Синдром отторжения

Василий Владимирович Воронков, 2022

Человечество вышло в космос. Управление космическими кораблями осуществляется через нейроинтерфейс, благодаря которому операторы могут принимать сложнейшие решения за микросекунды. Один из операторов переживает катастрофу на космическом корабле, будучи подключенным к нейроинтерфейсу. Он приходит в себя в тесном помещении, похожем то ли на медицинскую камеру, то ли на тюремную. У него нет амнезии, однако то, что он помнит, пугает его куда больше, чем потеря памяти.

98

Я пришел в себя на жесткой неудобной кровати, затянутой пленкой. На мне была все та же одежда из грубого синтетического материала, а тугой воротник оказался застегнут и сдавливал горло. И меня по-прежнему окружала темнота.

Однако что-то изменилось.

Кожа на правом плече воспалилась, как после ожога. Я расстегнул куртку и осторожно коснулся непонятной припухлости на руке, напоминающей след от неудачной подкожной инъекции.

Что же такое мне вкололи, пока я был без сознания?

Рассмотреть укол в темноте никак не получалось.

В камере не стало светлее. Однако дышалось легко, и болезненная слабость не сковывала движения. Я вздохнул, сел на кровати и поднялся на ноги.

Меня покачивало, я боялся, что мышцы опять сведет судорогой, однако продолжал стоять. Глаза так и не привыкли к темноте, или же в камере действительно становилось темнее с каждой секундой. Я ничего не мог разглядеть. Комната, в которой я находился, могла быть огромным залом, как накопитель на аэровокзале, или же тесным блоком в пару метров длиной.

Я набрал полную грудь воздуха и выкрикнул — вернее, попробовал закричать:

— Кто здесь? Ответьте! Где я нахожусь?

Но я не кричал, я хрипел. Меня тут же разбил кашель, и я чуть не повалился на пол, потеряв вместе с голосом равновесие.

Эха я не услышал. Я не в огромном зале. Меня заперли в маленькой, пустой и бессветной камере, залитой разъедающим легкие холодом.

Я кашлял, прикрывая ладонью рот, когда невдалеке мигнул красный огонек — как стремительная искорка, мгновенно погасшая в темноте. Я был почти уверен, что из-за постоянного отсутствия света у меня начинаются галлюцинации, но все же хрипло крикнул во тьму:

— Кто здесь?

Вместо ответа послышался гул от сервоприводов невидимого механизма.

— Кто здесь? — спросил я вконец ослабшим голосом. — Ответьте!

— О есь… — повторило за мной рваным фальцетом эхо. — О етьте.

— Что здесь происходит? Где я нахожусь?

— О есь исходит, — ответило эхо. — Е я ожусь.

Я колебался. Каждый удар сердца отдавался в висках. Собравшись с силами, я шагнул вперед — туда, где несколько секунд назад вспыхнул красный электрический глаз.

— Я требую… — начал я и закашлялся. — Да кто вы такие? Почему я здесь нахожусь?

— О бую, — передразнил меня механический голос. — О ы акие, о есь ожусь.

Я сделал еще один шаг и остановился. Вокруг была темнота.

— Прекратите! — заорал я.

Механический голос молчал. Я даже решил, что это издевательское эхо мне только почудилось, но где-то высоко над головой, у невидимых черных сводов, заклацал заедающий переключатель, и в то же мгновение в комнате зажегся белый прожекторный свет.

От неожиданности я вскрикнул и повалился на колени.

Я был уверен, что ослеп, что эта чудовищная вспышка выжгла мне глаза. Я закрывал лицо, сжавшись от страха на холодном полу, но передо мной все равно стояла оглушительная белизна.

— Поднимитесь! — прозвучал неестественный голос. — Поднимитесь на ноги!

Я корчился на полу.

— Поднимитесь!

Я убрал руки от лица, но так и не решался открыть глаза. Я и сам не был уверен, чего боюсь больше — потерять зрение или же увидеть, где нахожусь.

