Ошибочная версия

Василий Лазерко, 2022

В основе этого рассказа лежат реальные события. Во время застолья один подвыпивший «друг» по надуманному поводу избил человека. Начав, устал, и вызвал на помощь «друга». Тот продолжил экзекуцию хозяина. Затем оба ушли из квартиры, оставив пострадавшего практически без сознания, и мужчина умер в больнице. Следователи не спешили как возбуждать дело, так и расследовать его, и тянулось это все больше года. Руководство следствия и «государево око» (прокуратура) не очень-то спешили направить работу следователей в нужное русло. Волокита, волокита …И еще раз волокита. И только решительное вмешательство близких погибшего заставило этих крупных «специалистов» от юриспруденции все же хоть что-то сделать для восстановления справедливости. А что же наш суд, самый гуманный суд в мире? В том-то и вопрос, что гуманный в данном деле он оказался только для фактических убийц. Потерпевшие ничего не смогли поделать даже с помощью высококлассного адвоката. «Плетью обуха не перешибешь».

Глава 2. Встреча «друзей»

В тот злополучный день, а это было в середине осени 2011 года, Иван Жаркевич решил выпить. Ничего сверхъестественного в этом желании не было. Нормальное желание человека, в особенности для такого, который привык выпивать. И не важно, был при этом день на дворе или вечер. В этом плане ему ничего не мешало.

Знал бы он, чем закончится конкретно для него эта пьянка, вообще бросил бы пить. Это уж точно. Но тогда он ничего не подозревал о последствиях такого довольно привычного для него шага.

Правда, выпивать в одиночестве он не привык. Ну, не мог он пить один. И все тут. Нужна была компания «единомышленников». А где ее найти? Сложный вопрос для человека несведущего. Но только не для Ивана. Ответ на этот вопрос прост, как, правда. Естественно, во дворе их многоэтажного дома. А где же еще? Там ведь и кучкуются (собираются вместе, группируются, — от автора) любители дармовщинки.

Вот именно туда, не откладывая все в долгий ящик, быстренько и направился наш герой.

Надо сказать, что при всей своей грузности, а также довольно суровой внешности, Иван был очень даже не конфликтным человеком. По натуре мягкий, покладистый, не жадный и компанейский человек. В народе про таких, как он, говорят, что обидеть его может каждый. И обижали не редко. Без всякого высшего образования, не читавший никогда научные книги, он философски относился к нападкам на него. И зла на людей не держал. Такой вот он был в жизни. Все это и сыграло с ним злую шутку.

Спустившись во двор, Иван сразу же заметил на лавочке у соседнего подъезда своих, как он считал, хороших знакомых. Можно сказать, друзей.

В этой группе скажем так, отдыхающих от дел насущных, которых в общем — то и не было, выделялся Мельникайте Игорек.

Хотя фамилия его была явно не белорусская, в Прибалтике и, в частности, в Литве, он никогда не был. Всю свою сознательную жизнь провел в этом городе. Скорее всего, кто — то из родственников — предков оттуда.

Выделялся этот пустобрех (тот, кто говорит много пустого и несерьёзного; болтун, — от автора) значительным ростом и плотным телосложением по сравнению со многими, а также умением переговорить любого заядлого болтуна. Это про него можно сказать, что язык до Киева доведет. Разлагольствовать, или, как Игорек сам говорил, размышлять вслух, он мог в любое время суток, в любой компании, в любом состоянии — нестояния.

Как раз именно это он и делал в настоящий момент.

А беседу этот любитель поговорить вел со своей боевой подругой Маханьковой Эльвирой.

Почему подругой, это понятно всем сразу.

А вот почему боевой, знали не все. Дело в том, что несколько раз в драках она не только защищала себя, такую хорошую, но и здоровье своего сожителя Мельникайте. Оно и понятно — сожитель ведь. Поэтому и боевая подруга.

Сейчас она не просто слушала Игорька, а просто — таки внимала всему тому, что он говорил. А говорить он умел. Как, впрочем, и пить тоже. При этом ей наверняка казалось, что более развитого и умного на свете, чем ее Игорек, никого больше нет.

Сама же Эльвира никакого интереса не то, что для общества, но и конкретно для Ивана не представляла.

