Тайна пролива «Врата скорби». Том третий

Василий Лягоскин

Победа над Спящим богом завершила цикл приключений полковника Кудрявцева и его товарищей в далеком прошлом Земли. И… открыла новый! Что ждет их в новом мире и что это за мир? Какое задание предстоит теперь выполнить людям, уже отстоявшим право человеческой цивилизации на существование? На эти вопросы, несомненно, ответ найдется. Потом – когда будут отражены первые атаки непримиримых врагов, и рядом, плечом к плечу, встанут новые друзья.

Глава 11. Профессор Романов. Одна из граней Создателя

— Итак, что мы имеем?

Этот вопрос полковник задал только теперь, спустя почти месяц после трагических событий, унесших жизнь сразу полутора десятков горожан. Еще шестеро ждали своей участи; единственного шанса, который им все-таки предоставили на спасение. Точнее, предоставил — полковник Кудрявцев. В этот месяц Александр Николаевич словно забыл о своей приверженности к демократии. Железная дисциплина; строгий режим работы и отдыха; неуклонное следование основному армейскому принципу — это сообщил профессору Толик Никитин — «Не важно, чем занят солдат; главное — чтобы он был занят всегда!».

Как ни странно, это помогло. И жуткие картинки кровавых расправ; и трогательная, и одновременно какая-то ожесточенная церемония похорон; и долгие ночные думы о происшедшем — все как-то размывалось повседневными заботами… Хотя нет — думы оставались; даже после утомительных дней, заполненных работой, к какой бывший профессор Санект-Петербургского университета не привык.

— Лучше бы в разведку, в поиск, — вырвалось у него однажды за обедом.

Он тут же прикусил язык — ведь рядом, за одним столом, сидели кроме Александра Николаевича и Анатолия еще три молодые мамы, недавно выписанные из «роддома». Малыши тоже были здесь; в колясках из той же пластмассы. Изготовил их, конечно же, сам Кудрявцев. Профессор Романов хорошо запомнил слова вождя русов; точнее, одной из трех его ипостасей. Слова колдуньи местного племени амазонок о том, что стены тюремного блока буквально кричат о своей неприступности; о том, что они готовы защищать врученное им имущество (в данном случае — живые тела преступников) всеми возможными, и невозможными способами. А главное — что их слышал, и вполне серьезно воспринял полковник Кудрявцев.

Вручая чете Романовых коляску для двух малышек, он улыбнулся:

— Держите. В этой коляске Тане с Тамарой ничто не грозит.

Профессор поверил, и немного ужаснулся. Его аналитический ум, настроенный на рассмотрение всех возможных и совершенно невероятных вариантов развития событий, вдруг в каком-то из снов представил, как он — папа двух крошечных; самых прелестных во вселенной девочек — тянет руки к коляске, а та не отдает их; требует помыть руки, принести кучу справок, допуск к общению с новорожденными, в общем — кучу всяких бюрократических проволочек, от которых он проснулся в холодном поту.

Сам Кудрявцев, кстати, все дни напролет пропадал в лаборатории; что-то химичил, проектировал. Но сейчас, вопреки всем правилам приличия потянувшись за столом так, что в широких плечах что-то хрустнуло, он неожиданно поддержал профессора:

— А что, Алексей Александрович, пожалуй, я тебя подержу. Хватит отсиживаться. К тому же интересно будет посмотреть, как произойдет встреча вождей.

Командир намекал на тот факт, что «Железный Капут» усилиями Никитина с Дубовым, и, конечно же, самого полковника, получил новый двигатель — вместо старого, чадящего угольным дымом. А еще — солнечные батареи, которые позволяли этому движку работать под солнцем беспрерывно. Учитывая, что ни одного заката в этом мире никто так и не увидел, двигатель был вечным.

— Я думал, что эта «встреча на Эльбе» давно уже произошла, — удивленно вскинул брови Анатолий.

Командир усмехнулся с хитринкой в губах.

— Вы что же, ребята, думаете, что полковник Кудрявцев в лаборатории только игрушками для детей занимался? Нет… Сейчас я определенно могу сказать, что «тридцатьчетверка» до сих пор движется по прямой. Кстати, с остановками — через те самые триста-четыреста километров. Думаю, мы сможем догнать их до побережья. Если выступим завтра утром.

— Как завтра?! — воскликнула Оксана, едва не уронившая одного из близнецов в коляску.

Коля (или Дима) все же оказался на своем месте — мягко и бережно, как обычно, а Кудрявцева с видимой обидой на лице повернулась к мужу: «А мы?!».

— А они? — ответил вопросом на вопрос Александр Николаевич, так же бережно подхватывая на руки Диму (или Колю).

Скандал, который явно собирались учинить своим половинкам воинственные мамаши, так и не разразился. Но только после того, как командир торжественно пообещал — в следующий рейд; в крайнем случае — через один — разведгруппа отправится в полном составе.

— Только вот когда он начнется, этот следующий рейд? — читалось в глазах Кудрявцева.