— Поднимитесь! Поднимитесь! — Громкоговоритель заклинило. — Поднимитесь на ноги! Поднимитесь!

Я разомкнул веки.

Я не ослеп.

Глаза слезились, передо мной плыли яркие цветные пятна, однако я — видел. Я стоял на коленях посреди пустой комнаты со светящимися белыми стенами, где не было ничего, кроме узкой кровати и унитаза в углу.

Хотя нет. Было что-то еще.

Зрение не успело полностью восстановиться, и какой-то пугающий объект прятался от меня в слепом пятне — я не видел, но чувствовал, что он есть.

— Поднимитесь! — напомнил мне голос.

Я встал на ноги. Меня трясло — от слабости или от страха. Какое-то время я стоял, не решаясь посмотреть перед собой, пока наконец не поднял голову.

И тут же застыл от ужаса.

Передо мной возникла массивная противоударная дверь с грубыми следами сварки, как в бункерах или на военных кораблях, а над ней, на длинном суставчатом кронштейне, который сгибался и распрямлялся с хищным шипением, точно чья-то уродливая конечность, висела страшная металлическая голова, похожая на череп лошади с единственным горящим глазом.

— Что, — выдавил я из себя, — что это…

Голова нетерпеливо покачивалась, просверливая меня ярким электрическим взглядом.

— Спа-а-асибо за со-о-отрудничество! — проскрежетала она, неестественно растягивая слова. — А те-е-еперь…

Послышался истеричный высокочастотный звон — так, что я невольно зажал уши руками, — но в следующее мгновение голос зазвучал спокойно и ровно, как бездыханная речь методичной машины, воспроизводящей чужие слова:

— А теперь назовите свое имя.

— Имя? — Я попятился к кровати. — Но кто вы? Где я нахожусь?

— Назовите свое имя! — повторила уродливая башка.

Мне потребовалось время, чтобы унять паническую дрожь во всем теле.

— Меня зовут… Мое имя…

Мысли путались, говорить было тяжело.

— Достаточно! — рявкнул череп и пугающе вытянулся на кронштейне. — Назовите свою должность!

— Техник-навигатор третьего разряда… Я с корабля Земли «Ахилл». Опознавательный код…

— Назовите свой возраст, — перебила меня голова.

— Двадцать шесть лет.

— Место учебы.

— Московский технологический, отделение авиакосмических…

— Девичья фамилия матери.

— Что? — удивился я. — Но моя мать… У меня фамилия матери, а не отца.

Электрический глаз на голове необъяснимо моргнул.

— Что здесь происходит? — спросил я дрожащим голосом. — Что это за устройство? Где я нахожусь? Где Лида?

— Достаточно! — резко сказала голова.

Кронштейн уродливо согнулся, и лошадиный череп высокомерно взлетел к потолку. Страх, оглушивший поначалу, отступил и вдруг сменился гневом.

— Что значит достаточно?! — прокричал я, едва справившись с новым приступом кашля; ноги подгибались, мне хотелось сесть на кровать, но я упорно стоял посреди комнаты. — Вы не имеете права! Я требую, чтобы вы мне все объяснили! Где я? Кто еще…

— Сядьте на кровать, — сказала, раздраженно кивнув, голова.

— Что? — Я хотел закричать, но силы уже иссякли. — Да что вы…

— С-с-с-ся-ся-сядь… — Лошадиный череп затрясся на кронштейне в приступе механической эпилепсии, силясь выдавить из себя единственное слово. — Ся-ся-сядь… сядь-сядь-сядь-ся…

Сбивчивое бормотание робота сорвалось на жестяной скрежет — как будто кто-то скоблил когтями по листу металла. Под потолком раздался резонирующий звон, и я зажал уши руками.

— Хватит! — взмолился я. — Не надо!

— Пожалуйста, — произнесла металлическая голова.

Я посмотрел в ее электрический глаз.

— Сядьте на кровать. Пожалуйста. Сядьте на кровать.

