Страх звёзд

Василий Владимирович Воронков, 2022

Команде попавших на карантин контрабандистов приходится согласиться на самоубийственную миссию – снять данные с бортового самописца у загадочного корабля, который исчез десять лет назад и теперь появился на границе сектора. А между тем в системе начинается космическая война.

Безвыходная ситуация

— Спасибо за предложение, конечно, но сейчас не лучшее время, чтобы изображать из себя межпланетный экспресс.

Томаш откинулся на спинку кресла и пригубил тинктуру — крепкую и терпкую настолько, что даже от осторожного глотка першило в горле. Женщина, которая назвалась Айшей, смерила его взглядом совершенно чёрных, блестящих глаз.

— Я ведь объясняла, — сказала она, — я обеспечу вам безопасный коридор.

— Что значит — безопасный коридор? Вы войну ненадолго остановите?

— Карам икраам! Ну какая война?

Имя Айша подходило ей не больше, чем Томашу — традиционный бакарийский наряд с застёгнутой на все пуговицы цветастой рубахой. Сутулая и сухая, высоченного роста, с покрытым серым платком головой, она напоминала, скорее, изваяние из полимерной глины, чем живого человека.

— Вы же знаете, — Айша поднесла ко рту золотую трубку мазина, едва коснулась её губами и тут же выдохнула обильные клубы синего искрящегося дыма, — у нас любят всё драматизировать. Никаких военных действий нет, опасность сильно преувеличена. Да, были какие-то волнения на Орее, но не в первый же раз. И, смею вас заверить, не в последний.

Они сидели в широком прохладном зале, обставленном на классический бакарийский манер — резной металлический стол, деревянные кресла с украшенными бахромой подушками, мозаика на стенах. С потолка мягко лилось журчание воды. Миролюбивую идиллию нарушали только телохранители в чёрных костюмах, которые подпирали стену за спиной у Айши — одинаково высокие и широкоплечие, точно выращенные в пробирке однояйцевые близнецы.

— А как же погибшие торговые корабли? — Томаш поёрзал в кресле. Близость этой странной женщины вызывала у него безотчётное беспокойство. — Военных действий нет, а люди гибнут?

— Люди всегда гибнут. — Айша затянулась мазином и выдохнула дым. — Я же не говорю, что нет никакой опасности. Опасность, пусть и небольшая, есть всегда.

Дым, неожиданно сменив цвет, поплыл пурпурным облаком над головой Томаша.

— Да, но…

— Но я готова компенсировать вам все риски.

— Хорошо. — Томашу вдруг захотелось встать и, ничего не объясняя, выйти из зала, попрощаться по-литийски. — Значит, как вы там говорили, надо вылететь за пределы сектора, где появится некий корабль — попробую угадать, с литийской сигнатурой? — забрать у него груз и попытаться пробиться обратно к Бакару. Всё это, разумеется, находится так далеко за гранью закона, что уже и грань не видно. Причём для всех сторон. А если ваш безопасный коридор окажется не таким уж и безопасным, то нас либо распылят на атомы, либо поймают, приставят к стенке, — пряная горечь тинктуры обожгла Томашу горло, — и распылят на атомы. Я правильно обрисовал картину?

— Мне казалось, вы и ваша команда — специалисты по вопросам подобного рода.

Айша улыбнулась, и на её неподвижном лице впервые прорезались тонкие и глубокие, как трещины в камне, морщины.

— Вы имеете в виду самоубийство? Вовсе нет. Вообще-то до того, как началась вся эта чехарда, мы занимались вполне легальным бизнесом. Продажа бакарийских сувениров на Литии преступлением никогда не считалась.

— Хотите сказать, вас лишили полётной лицензии за сувениры?

— Досадное недоразумение, — нахмурился Томаш. — Я уже подал апелляцию, так что скоро всё…

— Очень надеюсь, что апелляция поможет восстановить справедливость! К тому же я прекрасно понимаю всю важность и полезность сувениров. Вот, к примеру, мазин. — Айша припала к трубке, и лицо её окутал переливчатый дым. — Насколько мне известно, на Литии он запрещён. Точно так же, как у нас запрещён ваш прекрасный напиток.

Томаш невольно поднял бокал с тёмно-красной маслянистой жидкостью.

— И то, и другое можно без проблем синтезировать, — продолжала Айша, — но для истинных ценителей…

— Не понимаю, о чём вы говорите, — перебил её Томаш. — Под сувенирами я имел в виду сувениры, не более. Безделушки всякие. Например, бакарийские кристаллы естественного происхождения.

— Как скажете.

Айша постучала мазином по окоёму узорчатого блюдца, и из трубки со смачным щелчком вылетела тонкая, почерневшая изнутри капсула. Томаш допил залпом тинктуру.

— Что ж, — он начал вставать, — было очень приятно с вами пообщаться, но, боюсь, я…

— Сядьте! — сказала Айша.

Телохранители за её спиной заволновались.

— Вы же не торопитесь? — Голос Айши вновь встал вкрадчивым и мягким. — Давайте ещё немного поболтаем. Я всегда любила литийцев. Очень жаль, что из-за этих недалёких гхаби, — она показала трубкой в потолок, — отношения между нашими народами так обострились.

— Надеюсь, это временно.

— Да-да, всё в этом мире временно, вы же знаете. Кстати, не желаете ещё бокальчик тинктуры?

— Почему бы нет? — улыбнулся Томаш.

Айша сощурилась, отдавая кому-то приказ по голосети, и через несколько секунд у стола возник тощий официант, поклонился и, проговорив что-то на бакарийском, поставил перед Томашем новый бокал с щедрой порцией тинктуры.

— Малак! — зашипела Айша. — Суприя гадаш! При госте говорим только на литийском! — и раздражённо махнула рукой.

Официант тут же покраснел, страдальчески сгорбился и отполз куда-то за границы зрения.

— Прекрасный напиток, — сказала Айша. — Тридцать лет выдержки в бочках из растительного волокна. Это вам не синтезированное пойло, которое вязнет на зубах. Вещь для настоящих ценителей. То, что делает нашу пресную жизнь немного приятнее, немного, как это сказать, хаарин, острее. Поэтому правительство никогда в действительности не препятствовало небольшому теневому импорту. Это просто повышает качество продуктов для избранных, тогда как остальным до этого нет никакого дела. Но, к сожалению, скоро таких напитков у нас не останется.

— Да, печально! — закивал Томаш. — По правде сказать, я всего пару раз в жизни пил тридцатилетнюю тинктуру. С каждым годом выдержки она становится всё более резкой и жёсткой. На Литии бутылочку такого зелья покупают для коллекции, на полку поставить или в подарок кому-нибудь на юбилей.

Айша рассмеялась.

— Вы меня раскусили! Никогда её не пробовала.