Алексей Александрович не был бы столь категоричным; больше того — предполагал, что в этом мире, полном неожиданностей, загадывать наперед нельзя. Даже на несколько минут. Пока же экспедиция тронулась в рейд точно по графику — в восемь ноль-ноль третьего ноября первого года. «Варяг» гудел двигателями обиженно — так казалось профессору Романову. Не удивительно — грозного бойца в этом рейде превратили еще и в тягач. Кому в голову пришла удачная мысль позаимствовать опыт путешествий аборигенов — самому Кудрявцеву, или гораздому на выдумки трактористу, профессор не уточнял. Он просто констатировал факт — за боевой машиной на таких же громадных колесах медленно «плыл» по траве еще более громоздкий прицеп.

— Чего там только нет, — неторопливо размышлял профессор, сидевший между товарищами — командиром и Никитиным, рулившим этим автопоездом, — в том числе и страшный груз, от которого, наконец, избавился город.

Действительно, в огромном фургоне, в отдельных отсеках, лежали в бесконечной коме шесть преступников. Ни у кого из горожан не поднялась рука отправить их в степь, на медленную смерть — так предложил поступить с шестеркой вождь русов. И профессор видел; скорее, чувствовал — командир колеблется, ждет какого-нибудь сигнала. И, очевидно, получил его. Потому что все разговоры о судьбе арестованных резко прерывал — первые два дня. А потом они сами прекратились; после такой явной демонстрации.

И вот теперь профессор, и, конечно же, Анатолий, надеялись услышать объяснения. Но командир первым задал свой вопрос. И повторил его:

— Ну, и что мы имеем?

— Да, что мы имеем, товарищ полковник? — переспросил Никитин, явно намекая на то, что командиру есть чем поделиться с товарищами.

— Прежде всего, конечно, тем, зачем мы везем с собой преступников? — добавил про себя Романов.

Но полковник Кудрявцев предложил другой вариант беседы.

— А ведь ты, Алексей Александрович, так и не закончил своей лекции. Сейчас, с новыми данными, что ты мог бы добавить? Почему мы оказались тут? Почему здесь раньше появились аборигены — столь же странные, сколь похожие на нас. Тебе не кажется, что эти племена больше похожи на какую-то карикатуру. Страшный, но все же фарс? И, наконец, почему вместе с нами сюда переместились души давно погибших маньяков? И не «проснется» ли в наше отсутствие еще кто-нибудь?

— Это тебе лучше знать, Александр Николаевич, — чуть улыбнулся Романов, — ты же у нас больше других общался с Виталькой Дубом, и с колдуньей, что живет внутри него. Кстати, насчет самого имени. Думаю, в нем как раз первая разгадка и кроется. Что-то мне подсказывает, что вот так назвать созданное им существо Спящий бог — если это его причуды — просто не мог. Тем более, выдумать всяких так обезьянов, неандерталов…

— Или жидовок-амазонок с «Железным Капутом», — подхватил командир, — Анатолий, в твоих фантастических романах таких племен не встречалось? Сдается мне, что в городе Дубова Виталькой только ты называл… и называешь. Ни в чем не хочешь нам признаться?

«Варяг» чуть притормозил ход, но в сторону не вильнул; побелевшие руки водителя не шелохнулись на руле. Но сам Никитин отчаянно замотал головой:

— Если я даже и подсказал что-то вам, товарищ полковник… ну — там, где вы были «богом»; спящим, или каким другим, — тракторист повернул голову к товарищам, ничуть не боясь попасть в какое-то местное ДТП (ни одного препятствия за полтора часа езды по бескрайнему оранжевому морю травы им не попалось), — то эти шутки были вполне безобидными.

— А какие были не… такими?

Это уже заинтересовался профессор.

— А такие, Алексей Александрович! Подумайте, кто мог призвать сюда чудовищ, которых мы везем с собой в прицепе? Только тот, кто сталкивался с ними прежде; кто, быть может, уже ощутил на собственной шкуре их ярость и колдовство. Много таких людей вы знаете, товарищ профессор?

— Да, уж, наверное, хватает, — протянул в сомнении Алексей Александрович, — да это можно прямо сейчас выяснить. С памятью у нас все в порядке…

Он принялся лихорадочно примерять — с кем контактировали; кто имел такое «счастье» — общаться с чудовищами в человеческом обличье. Примерять прежде всего к себе. Его губы беззвучно шептали, глаза даже закрылись; перед внутренним взором вставали поочередно страшные картинки: торжествующее безумное лицо Виктории — в тот момент, когда она опускала молоток на его череп; еще более яростный взгляд разоблаченной Зинаны Арчелия. Наконец, он — словно со стороны — увидел себя, обнаженным, висящим вниз головой с дерева. А напротив — кровожадный взгляд дикаря с костью в ноздрях. Даже меховую трубку в паху — единственное одеяние каннибала — разглядел в подробностях, а потом, и все остальное.

Наконец, он тряхнул головой, открыл глаза, и с нескрываемым торжеством выпалил:

— Есть такие люди! Да я сам, можно сказать, пострадал от каждого из них. Сталкивался глаза в глаза.

Конец ознакомительного фрагмента.