Тайна пролива «Врата скорби». Том второй

Василий Иванович Лягоскин

Это второй том исправленной и дополненной версии научно-фантастического повествования «Дома мы не нужны». История невероятных приключений подполковника Кудрявцева и его друзей в далеком прошлом – от первых мгновений их появления в мире неандертальцев и доисторических хищников до того дня, когда люди, победившие в борьбе за существование, смогли бросить вызов таинственному Спящему богу. За семьдесят тысяч лет до наших дней самым главным в их жизни оказались честь, мужество, дружба, любовь…

Глава 37. Профессор Романов. Дела текущие

Мина — так звали роженицу — родила крепкого здорового малыша ровно в двадцать ноль-ноль по местному времени. А точнее — по часам доктора Брауна, который и зафиксировал это событие. Имя свое она сообщила сама, при помощи пары ожерелий, которые не успели сдать сам Браун и Таня-Тамара.

Старый вождь или забыл, или не рискнул вызывать гнев Великого охотника, отвлекая от тяжких трудов скрывшихся в фургоне медиков. А труды действительно были тяжкими.

— Девять килограммов восемьсот пятьдесят граммов, — с гордостью, словно это его собственный ребенок, возвестил англичанин, присаживаясь с усталым видом на крылечко.

— А как молодая мама? — командир, конечно, не ходил в волнении вокруг фургона, но каким-то образом узнал, что именно сейчас нужно подойти сюда.

Алексей Александрович последовал за ним. Оксана, естественно, тоже. В общем, к восьми вечера вокруг фургона собралась внушительная толпа, отдельно от которой держалась неандерталка, оставленная вождем.

— Ее хоть покормили? — спросил командир.

— Не ест, — сокрушенно вздохнула Егорова.

Она точно так же вздыхала в тот день, когда в лагере появились худущие итальянки. Этой дикарке было далеко до моделей, в смысле угрозы анорексии, но ведь она еще была и кормящей матерью, который как раз сейчас присосался к ее груди. Ребенок запищал, явно недовольный — или шум голосов разбудил его, или молока не хватило. И профессор совсем не удивился, когда полковник велел принести полноценный ужин, и остатков с обеда прихватить.

Совсем скоро неандерталка, испуганно выслушавшая приказ командира (с помощью волшебных ожерелий, конечно), шустро работала ложкой, забыв и про запрет на чужую еду, и на металлы. Ей и изумленные взгляды людей не мешали.

— Во, дает, — восхитился вслух Анатолий, — словно с ложкой в руке родилась. А завтра вилку с ножом попросит.

Профессор нетерпеливо ходил кругами вокруг ужинавшей «красавицы». Последняя смела все, что ей принесли, потом еще раз покормила младенца, который на этот раз довольно чмокал. Наконец Алексей Александрович дрожащими от нетерпения руками (за ним с каким-то, ничем необоснованным, подозрением следила Таня-Тамара, вышедшая наконец из фургона) надел на шею дикарки ожерелье, врученное ему Кудрявцевым. Второе уже украшала его самого.

И тут он задумался; о чем может беседовать профессор Санкт-Петербургского университета с этой дикой самкой, которой к тому же всю жизнь вдалбливали в голову какие-то противоестественные запреты?

— Ну, — решил он, — начнем со знакомства. Как тебя зовут, женщина?

— Рина, — со страхом ответила дикарка.

— Зеленая? — неожиданно для себя вспомнил одну из любимых актрис профессор.

Ничего общего с этой неандерталкой актриса конечно же не имела, но… вырвавшегося слова не вернешь, а дикарка ответила:

— Нет, мы не Зеленые. Племя зеленых живет в руке переходов в сторону восхода солнца от Священной пещеры.

— Эге, — подумал Алексей Александрович, — не такие уж вы забитые, как хотели казаться, и как… думает о вас ваш старый вождь.

Увы, аванс был слишком щедрый. На все остальные вопросы Рина только пожимала плечами. Сколько племен было всего? Как они взаимодействовали? Какие враги мешали их существованию? Дикарка определенно понимала вопросы, пыталась ответить, но словарный запас был чудовищно мал, а главным числом при счете была рука — те самые пять пальцев, о которых когда-то говорил прозорливый тракторист.