Она извлекла из складок одежды белую, похожую на личинку капсулу, вставила её в трубку и с наслаждением затянулась.

— Я на самом деле понимаю, что вы хотите сказать. — Томаш пригладил волосы на затылке. — Все мы для чего-нибудь да сгодимся. Теневой бизнес, все дела. Только вот не в текущей ситуации.

— Да ничего я не хочу сказать! — Над резным столом медленно оседало сиреневое, похожее на космическую туманность облако. — Мы же просто отдыхаем, общаемся. На планете осталось не так много литийцев, и вы для меня — уникальный собеседник. Мне и правда очень нравятся ваши обычаи, ваш народ. Мы так сильно отличаемся друг от друга, даже внешне. Для некоторых — это проблема. У меня же, напротив, это вызывает особенный интерес. Очень жаль, что не все разделяют мою позицию.

— К чему вы ведёте?

— Я — ни к чему. Но сложившаяся ситуация к чему-нибудь да приведёт. Будь я литийкой, не хотелось бы мне сейчас оказаться на Бакаре. Большинство ваших соотечественников давно улетели, но вы, наверное, не хотели бросать корабль. Я вас прекрасно понимаю и очень надеюсь на, — Айша поиграла пальцами в воздухе, нажимая на невидимые клавиши, — успех вашей апелляции. А пока вы, как несложно догадаться, отсиживаетесь в Аль-Салиме? Не самое воодушевляющее занятие. К тому же в вас литийца за милю видно, в какой бы наряд вы ни облачились. Скоро и в порту станет небезопасно.

Томаш осушил залпом бокал и прижал руку к груди, сдерживая кашель.

— Мир полон опасностей! — заявил он, подражая голосу Айши. — Но уж лучше опасности на космодроме, чем ваша самоубийственная миссия. Я ведь всё правильно угадал с её деталями?

— Да. Вы очень проницательны!

Айша улыбнулась, и кожу у неё на щёках испещрили глубокие старческие морщины. Томаш подумал, что ей, должно быть, далеко за шестьдесят — бакарийские женщины часто выглядят моложе своих лет. Возраст Айши прорывался сквозь неестественно-белую кожу, когда она хмурилась или улыбалась — точно уродливая экзема, которую пытаются скрыть под жирным слоем грима. Стоило же Айше согнать с лица человеческие эмоции, как она вновь превращалась в бездушное, лишённое возраста изваяние.

— Вы ошиблись буквально в паре незначительных деталей. Дело в том, что корабль, к которому вам предстоит пристыковаться, не имеет современной сигнатуры. Да и груз никакой забирать не придётся.

— Корабль без сигнатуры? — поднял брови Томаш. — Без груза?

— Вижу, вы заинтересовались. — Айша вновь на секунду стала похожа на древнюю старуху. — Может быть, ещё бокальчик тинктуры?

* * *

Лада ждала в коридоре. Она стояла у панорамного окна, облокотившись на резную балюстраду, и смотрела, как темнеющее вечернее небо рассекают лазерные лучи, похожие на координатную сетку в вирте. В пасмурной синеве стремительно мелькали созданные игрой света изображения — чьё-то хмурое лицо, крутящаяся, как волчок, планета, сложносочинённый герб, космолёт с ненужными крыльями. Ладу так загипнотизировало это зрелище, что она даже не услышала приближающихся шагов.

Томаш положил ей руку на плечо.

— Я уж решила, ты через час будешь, не раньше.

— Извини, — сказал Томаш. — Странная манера у этой дамочки вести переговоры. Ходит вокруг да около и ищет, с какой стороны к тебе лучше подобраться, чтобы ухватить посильнее.

— И о чём вы говорили всё это время?

— Да много о чём. О тинктуре, например.

— То-то я запах чувствую. — Лада махнула рукой.

— Запах! — хмыкнул Томаш. — Это настоящий эксклюзив — аж тридцать лет выдержки. Она, видимо, хотела свой недосягаемый уровень крутизны показать. Мы такую тинктурку даже не возили обычно. Правда, теперь все кишки гудят.

— Короче, понятно. Очередная корпоративная стерва, которая переживает, что из-за кризиса ей тинктуры не хватает.

— На самом деле, — Томаш потёр затылок, — не совсем.

Призрачная планета, похожая на изъеденный червями плод, зависла над стеклянными сталагмитами небоскрёбов — как фальшивая бакарийская луна.

— Что, сегодня праздник какой-то? — спросил Томаш.

— А я откуда знаю? У них тут каждый день праздник. Там, — Лада подняла голову, — война, а тут праздник.

Они замолчали. С высоты двухсотого этажа казалось, что город затягивает полотно кипящих туч, над которым плывут призрачные корабли и планеты. Томаш подумал, что это самая наглядная демонстрация расслоения общества, которую он видел. Живущие на нижних ярусах видят лишь туман, а тех, кто забрался повыше, развлекают иллюминацией.

— Дело хоть предлагает? — спросила Лада.

Томаш вздохнул.

— Не знаю. Это зависит… — Призрачный истребитель спикировал над небоскрёбами и рассеялся в воздухе, как отголосок битвы, которая ведётся далеко в космосе. — От многого зависит. Хотела бы убраться отсюда поскорее?

— Спрашиваешь! — фыркнула Лада.

Небо полыхало огнями, как во время артобстрела.

Лада всегда считала себя человеком без родины, но больше всего ненавидела Бакар с его душными мегаполисами, низкой гравитацией и вечным смогом, из-за которого приходилось бороться с накатывающей приступами тошнотой. Сама она родилась на Литии, но в ней текла кровь двух миров. Бакариец и литийка — союз редкий и одинаково презираемый на обеих планетах. Лада нигде себе не находила места. Высокая, с атлетичным телосложением и короткими угольными волосами — она стала чужаком и на Литии, и на Бакаре.

Она была красива — но какой-то холодной, отстранённой красотой, которая, скорее, могла вдохновить написать с неё портрет, чем вызвать шевеление в штанах. Это, впрочем, не помешало Томашу подкатить к ней в первый же полёт — и получить отлуп, о котором он до сих пор вспоминал с кислой миной. Лада тогда обворожительно улыбнулась, потрепала его по небритой щеке и сказала, что мужчины её совершенно не интересуют.

— Так ты расскажешь, о чём вы договорились? — спросила Лада. — Или руку тебе сломать?

Томаш даже не был уверен, что она шутит. Он набрал побольше воздуха в грудь:

— Знаю, это покажется тебе бредом, но…

* * *

— Чего? Какой ещё корабль без сигнатуры? — Насир покрутил пальцем у виска. — Вы там перепились без меня? Адыр елдыш! Знал я, надо было с вами идти! Хоть развлёкся бы!

