Злое дыхание древней гробницы

Василий Иванович Лягоскин

Мир выжил – вопреки желанию и злым чарам колдуна Узоха. А победителю, молодому охотнику Свету, нужно спешить назад, через полмира – на выручку любимой женщины и сына. Оказалось, что Зло невозможно победить одним ударом меча, даже волшебного. Кто поможет Свету в новой битве? Может, земляне, которые оказались в чужом мире не по собственному желанию? Нет – им самим сразу потребовалась помощь…

Глава 2. Пробуждение

Темнеющее в глубине отверстие пугало. А еще больше манило. Оно приглашающе открыло свой зев на месте упавшего монолита. Такамура чувствовал внизу опасность. Однако он с таким чувством прожил практически всю свою долгую жизнь. Потому он без колебаний ступил на лестницу, исчезающую глубоко внизу. Каменные ступени не были вытерты подошвами ног — по этой лестнице, опоясавшей по кругу стены пещеры, мало кто ходил. А последние несколько сотен лет — вообще никто. Но пыли вокруг не было. И воздух был на удивление сухим и теплым — намного теплее, чем на поверхности.

Профессор не раз бывал в усыпальницах — эта ни своей особой атмосферой, ни сгущающейся с каждым шагом чувством опасности не напоминала ни одну земную. Скоро Такамура смог увидеть каждый уголок огромной сводчатой пещеры. Пещера была погружена в полумрак. Нет — она была освещена неведомым и невидимым источником света! А лучше всего был освещен постамент посредине пещеры, на котором покоился черный гроб без крышки. Последняя стояла рядом, прислоненная к стене так, что профессор едва не задел ее, спускаясь с последней ступени.

В гробу лежал высокий худой человек в темном одеянии. Последнего словно разбудил этот шаг Такамуры. Незнакомец вдруг легко сел в своем могильном ложе, и медленно открыл глаза. В его лицо словно возвращалась жизнь. Возвращалась с каждым словом, что бросал профессор в затуманенные глаза бывшего покойника:

— Кем бы ты не был, незнакомец, ты станешь моим первым рабом в этом мире!

Такамура вдруг вздрогнул. Покойник вполне живым голосом повторил за ним:

— Ты станешь моим первым рабом в этом мире!

Фразу он произнес, как и профессор, по-японски. Но трудности перевода его очевидно не беспокоили. Потому что по его лицу было видно — он прекрасно понял смысл каждого слова. Его глаза вдруг широко распахнулись, и он повторил — уже на другом языке, который профессор — к своему глубокому изумлению — тоже понял.

— Да, — прогремел голос человека в черном, спрыгнувшего на каменный пол, — ты станешь моим первым рабом, но далеко не последним.

Он склонился к низенькому японцу, и уставился ему в глаза тяжелым немигающим взглядом. Перед Такамурой мелькнула картинка седой древности — пылающие города; рыдающий дети и женщины. А потом навалилась такая гнетущая тяжесть, что профессор лишь краткие мгновения смог противостоять ей. Весь талант и опыт земного гипнотизера в один миг был стерт в порошок, и посыпался тонкой струйкой на каменный пол.

— На колени перед своим господином, Великим Горном!

Маленький японец рухнул на камень, не ощущая боли. Лишь неземное блаженство и стремление тотчас выполнить следующий приказ господина царили сейчас внутри него. А рядом расправил плечи Анатолий Лазаренко, только теперь освободившийся от гипнотических чар Такамуры. Он удивленным взглядом обвел темный зал, маленького японца, истово бьющего поклоны высокому худому человеку в черном одеянии. Лоб японца уже был разбит в кровь. Лоб космолетчика немного напрягся — он вдруг вспомнил этого японца; видел его не один раз в визоре.

— Это же профессор.., — чуть не выкрикнул он в лицо долговязому незнакомцу.

Его рука между тем сама тянула из зажимов на бедре энергобластер. Увы — оружие так и не покинуло своего места. Мозг Анатолия, едва освободившийся от тяжкого гипнотического бремени, подвергся новой атаке. И этот ментальный удар был многократно сильнее.

— На колени! — прогремело под сводами пещеры.

Тело Лазаренко стало ватным; ноги действительно готовы были подогнуться, опуская тело на камень.

— На колени! — снова прозвучал приказ на языке, ставшем вдруг понятным для Лазаренко.

Сердце космолетчика забилось медленней, прекращая подачу крови, но он все стоял, покачиваясь, с побелевшим лицом. Чародей удивленно посмотрел не него. Он понял, что человек, стоящий перед ним на ватных ногах, скорее умрет, чем переступит через какой-то внутренний порог.

