Труд и Дом. Воспоминания и размышления

Василий Георгиевич Шавлюк

О жизненном пути человека, пережившего на своём веку смену 5 государственных строев, о его развитии, становлении и работе. Путь абсолютно самостоятельный, начиная с первых шагов в далёкой белорусской деревне, без нужных знакомств, связей и денег до учёной степени и должности уровня замминистра в Москве. Человека, чей непрерывный трудовой стаж составляет 64 года, а стаж совместной супружеской жизни на данный момент 60 лет.

Глава 2. Моя жизнь и образование на разных уровнях

«Есть только миг

между прошлым и будущим,

именно он называется жизнь»

Из песни.

2.1. Начальное и неполно-среднее образование

Моя долгая 87-летняя жизнь в начальной своей стадии прошла в труднейший для западных областей Белоруссии (Брестской, Гродненской и частично Минской) исторический период: сначала почти 19-летнее (до 17 сентября 1939 года) владычество Польши, получившей эти территории по Брестскому миру (1920 г.), затем кратковременная (до июня 1941 г., т.е. менее, чем на 2 года) советская власть, после её — немецкая оккупация (до июля 1944 г.) и только после освобождения Белоруссии от немецкой оккупации произошло историческое объединение этих западных областей с восточными областями (Витебской, Могилёвской и Гомельской) в единую Белорусскую советскую республику. И только тогда народ свободно вздохнул от этих частых перемен.

Весь указанный период был самым значимым в моей жизни. Я его помню и, наверное, не забуду до конца своих дней.

Молодое поколение послевоенной поры, а тем более сегодняшнее, имеют слабое представление о том трудном времени, которое пережил белорусский народ, особенно западных его областей. Для многих теперь это уже история, которая сейчас ни в каких учебниках не фигурирует и не изучается. Даже мои дети, а тем более внуки, практически ничего об этом не знают и не случайно просят порой меня рассказать хоть что-нибудь о том времени и людях, тогда живущих в моём окружении, и, конечно же, о себе и моём жизненном пути. Из этих соображений я и решил сейчас, имея больше свободного времени, написать только чисто по памяти данные заметки, не претендующие на их широкое оглашение, но имеющие, на мой взгляд, хоть некоторый интерес для моих детей, внуков, близких родственников и людей, меня знающих или помнящих.

Конечно, изложенные заметки не сравнимы и ни в чём не подменяют такие выдающиеся произведения белорусских писателей и поэтов, описывающих жизнь и быт белорусского населения того времени, как «Новая зямля» и «Сымон — музыка» Я. Колоса, «Курган» и «Павлинка» Я. Купалы, «Люди на болоте» И. Мележа и целый ряд других романов и поэм. Но нигде я не встречал ответа на вопрос, как крестьяне, живущие натуральным хозяйством, сами себя обеспечивающие, добывали себе одежду, обувь, орудия труда (плуги, бороны, пилы, топоры, косы, серпы, конскую упряжь), откуда брались телеги, сани, топливо, кухонная утварь и т. д. Ведь всё это практически нигде не продавалось, да и купить крестьянин был не в состоянии, ему просто не было возможности где-то заработать пусть даже небольшие деньги. Да и денег, особенно в годы оккупации, никаких не было. Оккупационные немецкие марки за деньги просто никто и не считал. При поляках лучшую молодую корову можно было купить (и если повезёт) за 100 злотых. Но чтобы их заработать, требовалось затратить большой труд. Например, жнея за весь длинный летний день жатвы могла заработать не более 1,5 злотых, мужчина на косьбе за день не более 2 злотых. Основная валюта была — это соль, мыло, сахарин, керосин, продукты, даже спички. Цен никто не устанавливал, их просто не было. Всё определялось по договорённости. Чтобы уйти от нищеты, многие бросали всё и уезжали кто — куда. При поляках — это преимущественно в Южную Америку (Аргентина, Уругвай, Бразилия, если поближе, то в Латвию). Через некоторое время кое-кто из Латвии возвращались, везли с собой или швейную машинку Зингер (ручную, а ещё лучше — ножную, которые могли делать только прямые строчки), или велосипед. Такие товары в деревне считались верхом богатства, ни один житель моей деревни их не имел. Легковой автомобиль (помню даже цвет — синий) я впервые увидел в 12 лет, немецкий, вёз какого-то офицера.