Он с аппетитом наворачивал квелый на вид синтостейк, кое-как втиснувшись за столик в кают-компании. Корабль Томаша создавался по литийским меркам, и крупному бакарийцу — в два с лишним метра ростом — на нём было тесновато. Когда Насир сидел за обеденным столом, то казалось, что взрослый верзила залез каким-то чудом за школьную парту.

— Корабль как корабль, — сказал Томаш. — Ты чего, опять тинктуры перебрал? Сигнатуры меньше десяти лет назад появились, а до этого…

— Не учи учёного! — проговорил, аппетитно чавкая, Насир. — Знаю я всё без тебя и так! Сигнатуры и прочий абрам кирдым!

— Насик, может, ты прервёшь на время свою трапезу? — спросила Лада. — Или хотя бы начнёшь нас слушать?

— Да слушаю я! Херзац матерах! Что за корабль такой, который десять лет в какой-то харазе летает? Когда его отправили, у меня ещё печень живая была! А теперь это корыто домой вернуться решило? С этими, как их там, фанфарами и прочими херзацами? Вы там чем обдолбались-то? Тут одной тинктуры мало!

Томаш сел за стол, взял бутылку с разбавленной, судя по цвету, тинктурой, которой Насир запивал свой ужин, и глотнул прямо из горла.

— Трубы горят? — осклабился Насир.

— Иди ты!

— Я бы, может, и пошёл, да только некуда, херзац его так!

— Слушай, — спокойно сказал Томаш. — Дело серьёзное. И люди серьёзные. Видел бы ты, где они окопались! Ещё немного, и орбитальный лифт получится.

— И деньги серьёзные, — сказала Лада.

— Сколько?

— Двенадцать миллионов бакарийских.

Насир потёр лысый череп с таким видом, словно искал несуществующие волосы.

— Ничего так. Можно залечь где-нибудь на дно и мирно допивать свою жизнь, причём напитки будут поприятнее, чем эта бормотуха.

Томаш ещё отхлебнул из бутылки. После коллекционной тинктуры, которой его угощала Айша, пойло Насира по вкусу почти не отличалось от воды.

— Нам вернут лицензию, — сказал он, — вместе с нашей старой сигнатурой. Только…

— Только вот это похоже на какой-то скверный розыгрыш! Больше десяти лет назад грузовоз потерялся, думали, что с концами, ан нет, херзац его, концы вот они! — Насир изобразил что-то невразумительное на пальцах. Томаш как-то попросил его объяснить смысл подобного жеста и до сих пор об этом жалел. — Хозяйка потерянного елдыша сама к нему лететь не хочет, а нас отправляет. За двенадцать миллионов! При этом ни груз ей не нужен, ничего — фоточки только по голосети перекинуть, и кабирах абрам!

— Она говорит, что груз уже не имеет ценности.

— Испортился, что ли?

— Понятно, почему сама лететь не хочет, — сказала Лада. — Война всё-таки. А нас не жалко.

— Конечно, не жалко. Стыковаться с кораблём, который на скорости идёт, удовольствие так себе! Ошибся с синхронизацией — и кирдык елдыш тебе, а не двенадцать миллионов!

— Да какая там скорость! — поморщился Томаш. Насир любил устраивать такие сценки перед каждым заданием, как актёр на шутовском бенефисе. — Корабль идёт в дрейфе, очень медленно. Он считай и не движется почти. Живых там никого уже нет. Скорее всего, корабль полностью мёртвый. Если им кто и управляет — то искусственный интеллект.

Насир слушал, даже перестав чавкать.

— Красиво стелешь!

— Коды на стыковку нам дадут. Если вдруг не сработают — например, реактор вконец сдох — разворачиваемся и улетаем.

— Куда улетаем? На Литию я не полечу, а если обратно, то смысл дёргаться? Мне и тут неплохо сидится.

Насир глотнул тинктуры.

— Пойдём потом на Черну, — сказала Лада. — Как раньше и планировали. Если даже ничего не получится, нам всё равно заплатят некоторую компенсацию. Хоть что-то за душой будет.

— Некоторая компенсация? — Насир отодвинул от себя тарелку с недоеденным стейком и потянулся, разведя локтями в разные стороны. — А ваша история становится всё интереснее и интереснее!

— Насик, — проговорила Лада с какой-то плотоядной нежностью — до знакомства с ней Томаш даже не думал, что такое возможно, — хватит паясничать! Мы ещё никакого решения не приняли.

— Да приняли вы всё! Вам за любую возможность надо хвататься! Особенно — ему! — Насир ткнул в Томаша пальцем. — А мне зачем? Я у себя дома, мне и тут хорошо. На Литию я уж точно не собираюсь. И ещё… — Он покосился на Ладу. — Я тебе уже говорил, херзац матерах, не называй меня Насиком!

— Вообще мы тебя не держим, — сказал Томаш. — Если хочешь — проваливай! Какую-нибудь работёнку ты себе наверняка подыщешь. Или на крайняк пособие по безработице будешь получать.

— Добрый какой! — Насир опять заинтересовался синтостейком, точно хотел набить себе пузо впрок, и поковырял вилкой в застывшем соусе. — А пилота вы где возьмёте?

— Лада у нас — отличный пилот! И курсовая программа на корабле безупречно работает. Вообще с точки зрения пилотирования я проблем не вижу.

— Не видишь проблем? Даже если стыковаться с мёртвым кораблём, который идёт с херзац его знает какой скоростью?

— Скорость почти нулевая, я уже сказал. А в остальном разберёмся. Да и это будет не твоя забота. Но…

— Во! Куда ж без «но»! — потёр руки Насир. — Ты когда уже перейдёшь к той части, где будешь умолять меня остаться? Знаю я тебя, пёс литийский! Сначала — «уходи, ты нам не нужен», а потом — «Насир, ну пожалуйста, прошу тебя, мы ведь так много вместе пережили…».

Томаш помолчал, посмотрев на него тяжёлым взглядом.

— Ладно! — Насир шлёпнул ладонью по столу, и бутылка с разведённой тинктурой испуганно задрожала. — Вы же ещё решение не приняли? Так давайте обсудим. В конце концов, двенадцать миллионов на дороге не валяются. Так что рассказывайте. От нас и правда только фоточки с отчётом нужны?

* * *

Насир стоял у трапа и потягивал мазин, выпуская клубы тяжёлого сизого дыма. Звёзд над космодромом было не видно — яркие огни командных вышек и терминалов ослепляли небо, — но Насир с какой-то неутомимой жадностью разглядывал собравшуюся над кораблём темноту.

— Ну как? — спросил Томаш, спускаясь. — Есть кто на орбите?

— Сплошной елдыш на орбите! — крякнул Насир. — Пустота! А вот вчера, помню, разлетались.

Томаш встал рядом и сунул руки в карманы. Ветер обдал его вонючим дымом из мазина.