— Ладно, — махнул рукой Горн, — живи.

Анатолий отступил назад. Кровь заструилась по его жилам, возвращая лицу естественный цвет, но не выражение. Оно снова являло собой безжизненную маску.

А чародей словно не лежал неподвижно несколько веков. Он неожиданно легко пошел к лестнице; буквально вбежал по ней туда, откуда манил свежий воздух. Слишком свежий — для центра Гудваны, где четыреста лет дремал в волшебном сне Горн. Он остановился, выйдя из пещеры и глубоко вдохнул морозный воздух.

— Зима?! — удивился он.

Внутренний хронометр, исправно тикавший все эти годы, не мог обманывать. По нему выходило, что чародея должна была встретить буйно цветущая весна. А тут… Его взгляд остановился на космолете.

— Это что? — повернулся он к Такамуре.

Тот, словно открещиваясь от невысказанного обвинения, махнул рукой на Анатолия и отступил в сторону. Лазаренко безжизненным голосом пояснил:

— Это мой космолет «Стрелка».

— Вы прилетели на нем?

Теперь кивнули оба землянина.

— Откуда?

— Лазаренко молча ткнул рукой в небо.

— Откуда!? — повторил Горн с нажимом.

— С Земли, — вступил в разговор Такамура.

— А далеко находится эта ваша Земля?

Профессор беспомощно пожал плечами и снова кивнул на космолетчика. Тот, помедлив, ответил:

— Двенадцать ноль переходов и еще немного на ракетной тяге.

— Сколько это будет в дневных переходах?

В другой ситуации Лазаренко бы растерялся, услышав подобный вопрос. Но теперь он задал встречный:

— А что такое дневной переход?

Теперь замялся Горн. Ему никогда не приходило в голову размышлять на подобные темы; дневной переход был данностью — как утро, вечер или ночь. Он был и все. Однако чародей нашелся, перевел в понятные каждому величины.

— Если на хороших лошадях, то верст сто-сто двадцать.

Командир быстро сделал в уме необходимые вычисления.

— Дневных переходов приблизительно будет, — неживая маска его лица чуть скривилась, обозначая улыбку, — десять в двадцать четвертой степени…

Горн, конечно не понял этих слов, но по мелькнувшему в глазах Анатолия почтению к столь громадному числу, осознал, что эта Земля очень далеко.

— Ладно, — махнул он рукой, — вернемся к нашему миру. Летит ли за вами еще кто-нибудь?

— Да, — не хотя ответил командир «Стрелки», — космолет «Белка» в двух часах полета за нами.

— Ах ты!.. — неразборчиво забормотал по-японски Такамура, — подступая к командиру со сжатыми в кулаки руками.

В его глазах вспыхнул недобрый огонек. Впрочем, он тут же погас, когда Горн поднял руку.

— Стой, — воскликнул он, останавливая маленького японца, подступившего к рослому, плечистому Анатолию, — ты сразишься с ним тогда и там, где укажу я. А пока ответь — они опасны?

— Да, — склонился в низком поклоне перед господином профессор, — одним залпом они могут сжечь половину этого города.

— Ну что ж! — Горн поднял руки к небу и заговорил, теперь уже непонятно для землян, четко выговаривая слова.

Грудь Такамуры заполнила неземная благодать — его господин творил великое волшебство, в чем сам профессор тут же убедился воочию. Разом потухли огни, обозначавшие основной и аварийный люки космолета. Сам корабль словно осел в снегу, лишенный энергии. Автономные батареи, питавшие его жизнью на случай отключения двигателя, тоже разрядила невидимая рука.

Чародей же отправился к развалинам древнего храма, который сам же когда-то разрушил. Впрочем, главное здание, увенчанное остатками купола, устояло. Горн словно чувствовал, что именно под этим куполом скрывается разгадка тайны небывало долгой зимы. Внутри огромного центрального зала, освещенного благодаря узким окошкам-бойницам, Горна и ступающих по его пятам Такамуру и Лазаренко встретили остекленевшими взглядами три десятка заледеневших воина, составлявших раньше отряд Шайтана. Сам он тоже стоял здесь — подпирал твердым плечом каменную стену. В центре зала — рядом с окоченевшим трупом чернокожего мужчины — лежал согнутый металлический жезл, покрытый глубоко вдавленными в нем иероглифами.

Горн поднял его и поднес к глазам. Он сделал это легко, словно в руках сейчас был не тяжелый металл, а сухая деревяшка. Чародей чуть ли не обнюхал жезл, с каждым вдохом все сильнее мрачнея.

— Да.., — протянул он, — в мире появилась достойная сила.

