Даже больше скажу, будучи ненавязчивым фоном, она уже не так и бесила. Медленными короткими перебежками, от столба к столбу, я перебрался в самый дальний и относительно темный угол почти бескрайнего зала и затаился. Здесь можно и пересидеть чудесный концерт. Особенно, если узнать, где тут наливают коньяк…

Я предусмотрительно укрылся за стеллажом, который, как назло изобиловал книжками. Разумеется, я залип! Сверху было книг по чуть-чуть: там — немного советской классики, тут — трактаты по эзотерике. А вот прямо на уровне глаз яркими красками брызнула мне в глаза широкая батарея одной известной серии с бойкими заглавиями: «Политрук II Траянова легиона», «Инд-батюшка, Ганга-матушка», «I Съезд индейских депутатов», «Личный дизайнер Помпадурши», «Вальхалла Мичиганская», «Корсары Ивана Грозного», «Циммерман и еще одно колено Израилево», «Македонский, гоу хом!» и еще штук пятнадцать, одна кичливее другой.

Попаданцы.

«Фантазия, однако! — хмыкнул я, оглаживая глянцевые корешки. — Это кем же надо быть, чтоб в такой фантазии нуждаться?».

— Интересуетесь? — внезапно раздался голос за моей спиной. Тихий такой, спокойной, но я аж вздрогнул.

— Вот этим? — повернул голову, тыча пальцем в ядовито яркую полку. За мной стоял невысокий мужчина с окладистой бородой. Неуловимого возраста: уже предельно зрелый, но еще не старый.

— Ага, — улыбнулся тот. — Нравится читать про попаданцев?

— Если честно, нет. Разве что с профессиональной точки зрения.

— Это что же за профессия такая?

— Психолог.

Незнакомец сначала округлил глаза, а потом искра осознания мелькнула в них… и он рассмеялся. Да так громко, что сам себе испуганно прикрыл рот, чтобы не шуметь. Но потом всё равно тихонько досмеялся.

— Эк вы!… Жёстко как.

— Довелось мне почитать несколько таких книг. К сожалению, ни в одной не нашел попытки интересного и проработанного моделирования истории. Зато в каждом налицо синдром Золушки: герой весь исстрадался в этом мире, зато в другом ждут его успехи и сбыча мечт. Конечно, наиболее ярко это заметно у авторов-женщин, но и в мужской литературе та же проблема. Только фантазии немного другие. И не нужно быть специалистом моего профиля, чтобы понять, что все эти психологические проблемы сидят в голове у авторов. Которые переносят свое эго на персонажа.

Тут я примолк.

— Наверное, я проявил нетактичность. Вам, кажется, нравятся, такие книги?

— Грешен, — бородач широко улыбнулся. — Вот эти точно нравятся.

Я снова окинул взглядом полку. Только теперь я приметил, что на всех корешках указано «М. Золотов».

— Хороший автор?

— Не могу ответить на ваш вопрос, уважаемый психолог.

— Почему же?

— Книги на этой полке я написал.

«Вот это шикарный психологический этюд», — только и промелькнуло в моей голове. Стыдно не было: я же не эти именно книги хаял, а жанр в целом. Сейчас этот… писатель очевидно думает, что уж он-то особенный, что на его именно книги критика не распространяется.

— Однако, — сказал я вслух совсем другое. — Поставили вы меня в неловкую позицию.

И улыбнулся. Это в любой ситуации помогает.

— Подождите! — вдруг осенило меня. — Вы хозяин дома!

Протянул ему руку и представился:

— Михаил. Приехал по приглашению.

Хозяин, особо не спеша, но и без спеси, ответил крепким рукопожатием.

— Месроп.

— Извините, — слегка замялся я. — Сказать честно, вы не очень похожи на армянина.

— Вот и все знакомые армяне мне так говорят, — без улыбки ответил бородач. — Что поделать, человек, давший мне при рождении это имя, не удосужился потом приобщить меня к великой армянской культуре. Да и внешне я не в него пошел. Так что, при получении паспорта взял я фамилию матери.