Я так ослаб, что перестал сопротивляться. Я сел и удовлетворенно вытянул уставшие ноги.

— Спасибо! — гаркнула голова. — Встаньте!

— Что? Зачем? Что вам нужно от меня?

— Пожалуйста! — заскрипел голос, вновь сбиваясь с ровного ритма. — Выполняйте распоряжения, встаньте с кровати.

— Я не сдвинусь с места, — сказал я и тут же сам поразился, с какой твердостью это прозвучало, — я не сдвинусь с места, пока вы мне все не объясните! Где Лида? Мы военнопленные?

— Мы… и-и-и… Ли-ида!..

Голос заскрежетал и утонул в вопле помех. Звук доносился со всех сторон. У меня зарябило в глазах. Я невольно вскочил с кровати. В ту же секунду треск прекратился.

Свет в комнате стал еще ярче.

— Спасибо за сотрудничество, — спокойно произнесла голова и оцепенела.

— Это все? — спросил я. — Вы мне хоть что-нибудь объясните? Почему я здесь?

Робот неподвижно висел на кронштейне, его единственный глаз погас, и теперь он еще больше напоминал уродливый лошадиный череп, обшитый металлическими пластинами.

— Эй! — крикнул я. — Здесь кто-то есть?

Свет мог погаснуть в любую секунду, швырнув меня в бездонную темноту.

Я осторожно приблизился к висящему над дверью лошадиному черепу, не подававшему признаков жизни. Кронштейн застыл в неестественной позе, как вывихнутое плечо, и вся эта конструкция выглядела мертвой, окоченевшей — невозможно было поверить, что совсем недавно голова раскачивалась над комнатой, хищно сверкая красным глазом.

Я подошел к двери и уперся в нее ладонями, не слишком понимая, чего хочу добиться. На двери не было ни кнопок, ни панели для магнитного ключа.

— Я в тюрьме? — крикнул я в потолок, но мне никто не ответил. — Я могу узнать, в чем меня обвиняют? Лида тоже здесь?

Череп на кронштейне не двигался. Свет, яркий, не имеющий источника, резал глаза.

Мне захотелось сорвать с кронштейна уродливую башку, разбить ее об пол, выломать потухший электрический глаз, но кронштейн был слишком высоко, и я никак не мог до него дотянуться. Меня затрясло — то ли от холода, который передавался всему телу через босые ноги, то ли от беспомощной ярости на тюремщиков, наблюдавших за мной, как за подопытным муравьем.

Я обхватил себя руками и вернулся на кровать.

И тут я вспомнил.

Что-то плотно оттягивало правый карман брюк. Угловатый предмет. Пластиковый куб, непонятная игрушка.

Я засунул руку в карман, и ослепший череп, не совладав с приступом электронного любопытства, выдвинулся вперед, а его единственный глаз зажегся, просыпаясь ото сна.

— Что? — спросил я. — Вы все еще здесь? Может, ответите и на мои вопросы?

Череп кивнул, как бы соглашаясь, и произнес надрывным голосом:

— Поднимитесь! Поднимитесь на ноги!

— Опять? — не понял я.

— Поднимитесь! Поднимитесь! — затараторил лошадиный череп, угрожающе раскачиваясь над комнатой.

Я встал.

— И что теперь? Сесть?

— Спасибо, — ответил лошадиный череп. — Назовите свое имя.

— Да что вам нужно! — закричал я, с ненавистью уставившись в бесстрастный электрический глаз.

— Назовите свое имя, — спокойно повторил череп. — Пожалуйста.

Я поднял голову.

— Хватит этих допросов! Объясните мне хоть что-нибудь!

Череп затрясся:

— Назовите свое имя! Сядьте на кровать!

Но я стоял, сжимая в кармане куб, — как тайное оружие, которое готовился пустить в ход.

— Сядьте на кровать, — повторил череп. — Пожалуйста.

