Билет на ладью Харона

Василий Звягинцев, 2003

Ответ «черного интернационала» на захват Сергеем Тархановым изобретателя «Гнева Аллаха» профессора Маштакова не заставил себя ждать. Полномасштабная войсковая операция в Пятигорске подтвердила: отныне игры со временем и научные эксперименты переходят в фазу создания супероружия, что приведет к войне за мировое господство. Победит в ней тот, кто первым рискнет шагнуть за грань. Куда? В прошлое? В будущее? В чужую реальность, однажды увиденную Тархановым и почему-то показавшуюся странно знакомой? Однако не обернется ли это еще большей бедой как для самих участников «похода за пределы», так и для мира в целом?

Глава вторая

Со стороны станицы Константиновской и восточных отрогов Машука Пятигорск отнюдь не походил на блестящий курортный город. Словно бы обычная станица с рядами одноэтажных кирпичных и из местного ракушечника домиков, прячущихся то за оплетенными вьющимися растениями штакетниками, то за глухими каменными заборами. Вдоль улиц и переулков ряды тополей и акаций, во дворах фруктовые сады.

Тут и обычно-то утром и днем немноголюдно, а сейчас жителей на улицах совсем почти что нет, прячутся за обманчиво неприступными заборами и воротами, только кое-где на перекрестках толпятся мужики группками по нескольку человек, дымят папиросами, смотрят в сторону центра, обмениваются впечатлениями и слухами, вслушиваются в слабое, издалека совсем нестрашное потрескивание выстрелов.

Значит, бой еще продолжается и полиция, скорее всего, держится.

Честно говоря, замысла налетчиков Тарханов так себе и не представил. Ну чего они хотят добиться? Найти, выручить Маштакова? С налету, без разведки?

Где и как? Рискуя, что пока они штурмуют довольно неприступный тюремный замок, сложенный полтора века назад из метровых каменных блоков, его вполне могут пристрелить, чтобы ни вам, ни нам.

Захватить отделение МГБ и пытками выяснить у сотрудников, куда его увезли? Так гораздо проще было бы сделать это оперативным путем. Или взять на квартирах все местное начальство, гражданское и военное, в заложники. Вернее было бы.

Если только не рассматривать ее как единственный организованный очаг сопротивления.

Разве что мыслят террористы нестандартно и их план заключается совсем в другом — вообще не искать конкретно Маштакова, а одним махом взять как можно больше заложников в городе, в санаториях и домах отдыха, а потом предъявить российским властям ультиматум. В истории страны таких случаев еще не было, на что и расчет. Если захваченная врасплох власть поддастся шантажу и панике, план вполне может сработать. Только вот никто не знает, что власти здесь вообще ни при чем.

Однако жертвам налета от этого легче не будет.

И откуда все же оказались вблизи города столь значительные силы? Не могли же они просто прятаться по землянкам и горным кошарам, заниматься боевой подготовкой в ожидании неизвестно чего, рискуя в любой момент быть обнаруженными хоть полицией, хоть лесными объездчиками, хоть простыми туристами.

Или их перебросили сюда буквально на днях из-за рубежа по воздуху. Парашютный или посадочный десант на альпийских лугах за Кисловодском. Теоретически в училище такие варианты рассматривались. В случае войны с Турцией, с Персией. Но сейчас-то — с какой целью? Разве что по той же причине, по какой шла в Израиль встреченная им с Ляховым банда. Взять Маштакова со всем оборудованием и учинить второе испытание «Гнева Аллаха» уже в Пятигорске?

И они вчера с Кедровым и Розенцвейгом успели опередить исламистов буквально на полсуток?

Очень бы сейчас пригодился «язык», причем — хорошо информированный.

Значит, нужно постараться его добыть.

Хотя, казалось бы, зачем это нужно именно ему? Войска сюда подойдут рано или поздно, кого-то из бандитов убьют, кого-то захватят в плен и добудут рано или поздно всю необходимую информацию.

Однако…

Во-первых, итоги лечения, сиречь — войсковой операции, могут оказаться хуже самой болезни, а во-вторых, Тарханов мыслил уже как начальник отдела спецопераций разведуправления штаба Гвардии и ныне случившееся воспринимал просто как очередную фазу операции «Кулибин», пусть и не предусмотренную исходным планом.

И вмешательство государственных (то есть петроградских) служб в операцию грозило не только ее срывом, но и гораздо более серьезными последствиями общероссийского масштаба.

И, значит, за оставшееся в его распоряжении время полковник должен принять все возможные меры для нейтрализации столь несвоевременного шага неприятеля, а заодно и недопущения кем-то просчитанных или могущих возникнуть спонтанно последствий.

В подобной ситуации замысел Тарханова выглядел ничуть не более безумным, чем любой другой, тщательно спланированный и соответствующим образом обеспеченный. И даже в чем-то более предпочтительным, поскольку в случае неуспеха обошелся бы неизмеримо меньшими жертвами.

Тарханов сожалел только о том, что несовершенство средств связи не позволяет ему обсудить этот план с Чекменевым.

За последние сорок минут погода незаметным образом изменилась. Сначала небо затянуло тусклой желтоватой мглой, порывистый ветер с юга принес низкие растрепанные тучи, следом потянулся зябкий клочковатый туман. После жаркого солнечного утра словно осень вдруг накатила.

Такие климатические аномалии на Кавминводах не редкость. В Ессентуках, наверное, уже вовсю льет дождь.

На «Мерседес» Тарханова аборигены внимания как бы и не обращали, отнюдь не предпринимали попыток остановить, предупредить об опасности или спросить, зачем он здесь и что ему нужно.

Тоже особенность местного характера. Ни к чему приставать к незнакомцу с непрошеными советами. Едет человек — и пусть едет, значит, знает куда и зачем. Захочет — сам остановится и сам спросит.

Подаренный Розенцвейгом «дезерт адлер», как обычно, прятался в подмышечной кобуре, штатный «воеводин» Тарханов положил на правое сиденье, прикрыв газетой. Десантный автомат «ППС» со сложенным прикладом он сунул под сиденье так, чтобы легко выхватить в нужный момент.

Того, что налетчики, занятые важными делами в центре, доберутся и до одной из окраинных улиц, ничем не примечательной, он не предполагал, но все же предпочитал быть наготове при любом развитии обстановки.

Буквально на днях ему довелось посмотреть по дальновизору «круглый стол» московских писателей и критиков. На передачу он попал не с начала и предыстории диспута не знал. Но и то, что он увидел, доставило ему массу удовольствия. Собравшиеся дружно топтали своего коллегу, автора приключенческих романов, за то, что герои его книг были людьми, с точки зрения Сергея, совершенно нормальными. То есть в острых ситуациях вели себя рассудительно и грамотно, умели предвидеть последствия своих действий и думать за противника. Стреляли точно и по делу, выбравшись из переделок, не бились в истериках, не размазывали по щекам сопли и слезы, а, получив (или не получив) заслуженную награду (орден, деньги, любовь женщины и прочее), продолжали жить и исполнять свои обязанности.

Оппоненты же с нездоровым азартом и непонятной злобой доказывали, что правильно — когда все наоборот.

Герой должен быть слаб и несчастен, поступки его отнюдь не разумны и выверены, а как бог на душу положит. Желательно, поглупее и поистеричнее. Чтобы, совершив очередную глупость, а то и низость, персонаж потом долго и мучительно расхлебывал последствия своей некомпетентности, ну и так далее…

Как заявил один из критиков, аскетично худой, в толстых очках и с редкой бороденкой, «самое страшное — вашим героям нравится то, чем они занимаются, и они непреложно уверены в своей правоте. Убивать для них доблесть, а не тяжелейшее нервное потрясение».