Я вспомнил золотые буквы корешков.

— Золотов?

— Именно так.

— К стыду своему, вынужден признаться, что я даже не знал, что в нашем городке имеется столь плодовитый писатель. Издательства-то, я смотрю, центральные.

— А я особо и не афиширую. Городок у нас, действительно, небольшой, на нем тиражи особо не поднимешь.

— И что, — я обвел руками окружающие нас хоромы. — Это всё вы смогли приобрести за свои книги?

— Что вы! — Месроп замахал руками. — Гонораров мне хорошо, если на бензин хватает. Лукавить не буду, тиражи не особо большие. Можно было бы и лучше постараться книги продавать. Но меня устраивает. Впрочем, мне гораздо интереснее вернуться к прежней теме: к той, где вы разносите в пух и прах попаданческую литературу. Может, отойдем?

Хозяин мотнул головой в темный угол гостиной. И, хотя, он весь излучал радушие, прозвучало, как «пойдем, выйдем». Возникшая двойственность смутила меня, но Месроп сделал неотразимый ход:

— Там есть коньяк.

— За тот коньяк, что мне здесь налили, я от вашего попаданчества мокрого места не оставлю!

Оказывается, в темном углу гостиной был еще проход, ведущий в почти изолированный кабинетик. Завывания насильника микрофонной стойки здесь были уже практически не слышны. Месроп сел за массивный письменный стол, а мне указал на маленький кожаный диван. Я плюхнулся с размаху и начал медленно погружаться в сочную мякоть этого мебельного шедевра. Когда погружение закончилось, меня уже ждал коньяк. Правда, теперь никаких специальных бокалов — просто стопарики.

«А так даже лучше!» — решил я и опрокинул дорогущий коньяк в глотку, аки водочку. Подышал носом, разгоняя спиртовые пары, и облегченно оплыл по спинке дивана.

— Уважаемый Месроп, — начал я лекторским тоном. — Мы ведь все знаем, что такое сублимация. Трудно спорить, что всё наше творчество (и не только оно) это сублимация наших глубоких инстинктов. Но сублимировать можно по-разному! Кто-то воспаряет над собой, своим эго, открывает то, что волнует не его одного, а все поколение. Или десятки поколений. А кто-то явно решил сэкономить на визит к психоаналитику и вывалил свои подсознательные боли. Меня никто не любит, никто не понимает, какой я прекрасный. Вот возьму меч и поубиваю всех. И те, кто останется, меня полюбят.

Хозяин дома смущенно хрюкнул.

— А можно поконкретнее?

— Разумеется! — второй коньяк вошел в организм крайне удачно. — Все герои-попаданцы, с которыми я имел честь познакомиться, были весьма неустроены в жизни. Ни карьеры, ни успеха, ни денег. В лучшем случае, середняки. Это не просто статус в обществе, уважаемый Месроп, это матрица поведения. Эти люди запрограммировали себя на такую жизнь. Либо сразу, либо жизнь заставила. Но в чужом мире всё не так: девчонки кружат голову принцам, мальчишки эти головы откручивают. Успех и величие! Прогрессорство и построение империй! Да с какого перепуга? Эти люди ничего не смогли добиться в родном мире! Где им всё просто и понятно! Где есть связи, есть близкие. Где они интуитивно понимают правила игры. А тут чужой мир, где они ничего не понимают! — я хлопнул стопкой по столу. — С кем и как разговаривать, что можно делать, а что нельзя. Иная система ценностей, иная картина мира. И герою это всё никто не объяснит. Надо вырасти в этой среде, чтобы сформировалось правильное супер-эго. Наш человек навсегда останется инородным. Он обречен. Либо он переломит все общество, либо общество переломит его. А мы помним, что эти ребята ничего переламывать не обучены. Они не альфы. Не президенты холдингов, ни генералы армий.

— Логично!

— Это еще что! — продолжал витийствовать я. — Всем этим попаданцам точно будет не до империй и принцев. Их просто убьет стресс!