Не работала никогда и нигде. Ни одного дня. Скорее всего, и трудовой книжки у нее не было вовсе. Шлялась вслед за такими «рыцарями», как Игорек. Перебивалась с хлеба на «бормотуху» (дешёвое низкокачественное вино, какое — то плодово — выгодное», например, портвейн «777», который пьяницы называли «Три топора» или «Лесоповал», или «Агдам», окрещеный «Как дам», — от автора). Да и то на «халяву». Так, перекати поле.

Тут же сидел и слушал байки Мельникайте еще один участник последующих событий — Петя Мокрый.

Мокрый — это не кличка, какая-то. Это его настоящая фамилия. Дед его был Мокрый. Отец — Мокрый. Поэтому он также был Мокрый. Вот какое объяснение объяснение.

Хотя все относительно в нашем мире. Практически мало кто знал, что зовут этого парня Петей. Тем не менее все привыкли называть его просто Мокрый. И он не обижался, а откликался, как тот бродячий пес.

Надо сказать, что это был «тихий пьяница». Он даже, если напивался, хотя это было не часто в связи с отсутствием средств, поскольку он, как и все в этой «боевой» компашке, не знал, что такое трудиться, то просто засыпал сидя или сидел и отрешенно смотрел на окружающих.

Он никогда ни с кем не ссорился. Если вдруг его обижали, а такое было и не раз, то он беззлобно реагировал: «А мне фиолетово».

Вообще был безобидный. И безотказный. Именно поэтому в компаниях его часто использовали для похода в магазин за спиртным и закуской. Ну, а потом, как водится, «за ноги», ему наливали. Пете и этого было достаточно. Ведь у самого денег никогда н было. Никто не знал, как он живет, на какие средства. И вообще мало кто знал даже, где он вообще живет.

Такой вот был наш Петя Мокрый.

Хорошая компания собралась в тот вечер во дворе дома Жаркевича.

При этом решался вопрос, что делать дальше, то есть где найти «поддачу на халяву». Именно сегодня эта задачка была трудно разрешимая. Именно сегодня ни у кого из компании вообще не было денег. И на обозримом горизонте не видать было денежных спонсоров. Отсюда и вид у товарищей по борьбе с пьянством и алкоголизмом путем выпивания был не выразительный.

Неожиданно, как манна небесная, к ним свалился Иван.

— Приветик, трудяги!

— Привет, — вяло ответил только Мельникайте, не охотно оторвавшись от своего красноречия и уставившись на подходившего Ивана.

Остальные промолчали. Видимо, появление еще одного желающего выпить на «халяву» не вызвал у них особого интереса. Никто из них даже мысли не мог допустить, что подошедший к ним «друг» при деньгах.

— Чем занимаемся?

Вопрос был риторический. Но нужно же было завязать разговор.

— А то ты не видишь, что мы делаем, — все еще вяло произнес Игорек. — Лучше скажи, чего это ты так сверкаешь, как иллюминация на празднике?

— Да, сеструха моя деньжат и продуктов кое-каких подбросила на прожитье.

Это явно неожиданное и со всех сторон радостное для всей честной компании известие заставило всех встрепенуться. Даже Мокрого. Лица друзей стали принимать благожелательное выражение, глаза заблестели. А как же иначе? Впереди замаячила пьянка. Но все нужно обставить по — порядку. Иначе пойдет не так, как желательно.

— Ну, что ж. Дело хорошее. Что предлагаешь?

— Мокрый! — С чувством собственного величия Иван повернулся к Петру, — метнись — ка у краму (в переводе с белорусского — в магазин, — от автора). Бери на все водяры (водка, разговорное, — от автора).

Он достал из кармана куртки большую часть денег, которые действительно передала ему сердобольная сестра, и передал их Мокрому.

После этого барственно, несколько картинно добавил:

— Сдачи не надо. Да, и закусона не надо. Сеструха подсуетилась.

— Хорошая у тебя сестра, заботливая. Мне бы такую, — мечтательно произнес Мельникайте, потирая руки в предвкушении выпивки. — Ты я смотрю парень толковый, не жмот какой-нибудь. С друзьями делишься. Похвально!

Его слова были как раз подходящими для Ивана. Как бальзам на рану. Он еще больше проникся чувством величия и уважения к самому себе. Как будто угощал компанию за свой счет, а не за деньги сестры.

Тем более, что прекрасно знал, что в переданных ему деньгах есть сумма и из пенсии престарелой матери. Но так получалось, что общался он скорее только с сестрой. Поэтому говорил только про нее.