Более подробно она рассказала о своей миссии:

— Когда Мина, — женщина показала свободной рукой на фургон, — умрет, я буду кормить сына вождя, и буду называться его второй материю. А мой Гун (она сильнее прижала к себе ребенка) станет ему братом.

— С чего ты взяла, что она умрет? — удивился профессор; удивился скорее уверенности неандерталки, сообщившей о предполагаемой смерти соплеменницы как о неоспоримом факте.

— Так всегда было и будет, — равнодушно сообщила Рина, — сейчас придет Денат и священным ножом достанет ребенка; а тело Мины сожгут на костре.

Ей, конечно, никто не перевел слова доктора Брауна; Алексей Александрович на всякий случай уточнил у британца:

— А что, Энтони, молодая мама жива?

— Живее всех живых! («Почти как Ленин», — машинально усмехнулся профессор) Живот ей, конечно, распахали прилично — пришлось делать кесарево сечение. А как иначе — такой богатырь родился! Ну, ничего — через пару недель выпишем домой.

— Которого у нее еще нет, — пробормотал Романов.

И тут пронзительным басом возвестил о своем появлении на свет, а также об изменении статусов и имен «высших» неандертальцев, сам герой сегодняшнего вечера. В двери фургона опять показалась усталая Таня-Тамара; она улыбнулась мужу и тут же грозно нахмурила брови, когда мимо нее попыталась прошмыгнуть Рина.

— Куда в грязной одежде? Не пущу!

Ожерелье до сих пор висело на шее неандерталки и она повернула лицо, заполненное отчаянием, к профессору. Тот уже начал лихорадочно подбирать слова для юной дикарки, но, как оказалось, их уже успел подобрать командир. Кудрявцев отобрал у Алексея Александровича второе ожерелье и, взяв за руку Рину, подвел ее к Зине Егоровой.

Профессору оставалось только наблюдать, как меняется выражение лица Рины — ужас и резкое отрицание сменили покорность и повиновение. Ее рука тем временем переместилась в ладонь поварихи и полковник повернулся к своему заму по продовольственной части:

— Вот, Зинаида, теперь ты для нее царь, бог и воинский начальник. Что скажешь, то она и сделает. Точнее покажешь; эти украшения, — командир стянул с шеи Рины переводчик, — нам сейчас понадобятся в другом месте.

— И что мне с ней делать? — успела задать вопрос Егорова.

— Как что? — непритворно удивился Александр Николаевич, — что медики посоветовали, то и делай. Искупать и саму, и ребенка; выдать новое обмундирование… Тьфу, ты! Одежду новую им выдай.

— Точно, — обрадовалась Зинаида, — у нас ведь и ванночка где-то детская есть…

Эти слова она выкрикнула уже в спины командиру, и всех, кто поспешил за ним. Профессор с Оксаной Кудрявцевой в их числе, естественно. Алексей Александрович успел задать вопрос на ходу:

— А зачем нам теперь эта Рина? Мать-то ведь жива.

— Ну, — притормозил полковник, передавая ему второе ожерелье, — слышал ведь, какой богатырь народился. Может, ему одной груди недостаточно будет.

Эти слова услышал старый вождь. Это именно он рвался на закрытую для него и остальных дикарей территорию. И не появись вовремя командир, пришлось бы ему, наверное, узнать, как надежно защищают звериные шкуры от пуль калибра семь-шестьдесят два.

— Какая вторая грудь? — зарычал он, не дотрагиваясь, однако, до запретного металла автомата Калашникова.

— Поздравляю с рождением праправнука, — протянул ему руку в приветствии Кудрявцев.

Старый вождь жеста не понял и не принял. Он отступил от Великого охотника и отрезал, явно давая понять, что никакого отказа не приемлет:

— Выдайте нам тело. К утру пепел первой матери Де должен быть развеян по ветру, иначе…

— Иначе что? — рядом с командиром встал Романов.

— Иначе гнев Спящего бога будет страшен.

— Так мы же и так ждем его, — улыбнулся профессор, — а послать ему сюда больше некого — палач ведь мертв…

В последнем Алексей Александрович не был уверен на все сто — кого там еще могло припасти на такой случай существо, называвшее себя Спящим богом? Но старого неандертальца такой факт сразил; еще больше его поразили жесткие слова Кудрявцева:

— Никто не позволит вам сжигать живую женщину. Мать ребенка жива, и через две недели… через три руки ночей вы получите ее. Вместе с ребенком.