— С последующим катарсисом, — усмехнувшись, бросил реплику избиваемый автор, отнюдь не выглядевший подавленным столь жестоким накатом.

Тарханову он понравился, и пришла мысль непременно почитать его книги. Сергей даже пожалел, что не имел возможности поучаствовать в дискуссии. Он бы непременно сказал, что…

Продолжить заочный диспут Сергей не успел. Машина подпрыгнула, пересекая трамвайную стрелку, улица круто пошла вниз и влево, на мост через Подкумок, а на угловом доме он увидел табличку с названием нужной улицы. Притормозил и тут же увидел крупную цифру «6» на синих, как и было обещано, воротах.

Да, это был дом, идеально характеризующий своего хозяина, провинциального полицейского небольших чинов, но со средствами и склонностью к уверенно-спокойной жизни.

Радуясь, что в поле зрения аборигенов и посторонних лиц не просматривается, Тарханов быстро загнал «Мерседес» во двор, на асфальтированную площадку перед крыльцом, густо затененную виноградными лозами на деревянных арках, запер за собой ворота.

Первая часть плана выполнена. Время на часах — без пятнадцати восемь.

Самое главное — Тарханов ощутил безопасность, пусть и на несколько минут или часов, неважно, но безопасность.

Стена высотой в два с половиной метра, запертые ворота. Случайно его здесь никто не тронет, а если специально — пусть еще попробуют. Так подобные дворы и строились.

Главное — никто с улицы представить не может, какой силой сопротивления обладает хозяин. Собака ли у него злая имеется, дробовик шестнадцатого калибра или пулемет «максим» еще от последней Гражданской войны. Поэтому даже и отряды горских джигитов предпочитают в такие окраинные улочки и переулки не соваться.

В центре города все проще и понятнее.

Тарханов не стал заходить в дом, хотя это ему и было разрешено хозяйками.

Закусил тем, что имелось в машине в качестве сухого пайка, покурил, размышляя о близком грядущем. Потом, готовясь к действию, еще раз просмотрел свои запасы.

Вроде необходимая достаточность имела место. С куда меньшими ресурсами люди завоевывали континенты и царства.

Что, к примеру, триста мушкетов Кортеса против его огневой мощи?

Выстрелы из центра города стали слышнее, но все равно не создавали впечатления жаркого боя. Скорее — беспокоящий огонь.

Обстановка по-прежнему оставалась неясна, и, значит, требуется рекогносцировка на местности.

В калитку осторожно постучали.

Тарханов выглянул в глазок.

За воротами стоял мужичок лет под пятьдесят, одетый по-домашнему, то есть в мятые, серые в полоску штаны и сиреневую майку, на босу ногу шлепанцы.

Сосед, по всей видимости.

Сергей открыл.

— Здравствуйте, — вроде бы и вежливо, но с некоторым напряжением в голосе сказал визитер. Глазами бдительно зыркал по сторонам и в глубь двора. — Николай меня зовут. Вы к Петру приехали?..

За паузой, вроде бы выражающей доброжелательное любопытство, крылся невысказанный, но более жесткий вопрос.

Кто их тут знает, местных жителей, может, у них договор о взаимной обороне и за спиной Николая прячется обрез с волчьей дробью?

— Точно, — стараясь, чтобы улыбка вышла как можно более непринужденной, ответил Тарханов. — Меня зовут Сергей. Приехал. Из Москвы. А тут у вас такое. Я Свету с Аней на выезде встретил, они мне все рассказали и ключ дали. А сами к бабке, в Воронцовку, двинулись. Отец им так приказал. Он еще не объявлялся, случаем?

— Нет, — мотнул головой мужик. — Да и как ему появиться. Если даже и живой до сих пор, в форме по городу не пройдешь. Тут парни попробовали вверх переулками подняться, посмотреть, что и как, так дальше перекрестка Сорокина и Серноводской не прошли.

Возле трамвайного депо грузовик стоит и штук пять «этих» с автоматами. Никого не пускают, ни в центр, ни из центра.

— А «эти»-то — кто они? Разобрались? И чего хотят?

— Не, не разобрались. Что не карачаи — точно, и не черкесы, и не кабардинцы. Этих мы сразу различим, и по разговору, и в лицо. А так, конечно, нерусь. Час назад по городской трансляции выступал какой-то из их главарей. Чисто говорил, почти совсем без акцента.

— И что сказал?

— Что отряды вооруженных сил… как это он назвал… в общем, имени какого-то шейха, Мансура вроде бы, переносят свои действия на территорию, исконно принадлежащую горским народам Кавказа.

Что ими, пока временно, заняты Пятигорск, Кисловодск, Ессентуки. Что местных жителей-христиан просят не беспокоиться, но во избежание ненужных жертв на улицы не выходить. Попытки покинуть город или оказать какое-то сопротивление будут жестоко пресекаться.

Все представители государственных и частных вооруженных структур должны сложить оружие в местах своей дислокации и спокойно расходиться по домам. В этом случае вреда им причинено не будет. Если армейские части извне не предпримут попыток штурма, они покинут Пятигорск через некоторое время. В противном случае ответственность за последствия будут нести лица, отдавшие преступный приказ.

— Прямо наизусть затвердили, — несколько удивился Тарханов. — Неужели такими вот четкими терминами все и излагалось? Или вы на привычный вам язык переложили?

Николай снова глянул на него настороженно.

— Да они это дело раз десять повторили. Наверное, поставили на радиоузле заранее записанную пленку и крутят. Черт его знает, кто такие. Никогда раньше не слышал. Ну, пошаливали время от времени в предгорьях абреки, так они уже двести лет так пошаливают. А тут вдруг… Вы-то сюда зачем? В гости? — внезапно сменил он тему.

— Можно сказать, и в гости. А скорее по делу…

— Сейчас только дела и делать, — хмыкнул мужик, непонятно в каком смысле. — Может, винца желаете выпить? Домашнего. У меня есть.

— Обязательно выпьем, только чуть попозже. Курите?

— А чего ж? — Николай взял папиросу. — Только давай зайдем все же. Неуютно мне голой спиной к городу стоять. Еще залетит какая шальная…

«Мерседес» Николая, как всякого нормального мужика, заинтересовал. Он долго его осматривал, задавал достаточно квалифицированные вопросы, проверил качество амортизаторов, несколько раз нажав на заднее крыло.

— Вещь, — заключил он наконец. — А ты, Сергей, по какой части будешь? Тоже полиция?

— Нет. Я скорее по торговой…

— Ага. Сейчас самая торговля. Мы с ребятами тут прикидывали, если бандюки действительно сами вскорости не уйдут, а наши войска подтянут, такое начнется…

— Ну, мы-то здесь, в низинке, пересидим?

— Может, и пересидим. А если по центру из пушек или минометов садить начнут, как раз все перелеты — наши…

В тактической грамотности Николаю не откажешь. Впрочем, не слишком сложный вывод для любого, послужившего в армии, а здесь, на окраине курортного города, считай, каждый третий частный дом отставникам принадлежит. Любят они, свой четвертак по дальним гарнизонам оттянув, под старость в теплых да изобильных краях оседать.