— Странная, конечно, история с этой Айшей получается, — сказал Томаш. — Приспичило ей, понимаешь. Война же идёт. А если и не идёт, то скоро начнётся. Но деньги у меня заканчиваются, на космодроме вечно не проторчишь. А без денег нам тут с Ладой житья не будет. Так — хоть какой-то шанс.

— Остаётся главный вопрос, — зевнул Насир, — почему в это должен ввязываться я?

— Не ввязывайся. Я же не могу тебя заставить.

Томаш посмотрел на здания космодрома, которые переливались сигнальными огнями так, словно ожидалось прибытие целой флотилии кораблей — но никто не взлетал и не садился.

— Мутный ты какой-то сегодня! Я уж думал, сейчас как раз к слезливым мольбам перейдёшь.

— А что, это поможет?

Насир пробормотал что-то себе под нос.

В отличие от Томаша, он раньше летал на коммерческих бакарийских кораблях — однако, начав карьеру с должности второго пилота, закончил её во всевозможных чёрных списках, которые только есть на Бакаре. Это, разумеется, ставило крест на дальнейших полётах. Сам Насир не особенно любил распространяться о прошлом, хотя пару раз, налакавшись тинктурой, обмолвился, что не сходился, адыр его елдыш, характерами с руководством. Учитывая страстную любовь Насира посылать всех по малейшему поводу к херзац матерах, Томаша это ничуть не удивляло.

— Ты же знаешь, — сказал Насир, — я, кроме как летать, ничего толком не умею, а сейчас не до полётов, конечно. Но ваша затея мне не нравится. Что на этом грузовозе могло произойти — один елдыш знает! Как он вообще за пределами сектора оказался? Чего десять лет делал? Почему обратно повернул?

— Да всё, что угодно может быть. Гравитация, например. Притянуло его обратно. Или искусственный интеллект дал сбой.

— А если он ещё раз, как ты говоришь, даст сбой? Нас там не раскидает по всей галактике?

— Я же говорил. Чуть что не так — сразу возвращаемся. Риски определённые есть, конечно, но когда у нас без рисков было?

Насир несколько раз кивнул и присосался к трубке.

— Ты сам-то этой шармуте веришь? — спросил он сквозь дым.

— В смысле?

— На кой елдыш мы ей сдались? За такие деньжищи могла бы целую экспедицию снарядить вместо того, чтобы нанимать трёх алкоголиков на консервной банке.

— Одного алкоголика, — поправил Томаш. — И двух сочувствующих ему товарищей.

— Херзац тебя!

— Вообще ты всё правильно говоришь, только я ответы на эти вопросы не знаю. Может, не согласился никто. Она мне сказала, что организовать вылет гражданского бакарийского корабля сейчас не в состоянии, а нас выпустят, вроде как репатриация получается. Правда, я этой ерунде не верю ни разу. Тут каждый день, — Томаш прищурился, глядя на небо, — целый рой блох этих летает.

— А в чём дело тогда? На кой мы ей сдались?

— Не согласился больше никто.

— Даже за двенадцать миллионов?

Томаш не ответил. Насир выдохнул через ноздри искристый дым.

— Слушай, — сказал он, — а вдруг там другое что, а не этот елдыш потерянный?

— Что, например?

Насир пожал плечами.

— Я пока проблем особых не вижу, — сказал Томаш. — Прилетим, улетим. Стыковаться — это уже программа максимум. Мотаться на такое расстояние опасно, конечно, но нас вроде это раньше не останавливало.

— Нас это раньше не останавливало, потому что раньше всего этого херзаца не было! — Насир погрозил в небо трубкой. — Да ты бы и раньше на такое не согласился, если бы мы здесь не застряли.

— Ты чего от меня хочешь? — застонал Томаш. — Душераздирающих признаний? Да, не согласился бы. Но то было раньше. А сейчас — мы здесь.

Вдалеке, у горизонта, поднимался в небо фиолетовый свет — зарево громадного, тонущего в чаду города.

— Короче, решай, — сказал Томаш.

Они долго молчали. Насир курил мазин, и лицо его окутывал густой дым, который переливался ядовитыми цветами, как смог у горизонта.

— Интересно, конечно, херзац его так! Потерянный на десять лет грузовоз, тайны, интриги и двенадцать лямов… Прилетим и улетим, говоришь?

— Ага.

Насир окинул взглядом опущенный трап корабля.

Старая однопалубная тарка, сохранившая местами следы оригинальной покраски — бурые пятна плесени, выросшие на выщербленной броне — выглядела так, словно прошла через метеоритный рой, причём неоднократно. Она вмещала экипаж из пяти человек, у которых даже после непродолжительного полёта имелся неплохой шанс возненавидеть друг друга из-за удушающей тесноты. В официальных реестрах корабль фигурировал под поэтичным названием «Вечный странник», но со временем получил более меткое прозвище «Припадок». Из-за неустранимых проблем в работе гравитационных катушек ускорение на нём превращалось в совершенно чудовищный аттракцион, после которого все кишки вылезали наружу.

Удобствами «Припадок» не блистал — личные отсеки напоминали гробы, в кают-компанию едва влезала немногочисленная команда, а пользование санузлом представляло собой настолько сложный и многоступенчатый процесс, что сам Томаш, если приспичит, предпочитал сбегать в бар при космодроме. Доступ к грузовому трюму тоже не отличался удобством — приходилось разбирать пол в узком, как кишка, коридоре, соединяющем отсеки.

Томаш, с детства мечтавший о собственном межпланетном корабле, расплачивался за «Припадок» почти десять лет. Заработка едва хватало на то, чтобы покрывать расходы, а когда дела должны были пойти на лад, Лития и Бакар вдруг решили, что им тесно под одним солнцем.

— Как же я ненавижу эту консервную банку! — Насир сплюнул себе под ноги.

— Я знаю, — сказал Томаш. — Я тоже.

«Припадок» уже третий месяц стоял на запасной полосе космодрома, оплетённый посадочными мурингами, как щупальцами — с отозванной сигнатурой и без права на взлёт. Из посредственного межпланетного корабля тарка превратилась в отвратительное жилище. Больше всех страдал Насир, который сгибался в три погибели, как горбун, чтобы ненароком не задеть головой какую-нибудь перегородку (случалось неоднократно). При этом плата за стоянку с неуёмным аппетитом пожирала и без того скромные сбережения Томаша.

— Помоги, а? — сказал Томаш. — Лицензию нам просто так не вернут. Да ещё война эта долбаная! Айша ко мне уже пару недель клинья подбивала — причём через наших старых перекупов. Не хотел я с ней связываться, нехорошее было предчувствие, но…

— И где сейчас это предчувствие?