— Отдайте мне моего сына, — буквально зарычал Де (или, точнее, уже Ден).

Но это рычание утонуло в гораздо более грозных и громких звуках — к ним подъезжал трактор с прицепом. Вид этой такой мирной по своему предназначению техники заставил все племя, собравшееся за спинами своих вождей, рухнуть на землю. Сами вожди еще держались, однако и они готовы были повернуться и бежать от страшного чудовища, плюющегося темными клубами вонючего дыма. О родившемся недавно Де они, скорее всего, забыли.

А трактор исторг в выхлопную трубу последний клок дыма и умолк. В открывшуюся дверцу выпрыгнул майор Цзы, а из остановившейся позади прицепа «Витары» подошел Холодов. Он сначала доложил командиру: «Все выполнил, товарищ полковник!», — дождался одобрительного кивка, и только потом повернулся к неандертальцам:

— А это что за чучелы?

«Чучелы» уже немного пришли в себя и готовы были продолжать предъявлять требования, но полковнику Кудрявцеву (профессор это прекрасно видел) было не до них. Официальным до сводящей скулы оскомины голосом он произнес:

— Завтра ровно в полдень… Когда солнце достигнет самой высокой точки в небе (это он так обозвал полдень) мы продолжим разговор. О нашей битве с богом, о том, где вы будете жить и… о ребенке. А пока у меня есть другие дела.

Наступила пауза, прервал которую старый вождь, поднявший руку и ткнувший пальцем в грудь командиру. Романов ждал новой порции обвинений и требований, но командир понял этот жест по-своему. Он снял с шеи ожерелье и подвесил его на руку вождю за кожаный ремешок — совсем так, как его днем носил неандерталец-коротышка. Профессор, поколебавшись, повторил эту процедуру. Теперь люди и неандертальцы не могли понять друг друга.

— А может, — подумал Алексей Александрович с некоторым сожалением (он уже считал это ожерелье своим), — это был ответный жест командира, — мол, заберите свои цацки и не мешайте занятым людям?

«Высшие» неандертальцы скорее всего так и поняли. Неторопливо развернувшись, они зашагали туда, где уже горел костер, и кто-то копошился рядом — наверное готовил ужин. А небольшая толпа людей, собравшаяся вокруг Кудрявцева и Романова, так же дружно направилась к лаборатории. Следом медленно колесили трактор и «Витара».

Совсем скоро перед зрителями «нарисовали» очень предметную карту анклавов миоценового леса. На ровной площадке рядом с «цехами» лаборатории (идеально ровной, ведь она была создана путем заливки волшебной пластмассой) правильным квадратом разместились двадцать четыре предмета.

— Вот в правом нижнем углу, — узнавал Романов, — между куском шкуры от африканской хижины и каким-то камнем… ага — это обломок Пизанской башни, — между ними приличный блин древесного спила — это его сегодня отпилил Дубов от русской бани…

Его взгляд побежал по частицам артефактов, чуть задержался на горке листьев, коры и каких-то веток в левом верхнем углу. Перед глазами зримо встала картина расправы дикарями с Марио, Холодовым и им самим. Он даже помотал головой, отгоняя видение, которое, наверное, не забудет никогда.

— Молодцы, — похвалил еще раз полковник Кудрявцев, — а теперь вам будет задание (это он обращался к профессору Арчелия и его бессменным помощникам — Благолепову и Ежикову), — надо это «богатство» растереть в порошок и изготовить образцы блоков. Нужно объяснять какие?

Георгий Арчелия даже немного обиделся:

— Изготовим, как полагается — с научным подходом, с бирочками на каждом образце. Завтра часов в одиннадцать можете подходить. Все будет готово.

— Я буду раньше, — пообещал командир…

Утром профессора ждало новое потрясение. За завтраком они с Таней-Тамарой подсели за стол к незнакомке в простеньком ситцевом платьице. Алексей Александрович машинально пожелал доброго утра и приятного аппетита, и только потом вгляделся в лицо соседки. Это была неандерталка. Но какая! Рину сейчас никак нельзя было назвать дикаркой — по крайней мере, внешне. С отмытым лицом, умело нанесенным… этим, как его… макияжем; с аккуратной прической — она на улице какого-нибудь городка среднерусской долины не обратила бы на себя особого внимания, разве что свежестью щек и задорной улыбкой. Как быстро она освоилась в чужой для себя среде!