— Так уж и убьет?

— Вы все не понимаете, что стресс — это не просто грустное настроение. Это реальная физиологическая проблема. Которая может и убить. Ты всю жизнь привык гадить в красивый унитаз, где за тобой услужливо смывают дерьмо, и вдруг попадаешь в настоящий ад! Где нет унитаза и туалетной бумаги, нет банальной электрической лампочки — вся жизнь в полутьме! Люди живут в холоде, мокнут под дождем, едят, что придется. И всюду тотальная грязь, зараза при полном отсутствии медицины! В нашем понимании, конечно. Ежесекундный страх заразиться и умереть. Даже от банальной царапины. О, поверьте, Месроп, такой стресс может убить! И это я только про бытовуху!

Краеугольный вопрос в мировоззрении — отношение к смерти. Всего лет двести назад в сознании людей оно было радикально иным. Люди в массе своей были готовы к смерти. Равно как и готовы убивать. Смерть подкарауливала их за каждой подворотней. Ценность жизни была мизерной. Мы же живем совершенно иначе. Готовность убивать есть совсем у немногих, и она порицается обществом. А уж желание жить у рядового жителя XXI века просто зашкаливает. Он просто не сможет жить в мире убийц и смертников.

— Значит, вы не верите в то, что наши современники способны выжить в прошлом и как-то повлиять на него?

— Дело не в вопросе веры. Я вижу, что попаданческие авторы не пытаются реалистично исследовать этот вопрос. Они только выплескивают на мониторы свои влажные фантазии. Они не желают думать, что современный человек помрет еще на уровне знакомства с местными бактериями. Наш прекрасный, стерильный, живущий на таблетках человек не выдержит первого же приступа диареи. Первой же инфекции. Уже несколько поколений мы игнорируем принципы естественного отбора. А там, в прошлом, они о себе напомнят. И, когда придет пора умирать — первым помрет наш дорогой попаданец.

Хозяин квартиры старательно оглаживал бороду. Это был явный жест волнения, хотя, по лицу и не скажешь — Месроп явно учился контролировать мимику.

— Знаете, Михаил, вы весьма убедительны. Взгляд на картину глазами скептика и психолога довольно интересен. Просто… Просто всё, что вы сказали — это теоретические измышления. Голые игры разума, ничем не подкрепленные.

— Но простите, а какие еще могут быть измышления по такому вопросу? — возмутился я. — Попадание в прошлое — всё это лишь умозрительные эксперименты. Не хотите же вы сказать…

— Хочу, — глухо перебил меня хозяин дома. — Да, я хочу сказать, что могу судить об этом вопросе с практической точки зрения… И хочу сказать это именно вам.

Чертов коньяк испарялся из организма со сверхзвуковой скоростью. Сначала я едва не засмеялся, задавив хихиканье из уважения к хозяину. Но, глядя на его сосредоточенное лицо, веселость уходила из меня медленно, но верно. Куча вопросов заполняла мою голову: один удивительнее другого. Но задал я самый дурацкий.

— А почему именно мне?

— А потому, дорогой Михаил Николаевич, что это вас непосредственно касается.

— Касается? — холодок страха пробежал по моей спине. Я точно не называл ему свое отчество.

— Именно так. Вы расслабьтесь. Выпейте еще коньячку. Хотя, разговор нас ждет непростой.

Я демонстративно отодвинул свою стопку еще дальше.

— Можно и так, — вздохнул Месроп. — Я знаю ваше отчество. И фамилию знаю. И этот странный коллектив я пригласил к себе только для того, чтобы ненавязчиво подсунуть вам флаеры, чтобы, в свою очередь, вы со своей… спутницей пришли сюда.

Бородач замолчал.

— Это так тяжело говорить… В общем… В общем, новость такова, что скоро вы умрете.

Увидев мою бурную реакцию, он предостерегающе протянул руку:

— Нет-нет! Поймите правильно, я вам не угрожаю. Это просто факт. Увы, это факт.