— Ну, а мы пока ко мне поднимемся. Эльвира порежет что-нибудь для закуси.

Взяв деньги, Мокрый пулей полетел к магазину. У него всегда это хорошо и быстро получалось. Не в первой.

Остальные как бы нехотя, вразвалочку, с беззаботным видом потянулись за Иваном к его квартире.

На кухне совместными усилиями Ивана и Эльвиры закуска была порезана и даже разложена на чистые, вымытые, скорее всего, все той же сестрой, тарелки. Их торжественно внесли в комнату, в которой сразу же проявились ароматы приготовленной еды.

Эльвира еще на кухне облизывалась пересохшие вдруг губы.

А ее дружок Мельникайте, как старший в этой компании, сидя на диване в комнате, потихоньку глотал слюну, внезапно появившуюся и рвущуюся из полу беззубого рта наружу.

Ждать Мокрого им пришлось не долго. Он притащил аж три бутылки водки и две вина. Вино взял потому, что после покупки водки еще осталось какое-то количество денег, которые ему дал Иван. Не пропадать же добру. А красть у своих, он считал зазорным.. Не так был плохо воспитан. Да и побить за это могли сразу и без разбора.

Все чинно расселись вокруг стола в единственной в квартире жилой комнате. Иван присел к Мельникайте на диван, а Маханькова и Мокрый сели на стулья по другую сторону стола.

— Ну, что, начнем? — весело спросил Мельникайте. — Давай ты, — он обратился к Ивану, — на правах хозяина начисляй.

Долго уговаривать того не надо было. Быстренько откупорил бутылку и разлил водку по стаканам. Быстро и молча выпили. Так же быстро и молча закусили.

— Приятственно сидим надо отметить, — радостно провозгласил Игорек.

Остальные только в знак согласия помахали головами. Говорить они не могли, так как рты были набиты едой. Проголодались ребятки и девушка!

— Ну, что, как говорили древние славяне, между первой и второй промежуток не большой, — Мельникайте продолжал руководить посиделкой.

И снова обратился к хозяину квартиры:

— Начисляй.

Иван не заставил себя упрашивать и, опорожнив первую бутылку, раскупорил вторую. Снова разлил водку по стаканам.

Опять молча выпили, закусили. Все шло хорошо, как по маслу.

— Эх, — вздохнул Мельникайте, — куда ни шло, куда не выехало. Давай по третьей и покурим.

Иван уже привычно разлил водку по стаканам. Получалось, что закончили вторую бутылку. Довольно шустро пили ребята. Как говорится: опыт не пропьешь.

Все также молча выпили и закусили.

Пока остальные еще доедали, Мельникайте блаженно откинулся на спинку дивана.

— Нет, что ни говори, а без водки мужику некуда деваться. Да, и бабам тоже, — он подмигнул Эльвире.

Та, как собачка комнатная, согласно кивнула головой. При этом не забывала хватать со стола все, до чего могла дотянуться.

Вот тут бы и насторожиться Ивану. Ведь он прекрасно знал, впрочем, как и все участники этой пирушки, что после такого умиротворенного состояния Игорек быстро становился злым и подозрительным. Тем более водка способствовала перевоплощению этого существа. Такое с ним случалось сплошь и рядом. Тем более, что в этот раз он закусывал меньше всех. Значит, и пьянел быстрее всех.

Знал хозяин квартиры и спонсор всей этой разношерстной компании о таком переменчивом характере друга — собутыльника? Знал. Прекрасно знал. Не в первый раз приходилось наблюдать ему за перевоплощением пьяного Игорька. Но, видимо, водочка одурманила его ум. Он даже не подумал ни о чем плохом. А жаль!

Жаркевич также умиротворенно откинулся на спинку дивана. Выпитая водка уже постепенно начала действовать на его мозги.

Все почти одновременно закурили, опять же, сигареты Ивана. Комната сразу же наполнилась таким приятным для всех присутствующих дымом.

На некоторое время воцарилась тишина. Слышно было даже, как капала вода из крана на кухне, расположенной за стеной.

Зловещей оказалась тишина. Но никто еще не осознавал этого. Все блаженствовали от выпитого, съеденного на голодный желудок и такого приятного сигаретного дыма.

***

Когда облака этого самого дыма окутали комнату, Игорек неожиданно спросил, обращаясь к Ивану:

— Ну, так, что с часами?