— Ей, наверное, и зеркало поднесли на себя полюбоваться, — подумал невольно Романов, кивая Маше (или Гале — никак не мог запомнить профессор юных арабок в лицо) и принимая от нее тарелку с завтраком, — а где же…

— А ребенок сейчас там, — опередила его с ответом вопрос Зина Егорова, — в фургоне, спит рядом со своим молочным братом.

— Значит?..

— Ничего не значит, и ничего не знаю, — опять угадала его вопрос Зинаида, — все вопросы к докторам. А у меня своя задача — как можно больше русских слов вдолбить в эту голову за две недели, — она приподнялась и погладила по каштановым волосам неандерталки, — сделать из нее идеологического и психологического диверсанта.

Последние слова шеф-повар этого заведения общепита произнесла по слогам — явно цитировала кого-то. Профессор не стал даже спрашивать, кто дал такое поручение Егоровой; полковник Кудрявцев, конечно же. А где же он сам, кстати?

Зинаида Сергеевна проявляла сегодня чудеса проницательности:

— А Александр Николаевич с утра пораньше в лаборатории. Позавтракал вместе со своей Оксаной и убежал. Куда? — осадила она возгласом дернувшегося было из-за стола Романова, — а компот? Из сухофруктов — вкуснющий, будто из свежих вишен с абрикосами. А потом еще меня поучишь.

— Чему? — не сразу сообразил Алексей Александрович; в кулинарии он вроде бы не разбирался.

— Ну как же, — всплеснула руками повариха; она теперь стояла рядом с Риной, — а как ее учить русскому, с чего начинать?

— Ага, — мрачно подумал профессор, — в университете студентов этому пять лет учат, и не у всех получается, а тут… Не отстанет ведь.

В общем, в лабораторию Алексей Александрович ушел только через два часа, проведя и лекции, и практические занятия, пообещав к тому же назавтра продолжить обучение. Впрочем, по ходу занятий он вполне успокоился, даже загорелся от такой возможности вспомнить и применить в деле свои навыки. К тому же он и сам учился — языку неандертальцев, небезосновательно полагая, что это может понадобиться.

— А может, и нет! — вспомнил свои недавние размышления профессор Романов, пробуя закрепить на руках ремешок механизма, сходного с обычными наручными часами.

Вот этим самым ремешком и сходным. Вместо корпуса с циферблатом на ремешке был закреплен большой янтарный кругляш, изготовленный из пластмассы.

— Да не ищи ты язычка и дырочек, — рассмеялся командир, — застегивается на липучки.

Действительно — концы ремешков чуть царапались, а соединенные несильным нажатием, уже не соскакивали с запястья.

— И что это? — вообще-то Алексей Александрович уже догадался; вопрос был в другом — как Кудрявцеву удалось сотворить очередное чудо?

— Это аналог вчерашнего ожерелья, — подтвердил его догадку полковник, — видел я, как тебе не хотелось отдавать «игрушку» Денату.

— Так я и поверил, — подумал, улыбаясь, профессор, — ты, Александр Николаевич, конечно любишь делать подарки. Но этот переговорник делал явно с далеко идущими практическими целями. Ради меня ты вряд ли бы поднялся так рано, от молодой-то жены.

Впрочем, Оксана Кудрявцева тоже была здесь. У разведгруппы сегодня был вынужденный выходной, и практически вся она была здесь — в самом интересном в лагере месте. Конечно, люди не бездельничали. Вон — та же Оксана прикрепляла какие-то бирочки на маленькие кубики разных цветов, которые раскладывала на большом столе Бэйла; Анатолий с Марио помогали двум Сергеям, насчет которых у Романова возникло вдруг сумасшедшее подозрение — не один ли из них выдавил надпись на священном молоте неандертальцев? Не взять ли (на всякий случай) образцы почерка у этих парней, а может еще у кого — по примеру того, как брали совсем недавно анализы крови? Его умственные изыскания были грубо прерваны — командир ловко расстегнул ремешок переговорника и закрепил его на собственном запястье.

— Ты чего, Александр Николаевич, — обиделся профессор, — не можешь себе еще один сделать?

— Могу, — с совершенно непроницаемым лицом ответил Кудрявцев, — и сделаю. Но на сегодняшних переговорах он будет только у меня.