Месроп выдвинул ящик стола, погрузил в него обе руки и вынул на свет божий папку. Знаете, такую старую картонную папку. Серую с черными буквами «Дело №». И матерчатыми шнурками. На папке синим жирным карандашом было аккуратно выведено: «Михаил Солодкий».

— Вы еще не знаете, но вы уже смертельно больны. И вылечиться вам не удастся.

Я громко рассмеялся. Наверное, слишком нервно — но меня можно понять.

— И только у вас, конечно, есть средство, чтобы меня спасти!

— Нету. Я же сказал, что вы не вылечитесь. Нет, Михаил, я не мошенник и не вымогатель. И, поверьте, меньше всего мне хочется убеждать вас в этом прискорбном факте. Но приходится. Вот смотрите.

Он неспешно развязал папку. Достал оттуда фотографию.

— Два года назад вы сделали себе татуировку — жалящую змею. Почему, кстати?

— Яд, который лечит — как символ моей работы.., — промямлил я, глядя на фотку, где была моя татуха со змеей. Именно что моя! А сделал я ее на внутренней стороне плеча, сфотать не так уж и просто.

— Ясно. В тату-салоне, Михаил, вы подхватили вирусный гепатит С. Вам очень не повезло: многие люди живут с ним десятилетиями, но у вас очень скоро развился цирроз. Вы ведь чувствуете, что, помимо обычной утомляемости у вас появились боли в животе, проблемы с пищеварением и, пардон, газы? Таблетками закидываетесь, однако, обследование так и не прошли. К сожалению, ситуация уже необратима. У вас уже начались отеки ног, живота, печень уменьшилась. Еще пара недель — и вас госпитализируют. Врачи будут бороться, но закончится всё печеночной комой и смертью.

Говоря всё это, он полисточно потрошил свою отвратительную совковую папку. Доставал какие-то справки, бланки с нечитаемым врачебным почерком, столбцами цифр анализов, синюшными печатями. Судя по печатям и общему ощущению, это были не копии, а оригиналы документов. Причем, идеальные оригиналы: ни линий сгиба, ни загнутых углов, ни потертостей.

С пылу, с жару, что называется!

Это был бред, полнейший бред! Я не верил ни одному слову, ни одной справке, особенно, когда на них пошли даты из будущего. Поверх всего этого сумасшествия легла запись акта о смерти, датированная августом этого года.

Четыре месяца!

Я честно попытался рассмеяться снова, но уже не получалось. Очень уж несмешная шутка получилась. А потом… А потом из недр папки появилось то, от чего мои пальцы заледенели.

Завещание.

Да, на свое 33-летие я решил выпендриться и составил завещание. Потому что — думал я тогда — никто не хочет думать о своей смерти. А думать надо. Вот и пошел к нотариусам с полушутейным документом, скорректировал, чтобы уже совсем на клоунаду не походило, заверил и положил в сейф. О завещании почти никто не знал. Тем более, никто не читал. Копия лежала в конторе, оригинал у меня. И сейчас передо мной лежал еще один «оригинал». Слово в слово! С теми же переносами, на той же бумаге. С подписями и печатями.

— Не понимаю.., — прошептал я. — Такого ведь просто не может быть…

— Михаил, вам очень сложно. Но я прошу вас собраться. И решить: верите вы мне или нет. Если не верите, то можете спокойно дослушать концерт и пойти домой. Наутро обратитесь к врачу. Но за пару недель до госпитализации это уже не повлияет на ситуацию. Насколько мне известно, ситуация необратима. Может быть, это будет не четыре месяца, а шесть. Но это будут месяцы боли, страданий и осознания того, что впереди — скорая и неизбежная смерть.

— А если поверю?..

— А если поверите — у меня имеется для вас предложение. Скажем так, шанс…

Месроп снова замолчал, собираясь с мыслями.

— Сейчас я вам скажу вещи, еще более удивительные, чем всё предыдущее. Но вы, пожалуйста, не воспринимайте меня каким-то сверхсуществом, божеством. Я человек. И много лет жил самой обычной жизнью. Но однажды обнаружил в себе дар. Странный дар. Я научился находить людей, которым по той или иной причине грозит гибель. И отправлять их в другое место. В прошлое.