На полковника или даже капитана Николай не тянет, но на сверхсрочного унтера — вполне.

Так он и спросил.

— Абсолютно в точку. Старший фельдфебель. Бывший начальник огневого склада в артиллерийской бригаде. Так что соображаю, что почем. В общем, пока дела не прояснятся, предлагаю: садимся поближе к погребу и начинаем мою «Изабеллу» дегустировать, поскольку делать все равно больше нечего.

— Еще раз спасибо за приглашение. Только сейчас — не могу. Мне одного человека отыскать нужно, и срочно. А он как раз где-то в центре обретается. Примерно в районе Цветника. Так что придется мне туда пробираться.

— Надумал, — неодобрительно скривил губы Николай. — Да там как раз самое опасное место сейчас. И полицейское управление поблизости, и банк, и телефонная станция. Все в одной куче. Не пройдешь ты там.

— Пройду не пройду, там видно будет, но — надо. С невестой у меня встреча назначена, и не прийти я, сам понимаешь, не могу…

Неожиданным для себя образом Тарханов говорил новому знакомому почти что чистую правду.

Разведка разведкой, а с Татьяной он действительно договорился о встрече именно сегодняшним утром. Как раз в девять часов у нее заканчивается суточное дежурство в туристическом бюро на третьем этаже гостиницы «Бристоль». Сергей сильно надеялся, что, если даже здание захвачено или блокировано бандитами, в лабиринте его коридоров, галерей, переходов и сотен номеров и служебных помещений знающим людям найдется где спрятаться.

А в то, что с момента вторжения у девушки и ее сослуживцев было достаточно времени, Тарханов не сомневался. С верхних этажей громадного здания весь центр города как на ладони, многочисленная охрана и собственная служба безопасности гостиницы укомплектована профессионалами с военным или полицейским опытом, которым не составит труда разобраться в обстановке и принять грамотные решения.

Если удастся туда пробраться, можно рассчитывать использовать их в своих целях.

Так что вся проблема — проникнуть в гостиницу, без лишнего шума и, уж разумеется, без потерь.

— Ежели невеста, тогда конечно, — вздохнул Николай, вроде бы соглашаясь, но всем своим видом показывая, что не считает причину достаточно серьезной. Мол, если все обстоит так, как передавали по радио, то с ней все в порядке, несколько часов свободно потерпит, тут главное — не высовываться, по улицам без дела не шастать, а если что, упаси бог, уже случилось, то чем ты ей поможешь? — И как же ты идти думаешь, напрямик-то в любом случае не получится…

— А вот и давай посоветуемся, ты-то коренной местный житель, а я город хоть и знаю, но — в общих чертах. И сюда добраться сумел, потому что девчата маршрут подсказали. Переулки там, проходные дворы и тому подобные скрытые подступы… На зады «Бристоля» мне выйти нужно.

— Ну, это почти свободно мы тебе сейчас нарисуем. Бумагу давай. Если им местные не прислуживают, сроду этих подходов им не угадать и не перекрыть, да и зачем перекрывать? Не военный объект, и постояльцев по одному смысла нет грабить, если весь город со складами да магазинами в их распоряжении. Я так думаю, что где-то в горах у них серьезные проблемы со снаряжением и снабжением возникли, вот они и решили… За день отсюда хоть тысячу машин с барахлом да продовольствием отправить можно. До темноты наши там, — он неопределенно покрутил рукой в воздухе, — не расчухаются, а за ночь сколько хочешь добра по пещерам и подвалам рассовать времени хватит.

В принципе, если бы Тарханов не догадывался об истинных целях операции, слова Николая могли показаться ему убедительными. Кроме того, одна цель ничуть не противоречила другой. Осуществимы параллельно. Да и не две, а три-четыре сразу. Было бы время и необходимость, он бы их расписал в деталях.

— Вполне логичное допущение. Из которого следует, что это, может быть, первый ход в большой Кавказской войне. Да и не только Кавказской. Но мне сейчас о другом думать надо…

— Хозяин — барин… — неопределенно ответил Николай и посмотрел на Тарханова хотя и искоса, но слишком внимательно. Начал, очевидно, догадываться, что не с коммерсантом, случайно попавшим в чужую заваруху, имеет дело. Сергея, впрочем, это не волновало. Пусть думает что хочет.

— А оружие у тебя какое-нибудь есть? — спросил он соседа, когда тот закончил набрасывать кроки. — Вдруг и до вашей улицы доберутся? И все ж таки пожелают пограбить или еще что… Обороняться с прочими соседскими мужиками собираетесь или как?

— Вопрос. Обсуждали уже. К общему мнению не пришли. Конечно, если во двор полезут, надо бы и обороняться, а с другой стороны… Сиди тихонько, глядишь, и пройдут мимо. А оружие — какое у нас оружие? Дробовики кое у кого есть, у меня после службы наган на память остался, «маузер» мелкокалиберный для форса держу, вещица красивая, уток да зайцев когда-никогда пострелять можно. Двоих-троих на крайний случай завалить сумею… — без особого энтузиазма ответил отставной фельдфебель.

— Хочешь, автомат дам? Подвернулся тут по случаю, и патронов — валом.

Отказаться от предложения старый оружейник явно не мог. Даже если и пользоваться автоматом не собирался, надежная огнестрельная машинка значительно успокаивает нервы.

Прекрасно понимая ход его мыслей, Тарханов, не дожидаясь ответа, приоткрыл крышку багажника, на ощупь вытащил изъятый у мертвых боевиков автомат «томпсон», старинный, лицензионно изготавливавшийся в России еще до того, как появились первые собственные, дегтяревские. Но по-прежнему надежный, с великолепным боем. К нему — подсумок с четырьмя тяжелыми, прямыми магазинами на тридцать патронов сорок пятого калибра каждый.

— Подойдет?

Фельдфебель принял оружие, осмотрел наметанным взглядом.

— Со складов стратегического резерва. Из него и не стреляли ни разу. После перевооружения семидесятого года их миллиона два на долговременную консервацию заложили. У меня у самого на складе второго штата тысяча штук хранилась. А с этого даже смазку толком не удалили. Снаружи обтерли, и все. Навскидку, пожалуй, и не выстрелишь… — Николай с усилием оттянул рычаг затвора. — Видишь? — Направляющие пазы внутри ствольной коробки были покрыты толстым слоем загустевшей за десятилетия смазки. — Долго чистить придется. С керосинчиком. Ну, да у меня есть. По случаю, говоришь?

— А как же иначе? Ты что, думаешь, я бы собственный автомат в таком виде возил?

— Резонно. Только я от Владикавказа до Ставрополя ни одного подходящего склада не знаю.

— А ты по номеру Главное артиллерийское управление запроси, откуда, мол, такая штука могла в Пятигорск попасть… — сострил Тарханов.

— А кстати, и можно, — неожиданно серьезно ответил Николай. — У меня как раз там приятель служит. Начинали срочную вместе, потом я на сверхсрочную, а он в училище. Теперь полковник…

— Тем более.

Разговор непозволительно затянулся, но в преддверии грядущих событий установить соответствующие отношения с неглупым и информированным местным жителем представлялось достаточно важным.

Поэтому лишь через несколько минут Тарханов закруглил беседу и проводил Николая в глубь двора.