— Но почему? — обиды в голосе Романова не убавилось, — разве я раньше, с итальянцами, да колумбийцами…

— Отлично справился, — поспешил успокоить товарища командир, — но сегодня будут дикари; и дикари необычные. Они фальшь нутром почуют. А мне очень интересно будет услышать, о чем они будут говорить, уверенные, что мы их не понимаем. Предчувствие, понимаешь ли…

С предчувствием командира профессор спорить не стал.

Между тем, Георгий Арчелия, как и обещел, был готов представить новые образцы пластмассы к испытаниям. Он заметно волновался; в основном потому, что никак не мог сам оценить результаты собственного труда. Лишь непонятная пока профессору, да и всем остальным (самому полковнику Кудрявцеву в том числе) способность командира физически воздействовать на неразрушимый материал могла показать сейчас, насколько продуктивно поработала эти два дня команда абхазца.

Полковник в сопровождении Алексея Александровича подошел к длинному столу, изготовленному, кстати, из той же самой пластмассы. На столешнице правильными рядами выстроились серые пористые кубики — совершенно такие же, какими играют дети. По размерам такими же; единственным украшением им служили те самые бирочки — от первого до двадцать пятого номера.

— Почему их двадцать пять, — задал резонный вопрос Романов, и тут же, спохватившись, сам ответил на него — один контрольный, без добавок.

— Точно, — улыбнулся Георгий, — контрольный. Только он как раз с добавками — сразу со всеми. А какой — не скажу, пусть Александр Николаевич сам определит.

— Нашли фокусника, — проворчал полковник, приступая к испытанию.

Первый ряд кубиков он раздавил пальцами совершенно свободно; по крайней мере лицо его с закрытыми глазами ни разу не показало, что он ощутил какую-то разницу. А разница была!

— Седьмой самый крепкий, — наконец озвучил свои ощущения Кудрявцев, — ну и… Двадцать первый — лишь чуть-чуть послабее показался.

— Ничего не показался, — довольно улыбнулся абхазец, — седьмой и был тем самым контрольным, а двадцать первый… (он сверился с каким-то списком), в двадцать первом опилки от вашей бани.

Полковник потянулся за кубиками во втором ряду. Показалось профессору Романову или нет, но здесь дела пошли не так просто и быстро. И паузы были подлиннее и пальцы командира побелели заметнее… А когда этот этап эксперимента закончился, глаза командира открылись не сразу; а когда открылись, сразу нашли Арчелия:

— Это ты образцы проверяешь или меня? — с видимым возмущением провозгласил он, — теперь самый крепкий девятнадцатый, за ним третий.

— Вай, молодец, — может, нарочитым кавказским акцентом Георгий хотел скрыть смущение; а может, он действительно так сильно обрадовался? — опять в точку: девятнадцатый контрольный, а третий русский. А еще что заметил, дорогой?

Командир строго посмотрел на него.

— Извините, товарищ командир, — акцент у Арчелия сразу пропал, — я это для чистоты эксперимента. Даже сам не заглядывал, какой номер где. Дальше, уж извините, тоже номера будут меняться. Так как насчет изменений?

— А про то, что в эти кубики добавок насыпали больше, тоже забыл сказать? Или тоже для чистоты? (командир усмехнулся, увидев как абхазец понурил голову — не очень низко, кстати), — во сколько раз больше — в два?

— Точно! — тут же вздернул кверху голову Георгий, — а в следующем ряду…

— Ладно уж, — остановил его полковник, — чистота, так чистота.

В пятом ряду один из кубиков не поддался, как не пытался Кудрявцев стереть его в порошок двумя руками; однако под ударом кувалды, направляемой все теми же руками, развалился на куски. В седьмом ряду еще один — тоже контрольный, как догадался профессор по довольному лицу руководителя эксперимента — не поддался уже никаким усилиям. До десятого ряда решили не продолжать, сэкономили время.

А вердикт профессор Арчелия огласил тут же:

— В общем, друзья, мы теперь знаем, как сделать наш будущий город несокрушимым. Вопрос — нужно ли нам опять собирать эти «легирующие добавки», или обойдемся чисто русским вариантом?

— Ага, — конечно первым выразил свое мнение Толик Никитин, — придет какой-нибудь киргиз — такой же, как наш товарищ полковник… Ну, не совсем такой, конечно — таких больше нет и быть не может (это находчивый тракторист мгновенно отреагировал на общий гул недовольства); шепнет что-нибудь по-своему, по-киргизски, дунет-плюнет и все — нет больше нашей хаты.