Он остановил меня, выставив ладонь, но я и не собирался говорить.

— Не спрашивайте, как это работает! Не знаю. Людей просто чувствую. Интуитивно понимаю правила этой странной игры. И знаю дорогу. Причем, точка выхода — это всегда загадка.

Снова пауза.

— Так вот. Если вы мне поверите, я предлагаю вам пройти этим путем. Уйти в иное время. И попробовать прожить другую жизнь.

— Попробовать?

— Да. Шанс не высок. Вы очень верно подметили многие трудности, с которыми сталкивается наш человек в прошлом. На самом деле, их еще больше. Но человек удивительно склонен к выживанию. Такое вытворяет!

— Много выжило?

— Вы видели мою книжную полку. Это всё — истории… скажем так, победителей.

— Я, признаться, не считал.

— Одиннадцать книг, — слегка укоризненно пояснил хозяин дома.

— А из скольки?

Месроп молча показал мне обложку папки. Напротив печатного «Дело №» ручкой было выведено «0062». Я не подумал о том, что пропорция успеха не такая уж и ужасная. Нет, я думал о двух первых нулях: мой «Вергилий», похоже, собирался «спасти» не меньше тысячи человек.

— Допустим, — выдавил, наконец, я из себя. — И как все это будет происходить?

— Вам нужно только дать согласие. Не нужно ничего подписывать, принимать внутрь или втирать снаружи, куда-то ехать. Так что никакого развода, обмана. Если я вам солгал, разыграл вас — то вы просто потом можете встать с дивана и поехать домой.

— Просто сказать «да»?

Скепсис снова овладел мной. Всё опять стало напоминать какую-то странную игру.

— Просто сказать, — кивнул Месроп. — Можете еще выторговать себе какие-нибудь выгодные условия на старте.

— Это как?

— Да, примерно как в компьютерной игре. У вас есть некое количество очков, которые можно раскидать на силу, ловкость, интеллект и так далее. Но здесь можно попытаться заполучить всё. Хоть, пулемет, хоть, бессмертие — если на это хватит очков.

«Какое интересное интеллектуальное упражнение, — причмокнул я мысленно. — Поиграть?»

— И как это подсчитать?

— Вы говорите, а я отвечу: возможно это или нет. Но сразу скажу, бессмертия не просите — вам это не по карману.

Я задумался. Ужас слегка отступил под напором надежды. «Ну, конечно, это всё шутка! — вопила она в моей голове. — Дурацкая шутка зажравшегося от своего богатства чудака!».

Что же мне нужно?..

— Первым делом, я бы хотел не оправляться в прошлое сам. Хочу вселиться в чужое тело. В тело местного жителя, который уже пожил там и имеет все нужные иммунитеты.

Месроп-проводник задумался и кивнул.

— Это возможно. Причем, учитывая, что вы смертельно больны, это обойдется вам совсем недорого. Иначе, это было бы нечестно. Но такой способ вселения сразу лишает вас возможности взять с собой что-либо материальное: пулемет или справочник «Как сделать порох в домашних условиях». Любую вещь. И, конечно, вы должны понимать, что в теле носителя будет только ваше сознание. Донор исчезнет. А то люди думают, что мозг — это просто биологический жесткий диск: записывай на него сколько хочешь сознаний. Увы нет, личность — это миллиарды исторически сформировавшихся нейронных связей, которые нельзя запараллелить. Кстати, первое время тело будет вас плохо слушаться — пока новое сознание не возьмет управление в свои руки.

Я кивнул.

— Могу ли я выбрать время и место?

— Нет. Сюда правила игры не распространяются. Единственное, что могу сказать на основе имеющегося опыта: это точно будут не последние два века. Но и не далее двух-трех тысячелетий в прошлое. И любое место, где жили люди.

— Тогда хочу, чтобы мое тело было молодым и здоровым!