— Не делось оно никуда. Только через месяцок я уже не смогу за всё это платить — подниму лапки, брошу к чёртовой матери «Припадок» и окажусь в каких-нибудь трущобах, где меня в итоге прирежут, как пса литийского.

— Во! Наконец переходишь к мольбам! — осклабился Насир.

— Просто обрисовываю перспективу. Вряд ли нам такая возможность, как эта, ещё предоставится. Считай, нам повезло.

— А почему бы не сделать так… — сказал Насир, затягиваясь. — Я сваливаю к херзац матерах, вы соглашаетесь на миссию, получаете сигнатуру и летите на свою Литию, показав этой Мойше, или как её там, большой толстый елдыш?

— Айше, — поправил его Томаш. — И Насир, ты меня удивляешь! Думаешь, она нас так просто отпустит? Подарит сигнатуру, топливными гильзами под завязку загрузит и ручкой на прощание помашет? До свидания и успешного вам полёта?

— А в чём подвох?

— Нам поставят оборудование, с которым мы сможем лететь только в пределах заданного коридора. Если сворачиваем, оно нам на хрен отрубает весь генератор, и всё, мы трупы. Когда вернёмся, его отключат.

— Если вернёмся, херзац его! Ты самое интересное на конец решил приберечь, я смотрю?

— Вполне разумные меры, — дёрнул плечами Томаш.

— На поводке летать?

— А какие у нас ещё варианты? Просто так она бы нас, разумеется, не отпустила. Да, мне тоже не нравится летать на поводке. Но тут либо летать на поводке, либо вон, — Томаш показал на чёрные лоснящиеся муринги, — стоять на привязи.

— И ты пустишь кого-то в своём корабле копаться?

— Насир, — Томаш отмахнулся от выпущенной в него струи синего дыма, — я же говорю, какие ещё варианты? Вполне понятно, что Айша пытается себя обезопасить. Не поверит же она, что литийский капитан будет свято чтить какие-то там бакарийские договорённости, а так — железный поводок, и ни шагу в сторону.

— А взломать этот поводок никак нельзя?

— Откуда я знаю? Я понятия не имею, что там будет. Если руки из нужного места растут, то всё взламывается.

— Руки из нужного места — это точно не про нас! — хихикнул Насир.

Томаш посмотрел на него усталым взглядом.

— А ты сам бы рискнул — при том, что на раз-два всех угробить можно?

Насир молча затянулся мазином.

— Что ж за елдыш такой у нас! Поводок какой-то, херзац его так! Там код, что ли, будет на отключение? А если эта шармута нам его переслать забудет? Мы ей всё выложим, а она нам — елдыш в ответ! На словах с ней договаривался?

— Договор какой-то будет вроде, — ответил Томаш. — Лакра, шакра. Не помню точно.

— Лакра — это серьёзно, — качнул головой Насир. — Значит, говоришь, надо соглашаться? Никак по-другому нам сигнатуру не вернуть?

— Боюсь, никак. Если ты не готов, я пойму. А мы с Ладой полетим, для нас это — шанс.

Насир рассмеялся.

— Вот тебе и свобода, херзац матерах! Вместо дома — весь космос, вместо сердца — импульсный движок! Только теперь ещё поводок добавили для полной картины.

— Снимут же поводок-то.

— Снимут! Слышал бы ты себя пару месяцев назад!

Томаш промолчал.

— Странный херзац. В жизни такого не было. Представь, во сколько твоей Айше эта авантюра обошлась! Новый грузовоз вместе с грузом можно купить! А тут старая тарка, которая вот-вот развалится!

Насир посмотрел на небо, затянулся мазином и выпустил густой багровый дым. Над его головой мелькнули на мгновение три синих огонька, вершины невидимого треугольника — свет одной из орбитальных станций, которые восстанавливают атмосферу над космопортом. Как приглашение на полёт.

— Ладно! Херзац с тобой! — сказал Насир. — Это уже становится интересно!

* * *

Утро выдалось холодным. Томаш прогуливался с Айшей рядом с «Припадком», потирая от озноба плечи. Похожий на таракана погрузочный робот перетаскивал в трюм серебристые топливные гильзы, деловито постукивая по трапу суставчатыми лапками. Айша, тонкая, точно стебель, возвышалась над Томашем почти на две головы. Иногда Томаш ловил себя на мысли, что подсознательно считает бакарийцев какой-то чужеродной расой, которая ловко научилась прикидываться людьми. Идеальный, без малейшего акцента, литийский Айши лишь усиливал это впечатление.

— К сожалению, — сказала Айша, — никаких теорий о том, что случилось с грузовозом у меня нет. Более того, мне не нужны теории.

— Я понимаю.

— Да, там могут быть трупы. — Айша картинно коснулась тыльной стороной ладони лба. — Также, хотя я сильно сомневаюсь в наличии биологической угрозы, я бы посоветовала вам не снимать скафандры.

— Разумеется. Более того, нет никакой гарантии, что там ещё работает система жизнеобеспечения.

— Да, но вам не придётся проводить на борту много времени. Меня интересует самописец. Данные с него может считать мой кабур — его вам доставят ближе к вечеру.

— Кабур? — напрягся Томаш. — Что это?

— Асу, — Айша наклонилась к Томашу, и её шея хищно, по-змеиному вытянулась, — автономное считывающее устройство. Я думала, вы в курсе таких вещей. На всех бакарийских кораблях самописец находится за пределами досягаемости для человека.

— Забавно! — хмыкнул Томаш. — На литийском корабле я бы просто подрубился к панели и…

— Это не литийский корабль! — отрезала Айша. — Вы что-то имеете против кабура?

— Да нет. Это робот, как я понимаю?

— Причём полностью автономный. Он знает устройство корабля и умеет прекрасно ориентироваться. Управлять им не потребуется. Достаточно выпустить кабура на палубе, он сделает за вас всю работу и вернётся.

— Хорошо. Если нет другого варианта…

— Другого варианта нет, это единственный способ получить доступ к самописцу. К тому же, благодаря кабуру, операция не займёт у вас много времени.

— Что ж, спасибо и на этом.

— Стыковочные коды я пришлю чуть позже.

— Есть ещё один вопрос.

Томаш остановился. Погрузочный таракан утаскивал в недра «Припадка» очередную гильзу.

Айша нетерпеливо качнула головой.

— Что делать, если на корабле окажутся живые люди?

— Исключено.

— И всё-таки…

— Абсолютно исключено.

Томаш вздохнул.

— Почему вы так уверены? Мне казалось, у вас нет никаких теорий о том, что могло произойти с кораблём, и где он всё это время находился. Там же наверняка есть гибернационные или медицинские капсулы.

— Насколько мне известно, — медленно, словно нехотя проговорила Айша, — система жизнеобеспечения в вашей тарке рассчитана на пятерых человек.