— А если не сяду? — завелся я. — Что вы сделаете? Выключите свет? Оглушите меня треском? Мне все равно! Я не буду ничего делать, пока…

— Призываем вас к сотрудничеству, — холодно перебил меня череп. — Это в ваших же интересах. Если вы не будете сотрудничать, вам откажут в приеме пищи.

— Мне все равно! — выкрикнул я, но стоять на ледяном полу под пронизывающим электрическим взглядом было невыносимо.

Я обернулся, как бы проверяя, что в комнате ничего не изменилось, залез с ногами на кровать и уселся, прислонившись спиной к стене.

— Спасибо, — проскрежетала голова. — Встаньте с кровати.

Было похоже на то, что я оказался внутри огромного неисправного механизма, повторяющего одно и то же действие до тех пор, пока не закончится ток — или не умрет единственная подопытная свинка.

Я подчинился.

— Хорошо. Я стою. Что дальше?

Череп застыл на секунду, изучая меня немигающим взглядом, а затем отодвинулся обратно к двери.

— Сядьте на кровать.

— Нет!

— Сядьте на кровать! — взвизгнул череп.

Я вытащил из кармана пластиковый куб.

— Не дождетесь!

Куб был оранжевого цвета.

— Сядьте на кровать! — завопил срывающимся на звон голосом череп.

— Если я взят в плен, то я… — Я закашлялся от волнения. — Я техник-навигатор на корабле Земли «Ахилл»! Я техник-навигатор на корабле Земли «Ахилл»!

Я подкинул куб в руке — пластиковая игрушка была совсем легкой и не представляла собой угрозу для парящего над комнатой черепа. Однако я уже не мог безропотно подчиняться бессмысленным приказам, надеясь, что у этого чудовища замкнет когда-нибудь электрическую цепь.

Я размахнулся и изо всех сил метнул куб в робота на кронштейне. Куб угодил в горящий красный глаз и, не причинив видимого вреда, отскочил на пол.

Однако лошадиный череп обезумел.

Он вздрогнул и, издав пронзительный свист, стал раскачиваться из стороны в сторону. Кронштейн поскрипывал и гудел, прогибаясь от натуги — казалось, он в любую секунду может сорваться со стены.

— Агре-е-е-ессия! Прес-с-с-с-секаться! — завизжал череп.

Я испуганно попятился и уперся ногами в кровать. Свет стал таким ярким, что я не различал ни потолка, ни стен — только оглушительное белое сияние и свихнувшегося робота, которой носился над дверью.

— Агре-е-е-ессия! Недопустимо! Бу-у-у-у-удет…

Раздался тяжелый глухой удар — взбесившийся лошадиный череп, описав широкую дугу, с размаху впечатался в светящуюся стену и тут же отлетел назад, как по инерции, и, пронесшись над комнатой, врезался в стену с противоположной стороны.

— Агрессия! Пре…

Голос захлебнулся в треске помех, а электрический глаз на голове часто замигал — видимо, от столкновения со стеной оборвались контакты.

Послышался еще один удар. От робота отлетела мелкая деталь, и я невольно прикрыл лицо. Что-то со скрежетом заскользило по полу. Когда я опустил руки, красный глаз уже не горел, а обезображенный, помятый череп безвольно свисал на прогнувшемся кронштейне.

Голова была мертва.

Но я не испытывал радости от внезапного самоубийства своего мучителя. Я долго стоял у кровати, глядя на сломанный кронштейн, который криво покачивался с натужным скрипом.

Наконец решился и приблизился к двери.

Череп висел совсем низко, и, возможно, подпрыгнув, я смог бы до него дотянуться. Однако вместо этого я остановился посреди комнаты и, вздохнув, оглянулся по сторонам.

Свет резал глаза, потолка было не видно. Меня окружала пронзительная белая пустота.

— Вы здесь?! — крикнул я, запрокинув голову. — Вы наблюдаете?

Мне никто не ответил.

— Что вам от меня нужно? Где я? Где Лида? Почему вы не можете просто…

Под потолком раздалось отрывистое позвякивание, и комната погрузилась в темноту.