— Здесь вилка, — ответил Месроп после некоторой паузы. Он будто сверялся с прайсом у себя в голове… или переговаривался с кем-то. — Можно заказать либо здоровье, либо возраст.

Я задумался. Конечно, хотелось выбрать здоровье… Но зачем оно будет нужно 90-летнему деду?

— А можно фифти-фифти? Допустим, пусть у меня хотя бы будут на месте руки-ноги и голова, ну, а возраст — с 15 до 40 лет. Хватает очков?

Проводник задумался надолго.

— Можно, — наконец, ответил он. — Еще идеи есть.

Идея у меня была. И, если что и могло меня спасти в чужом мире, так только она.

— Раз уж я вселяюсь в чужое тело, то давайте извлечем из этого максимум выгоды. Хочу попасть в тело правителя!

И я замер в ожидании. Месроп сначала нахмурился, запустил пятерню в бороду. Но потом складки на лбу разгладились.

— Наверное, это возможно. Уточните формулировку вашего пожелания?

Я почуял себя человеком, заключающим крайне опасный контракт. В котором любая запятая, поставленная не там, может всё погубить.

— Я хочу попасть в тело правителя местного сообщества, — начал я тщательно подбирать слова. Подумал и спешно добавил. — Законного, легитимного правителя!

Хозяин дома покивал.

— Да, это подходит. Вы даже не весь лимит желаний не исчерпали. Хватает на совсем маленькое последнее желание.

— Даже не знаю, что еще добавить, если бессмертие нельзя, — попытался я скрыть за шутеечкой смущение. — Может быть, вы что-нибудь посоветуете?

— Нет универсального совета, — вздохнул Месроп. — Все ситуации такие разные… Разве что… Мой опыт подсказывает мне, что попаданцы чересчур сильно рассчитывают на свои сильные стороны. А иногда на помощь приходят слабости. Которые люди так не ценят, но они являются частью натуры человека. И нередко именно они прекращаются в полезный инструмент или оружие. Кого-то спасает его страх, кому-то помогает его страсть.

Перед моими глазами всплыли шизофренические двери выдуманных психологов.

«Будете моим оружием?» — усмехнулся я. Никто не ответил.

— Ну, пусть будут слабости.

Месроп весь как-то подобрался — как кот перед прыжком на зазевавшегося голубя.

— Значит, вы даете свое согласие?

— Валяйте! — махнул я, ибо недавний ужас совершенно отпустил меня.

«Сейчас я встану, поблагодарю хозяина за увлекательную игру, заберу «Единственную» — и уеду. И больше ни ногой в этот район!».

Увы. В этот же момент на меня упала какая-то ткань, опутав с головы до ног. Свет начал плавно гаснуть, звуки стали приглушенными… А потом я вдруг понял, что сижу не на диване, а на каком-то камне.

В нос ударила вонь копоти, пота, каких-то трав. Я заозирался в полумраке, взгляд натыкался на какие-то оскаленные пасти чудовищ, яркие пятна факелов… Голова закружилась, тело стало каким-то ватным, непослушным — и я кулем рухнул на пол. Тут же я понял, что нахожусь в помещении не один. Ко мне кинулись сразу несколько человек… страшных расписных человек в перьях, каких-то бусах.

Они что-то вразнобой голосили, а у меня в мозгу колотилась мегакапслочная мысль: ЭТО ПРАВДА! ЭТО ВСЁ ПРАВДА! ТВОЮ МАТЬ, ЭТО БЫЛ НЕ РОЗЫГРЫШ!!!…

Ужас сковал мое тело. До меня даже не сразу дошло, что я ни слова не понимаю из того, что голосят эти дикари. Я не понимал ничего!

Страшные люди с выпученными глазами тянули ко мне руки. Лежа на шершавом полу, я попытался защититься, однако правая рука лишь вяло шевельнулась. Бросил на нее взгляд и ужаснулся: рука была совсем маленькая, усохшая, кривая и лишь омерзительно подергивалась, как бы я не пытался ею пошевелить.

Они провели меня!