Такую возможность представили наверное все, потому возражать Анатолию никто не решился. А вот профессор Романов как раз такую, или подобную возможность совсем недавно рассматривал, поэтому первым нарушил молчание:

— Если кто-то и сможет разрушить это, — Алексей Александрович показал пальцем на немногие оставшиеся целыми кубики, — скорее всего он тоже будет говорить на русском языке…

— Ну да, — прервал его язвительно Никитин, — фразами типа про денатурат.

— Или про Толика, — вернул ему усмешку профессор.

— Хорошо, — прервал перепалку полковник Кудрявцев, — начинаем делать блоки с полным комплектом добавок, с максимально возможной концентрацией. Это для цитадели — центрального здания. А для заборов можно и обычной пластмассой обойтись. С них и начнем строительство.

— А я думал, с цитадели, — озадаченно протянул комендант, — разве это не самое важное?

— Правильно, — согласился командир, — но ведь тебе еще фундамент надо выкопать. Какой там объем грунта?

— Если брать с запасом — почти тысяча кубов на каждый метр вглубь. Так у нас же экскаватор есть!

— Вот пусть и снимет верхний слой — до песка. А там вручную, по десять литров — или сколько там нужно на один блок? И блоки сразу в дело. Огораживайся, Валерий Николаевич от врагов, а заодно… от «друзей» незваных.

— Это же какой объем нужно перелопатить?! — ужаснулся Ильин, — не будем же мы заставлять девчат таскать песок.

— Ну, трубы-то таскать заставил, — не преминула подколоть его бывшая супруга, — надо будем, и песок потаскаем.

— Не пойму я тебя, Ирина, — шутливо нахмурил брови командир, — то ты грозишься оставить нас без детей, то, как Павка Корчагин, хочешь увлечь подруг на никому не нужные трудовые подвиги. Вот пусть наши ученые и технические умы продумают, как автоматизировать процесс, или, по крайней мере, механизировать. А не придумают…

— Придумает командир, — опять быстрее всех отреагировал тракторист.

А полковник Кудрявцев очень странно отреагировал на откровенный подхалимаж:

— Я уже придумал, — усмехнулся он…

На переговоры с неандертальцами командир пошел один.

— Подойдете позже, — велел он профессору и Оксане, а заодно и остальным разведчикам, — соврете, что ходили проведать новорожденного и его мать… Хотя, зачем врать — сходите и проведайте; а я посижу, подожду наших «друзей». Позову вас, когда понадобитесь.

Разведгруппа дисциплинированно направилась к медицинскому фургону, а Александр Николаевич занял место за столом, который вчера так и не убрали. А чего убирать — до очередного дождя (если только окажется верной поговорка про дождичек в четверг) еще два дня, а дикие копытные, да и хищники тоже, давно натоптали себе новые тропы — далеко за границами лагеря.

Вот к командиру присоединились три гиганта; четвертому — мелкому — дикарю стул не предложили. Минут пять спина полковника (а он, естественно, сидел на ближайшей русскому лагерю стороне) оставалась неподвижной. Наконец он вроде как широко потянулся, и разведчики поняли — это сигнал.

На столешнице лежали только три ожерелья, так что всем, кроме самого Кудрявцева с супругой и профессора Романова пришлось ограничиться созерцанием односторонней пантомимы. Больше всех махал руками Алексей Александрович. Неандертальцы сидели истуканами; выплевывал сквозь зубы скупые слова только старый вождь. Командир отвечал такими же лаконичными фразами.

На удивление, дикарь согласился на все условия полковника: племя строит становище там, где укажет Кудрявцев (или человек, им уполномоченный), но не вблизи реки — требование Денату. Люди обеспечат их питьевой водой (что за водо-, точнее рекобоязнь у дикарей?). Ну и свежей добычей.