— И что? Я могу, по крайней мере, сообщить об этом и…

— Отлично! Сообщайте. И мы предпримем все необходимые действия. Однако, — Айша брезгливо махнула рукой, — вероятность этого исхода так ничтожно мала, что мне даже не хочется тратить время на её обсуждение.

— Как скажете. Ещё меня несколько беспокоит это оборудование, о котором вы говорили. Не только меня — всю мою команду. Вы же нас на поводок посадите. И снимите вы его потом или нет зависит от вашего настроения.

— Мы с вами заключаем лакру как раз для того, чтобы вы не зависели от моего настроения. К тому же этот, как вы выражаетесь, поводок нужен не только для того, чтобы вас контролировать, хотя и для этого, бесспорно, тоже. Я привыкла оберегать свои вложения. — Айша улыбнулась, и её лицо мгновенно состарилось на несколько десятков лет. — Поводок обеспечивает вашу безопасность. Вместе с ним вы получаете полётный коридор, по которому без проблем доберётесь до грузовоза. Не встречаясь, — Айша проговорила это почти по слогам, — с другими кораблями.

— Вы что, всё космическое пространство контролируете?

— Нет, но я имею доступ к полётным картам. Собственно, мне их предоставляют именно те люди, которые разрешат вам взлёт.

— К полётным картам Литии вы тоже имеете доступ?

— А зачем мне доступ к литийским картам? Или вы боитесь встречаться со своими соотечественниками? К тому же, согласно показаниям наших радаров, литийских кораблей в вашем коридоре быть не должно. Но даже если мы ошиблись, сигнатура должна, наверное, сделать вашу встречу с соотечественниками максимально благоприятной.

— Я бы хотел присутствовать при установке поводка, — сказал Томаш.

— Хотите — присутствуйте. Только что вам это даст? Пытаться взломать нашу систему я вам не советую. Искренне не советую, Томаш. Карам икраам, я бы очень хотела, чтобы эта миссия оказалась одинаково выгодной для нас обоих, а не закончилась трагедией. К тому же лететь на Литию я бы вам в текущей ситуации не рекомендовала. Даже после исполнения наших договорённостей. Это просто мысли вслух, можете к ним всерьёз не относиться, но есть вероятность, что с распростёртыми руками вас не примут. Корабль, который больше месяца стоял на Бакаре, а потом неожиданно улетел, несмотря на запрет гражданских полётов, может вызвать у литийских властей некоторые подозрения.

Томаш мысленно выругался.

— На Литию я и не собирался, — хмуро сказал он.

— Отлично. А по поводу ваших опасений, что я не сниму поводок — можете не волноваться. Такое действие с моей стороны попросту не имеет смысла, а я предпочитаю избегать бессмысленных поступков. К тому же мы с вами заключим священный договор и его соблюдение для меня, — Айша коснулась ладонью груди, — дело чести.

— Звучит не очень-то убедительно.

— Вы не привыкли доверять. Для человека вашей профессии — это хорошая черта. Но, поверьте, я очень серьёзно отношусь к нашему сотрудничеству. Поэтому и приехала лично.

Айша показала на длинный скоростной насим вдалеке, у которого высились мощные фигуры её привычных телохранителей — генномодифицированные груды мышц.

— Я постаралась создать для вас максимально благоприятные условия. У вас будет безопасный коридор. Какой-то риск есть всегда, но я ведь доплачиваю вам за риск, правда?

Несколько секунд на Томаша смотрело изъеденное морщинами лицо старой женщины.

— Да, — сказал Томаш, — и весьма щедро. Но я ведь не только собой рискую, но и своей командой.

— Такова участь капитана. Кстати, вам ничего больше не нужно? Могу порекомендовать неплохого пилота.

— Спасибо за заботу, но пилот у меня есть.

— Похвально. Приятно, когда люди оказываются верны даже в сложной ситуации. Но вы уверены, что вам никто больше не требуется?

— Уверен.

— Считаете, разумно лететь на такую миссию неполной командой?

— С моей командой всё в порядке. Можете убедиться в этом лично, они были бы не против с вами познакомиться.

— Не вижу в этом необходимости. — Айша отвернулась от Томаша и посмотрела куда-то вдаль, на пронизанное холодной синевой небо. — Это ваша задача — общаться с командой и выбирать, кто в неё входит. Я всего лишь беспокоюсь об успехе миссии. Насколько мне известно, с вами больше нет техника.

— Вы прекрасно осведомлены. Но я вполне готов взять его обязанности на себя. Я много лет работал техником — причём на этом же корабле. К тому же я не в восторге от того, чтобы нанимать новых людей за пару дней до вылета.

— Что ж, вам решать. Тем не менее, я попросила бы вас взять с собой моего друга. Как пассажира. Это моё условие! — Айша подняла нечеловечески длинную, бледную кисть. — К тому же он может оказаться весьма полезен. Его зовут Джамиль, он почётный идаам и неплохо разбирается в программировании кабуров.

— Это плохая идея, — сказал Томаш. — Нам всем чёрт знает сколько времени придётся провести на корабле, где тесно даже литийцу. Не каждый такое выдержит. И брать в команду нового человека не очень разумно. Особенно, простите, бакарийца. Поймите меня правильно, просто в текущей ситуации…

— Ваш пилот бакариец — и что с того? К тому же по поводу Джамиля можете не беспокоиться, он — литиец. По крайней мере, по происхождению. Джамиль принял посвящение и новое имя более десяти лет назад, и с тех пор является моим прекрасным другом. Он станет моими ушами и глазами у вас на корабле. Это, как я уже говорила, — голос Айши зазвенел металлом, как синтезированная речь, — моё условие. Я слишком многое вкладываю в эту миссию.

— Чем больше я с вами общаюсь, тем меньше мне нравится перспектива нашего сотрудничества.

— Я сделаю вид, что не расслышала вас, Томаш. Другой на моём месте смертельно бы оскорбился, но, думаю, вами движет не желание оскорбить, а примитивное невежество.

Томаш уже открыл рот, но Айша остановила его взмахом руки.

— Нет, не нужно извинений. Давайте сосредоточимся на деле. После вылета старайтесь не передавать важных сведений о моём корабле через релейную связь. В сложившейся ситуации я не могу быть уверена в её безопасности. Вы получите два моих личных альтаама — и у нас будет канал для мгновенной связи в экстренном случае. Советую вам не тратить их попусту.

Томаш молча кивнул.

Загрузка топливных гильз наконец завершилась, металлический таракан запрыгнул в кузов погрузчика, дёрнулся, как от электрического разряда, и припал на брюшко, подобрав под себя остроконечные лапки. Погрузчик издал отрывистый гудок и шустро зашелестел прочь от «Припадка».

— Топлива вам хватит на то, чтобы несколько раз слетать туда и обратно, — сказала Айша.