— Я с этой пушкой на улицу высовываться не хочу. От греха… — И сноровисто полез через крышу сарайчика и заплетенный густыми побегами хмеля забор на свою территорию. — Как у нас говорят — чем выше забор, тем лучше сосед. Подай-ка…

Сергей передал ему автомат и подсумки. — Ну, бывай. За подарок спасибо. Живой вернешься — заходи. «Изабеллы» мы с тобой все-таки выпьем.

— Лучше — водки.

— И пива тоже…

* * *

Погода продолжала ухудшаться, и Тарханову это нравилось. Как-то ему представлялось неправильным воевать в курортном городе, освещенном ярким летним солнцем. Было в этом нечто неправильное. А так — совсем другое дело!

Моросящий туман опустился так низко, что уже третьи этажи домов были почти неразличимы. Вдоль улиц задувал и протяжно посвистывал пронзительный, совсем не августовский ветер.

Впрочем, здесь так бывает довольно часто. Сергей даже помнил, как два года подряд почти в одни и те же июньские дни на Кавминводах шел обильный, совершенно зимний снег, через несколько часов, впрочем, сходивший без следа.

Маршрут ему Николай проложил довольно грамотно. Он и сам бы выбрал почти такой же, но этот лучше учитывал топографию и рельеф местности.

Сначала узкими переулками к южному склону Горячей горы, густо заросшему труднопроходимым кустарником, потом позади Академической галереи, Эоловой арфы в густой Эммануэлевский парк. Здесь тоже было безлюдно и тихо.

Под раскидистой сосной он покурил, прикидывая дальнейшие действия. Сквозь стекла маленького, помещающегося в кулаке, но сильного бинокля ничего подозрительного на прилегающих, круто карабкающихся в гору улочках он не заметил. Все сидят по домам, и прежде всего — обитатели многочисленных пансионатов и санаториев.

До центра города оптика не доставала, мешал туман. Где-то в районе Лермонтовского сквера вдруг вспыхнула жаркая, но короткая перестрелка. В ней участвовало, на слух, около десятка автоматных и винтовочных стволов. В сыром воздухе выстрелы звучали глухо.

Возможно, защитники полицейского управления отбили очередную разведку боем, или, напротив, бандиты пресекли чью-то попытку прорыва за кольцо окружения. А то и не пресекли, и несколько храбрецов пробились, мгновенно растворившись в лабиринте дворов Старого города. Гадать можно бесконечно, но бесполезно, а главное — незачем. На планы Тарханова перипетии уличных боев в центре пока не влияют.

Он наметил несколько рубежей на маршруте, перемещаясь между которыми практически без риска можно добраться до кухонного и хозяйственного дворов гостиницы.

Одет он был сообразно ситуации и так, чтобы не вызывать подозрения, даже попавшись случайно на глаза бандитскому патрулю, ежели он сюда забредет.

Рабочие джинсы, в которых он обычно возился с машиной, рубаха в клетку, серая куртка-ветровка. Через плечо сумка с принадлежностями, необходимыми для осуществления «последующей задачи», когда первая, то есть поиски Татьяны, будет выполнена.

Как обычно, один пистолет в плечевой кобуре под курткой, второй сзади за ремнем брюк. Настоящий финский нож, острый, как опасная бритва, в неприметном кармане под коленом.

Если на него не навалятся внезапно из засады сразу десяток человек с аналогичной подготовкой — пробьется хоть в гостиницу, хоть в любое другое место.

Вначале инстинкт и тревога за судьбу Татьяны подсказывали ему идти по пути наименьшего сопротивления, то есть по-тихому, а уж если не выйдет, то с боем, проникнуть в «Бристоль» и дальше действовать по обстановке. Для егеря с его уровнем подготовки и стажем проблем почти что и не было.

Однако вовремя Тарханов вспомнил и другое. Он же сейчас не просто частное лицо, озабоченное лишь спасением своей подруги. Он офицер управления спецопераций. И не просто офицер даже, а целый начальник отдела. Следовательно, ему более пристала другая линия поведения. И другой взгляд на ситуацию.

Угнетало, конечно, что Татьяна, девушка почти что забытая и вдруг снова встреченная, пусть и в иной роли и качестве, находится сейчас, возможно, в смертельной опасности или уже стала игрушкой остервенелых террористов. Слишком уж хорошо помнилась Тарханову улыбочка, с которой рыжий боевик смотрел на красивую девушку Свету. Предвкушал классное развлечение, на мягких кожаных подушках шикарного «Мерседеса» или прямо на придорожной травке.

Но какой же ты старший командир, если готов изменить долгу ради женщины?

А с другой стороны, в чем твой долг, полковник? Твое ли это занятие — воевать с очередной дикой бандой, ежели все это в прошлом и твоя служба теперь — другая.

Среди в изобилии покрывающих склон плоских камней Тарханов нашел подходящий, приподняв который можно было спрятать сумку с ненужным сейчас имуществом.

А остальное — вот оно.

Такие варианты они в отряде «Печенег» тоже проигрывали.

Короткие белые трубки свинтились в стандартную трость слепого, какие выдаются в соответствующих организациях. Правда, внутри ее рукоятки помещались пять спецпатронов солидного калибра, со страшным останавливающим действием.

Сергей надел очки, снаружи абсолютно черные, а изнутри вполне прозрачные, взял еще и плетеную сумочку-авоську с батоном хлеба, бутылкой молока, банкой рыбных консервов и пакетом корма для собаки. Все это было приготовлено еще в Москве, не на такой вот именно, но на соответствующий случай. Если бы вдруг пришлось выслеживать «Кулибина» не в удобно расположенной вилле, а на городских улицах или в институте.

И внешний вид предметов скромного рациона инвалида отнюдь не соответствовал содержанию. В случае чего пару танков или долговременную огневую точку взорвать можно.

Еще готовясь отправляться на Ближний Восток, Тарханов проштудировал литературу о нравах и обычаях тамошних обитателей.

В том числе и «Постановления Мухамедданского права относительно войны с неверными», составленные средневековым теоретиком ислама Кудури.

Как там было написано: «Неприлично мусульманам нарушать клятву, употреблять хитрость, уродовать людей, убивать женщин, стариков дряхлых, детей, слепых, хромых, если никто из них не будет участвовать в войне своими советами или если женщина не будет царицей. Непозволительно убивать безумных».

В данный момент он в войне не участвовал, даже советами, и, следовательно, вполне подпадал под указанные условия.

Если, конечно, его противники так же хорошо начитаны и считают данные правила сохраняющими силу в текущей исторической обстановке.

От Базарной площади, что было очень естественно, мимо Гостиного Двора, он пошел вниз по Армянской улице, которая выводила к угловому зданию почтово-телеграфной конторы, наверняка захваченной террористами.

Повадки слепых Тарханов тоже осваивал на курсах, поскольку это очень удачная форма маскировки.

Здоровые люди не просто сочувствуют слепым, они их даже немножко боятся. Точнее — не их. Они боятся на них лишний раз посмотреть. Уж очень страшно вообразить себя в подобном положении. Без ног — пожалуйста, переживем. А вот слепым… Почти что как прокаженным.

Сергей шел вниз по улице, вымощенной круглым, отполированным двумя веками булыжником, по которому в свое время наверняка ходили и ездили в экипажах Лермонтов, Бестужев-Марлинский, княжна Мери, доктор Вернер, майор Мартынов, генерал Верзилин со своими дочками и много-много других литературных и исторических персонажей. Да и сам Тарханов, помнится, ранним сентябрьским утром 1993 года катился здесь, притормаживая двигателем дешевенького мотоцикла.

