Четыре дня

Василий Логай

Главврач киевской больницы, Семён Яковлевич Гирш, выходит на пенсию. Его лучший друг, Николай Сергеевич Зорин, прилетает на праздничный банкет из США, где живёт последние 40 лет. Но в ресторан он так и не попадёт. В этой поездке его ждёт ошеломительный сюрприз. Именно в больнице Гирша он случайно встречает свою первую и единственную любовь – Ольгу Владимировну Крылову, связь с которой была потеряна более полувека назад. Все эти годы они безуспешно пытались найти друг друга и вот теперь пути пересеклись. Это был настоящий подарок судьбы. Но влюблённым пришлось заплатить за него самую высокую цену.

Глава вторая

Максим вернулся с чашкой в руках в палату Крыловой. Он поставил чай на тумбочку у кровати и спросил:

— Как вы себя чувствуете, Ольга Владимировна?

— Бывало и лучше… Но могло быть и значительно хуже! — ответила она через силу улыбаясь.

— Шутите? Правильно! Юмор — это хорошо. Ваш внутренний настрой — это ведь тоже лекарство.

— Конечно! При моём диагнозе вообще лучшее лекарство — это внутренний настрой! Ну и немного морфия… — Ольга Владимировна взяла чашку и сделала первый глоток. — Спасибо за чай, Максим. С мёдом и мятой… Прямо как я люблю.

— Это чтоб заснуть было легче. Вам бы нужно поспать. Отдохните.

— В последнее время это трудно. Раньше я читала на ночь. А вот теперь зрение совсем не то. Даже в очках ничего не вижу.

— А давайте, я вам почитаю! — С готовностью предложил Максим.

— Даже не знаю… Как-то не удобно. — Засомневалась Ольга Владимировна.

— Да что вы! За те деньги, которые вы платите за ВИП-палату, вам должны не только читать, но даже и спектакли показывать всем персоналом! Да к тому же спешить мне некуда. Семён Яковлевич меня с дежурства на «Скорой» снял и к вам прикрепил. Так что не стесняйтесь. Что вы любите? У нас тут в больнице есть замечательная библиотека.

— Ну, раз такое дело, то в библиотеку идти не надо. Достаньте из моей сумки книгу. Это единственный экземпляр моих мемуаров. Всегда ношу с собой, хотя ни разу не прочла после того, как её напечатали. Всё из-за проблем со зрением.

Максим достал из сумки книжку. Она явно была изготовлена на скорую руку, в каком-то провинциальном печатном салоне. Страницы были подрезаны не ровно, а их скрепление было сделано так небрежно, что книжка не закрывалась. Но переплёт был сделан вручную и очень тщательно. Из качественной коричневой кожи, с теснением в форме инициалов «О.В.К.».

Увидев вопросительный взгляд Максима, Ольга Владимировна пояснила:

— Переплёт я заказала мастеру много лет назад, когда только решила писать мемуары, но работа затянулась надолго. Последнюю главу я дописала буквально пару недель назад и зная о своём диагнозе я просто не могла ждать, пока книгу напечатают в хорошей типографии. В конце концов, мне было важно успеть подержать в руках готовый экземпляр. Поэтому получилось то, что получилось.

— А буквы на обложке — ваши инициалы… — догадался Максим.

— Конечно. Это ведь мои воспоминания. Их пока никто не читал. Вы будете первым, если, согласитесь.

— С удовольствием! Предлагаю начать прямо сейчас. Устраивайтесь поудобнее и слушайте.

Максим присел в кресло рядом с кроватью, открыл книгу на первой странице и начал читать вслух:

«Родилась я 15-го августа 1939 года в селе Роздол, Николаевской области. Родителей своих совсем не помню. Папу забрали на фронт в первые дни войны, и вскоре убили в бою. А мама погибла в сентябре 41-го под бомбёжкой. Я осталась жить с бабушкой, но почти сразу после войны она тоже умерла. Оставшись круглой сиротой, в 1946 году я попала в детский дом-интернат районного центра Вознесенска. Жизнь в интернате не была сладкой. Несмотря на огромную надпись над входом «Спасибо товарищу Сталину за наше счастливое детство!», счастьем там и не пахло. Кроме постоянной нужды буквально во всём (начиная от одежды и обуви, заканчивая едой и лекарствами), каждый воспитанник вынужден был жить по суровым законам улицы, которые царили в интернате. Потерявшие родителей и озлобленные войной дети строили систему отношений по принципу «Кто сильнее, тот и прав». Администрация даже не пыталась прекратить рукоприкладство и дедовщину. То ли они не считали это серьёзной угрозой детям, то ли настолько были поглощены простой задачей накормить и одеть всех нас, что времени и сил на остальное попросту не оставалось. Очень скоро и я прочувствовала на себе всю прелесть «неуставных отношений». Старшие ребята отнимали у меня хлеб в столовой, заставляли дежурить в классе вместо них, ставили мне подножки и дразнили обидными словами. Как-то одноклассница, застав меня в слезах, сказала: «Не плачь. Ну, дураки они. Что с них взять? Ты не переживай. Скоро им надоест тебя трогать, они найдут себе новую жертву. Так всегда бывает. Потерпи». Слова эти меня ничуть не успокоили, но она оказалась права.

Конец ознакомительного фрагмента.