Как было уже упомянуто, все крестьянские семьи, за очень редким исключением, сами себя обеспечивали всем необходимым, практически ничего не покупали, поскольку не было, да и ничто не продавалось и не покупалось. Велось натуральное хозяйство, когда всё необходимое делалось своими силами, ничто не пропадало, никто не знал даже, что такое отходы, полученные при работе с материалами, изделиями, продуктами и от естественных надобностей. Например, солома от зерновых культур пригодилась для крыш сараев, погребов, даже где-то и домов; отходы от льна — это костра как очень хороший утеплитель, а пакля — для конопатки. Зерновые отходы (мякина, получаемая при молотьбе и веянии зерна), от муки при её просеивании — всё идет на корм животным; от кабана ценными отходами является его шкура (идёт на выделку) и шерсть для производства щёток; от домашней птицы в дело идёт перо (его очищают вручную от жёстких стебельков) применяется для изготовления перин, подушек; отходы от коров и телят — это кожи (идут в основном на выделку для изготовления кожевенных изделий; все прочие отходы, включая и пищевые — идут или на корм скоту, или в удобрения для полей и огородов. Для использования отходов, например, кожевенных, необходимо иметь и соответствующее умение по выделке кожи, обладать умением делать из кожи хотя-бы лошадиную сбрую (хомуты, уздечки, вожжи и др.), для чего требуются кожевники, шорники, сапожники. Как они готовились — об этом был разговор выше. Отсутствие всяческих отходов в крестьянском (натуральном) хозяйстве — важнейшая его особенность. Даже такого понятия «отходы» не было. К сожалению, сегодня при механизированном промышленном производстве такого малоотходного и безотходного производства практически не наблюдается. Ценнейшие промышленные, пищевые и бытовые отходы, мебель, ценная электроника, даже изделия, содержащие драгоценные металлы, сплавы, экологически опасные и вредные, сжигаются в котельных и в так называемых мусороперерабатывающих, (а фактически тоже сжигаемых) предприятиях. Пригороды и даже многие города, особенно городские пустыри, перегружены этими отходами и никто не знает, как от них избавиться. Можно даже сказать, что некоторые города и даже территории вступили в экологический кризис. Я хорошо знаю очень уважаемого мною академика Яблокова, который, будучи ещё кандидатом наук, посвятил можно сказать всю свою научную деятельность изучению проблемы вредного экологического воздействия на население современного промышленного производства, рождающего проблему отходов, их использования и гибельного влияния на экологическую обстановку. От себя могу сказать, что сегодня свалки завалены не просто отходами, а даже хорошей бытовой техникой, аппаратами, приборами, попавшими на свалку только потому, что они изготовлены, можно сказать, специально так, что не подлежали никакому ремонту. Каждый из нас это может подтвердить простыми примерами. Возьмите даже обычный чайник. Их приходится очень часто менять, и только потому, что их места включения находятся недоступно для пользователя. Или всем известные разных моделей газонокосилки. Их тоже часто приходится менять только из-за того, что их пустяковая по стоимости кнопка включения находится недоступно для исправления контакта или замены. В таких случаях приходится менять весь прибор. Это выгодно производителям и торговле — больше продаж и выручки. А потребителю? У производственников даже исчезло понятие «ремонтопригодность», ранее считавшееся важнейшим. Отремонтировать любую вещь стало иной раз дороже, чем приобрести новую. Поэтому и исчезли ремонтные мастерские. Порой из-за простой штепсельной вилки надо выбрасывать всё изделие и всё потому, что вилка намертво связана со шнуром, а шнур входит в изделие в недоступном месте, приходится выбрасывать и само изделие. А если оно входит, как неотъемлемая часть аппарата, то и весь дорогостоящий аппарат! К этому можно ещё добавить, что наиболее часто выходящие из строя узлы и детали располагаются, как правило, в наиболее недоступных местах, затрудняющих их ремонт или замену. Таких примеров можно привести тысячи. Любой из нас это может подтвердить, поскольку часто с такими случаями сталкивается. А возьмите тару, упаковку, всякие пакеты — это-же горы будущих отходов! А ведь они стоят немалых денег, всякая упаковка вошла в цену товара и мы за неё уплатили.

Возьмите два главных продукта для населения — хлеб и молоко. Веками хлеб (ржаной и пшеничный) производился из натуральной, подготовленной муки без всяких добавок, строго сложившимся в данном регионе способом (как сейчас говорят «технологией»), а при введении госстандартов — при строжайшем их соблюдении (даже в армии и при карточной системе никто не посмел что-либо мудрить с хлебом, его составом, сортностью, ценой и др.). Хлеб доставлялся потребителю на специальных деревянных контейнерах и без всякой наружной, дорогостоящей упаковки. А что происходит сейчас, в основном под давлением производителей и торговли? Десятки разных сортов хлеба и все — с повышенной ценой. Некоторые сорта уже и хлебом назвать нельзя. Каждая хлебная единица, даже мелкая булочка, имеет дорогостоящую и в результате — ненужную упаковку, тут же выбрасываемую в мусор, отходы. Ведь населению эти излишества не нужны, за них потребитель платит, и немало, поскольку всё входит а цену. Это выгодно только производителю и торговле.

Тоже самое происходит и с молоком. Раньше молоко поставлялось населению специальными молоковозами, реализовывалось в тару самого потребителя. Требовалось лишь обеспечивать чистоту перевозимых емкостей и самого молока. Сейчас же молоко реализуется десятками сортов, в закрытой таре, не поддающейся никакой проверке потребителем, разной жирности, ёмкости, тары, упаковки, разными сроками годности и т. д. Все они обильно содержат всякие «Е». Никто не доказал, какую реальную пользу эти добавки приносят населению. Скорее вред и удорожание. Рядовой покупатель такого разнообразия не требует, из товарного молока он сам решает как его использовать. Он против всякого здесь «усовершенствования», всяких «Е».

Конец ознакомительного фрагмента.