Как тогда волнующе и тревожно пахло сжигаемыми на кострах осенними листьями… И тоже стелился между домами и заборами молочный туман.

Свернув направо, он пошел вдоль Царской улицы, постукивая тростью то по тротуару, то по стенкам домов.

В самый центр заварухи.

Одиночные выстрелы винтовок и карабинов явно звучали от квадрата массивных каменных зданий «Присутствий»: городской управы, госбанка, полиции.

Строились они в середине позапрошлого века и для обороны были приспособлены великолепно.

В этом и заключался просчет террористов. Напали они в самое неподходящее время. За полчаса до развода. Вечерняя смена охраны банка не успела уйти, а утренняя уже пришла. Соответственно и наряды патрульно-постовой, дорожной, городовой и участковой служб оказались на месте в двойном комплекте. И успели занять оборону.

На полчаса бы позже или раньше — начни отдежурившие и сдавшие оружие люди расходиться по домам, все сложилось бы совсем иначе.

А тут вышло так вот.

Кося глазом в сторону интересующих его зданий, Тарханов видел, что положение атакующих безнадежно.

Не более двадцати рассыпанных в цепь людей вяло постреливали по окнам и дверям домов, для штурма которых нужен был, как минимум, тяжелый танк с шестидюймовой пушкой. Танка здесь не было, зато вне зоны досягаемости огня из окон вдоль тротуара вытянулась колонна из семи грузовиков, оборудованных для перевозки людей.

Если они приехали сюда с полной загрузкой…

«Семью тридцать — двести десять, — прикинул Сергей. — Ну, пусть сто пятьдесят, если еще и оружие, и боеприпас везли. Где остальные?»

И тут же понял, что удивляться нечему. Имеет место очередная отвлекающая операция.

Ни один боевой командир не свяжет свои войска бессмысленной осадой, когда единственным вариантом является только штурм.

Значит, цель — не здесь. Одна блокирующая группа заперла все наличные вооруженные силы города в каменном мешке, другая, наверное, также демонстративно и бессмысленно осаждает следственный изолятор номер два, он же тюрьма, он же «Белый лебедь», а основная часть банды может действовать совершенно свободно.

Тогда — где главная цель? Ищут Маштакова? Допустим, тот, кто бросил сюда банду, надеялся, что сможет это сделать. Что его не вывезли стремительно, а спрятали в подвалах МГБ. Через час убедился, допросив того же начальника ГБ, что птичка улетела и местная контрразведка вообще ни при чем.

Дальнейшие действия?

По широкой красивой улице, где хорошо бы гулять летними вечерами с эффектными девушками, с женой и детьми на крайний случай или с приятелями круизить по кабакам, он шел, постукивая тросточкой, совершенно один.

Ни души до самой площади, где расходятся трамвайные пути, к вокзалу и вверх, к Лермонтовскому разъезду.

Первая пуля проныла над головой и ударила в стену на метр выше.

Слепой не понял, что происходит, начал недоуменно вертеть головой.

Но Тарханов видел, кто и откуда стреляет, и мог бы положить их в следующую же секунду. Однако стреляли явно без намерения убить, иначе не промахнулись бы так сильно. Забавлялись скорее всего.

От крыльца почтово-телеграфной конторы и городского радиоузла, которые захватить удалось сразу же, поскольку охрана там всегда была чисто номинальной (вахтер с нечищеным наганом на проходной), отделился совершенно местного вида карачаевец с автоматом «ППД» в руке, пересек трамвайные пути, остановился в трех шагах слева и сзади.

Как и положено, слепой прислушался, наклонив голову.

— Сударь, вы что-нибудь понимаете? Это здесь что, стреляют? Почему?

Лицо Тарханов постарался сделать именно таким — тупо-изумленным. И авоська у него в руках дрожала, позвякивая содержимым.

— Отец, — сказал карачаевец неожиданно мягким голосом, — ты где живешь?

Тарханов не думал, что черные очки настолько его старят. Впрочем, он и не брился со вчерашнего утра, а щетина у него отрастала быстро. Ну, тем лучше.

— Сынок, живу я там, за Казенным садом, за углом. А работаю в скорняжной мастерской, возле Торговых рядов. Вчера немножко выпили на дне рождения у товарища, я и заночевал. Утром проснулся — никого. Вот я и пошел домой. На улицах совсем людей нет, и слышу — стреляют. А почему стреляют?

— Иди, иди, папаша, если дорогу знаешь. Зачем стреляют, не твое дело. Радио сегодня что, не слушал?

— Нет у нас в мастерской радио. Хозяин не поставил. А что передавали? Ученья, да?

— Ученья. Гражданская оборона. Медленно иди, вот так, под стеночкой, потом за угол. Там тихо будет. Понял, нет?

— Понял, понял…

В последний раз оценив позиции захватчиков, Тарханов, выставив перед собой трость, пошел, куда сказано.

Цель рекогносцировки достигнута.

Работать будем в другом месте.

Скрывшись с глаз соблюдающего исламские установления горца, Сергей повернул не влево, а вправо.

В удаленных от центра событий улицах и переулках обыватели уже понемножку начали выходить из домов по своим неотложным делам. Но перемещались торопливо, в любую секунду готовые скрыться во дворах и подъездах. Мнениями обменивались тоже опасливо и только со знакомыми. Неизвестных людей сторонились.

Вообще Пятигорск поражал своим безлюдьем. Жители оказались настолько дисциплинированными или просто напуганными, что не только не появлялись на улицах, но и в окна, кажется, старались не выглядывать, не говоря о том, чтобы на автомобилях разъезжать.

Знакомая Тарханову картина. Но дикая для давно забывших о войнах территорий коренной России.

Сергею приходилось бывать в городах за пределами Периметра, оказавшихся в зоне боевых действий, в том числе и оккупированных каким-нибудь противником. Там было совсем не так — в тех или иных формах жизнь продолжалась. Торговали лавки и базарчики, работали питейные заведения, водители автомобилей и мотоциклов ухитрялись проскакивать через простреливаемые зоны да потом еще гордились друг перед другом пулевыми пробоинами в стеклах и кузовах.

Здесь же город словно парализован страхом или заколдован. Нечто подобное Сергей видел, кажется, только в Джибути, там во время абиссино-сомалийского конфликта практически все население бежало в горы, и две недели патрули мобильных сил Союза контролировали вымерший город, отражая попеременные попытки противоборствующих сторон завладеть спорной территорией.

Но и коренных жителей, и отдыхающих понять можно. Последний раз воевали здесь более восьмидесяти лет назад, когда войска 11-й армии красных заняли Ставропольскую губернию и области Кубанского и Терского казачьих войск, оттеснив Деникина к Нальчику, а потом командарм Сорокин, возмущенный политикой большевиков, поднял мятеж, расстрелял в полном составе Северо-Кавказский ЦИК и перешел на сторону белых, беззастенчиво нацепив на черкеску генеральские погоны. Деникин с этим согласился и утвердил его в чине, хотя в старой армии Иван Лукич был лишь подъесаулом. (Одна из центральных улиц Пятигорска с тех пор носит его имя.)

Даже и в приступе белой горячки вряд ли привиделось бы кому пробуждение в городе, захваченном хорошо вооруженной и тактически грамотно действующей бандой неизвестной принадлежности. И желающих подставлять головы под пули неизвестно ради чего не находилось. Продлись оккупация еще несколько дней, нужда заставит народ, конечно, приспосабливаться, налаживать жизнь хоть под чертом, хоть под дьяволом. И сопротивление кое-какое появится, и коллаборационисты, само собой, а в первый день лучше не высовываться.