Великий охотник может понадобиться в любой момент — когда старый вождь сможет разбудить и призвать Спящего бога. А поскольку командир не собирался таскаться по пятам вождя, рядом с полковником за пределами лагеря всегда будет посланник Денату — правнук Ден, который сегодня сидит напротив профессора и скалит зубы, не решаясь, впрочем, повернуть голову налево, к Оксане Кудрявцевой. Этот самый Ден, молодой отец, который к сообщению о состоянии сына и его матери отнесся весьма и весьма равнодушно, оказывается, был лучшим, и практически единственным охотником в племени, поэтому…

От других услуг и преференций дикари в лице вождя категорически отказались. Единственно — попросили хотя бы на час каждый вечер предоставлять аккордеонистку — видимо, настоящая музыка была способна затронуть сердца даже таких, по сути чуждых всему человеческому существ. С полной гарантией безопасности Жадовой, естественно.

В свою очередь племя обязалось поставлять ежедневно по десять крепких мужчин в качестве неквалифицированной рабочей силы — бери больше, кидай дальше! Тут профессор в очередной раз взмахнул руками и искренне улыбнулся — он понял, что будут брать дикари, и куда кидать.

На этом саммит завершился, и одна из высоких (в прямом и переносном смысле) сторон отправилась к соплеменникам в сопровождении вооруженных автоматами Левина и Марио — им предстояло согласовать место стойбища, удобное и безопасное — в первую очередь для людей. А остальные разведчики терпеливо ждали, когда командир решит, что тонкий слух дикарей не сможет улавливать его слов. Одно ожерелье осталось лежать на столе — для связи с Деном; Кудрявцев опять перебирал его, словно четки. Что он хотел выжать дополнительно из этого образца неизвестно чьих технологий (не сами же дикари их изготовили!), так и осталось неизвестным. Полковник, дождавшись, когда «высшие» дикари под конвоем удалятся на достаточное, на его взгляд, расстояние, рассказал остальным разведчиком, чем закончились переговоры.

— А потом? — задал вопрос Никитин.

— Что потом?

— Ну, потом, когда покончим с этим Спящим богом, как будем разбираться с ними?

— Ага, — засмеялся командир, — не «если», а сразу «когда»? Молодец, так держать. Вот когда покончим, тогда и решим. А сейчас гадать бесполезно — мало ли что случится за эти месяцы.

— Месяцы? — поразился Романов.

— Ну да, — засмеялся Кудрявцев, — так почему-то считает этот Денату. Ну и мы спешить не будем. Зачем отказываться от дармовой рабочей силы? Пусть приобщаются, так сказать, к цивилизации.

— А это не опасно? — осторожно заметил Ильин, — тут какая-то пятая колонна получается.

— Это ты правильно назвал, — повернулся к нему Александр Николаевич, — только вот у кого в тылу эта «колонна» будет основы разрушать? В лагерь мы их не пустим, а трехразовое питание от Зины Егоровой кого хочешь перевербует. Да еще рядом совершенно другой уклад жизни — бегают и смеются женщины и дети; никто никого не бьет; все сытые и довольные. И как по волшебству строится город. Что, Валерий Николаевич, покажем неандертальцам, как русские работают (он повел взглядом вдоль шеренги выстроившихся разведчиков)?.. И итальянцы… И израильтяне… И никарагуанцы, — в общем все. Покажем?

— Покажем, — комендант энтузиазма Кудрявцева совсем не разделял, — только сначала надо построить водопровод от родника до стойбища дикарей, который ты, Александр Николаевич, им обещал. А где я столько труб найду?

— Ну.., — протянул полковник, — где же твоя смекалка, Валерий Николаевич, отдыхает? Вон тогда пусть Анатолий подскажет.

Тракторист действительно тянул перед собой поднятую кверху руку — совсем как ученик-отличник на уроке.

— Помните, — начал он, когда командир кивнул ему, — Виталик Дубов объяснял нам, как надо смазывать формы, чтобы пластмасса не приклеивалась (он дождался, когда комендант пожал плечами и продолжил), — ну он еще принес обломок бетонной панели.

— Ну и что, — пробурчал Ильин.

— Так панель та была облегченная, с пустотами внутри. Это же готовая труба. Представь: в длинный деревянный ящик, в отверстия с торцов вставляешь еще более длинную трубу нужного диаметра, чтобы концы торчали; смазываешь все внутри маслом (особенно густо на стыках трубы с деревом), и заливаешь жидкую пластмассу…

— Ага, — подхватил обрадовано понявший, наконец, комендант, — через полчаса вынимаем металлическую трубу и вываливаем из ящика готовый кусок пластмассовой. Главное — у нас все преимущества и круглых и профильных труб. Внутри — круглая, так что вопросы повышенного трения, засоров в острых углах и многое другое снимаются. А снаружи — квадратная, так что складировать удобно — штабель рассыпаться не будет. Ай да Анатолий! Ты почаще общайся с Виталиком, глядишь — он тебе еще какую идею подскажет.