Тот ответил не сразу. Вначале затянулся. Выпустил клуб дыма под потолок. И затем уже растянуто — блаженно спросил:

— Какие часы?

— Не понял, — Игорек даже отпрянул от спинки дивана и сел прямо.

Выражение его лица враз изменилось с умиротворенного на суровое. Что — то звериное промелькнуло на этом личике — мордочке.

Злобно уставившись немигающим взглядом на Ивана, Игорек процедил сквозь зубы:

— Как какие часы? Ты дурку-то не включай. Не на фраера напал. Какие часы, — передразнил он гостеприимного хозяина квартиры. — Те, что ты украл у меня несколько недель назад в этой самой квартире. Ты, что забыл? Или хочешь проехать мне по ушам, что как будто не при делах? Так я тебе напоминаю.

Иван опять затянулся дымом сигареты. По всему его виду было видно, что он не понимает, о чем спрашивает его гость. На лице у него оставалась блаженная улыбка.

Остальные двое участников пирушки как-то безучастно, скажем даже, безразлично наблюдали за происходящим. Оно и понятно. Ведь это их непосредственно не касалось. Терки были между хозяином квартиры и Мельникайте. Значит, это их дела. Вмешиваться в такие дела по негласному уговору никто не имел права. Они и не вмешивались. Действовали по старому проверенному годами принципу — моя хата с краю, ничего не знаю.

— Ни — чего не пони — маю, о чем это ты? — по-прежнему растягивая слова, недоуменно спросил Иван.

— Что ты лепишь? В несознанку пошел (отрицать свою вину, причастность к чему — либо, — от автора)? Как увести у друга часики, так это ты можешь. А как отвечать за это, так извини — подвинься. Нет, — голос Игоря становился все более суровым и громким, он уже чуть ли не кричал, — так дела не делаются. Помнишь, как с компанией пили здесь?

Наконец Иван оторвался от спинки дивана и повернулся к «другу».

— Может быть. Мы же часто выпиваем у меня. Что здесь такого? Я не помню, что было вчера. А ты хочешь, чтобы я, спустя несколько недель, вспомнил нашу встречу. Ну, ты даешь! И чего это ты вдруг заговорил об этом сейчас, а не тогда?

Этот вопрос, а еще больше спокойный тон человека, уверенного в своей правоте и не понимающего какие претензии к нему предъявляются, разозлил Мельникайте еще больше.

— Ах ты, гнида! — Даже не сказал, а прошипел «пострадавший». — За забывчивостью прячешься. Не получится. Сейчас поговорим по-другому!

Он резко встал на ноги. При этом чуть не опрокинул стол с едой на своих единоверцев. А затем, ни слова не говоря, с разворота резко и точно ударил кулаком в лицо Ивана. Тот от удара и неожиданности откинулся спиной на заднюю спинку дивана. А руками машинально прикрыл лицо.

— Говори, сука, где часики! Или живым отсюда не выйдешь! — Угрожающе прохрипел Игорек.

— Да, не брал я никаких часов, ни твоих, ни кого-нибудь еще, — даже не проговорил, а скорее простонал сквозь сомкнутые у лица пальцы рук. — Они мне не нужны. Мне сеструха с матерью помогают. Зачем мне твои часы? Ты, что не веришь мне?

— Не верю, — все больше распалялся Мельникайте. — Кроме тебя тогда все были пьяные в стельку и спали вповалку. Ты один не спал, когда я проснулся. Теперь я понимаю, что это ты всех нас специально споил, чтобы поживиться за мой счет. Вот тогда часики мои и тиснул.

— Игорь, поверь мне, не брал я твоих часов, — как-то жалобно продолжал настаивать на своем Жаркевич

А тот, глядя на «друга» сверху вниз продолжал свое:

— Я тогда даже не подумал, что ты на такое способен. К тому же сразу и не увидел пропажу часов. Да, и не до этого мне тогда было. Голова болела с помелья. Плохо соображала. Но я хорошо помню, что бодрствовал тогда только ты один.

— Да, чем хочешь, поклянусь, что не брал я твоих часов.

Для продолжения разговора Иван открыл лицо, опусти руки вниз.

— Так я тебе гнида и поверил.

Жаркевич собирался что-то сказать, но не успел. Игорь наклонился к нему и снова с размаху ударил кулаком в лицо. Потом еще раз. Еще…

Сколько раз он ударил, никто не считал. Не до этого было. Да и не было фактически кому считать их.