В принципе такая ситуация Тарханова устраивала. С одной стороны — он, с другой — бандиты. И никто посторонний не путается под ногами.

Он испытывал некоторую тревогу за судьбу оставленного под камнем имущества. Вдруг кто-нибудь — да те же вездесущие пацаны, которым и война не война, — подсмотрел, как он тут его прятал.

Опасения, к счастью, оказались напрасными.

Снаряжение слепого и еще кое-какой лишний «инструментарий» Сергей прикопал на старом месте, с собой же взял только самое необходимое.

Через десять минут полковник достиг своей цели — темной подворотни ветхого двухэтажного дома, выходящей прямо на ограду заднего двора гостиницы.

На той стороне Елизаветинской улицы — высокие глухие ворота, через которые в обычное время то и дело въезжали и выезжали грузовики и фургоны, обеспечивающие бесперебойное функционирование многочисленных служб отеля и нескольких ресторанов, ежедневно предоставлявших пищу и кров чуть ли не тысяче гостей. Сейчас они были заперты. И по обе их стороны не наблюдалось никаких признаков жизни.

Что могло означать в лучшем случае, что обслуга и проживающие попрятались по номерам и служебным помещениям, где сидят тихо, как мыши, почувствовавшие присутствие кота поблизости, а в худшем — что «кот» уже проник внутрь похожего на французский замок ХVIII века здания.

Впрочем, достоверно судить об обстановке можно будет только на месте.

Напротив глухого четырехэтажного брандмауэра Сергей перемахнул через забор, бесшумно приземлился в неправильной формы тупичке между мусорными контейнерами на вытертые временем до блеска каменные плиты.

Осмотрелся.

Выглянул из-за угла в первый внутренний двор самого старого, постройки еще 1904 года, корпуса. Насколько он представлял себе внутреннюю планировку здания, сюда выходили окна и двери только служебных помещений и, возможно, торцовые окна коридоров с самыми дешевыми и неудобными номерами. Именно в них Тарханов поселялся, когда случалось на пару дней вырваться в Пятигорск в юнкерские еще времена.

С достаточной долей уверенности можно предположить, что его никто не заметит в те секунды, что он будет перебегать до черного хода ресторана.

Гораздо больший тактический выигрыш сулил другой путь — по пожарной лестнице на крышу и чердак, но здесь пришлось бы карабкаться не меньше двух минут, представляя собой в это время идеальную мишень даже для самого посредственного стрелка, окажись он возле одного из окон.

И тут же он увидел первые трупы. Один, в желтовато-зеленой униформе гостиничной охраны, лежал на боку, откинув одну руку и подвернув под себя другую, неподалеку от ворот. Очевидно, надеялся добежать до закрытой на кованый засов калитки. Но не успел, на несколько секунд и метров.

Второй, судя по белой куртке и черным брюкам с лампасами, официант, сидел, уронив голову на грудь, возле кирпичной стенки цокольного этажа. Этого, судя по месту и позе, просто расстреляли. Похоже, в назидание прочим возможным нарушителям приказа.

Сколько же их, захвативших здание, и где они расположились?

«Будем посмотреть».

Теперь по крайней мере начинается настоящая, привычная работа.

С пистолетом в левой, опущенной вдоль тела руке Тарханов проскользнул в дверь, по узкой и темной лестнице взлетел на площадку второго этажа. Отсюда короткий коридорчик вел к ресторанному залу, другой, подлиннее, — на склады и в кухню.

Дорогу через зал он знал, иногда приходилось поздними вечерами забегать сюда, взять в буфете вина или пива, расположения же прочих помещений не представлял.

Зато риск нежелательных и преждевременных встреч там гораздо меньше.

Он свернул налево.

В разделочном зале было пусто, а из-за двери собственно кухни слышались голоса.

Тарханов осторожно потянул на себя до блеска выдраенную сотнями рук дугообразную латунную ручку.

За длинным столом, в сером свете туманного утра, сидели несколько мужчин и женщин. Точнее — трое мужчин и четыре женщины. На столе тарелки с едой, водочные и винные бутылки. Выпивают и закусывают как ни в чем не бывало. Не рановато ли? А что еще делать людям в подобной ситуации? Тем более сотрудникам цеха, где ночь — это самый рабочий день. И наоборот — соответственно.

Сергей по-прежнему бесшумно переместился в центр обширного помещения, предостерегающе поднял пальцы к губам.

— Спокойно. Я — свой. Кто-нибудь еще здесь есть?

Мужчина лет за сорок, судя по одежде — повар, сидевший с краю, поставил на стол налитый до половины стакан, поднялся, избегая резких движений.

— Здесь — никого нет. Там, — он махнул рукой в сторону фасадной части здания, — там много… этих…

Подходящего термина он не подобрал или специально сохранял нейтральную неопределенность, не зная, с кем имеет дело.

— Кроме этой двери, есть еще выходы в зал?

— Есть. Через буфетную и бар. И еще одна к лифту, для спецобслуживания номеров люкс. Но они сейчас заперты.

— А вы кто будете?

— Я старший повар смены. Это — повар второй руки, он — официант. Женщины — кухарки. Мы Славу собрались помянуть. Убили его два часа назад…

— Я видел, там, во дворе. За что и кто?

— Эти ж самые, черные и убили. Нерусские. В смысле не наши, не местные. Говорят по-турецки, что ли, или я не знаю. И одеты в камуфляжи одинаковые, не нашего образца. Те, которые из местных горцев, попроще будут, держатся повежливее, словно как даже стесняются немного.

А эти — чистые волки. Глазами по сторонам зырк-зырк, пальцы на спусках все время. Вот Слава и говорит мне, когда они первый раз сюда ввалились, потом ушли: «Я пойду». У него смена все равно кончилась. «В город я пойду, дома у меня карабин есть, — а он охотник был хороший и со службы только два года как уволился, — возьму карабин, узнают у меня эти гады…»

Повар говорил нервно и сбивчиво, выпитое уже слегка заплетало ему язык, и он будто заново переживал случившееся. Остальные сидели молча, кивали только довольно синхронно.

— Спокойнее, спокойнее. Вы присядьте, стакан свой допейте, легче будет.

Повар послушно выполнил указание.

— А они когда первый раз сюда вломились, не сюда, а в зал, бутылок сразу нахватали в баре самых дорогих, закуски холодные, жрать сели.

Нам говорят — сидите и не высовывайтесь, и чтобы с кухни не ногой. Обед чтобы им приготовили, самый лучший. Но — без свинины. А потом, когда уходили, Юлю с собой забрали, официантку, красивая у нас самая, и со Славой у них симпатия была…

Ну вот он тогда и говорит мне: «Пойду я». Как там они с Петром сговорились, он охранник был второго этажа. И с оружием. Что там случилось, я не знаю, только стрельбу услышал, сначала на лестнице, потом во дворе. В окно я успел выглянуть. Петр из пистолета стрелял, а Слава у калитки засов дергал. От дверей из автоматов замолотили. Мне не видно было, но сразу из нескольких. Сначала Петр упал, потом Слава. Но его только ранили сначала, потом набежали, скрутили, человек пять или шесть, бить начали, и прикладами, и ногами, и тут же к стенке оттащили — и все…

Повар махнул рукой и налил себе еще. Женщины дружно принялись всхлипывать и вытирать глаза. Повар второй руки и официант, по-прежнему молча, тоже потянулись к стаканам.