Он еще раз провел пальцами по таинственным иероглифам, который теперь ничем не отличались от себе подобных, и повернулся к спутникам. Те согласно кивнули, хотя и не поняли, о чем он говорит. Тогда Горн зашептал слова нового заклинания. Он по прежнему оставался своей телесной оболочкой рядом с землянами. Но самому себе казался великаном, который все рос и рос, занимая собой обозримый кусок небосклона. Потом незримая тень накрыла собой половину неба; ринулась через океан, и сомкнулась в той точке, где когда-то стоял замок Узоха.

— Так, — шептал он себе, отмечая невидимые другим огоньки силы, — здесь земли франов.

Чародей щелкнул пальцами, гася слабый огонек.

— Здесь раньше был Рагистан — до него я не дошел, — еще один щелчок стер с лица земли второй огонек.

— А это.., — чародей отдернул руку, словно от полыхающего костра; щелчок так и не раздался, — значит, Обитель Дао еще стоит? Что ж, позже разберемся и с ней!

Когда-то давно древние стены Обители так и не поддались его чарам. И сейчас они были готовы принять удар — и ответить на него. Больше в Гудване ярких костров он не видел.

— Теперь на Черный континент, — чародей словно еще немного подрос, заглянув за горизонт.

От самого берега океана континент действительно был черен, словно всю его энергию поглотила жадная сущность. И лишь в самом центре полыхал нестерпимо яркий костер, в котором действительно сейчас слился воедино могучий клубок энергий. Горн осторожно потрогал невидимым пальцем этот костер; отдернул руку и, решившись, навалился на него всей своей мощью…

Рука Света наконец нащупала в мешке шлем и рывком выдернула его наружу. Почти беспамятный охотник водрузил его на голову, освобождая себя от непосильной тяжести, и неиспытанного никогда раньше чувства подчиненности чужому разуму. Боль — а вместе с ней чужая воля — ушла, оставив в сознании чей-то бесконечно далекий изумленный возглас: «Ну надо же!».

— Ну надо же! — повторил Свет, оглядываясь и не решаясь снять шлем.

Только теперь он заметил, что правая рука сжимает меч, а другая поглаживает меж ушей громадную голову прижавшегося к бедру Волка. За те немногие мгновения, что охотник потратил на борьбу с неведомым противником, рядом появилась еще одна группа животных — теперь уже хищных.

Первым, не ведая, что сегодня здесь уже успешно прошла одна охота, выступил огромный гривастый зверь. Он неторопливо вышел из-за каменистого холма и потянулся громадным телом. Благодаря пышной гриве он казался даже более крупным, чем тигры рагистанского шахиншаха. Свет невольно перевел взгляд на его хвост, оканчивающийся кисточкой, и улыбнулся. Охотник вспомнил сейчас ристалище и битву с полосатыми хищниками. Едва ли не вслух он подумал:

— За этот хвост держаться удобнее…

Улыбка тут же погасла на губах, потому что из-за того же холма выпрыгнули гораздо меньшие, чем царственный самец, но очень подвижные львицы. Одна, вторая — всего в гареме царя зверей оказалось пять хищниц. Налитые могучими мускулами, они расположились в засаде. Причем одна направилась прямо туда, где прежде поджидал нужного момента Волк.

Свет вспомнил рассказы учителя об этих животных. Необычайно умные; они предпочитали именно этот способ охоты — из засады. Потому что огромный вес и не очень длинные лапы не позволяли им нестись в долгой погоне. Три-четыре прыжка, и промахнувшийся зверь отпускал спасшуюся жертву на все четыре стороны. Львица достигла места, самой природой приготовленной для засады, и зафыркала. Ей явно не понравился запах Волка.

Недалеко послышался повелительный рык льва, и самка умолкла. Все говорило о том, что прайд готов встретить добычу. И она появилась… Совсем не оттуда, откуда ее ждали хищники. Львы дружно — словно по команде — вздернули головы к верху. Мгновеньем раньше туда же посмотрел замаскировавшийся в чахлых зарослях Свет. Лишь теперь до него донесся необычный звук. Гоня перед собой волну воздуха, которая и свистела, насторожив охотников, над степью стремительно летела стальная птица. Она не гремела как прежде, но несомненно управляла еще своим полетом.

Идеально ровная поверхность соляного поля показалась наверное этой птице удобным местом для приземления. Она выпустила наружу ноги — точнее какие-то толстые колеса, мало напоминавшие тележные — и заскользила по соли, пролетев почти над головой Света. Правое крыло вдруг начало заваливаться вперед, но так и не успело коснуться сверкающей на солнце поверхности, потому что толстый слой соли не выдержал веса металлической птицы, и треснул. Птица нырнула в образовавшуюся полынью вся разом, а отколовшийся громадный пласт соли провернулся, и накрыл собой место падения, погнав к берегу невысокую соленую волну.