— Уже, — скромно потупил глаза тракторист.

— Что уже?

— Уже подкинул, — пояснил Анатолий, — насчет того, как нам попасть к соседям, минуя гигантских крокодилов.

— И как? — это уже командир задал вопрос.

— Ну, мы с Виталькой рассказывали друг другу про то, где службу тащили, — начал издалека Никитин, — вот он и хвалился, какие у них в инженерно-технической части…

— В роте бетонных работ?… — хмыкнул Ильин.

— У них там и другие роты были, — не стал вступать в пререкания непривычно покладистый тракторист, — например понтонная рота.

— Так его же, понтон, собирать надо на месте — я это по телевизору видел, — не унимался комендант, — так тебе эти крокодилы и дадут складывать-раскладывать.

Сам Ильин громадных земноводных хищников, конечно, не видел, но явно был впечатлен рассказами товарищей-разведчиков.

— А зачем его складывать? — победно улыбнулся Никитин, — сколько там безопасная зона — метров сорок? Да сам водоем пятьдесят, как утверждает профессор; плюс такая же зона безопасности за ним — итого сто сорок метров. Для круглого счета сделаем мост длиной сто пятьдесят метров.

— И как же ты эту махину будешь через канал перекидывать?

— Какую махину? — удивился тракторист, — вес кубометра пористой пластмассы всего пятьдесят кило. Я тут подсчитал, что мост длиной сто пятьдесят метров и шириной четыре метра даже с учетом больших колес и всяких там ферм будет весить самое большее десять тонн. Я его своей «Беларусью» легко дотащу до канала, а там — толкну сзади. В воде пластмасса не тонет, на другом берегу так же на колесах проедет, а мы концы потом как-нибудь закрепим. Ну, это чтобы мост ветром не сдуло — вдруг ураган какой нагрянет.

Разведчики помолчали, переваривая информацию; никто так и не успел похвалить находчивого тракториста, потому что Алексей Александрович вдруг вспомнил о главном:

— Александр Николаевич, а уловка-то твоя сработала?

— В какой-то мере, — ответил командир, — главное мы и без нее узнали…

— Какое главное? — подался к нему профессор.

— Главное — это то, что у неандертальцев есть еще ожерелья, или другие артефакты, и служат они им в качестве средств дальней связи, которые нам тоже совсем не помешали бы. Так ведь? — Кудрявцев повернулся к Алексею Александровичу всем корпусом.

— Так, — согласился Романов, — а они сами об этом сказали?

— Нет, — засмеялся командир, — ежу понятно, что если с нами посылают связного, по совместительству соглядатая, он должен как-то связываться с Денатом: точнее наоборот — старый вождь всегда должен иметь возможность вызвать нас. А рассказали они следующее (улыбка на лице Александра Николаевича пропала)… Рассказали они о своих планах на будущее. У них почему-то никаких сомнений в исходе битвы со Спящим богом нет. И себя они видят победителями.

— А мы? — это уже Никитин поинтересовался.

— А мы в их планах не числимся, — холодным, не предвещающим ничего хорошего некоторым стратегам тоном, ответил полковник Кудрявцев, — по крайней мере я с Марио и Самчаем точно. Ну и Оксана за компанию. Мнения разделились только в способах устранения конкурентов (естественный отбор, понимаете ли — прямо по Дарвину). Один предложил использовать ту самую кувалду, а второй — скормить какой-то многорукой твари в реке…

— Так вот почему они категорически отказались поселиться у речки, — пробормотал едва слышно профессор.

— А третий? — не унимался тракторист.

— Третий оказался не таким кровожадным; предложил нам разделить участь других людей.

— И какая такая участь нас ожидает?

— Люди должны будут стать не-зверьми… Самыми низшими — со всеми вытекающими последствиями. Объяснять нужно, особенно насчет женщин?

За спиной профессора глухо заворчал Марио. Но естественному всплеску возмущения разведчиков не дал расплескаться командир:

— Ну что ж, их планы нам известны; наш план будет, может быть, не таким кровожадным, зато он будет точно реализован на все сто. Это я вам обещаю…