— Помянете с нами раба божьего Вячеслава?

— Обязательно, только попозже. Дальше что было?

— Ничего не было. Мы думали, за нами тоже придут, да пока все тихо… Вот и поминаем, а то другого раза, может, и не будет.

Тарханов сочувственно кивнул:

— Только вы, боюсь, до того напоминаетесь, что обед приготовить не сможете. Вот тогда… — Он не стал говорить, что будет тогда. — Так что пока завязывайте. И — к делу. Кто тут у вас самый наблюдательный? Сколько всего человек видели, чем вооружены, где располагаются, еще какие подробности заметили?

В разговор вступил молчаливый официант с лицом человека, повидавшего жизнь с разных сторон. Ему бы не простым официантом служить, а как минимум метрдотелем. Да мало ли он чем еще занимается, кроме прямых обязанностей.

— В семь часов утра в ресторан приходило до пятнадцати человек. У четырех или пяти были наши автоматы, у остальных — неизвестной мне конструкции. Андрей Глебыч правильно сказал: большинство не из России. Славу убили чуть позже восьми. До этого в буфет забегало еще три раза по два человека. Другие. Брали в основном пиво и сигареты. На этажах несколько раз слышны были выстрелы и крики. В основном — женские. Так что можно предположить, гостиницу захватили человек тридцать-сорок… Размещаются? Ну, скорее всего, блокируют все три парадных холла, перекрестки главных коридоров на этажах, в эркерах и балконах могут засесть, чтобы подходы с улицы прикрывать. Но это уже мои догадки…

— Молодцом, — искренне похвалил официанта Сергей. — В войсковой разведке служить не приходилось?

— И без разведки кой-чего соображаю. Попробуйте каждый день в голове по сотне заказов держать и не путать, кому из гостей что подать… А вы из каких? Не местный? Я тут пять лет работаю, а вашу личность ни разу не заприметил.

— Из приезжих я. В гости приехал, а у вас такие дела. Знакомую ищу, Любченко Татьяну Юрьевну. Она здесь в турагентстве работает. Не знаете?

— Как же не знаем! Видная женщина. Сегодня ночью дежурила, два раза кофе пить заходила. Должна была в восемь смениться, да уж вряд ли… А ну-ка, пойдемте со мной.

В кабинете с табличкой «Метрдотель», обставленном побогаче, чем у иного предпринимателя средней руки, официант, так и не назвавший до сих пор своего имени, указал на один из трех телефонных аппаратов на приставном столике.

— Это — чисто наша, ресторанная связь. Станция здесь же, к гостиничному узлу не подключена. Попробуем. У нас на четвертом этаже малый банкетный зал прямо напротив турбюро. Может, и найдем кого…

— Звать-то вас как? — спросил Тарханов, проникаясь к официанту все большим уважением. На такого парня, пожалуй, можно рассчитывать.

— Вообще-то я Иосиф, но обычно зовут Эдиком.

— Погоняло^[4], что ли?

— Зачем же? Иосифом никто не выговорит, будут Ёсей обзывать, а мне это не в жилу.

Он быстро прокрутил диск на три цифры, подержал трубку возле уха. Где-то после десятого гудка, когда Тарханов уже потерял надежду, с той стороны ответили.

— Марина, это ты, Мариночка? Здесь Эдик. Как у вас там? Все живы? Вот и молодцы, сидите, не высовывайтесь… Хотя как раз сейчас приложи ухо к двери, послушай, все тихо? Если тихо, выгляни в коридор осторожненько. Девчонки в интуре, если на месте, Татьяну к телефону подзови… Работай.

Он опустил трубку.

— Вроде там порядок. Четвертый этаж, в самом углу, дверь банкетного обычная, без вывески. В турбюро табличка маленькая, да и на хрена бандюкам гида-переводчика нанимать?

— Резонно, — рассеянно ответил Сергей, веря и не веря, что сейчас может услышать в трубке Татьянин голос. Если она жива и в порядке, тогда у него и руки будут развязаны, и голова от лишних забот свободна.

— Держите, она вас слушает…

С непривычно екнувшим сердцем полковник взял трубку.

— Таня? Здравствуйте, Таня, это Арсений говорит…

— Арсений? О боже! Откуда вы звоните, где вы? А у нас тут такой ужас…

— Отсюда и звоню, Марина знает, откуда. Я же обещал прийти. Ну, пришел чуть раньше, в связи с изменившимися обстоятельствами. У вас там как? По коридорам не ходили, в дверь не ломились?

— Нет, у нас на этаже пока тихо. Но здесь только разные конторы в основном, работают с девяти, так что все заперто. Только я с напарницей и девочки напротив. Арсений, скажите, что нам делать?

Голос у Татьяны хоть и не срывался на истерику, но ощутимо подрагивал.

— Секунду…

Обратился к Эдику:

— Спрашивает, что им делать. Отсюда туда можно аккуратно пробраться?

— Свободно. Лифтом, пожалуй, не стоит, но рядом с шахтой идет в отдельном стволе железная лесенка, аварийная как бы. И выходит рядом с дамским туалетом банкетного зала. Пройдете в лучшем виде. Практически без риска. И сразу сюда возвращайтесь. У нас, пожалуй, безопаснее всего будет. Ресторан и есть ресторан. Пожрать-попить завалятся — это свободно. А искать что-то или кого-то — зачем? Надо будет, в овощном складе спрячетесь или в посудомоечной, а то в санитарной комнате для женского персонала… Как у тещи за пазухой!

«Интересное сравнение», — подумал Тарханов.

— Таня, ждите, я сейчас за вами приду. Напарницу позовите и ждите. Минут через пять-десять буду. Да, вот что, вы у себя в конторе дверь оставьте открытой, бумажки там всякие по полу разбросайте, ящики столов, шкафы откройте, мебель переверните. Что зачем? После объясню, вы делайте, только совершенно без шума. До скорого…

— А вы, господин Арсений, в натуре, быстро соображаете, — похвалил Тарханова Эдик, одновременно рисуясь и своей догадливостью. — Если, значит, появится на этаже кто, чтоб подумали, что шмон до них произведен и ловить больше нечего. Грамотно.

— А то, — в тон ему ответил полковник. Достал из сумки глушители, навернул на стволы обоих пистолетов. Взвел взрыватели имевшихся при нем гранат.

Эдик наблюдал за его работой с уважительным интересом.

— Серьезные у Татьяны друзья, — как бы в пространство промолвил он. — Заберете и уйдете или как?

— По обстановке. Проводите меня?

— Лестницу покажу, а там сами разберетесь. Вдруг опять гости пожалуют, следует на рабочем месте быть. Обратно пойдете — перезвоните для проверки. Только я вас умоляю — если что, за собой «хвоста» сюда не ведите. Прорывайтесь мимо нас. Ресторану и одного покойника сверхдостаточно.

Весь путь наверх Тарханов проделал бегом, на секунды приостанавливаясь на площадках, чтобы запереть ведущие на этажи двери. Так, на всякий случай, чтобы иметь прикрытый тыл.

А сам уже проигрывал в уме свои дальнейшие действия.