Но за несколько мгновений до этого птица выплюнула со стороны спины четыре больших комочка, которые вдруг расцвели белоснежными куполами. А под куполами висели люди! Они кучно приземлились — как раз между двумя группами затаившихся хищников.

Незнакомцы откинули назад прозрачные круглые шлемы, до того полностью скрывавшие головы, и повернулись навстречу львице, которая первой вышла из засады. Трое из них — как по команде — протянули навстречу хищнице короткие трубки, и замерли в отчаянии. Трубки явно были оружием, и оно не пожелало сработать.

Тогда другую, совсем небольшую трубку поднял четвертый — чернокожий — здоровяк. Теплый воздух разорвал резкий треск не слышанных прежде Светом звуков. Пять раз дернулась рука чернокожего незнакомца, и пять кровавых отверстий отметили зоркие глаза охотника на гладкой шкуре львицы. Одна, или несколько ударов оказались смертельными. Вытянувшая к добыче голову хищница так и упала на камни, не успев сделать прыжка. Лишь предсмертный стон исторгся из ее пасти. А следом громадные клыки окрасила струйка крови.

Трое первых повернулись к здоровяку, спасшему их от львицы; один из них бросил резкие, явно обличительные слова, но здоровяк лишь рассмеялся. Громко и вызывающе — до тех пор, пока не появились остальные хищники. Раздался густой рык льва-вожака, и четыре хищницы разделились, охватывая сбившихся в кучу людей с двух сторон. Чернокожий, стоявший чуть поодаль, посмотрел на свое оружие и, громко выругавшись на незнакомом языке, бросил его на камни. Металлический лязг лишь на мгновение заставил хищников отвести взгляды от добычи. А чернокожий гигант принялся лихорадочно пристраивать на шее шлем.

Остальные словно забыли об этой хрупкой на вид защите, не в силах отвести глаз от огромных кошек. Никто из четверых не заметил, как на вершине каменистого холма поднялся Свет. Он на бегу достал четыре молнии Дао. Каждая из них достигла своей цели, произведя сокрушительные разрушения там, где их остановили воля и умение охотника. Львицы закружились на месте, зажимая лапами рассеченные молниями лбы. Пятой молнии у Света не было. Но да же она не помешала бы сейчас хищнику раздавить огромным телом застывшую на месте фигурку в серебристом одеянии.

Черногривый лев уже летел на нее; навстречу ему так же мощно оттолкнулся от склона холма молодой охотник. Два тела были несравнимы массами, но резкий толчок сделал свое дело — лев промахнулся. Он тут же вскочил, готовый совершить еще один — смертельный для незнакомца — прыжок. Но позади уже был наготове Свет, не сумевший сдержать широкую улыбку. Опять сбылось его недавняя мысль; руки сомкнулись на хвосте хищника, за который действительно было удобнее держаться.

Лев все таки сумел оторвать лапы от земли и прыгнул — совсем недалеко. Хвост зверя выдержал, свалив его набок. И опять хищник поджал лапы, не собираясь отказываться от добычи. На наглеца, дважды прервавшего его прыжки, он словно не обращал внимания. А зря! Лишь только передние лапы льва поднялись в воздух, как к открывшейся груди хищника метнулась стремительная тень, и длинное лезвие ножа достало до сердца зверя. Свет уже стоял далеко, наблюдая как лев неуклюже подпрыгнул в последний раз на месте, и упал на камни огромной неопасной тушей. Громадные лапы вытянулись и выпустили острые когти. По телу хищника пробежала дрожь и когти медленно спрятались в огромных жестких подушках.

Охотник направился к львицам. Наклоняясь над первой, он услышал короткий возглас одного из незнакомцев, но не обернулся, пока не достал четвертую, последнюю молнию из черепа хищницы. Не спрятав ее, вопреки привычке, в потайной кармашек, Свет подошел наконец к человеку, в котором безошибочно определил лидера этой небольшой группы. Протянув ему широкую ладонь, охотник сказал:

— Мир вам! — потом, сделав паузу, добавил, — меня зовут Свет.

Тот видимо понял охотника, потому что быстрым движением отсоединил от рукава необычного одеяния перчатку и крепко пожал протянутую ладонь. Он в свою очередь представился:

— Михаил Суриков…

Остальных слов Свет естественно не понял, потому что впервые в жизни услышал русскую речь.