— За это спасибо.

— Всё остальное должны успеть закончить в течение двух-трёх дней. Впрочем, — Айша наклонилась и посмотрела на Томаша, как на малолетнего ребёнка, чёрным пронзительным взглядом, — вы ещё можете отказаться.

— Да неужели?

— Я вас ни к чему не принуждаю. Я даже работу погрузчика готова оплатить, если придётся возвращать топливные гильзы.

— Вы очень щедры.

— Предпочитаю не мелочиться. К тому же вы наверняка понимаете, что без моей помощи вам в ближайшее время с Бакара не улететь.

По трапу спустилась Лада и помахала Томашу рукой.

— Вас зовут! — улыбнулась Айша. Её бледное, как камень, лицо покрылось трещинами от морщин. — Я дам вам немного времени, чтобы подумать, но не стоит тянуть с решением.

— Решение уже принято, — сказал Томаш.

* * *

Соглашение с Айшей Томаш подписал вечером в тот же день. На сей раз его пригласили в роскошный, обшитый лакированным деревом кабинет, где Айша сидела за огромным столом в форме птичьего крыла и пускала клубы разноцветного дыма. На столе, рядом с полусферой голографического терминала, стояла золотая клетка, в которой бешено вертел колесо маленький, похожий на грызуна зверёк с всклокоченной шерстью и чёрными отчаянными глазками.

На встрече также присутствовал молчаливый мужчина с худощавым лицом — юрист Айши.

Томаш внимательно изучил договор, оттиснутый на белоснежной лакре. Витиеватая бакарийская вязь, едва поспевая за его глазами, плавно перетекала в строгие литийские буквы, и Томаша не покидала мысль, что читает он вовсе не то, что на самом деле написано в документе. Раньше ему не доводилось видеть что-то подобное — его предыдущих партнеров устраивали куда менее формальные договорённости. Он даже не был уверен, зачем это нужно Айше — чтобы обезопасить себя или же внушить ему серьёзность их соглашения.

Впрочем, внушить, определённо, получилось — если и не ему, то хотя бы Насиру. Томаш даже думал, что Насир согласился лететь с ним только из-за лакры.

Закончив читать, он протянул Айше глянцевый лист.

— Нужна ваша подпись, — сказал мужчина с худощавым лицом. — Если вы, конечно, согласны заключить договор.

— Согласен, если бакарийский текст соответствует литийскому, — сказал Томаш.

Кожа вокруг глаз худощавого мужчина собралась раздражёнными складками.

— Это лакра! Весь её смысл состоит в том, чтобы обеспечить полную синхронность священного договора на всех возможных языках!

— Прошу извинить нашего литийского друга, — вмешалась Айша. — Карам икраам, он не хотел подвергать сомнению синхронность лакры. Просто он не привык к подобным вещам.

Худощавый качнул головой, пробормотал что-то на бакарийском и придвинулся к Томашу.

— Вот здесь! — Он показал на узорчатую рамку в конце листа. — Проведите указательным пальцем слева направо — это жест, подтверждающий синхронность.

Томаш мазнул пальцем по листу, и внутри рамки тут же пропечаталась бурая, как запёкшаяся кровь, бакарийская вязь.

— Договор заключён! — объявил худощавый.

Он взял лакру обеими руками и протянул её, склонив голову, Айше. Та лишь мельком взглянула на лист и отложила его в сторону, к металлическому блюдцу, в которое стряхивала израсходованные капсулы мазина.

— А у меня будет собственная копия? — спросил Томаш.

— Лакра всегда остаётся у нанимателя! — заявил худощавый.

Айша развела руками.

— Благодарю вас, идаам!

Худощавый встал из-за стола, поклонился Айше, почтительно прижав к груди ладонь, и вышел из кабинета, даже не посмотрев на Томаша.

Томаш закинул ногу на ногу.

— С формальностями покончено? — спросил он.

— Да. — Айша постучала трубкой мазина по блюдцу, сбросив выгоревшую капсулу. Томаш заметил, что лист лакры стал совершенно чистым — весь текст на нём мгновенно выцвел. — Я понимаю, вас немного удивляют, эти, как вы выразились, формальности. Не сомневаюсь, что меня тоже многое удивило бы на Литии.

— Мы предпочитаем скреплять договора куда более простыми методами, — сказал Томаш. — Например…

— Да, да, — перебила его Айша. — Но мы на Бакаре.

Томаш кивнул. С формальностями покончено. Тридцатилетней тинктуры Айша не предлагала.

— А этот парень, — Томаш покосился на закрытую дверь, — обиделся на меня, что ли?

— Вы подвергли сомнению синхронность лакры, а значит и качество проделанной им работы. Впрочем, это неважно. Договор заключён.

Айша коснулась ладонью лакры, и по ней, проявляясь под теплом её руки, потекла бакарийская вязь. Зверёк в клетке дёрнулся, чуть не выпал из колеса, но упорно продолжил бежать, судорожно перебирая лапками.

— Забавная какая зверушка! — усмехнулся Томаш. — Всё бежит да бежит. Её как генератор электричества можно использовать.

— Это зубавка, её искусственно выводят. — Айша провела тонкими белыми пальцами по прутьям клетки, и зверёк побежал ещё быстрее, испуганно вращая глазками. — Зубавка действительно очень забавное создание. Жаль только, живёт недолго. Как только зубавка взрослеет, она должна постоянно двигаться. Отдыхать можно лишь несколько минут в день — в противном случае сердце остановится.

— То есть зверушка умрёт, как только перестанет крутить это чёртово колесо?

— Вы всё правильно поняли.

— Странно. Зачем же такого зверя вывели?

— А зачем вообще выводят зверей?

Томаш не нашёл, что ответить.

— Что ж, раз с формальностями покончено, то я… — Он поднялся из-за стола. — Кстати, а как он называется?

— Зубавка, я же сказала.

— Да нет, ваш корабль. У него должно быть какое-то название. Не просто ведь грузовоз.

Айша медленно затянулась мазином, всем своим видом показывая, что дело сделано, и никакие разговоры её больше не интересуют.

— Томаш, видно, что вы очень мало знаете о Бакаре. Имя живёт дольше, чем судно, и может переходить от одного корабля к другому. Мой грузовоз долгое время считался погибшим, поэтому имени у него нет. Вернее, его имя давно принадлежит другому судну.

Томаш почесал затылок.

— И как он назывался? Или это большая тайна?

— «Алжадид ивердан», «Новый горизонт». Не знаю, чем это поможет — сейчас в реестре под этим именем значится другое судно.

* * *

Возвращался Томаш на автоматическом насиме — элегантном скоростном корабле, один полёт на котором стоил больше, чем он тратил за неделю. В салоне, впрочем, стоял цветной чад от мазина.