В трех соединенных переходами корпусах гостиницы, построенных с интервалами примерно в пятьдесят лет, должно быть много подобных внутренних коммуникаций, разобраться в которых и эффективно их заблокировать оккупанты по своей малочисленности и недостатку времени просто не могли. Даже если и привлекли на свою сторону угрозами или посулами кого-то из инженеров по эксплуатации.

От четырех до семи этажей, почти тысяча номеров, не меньше сотни технических помещений. Только в старом корпусе Сергей знал две лифтовые шахты, четыре сквозных лестничных пролета, этот, получается, пятый, а возможно, есть и еще. В двух более обширных корпусах их наверняка еще больше.

А главное, бандиты ведь не рассчитывают вести в «Бристоле» полномасштабный внутренний бой. Заняли ключевые точки, чтобы в случае чего удерживать под контролем достаточное количество заложников — хватит. На самом же деле о вторжении извне они почти и не задумываются, не случайно же он проник в гостиницу без проблем. Не тот у них боевой опыт, не тот стиль мышления.

У входа в банкетный зал его встретила эффектная рыжеволосая девушка в форменном алом костюмчике, похожем на те, что носят в самолетах бортпроводницы. Та самая Марина. А потом ему на шею, не стесняясь, бросилась Татьяна. Странный, если разобраться, поступок. Их ведь еще ничего не связывало в этой жизни. Так, почти случайное знакомство при странных обстоятельствах.

Или ее опять перемкнуло на воспоминание о прошлом знакомстве с его «двойником»? Там-то у них все было по полной программе, и расстались они без обиды, по взаимному, можно сказать, согласию.

С другой стороны, пережившие стресс и страх смерти люди бросаются на шею и совсем незнакомым спасителям.

Третья девушка, напарница Татьяны, по имени Аля, внешне похожая на армянку, держалась в сторонке и выглядела не то слишком флегматичной, не то перепуганной до заторможенности.

Зал был небольшой, но уютный, оборудованный для приватных обедов и ужинов людей с достатком. Обтянутые узорчатой золотой парчой стены, резные, ручной работы кресла и столики, стилизованные под старину настольные лампы и бра. Мраморный камин с начищенным бронзовым прибором. Небольшой бар и совсем миниатюрная эстрада для выступления камерных ансамблей в углу.

Здесь можно было отдыхать и радоваться жизни, не смешиваясь с потребителями комплексных и диетических обедов.

Тарханов вдруг вспомнил, что он не спал больше суток и лишь чуть-чуть перекусил на ходу.

— А скажите, Марина, нельзя тут у вас передохнуть немного, кофейку чашечку выпить, а то и с коньячком…

Присел за ближний столик, из любопытства перелистнул книжку меню в тяжелом, как на антикварном Евангелии, переплете.

Хороший ассортимент, но цены, конечно, да, серьезные. В другом месте полный обед обошелся бы дешевле, чем здесь кофе с рюмкой коньяка. Впрочем, цены его всегда занимали мало, а уж сейчас…

— В общем, всем кофе, коньяк… или ликер? Закусить, соответственно. Решайте, девушки, угощаю всех!

Опыт ему подсказывал, что девушек надо развлечь, хотя бы даже так, изображая из себя этакого прожигателя жизни.

Ага, одна только неувязочка вышла. Он только сейчас сообразил и запахнул куртку, из-под лацкана которой слишком непринужденно торчала пистолетная рукоятка.

Поскольку совсем не касаться событий минувшего утра было нельзя, Сергей старался перевести тему и настроения своих новых знакомых в иную плоскость. Что, мол, случившееся — дело почти житейское, в других странах, за пределами «Свободного мира», спокон веку так живут. Вот, например, в Израиле, где он был недавно, или, скажем, на Филиппинах…

— Так мы-то не на Филиппинах, Арсений, в чем все и дело, — не приняв его легкого тона, ответила Татьяна. — Жили-жили сколько лет спокойно, а теперь что, привыкать, как там?

— Ну, это, конечно, ерунда. Не сегодня-завтра с бандой разделаются по законам военного времени, тогда и разберемся, кто, зачем и почему. И ответим так, что мало не покажется. Как писал Прутков, «не только оному лицу, но даже его самым отдаленным единомышленникам…».

— Хорошо бы, — кивнула Марина, подавшая на стол и присевшая рядом, — а до этого нам что прикажете делать?

— Вот это я и желал бы с вами обсудить. Вы девушки здешние, опытные, все места знаете… Как оно будет лучше — спуститься вниз, где Эдик обещал всех в подсобках ресторана спрятать, еще куда-нибудь переместиться или остаться здесь, в расчете, что если до сих пор не пришли, то и дальше не придут, поскольку у них скоро совсем другие заботы появятся? Кстати, насчет Эдика — кто он и что? Мне показался очень сообразительным молодым человеком.

— Еще бы, — коротко хохотнула Марина.

— То есть?

— Еще бы не сообразительный. Он в Кисловодске целую сеть игорных притонов держал, попался на чем-то, два года отсидел, дело его за это время растащили, вот и пришлось в официанты податься… Но надежды подняться снова не теряет.

— Ну, дай ему бог. Может, и поднимется, если снова не ошибется…

Слова его прозвучали несколько двусмысленно.

— Я бы предпочла остаться здесь, — ответила на первую часть вопроса Татьяна. — Уйти можно в любой момент, если возникнет опасность, но пока здесь, мне кажется, спокойнее. Двери зала очень прочные, просто так их не сломаешь, а пока будут ломать, мы успеем убежать. Тут есть еда, можно даже поспать, а там, внизу, я не знаю…

Аля кивнула.

— Значит, остаемся, — подвела итог краткого военного совета Марина, ощущавшая себя здесь хозяйкой, да и вообще выглядевшая девушкой смелой и решительной. Как, впрочем, свойственно большинству ее коллег по профессии.

И решения надо уметь принимать быстро, когда возникают острые ситуации, например, с подгулявшими гостями, и риска не бояться, и без стихийного знания психологии не обойдешься.

— Значит, договорились. Вы остаетесь здесь, сидите тихо, ни во что не вмешиваетесь, на провокации не поддаетесь. Дверь можно дополнительно забаррикадировать, хотя бы и этим сервантом, и диванами тоже. А для меня ваше убежище будет запасной оперативной базой…

— Что вы собираетесь делать, Арсений? — с тревогой спросила Татьяна.

— Вы же знаете мою профессию, Таня? Как же я могу отсиживаться вместе с женщинами, если враг захватил часть территории моей страны, защищать которую я присягу давал? Сейчас схожу на разведку, а уж дальше — по обстановке. Кстати, из вас кто-нибудь стрелять умеет?

— Я умею, — опять заявила о своей лидирующей роли Марина. — В институте занималась в стрелковой секции. Больших успехов не добилась, — самокритично призналась она, — но серебряный значок «Меткий стрелок» у меня есть.

— Оставить вам на всякий случай? — Тарханов протянул ей на ладони штатный армейский пистолет Воеводина, который, впрочем, за ним официально не числился.

— Оставьте. Из него я умею. Не отобьемся, так хоть застрелиться успеем. Я не чужда определенных занятий, но ежели меня вздумают насиловать полсотни грязных чурок — увольте…

— Не думаю, что у них вскоре появится время именно для таких развлечений. Держите, Марина, только прошу никому, кроме здесь присутствующих, его не передавать. И, будет время, поучите девушек, как с ним обращаться.

Он протянул Марине пистолет и запасной магазин на восемнадцать патронов.

— А я, пожалуй, пойду…

Примечания

4

Погоняло — воровская кличка.