Жаркевич не уклонялся от ударов. Просто сидел, откинувшись на спинку дивана, и прикрывал лицо руками. Потом правой рукой провел под разбитым носом, вытирая выступившую кровь.

А его истязатель уже вошел в раж. Выпрямившись, он руками оперся о стол и внезапно ударил Ивана пяткой левой ноги в живот.

Тот от удара, сидя на диване, согнулся вперед.

— Что ты, падла, делаешь? — Простонала жертва, — Не брал я твоих часов. Не видел, кто это сделал. Я вообще никогда у тебя часов не видел.

— Ах, не брал, значит? Тогда получай еще!

С этими словами он без размаха, но резко изо всей силы ударил этой же ногой выпрямляющегося Жаркевича. Только теперь попал ему в грудь.

Сидящая напротив через стол парочка молча наблюдала за разыгрывающимся прямо перед ними спектаклем.

Если Мокрый безучастно смотрел на своих друзей, поскольку привык к таким «разборкам», то на лице дамы при каждом ударе, который наносил Мельникайте, скажем так, ее гражданский, далеко не первый, и скорее всего не последний муж, появлялось подобие улыбки. Со стороны могло показаться, что ей даже нравилось это представление. Тем более, что избивали не Мельникайте. Это он молотил по Ивану, как по груше боксерской. Она словно аплодировала победителю. Создавалось впечатление, что она гордилась им. Ей было глубоко наплевать на то, что Игорек избивал беззащитного и не оказывавшего никакого сопротивления хозяина квартиры, человека, который пригласил их всех, и ее в том числе, в свой дом, угощает их и спиртным, и едой и даже сигаретами. Она про это просто не задумывалась. По всему ее виду и поведению было заметно, что Эльвира восхищалась возлюбленным. Вот он, какой герой!

— Ну, что вспомнил? — с угрозой в голосе спросил Игорь.

По всему его виду было видно, что он гордился собой. Тем более все происходило на глазах Эльвиры. Будет потом что вспомнить. Но он устал. Это стало заметно по прерывистому дыханию.

Видимо, постоянные пьянки, недоедание, нервозы подорвали его силы. Да, и не молоденький он уже. К слову сказать, физическими тренировками он свой проспиртованный организм не особенно утруждал.

Постояв еще некоторое время, Мельникайте присел на диван рядом с корчащимся от боли Иваном. Тот молчал. Только постанывал тихонько, очень даже жалобно.

На глаза Игорьку попалась последняя бутылка водки.

— Начисляй, — скомандовал он, обращаясь к Мокрому.

Тот не стал дожидаться, пока ему повторят, что нужно делать. Тем более, что он решил, что все страшное уже позади. Ведь Мельникайте больше не избивал хозяина квартиры. Быстренько разлил всю оставшуюся водку по четырем стаканам.

Выпили молча. Так же молча стали закусывать.

Иван по-прежнему сидел, скорчившись на диване и постанывал. При этом он даже не притронулся к своему стакану.

Заметив это, Мельникайте спросил с вызовом в голосе:

— Брезгуешь выпить с нами? Падла! (подлец, мерзавец, негодяй, жаргонное — от автора). Тогда дели его порцию на всех.

Последняя фраза относилась уже к Мокрому.

И опять тот поспешил выполнить приказ. А как же? Тем более, что Иван фактически не возражал.

Выпили. Стали закусывать, чем сестра Ивана снабдила брата, явно не рассчитывая о такой вот компании.

Кстати, закуска быстро кончалась, как и спиртное.

— Значит, говоришь, что не брал часики? — На удивление тихим, спокойным голосом спросил экзекутор.

— Да, сколько тебе раз повторять, что не брал я никаких часов, — простонал Иван.

— Ну, что ж. Сам напросился на неприятности. И они сейчас у тебя будут.

Игорь говорил это так, как будто перед этим у Ивана от него не было никаких неприятностей, и все было хорошо. Не было никакого избиения, угроз.

Неожиданно Игорек резко наотмашь ударил локтем в лицо Ивана. Удар пришелся в лоб. От этого тот снова откинулся на спинку дивана. Но, видимо, удар был настолько сильным и неожиданным, что голова Ивана так откинулась назад, что он затылком ударился о стену. Обхватив голову руками, хозяин квартиры, как бы защищаясь, снова застонал в голос:

Конец ознакомительного фрагмента.