Бортовой компьютер держал насим высоко над плотной поволокой смога, которая окутывала нижние ярусы города. Небо над высотками вновь рассекали цветные лазерные лучи — как трассирующие следы от противовоздушного огня. Томаш смотрел в окно и думал, что уже боится разгуливать по городу в одиночку, прячется от всех в дорогом экипаже. Пройдёт неделя или две, и ему будет опасно находиться даже на космодроме — как и обещала Айша. Новостные каналы постоянно сыпали сообщениями о нападениях на оставшихся в городе литийцев.

На «Припадке» его ждал сюрприз.

В кают-компании стоял металлический ящик с сенсорным замком.

— Час назад привезли, — сообщила Лада. — Говорят, ты должен быть в курсе.

— Вроде того, — ответил Томаш.

— И что это? — Лада недоверчиво посмотрела на ящик. — Я не знала, что у нас будет груз.

— Это штука такая, как же она… — Томаш потёр ладонью лоб. — Робот там, короче, который сможет самописец считать. Айша сказала, что без него никак не получится.

— Впервые о таком слышу.

Лада подошла к ящику и коснулась пальцем сенсорного замка. Тот запищал и залился красным.

— Ты так на него смотришь, как будто внутри бомба! — Томаш уселся за стол. — У нас есть чего пожрать? И где Насир?

— Насир гуляет. Романтики ему захотелось, видимо.

— Понятно.

— Тоже пойдёшь? — Лада взглянула на Томаша, прищурившись.

— Нет, я сегодня нагулялся.

Лада снова ткнула пальцем в замок, и тот рассерженно запищал.

— Не откроется, — сказал Томаш. — За него этот засланец от Айши, Джамиль, будет отвечать. У него и доступ есть, наверное.

— Мелкий он, наверное, — проговорила Лада, разглядывая ящик.

— Кто? — усмехнулся Томаш. — Джамиль?

* * *

Джамиль оказался невысоким полным человечком с лоснистой лысиной и вылупленными, бегающими глазками. Томаш был уверен, что новый пассажир предстанет перед ним в роскошном бакарийском наряде — как порой одевался он сам, безуспешно пытаясь прикинуться местным, — но Джамиль облачился в строгий тёмно-серый костюм, напоминающий издали техническую форму, словно пришёл на «Припадок» наниматься механиком.

— Очень рад, что мне выпала честь присоединиться к вашей миссии! — затараторил Джамиль, резко, по-птичьи дёргая головой. — Для меня это уникальная, просто уникальная возможность!

— Да, — сказал Томаш, — мы тоже очень рады.

— Это большая честь! Мне очень приятно! Уверен, что мы сработаемся, и я…

— Чтобы сработаться, надо вместе работать, — перебил его Томаш. — А вы, уважаемый идаам, у нас простой пассажир.

Джамиль несколько раз моргнул и протёр пятернёй взопревшую лысину.

— Но, позвольте, ведь я…

— Управление кораблём, особенно таким, как этот, дело непростое. В экстренной ситуации всё решают секунды. Я очень надеюсь на то, что вы не будете нам мешать. На самом деле, я ожидаю, что бо́льшую часть времени вы проведёте в своей каюте. По крайней мере, пока мы не доберёмся до грузовоза.

Они шли по узкому, как вентиляционная шахта, коридору, соединяющему отсеки — Томаш впереди, Джамиль за ним следом, цепляясь за леера в стенах, как пьяный.

— А вот и ваш номер люкс! — сказал Томаш.

Он остановился у одной из дверей и ударил кулаком по сенсорному щитку. Дверь, шумно выдохнув, как от натуги, отползла в сторону.

Джамиль, точно дикий зверь, привлечённый приманкой, медленно, шажок за шажком, подошёл к открытой двери и, настороженно закусив губу, заглянул внутрь.

— Но позвольте… — пробормотал он, повернувшись к Томашу. Глаза его удивлённо захлопали. — Разве это личная каюта? Похоже на кладовую! Тут даже нет…

— Отличная каюта! — сказал Томаш. — У меня такая же. На стене — пульт. Кровать выдвигается, на экран можно вывести изображение с наружных сенсоров, а вот настройки гравитации не трогайте, по полу размажет.

— Как это — размажет? — вздрогнул Джамиль.

— Красиво, ровным слоем. Гравы у нас подглючивают слегка. Впрочем, это так, рекомендация. Каюта в вашем полном распоряжении.

Джамиль зашёл в отсек и уставился на металлический ящик, который Томаш накануне перетащил сюда из кают-компании.

— А это, — проговорил он, — тоже будет здесь?

— Трюм у нас всё равно забит гильзами, положить его больше некуда. К тому же вы за эту штуку отвечаете. Вот я и решил, пусть она будет поближе к вам.

Джамиль качнулся из стороны в сторону, изображая грядущие сбои в работе гравов.

— Но как же я буду проводить здесь всё время? В этой каюте так мало места, что у меня уже голова кружится!

— Я думал, вас предупредили, что у нас несколько стеснённые условия. А у вас какие-то проблемы? Боязнь замкнутых пространств?

— Нет-нет! — замотал головой Джамиль. — У меня никаких проблем нет, вы знаете, я вообще очень много летал на различных кораблях, просто этот отсек, я никогда бы не подумал, что бывают отсеки настолько маленькие.

— Других тут нет, это малотонажный корабль, — пожал плечами Томаш. — К тому же литийский, под другой рост, — он поднял руку и коснулся пальцами потолка, — всё рассчитано. Вы-то, наверное, уже привыкли к огромным бакарийским суднам. Я думал, Айша рассказала о том, что вас тут ждёт.

— Да, но…

— Если это для вас критично, то ещё не поздно отказаться. Я вас пойму. Обидно будет, конечно, если вы не сможете к нам присоединиться, но что поделать, попробуем сами справиться.

— Нет! — выпалил Джамиль. — Вы не понимаете! Это миссия очень важна для меня и не только для меня! Из-за важности этой миссии я готов справиться, я готов!

— Что ж, отлично! Тогда пойдёмте, я вам покажу, как санузлом пользоваться. Он у нас один на всех, и есть некоторые нюансы в его работе.

Джамиль страдальчески вздохнул и засеменил вслед за Томашем.

— Я обязательно справляюсь, обязательно, вот увидите! — не замолкал он. — Наша миссия очень важна, она прольёт свет на одну из величайших загадок последнего времени!

— Я думаю, вы драматизируете, — сказал Томаш. — Вряд ли исчезнувший грузовоз наделал столько шума. Сейчас вон каждую неделю корабли исчезают.

— Но он ведь вернулся, понимаете? Вот увидите, о нас, о нашей миссии ещё напишут в новостях!

— Главное, чтобы в некрологах не написали, — сказал Томаш.