Синдром отторжения

Василий Владимирович Воронков, 2022

Человечество вышло в космос. Управление космическими кораблями осуществляется через нейроинтерфейс, благодаря которому операторы могут принимать сложнейшие решения за микросекунды. Один из операторов переживает катастрофу на космическом корабле, будучи подключенным к нейроинтерфейсу. Он приходит в себя в тесном помещении, похожем то ли на медицинскую камеру, то ли на тюремную. У него нет амнезии, однако то, что он помнит, пугает его куда больше, чем потеря памяти.

86

Я решился заговорить с Лидой две недели спустя, ограничиваясь до этого комментариями в ее соцветии. Отвечала Лида всегда охотно, однако, когда я читал ее ответы, у меня возникало странное чувство, что пишет она вовсе не мне. Лида не обращалась ко мне напрямую, не называла по имени и лишь скандировала вызубренные лозунги, наслаждаясь вниманием молчаливых слушателей, подписавшихся на ее ленту. Общение в соцветии — о кризисе на Венере и проектах космических войн, об экзаменах, о факультативных лекциях — не сделало нас ближе. Лида была где-то далеко, за миллионы миль от меня — на Венере. Но в то же время она была рядом. Я сталкивался с ней в коридоре, на лекциях, в сквере у главного корпуса, и каждый раз только смущенно улыбался, приветствуя ее неуверенным кивком.

Сессия подходила к концу, оставался последний экзамен, и впереди нас ждали длинные каникулы. Я понимал, что тянуть больше нельзя и тщательно репетировал первую беседу.

Все было непринужденно и просто.

Я здоровался с ней, улыбался, а потом невзначай спрашивал об экзаменах и, выслушав ответ, начинал рассказывать наполовину выдуманную историю о том, как сдавал математический анализ. Дескать, готовился неделю напролет, не спал ночами и не успел разобраться в одной-единственной теме. Разумеется, по привередливому совпадению, эта тема выпала мне на экзамене, как несчастливая карта. Затем я плавно переходил к вопросам, которые обсуждал в соцветии. По задумке она спрашивала, почему я сам ничего не пишу на страничке, а я, улыбнувшись, отвечал, что предпочитаю живое общение, — и приглашал ее выпить по чашечке кофе в институтском кафе.

Все было просто — и в то же время так невероятно сложно.

В реальной жизни она всегда была занята — торопилась куда-то, поглядывая на часы, болтала с подругой, читала новостную ленту в суазоре, устроившись на скамейке в сквере и сосредоточенно хмуря лоб. Смелости вмешаться в чужой разговор, задержать ее на пару минут или отвлечь от чтения у меня никогда не хватало.

Я подошел к ней в институтской столовой только после экзамена по логике. Она сидела одна, мечтательно глядя в окно, на высотное здание главного корпуса, похожее на сталагмит идеально правильной формы. Полуденное солнце светило ей в глаза, и она мило щурилась, но при этом не отводила взгляда. Перед ней, на тарелке, остывал пережаренный лосось.

— Привет! — сказал я, остановившись у ее стола.

Поднос у меня в руках дрожал, и по компоту расходились судорожные волны. К счастью, Лида этого не заметила — или просто не показала, что замечает. Она отвлеклась от солнечного вида, зажигавшего искорки в ее глазах, и улыбнулась, ничего не сказав в ответ.

— А где твоя подруга? — спросил я.

— Домой поехала, — ответила Лида. — Настроение у нее не очень. Аппетита не было.

— Не сдала?

Лида вздохнула.

— А ты сама как? Я тебя не видел. Наверное, ты еще до меня…

Компот, залитый в стакан до самого края, расплескался, тут же впитавшись в салфетку на подносе — красные, влажные пятна, по цвету неотличимые от крови.

— Ты садись, если хочешь, — предложила Лида, показав на пустой стул. — Тут не занято. — И посмотрела уже без напускного добродушия, с хитринкой.

— Спасибо.

Я с облегчением поставил поднос на стол.

— Аня не сдала, да. — Лида недовольно покосилась на нетронутый лосось. — Этот наш логик — полный козел, — добавила она, втыкая в филе вилку. — Половину курса завалил, придирался ко всяким мелочам. Мне повезло на самом деле.

— Мне тоже, — подхватил я.

— Мне билет удачный попался — я эту тему знаю, сама ею интересовалась.

Лида разрезала филе на мелкие кусочки и перемешала с овощным гарниром, превратив блюдо в некое подобие горячего — вернее, остывающего — салата.

— Что за билет? — поинтересовался я.

— Формы мышления. А у тебя?

— У меня это… — пробормотал я, вспоминая. — Анализ, синтез и все такое прочее.

— Формирование понятий?

— Да. Знал средне, честно говоря. Но как-то вытянул. По крайней мере, хоть пересдачи не будет.

— Вот он козел!

— А что было у Ани?

— Я не знаю. Она в таком состоянии уходила, я ее никогда такой не видела. В общем, не до расспросов было.

Лида лениво перемешивала кусочки подгорелого лосося с клейким гарниром. Есть ей, видимо, не хотелось.

— А где твой друг, кстати? С которым ты все время…

— Витя? Он мне сказал, что под конец пойдет. Он считает, что так сдать проще. Когда преподаватель устанет.

— Разумно, — улыбнулась Лида и сощурилась от солнечного света; в ее глазах вновь заблестели искорки. — Надо будет в следующий раз попробовать. А чего сам не стал?

— Да я хотел тоже в конце пойти. Но потом — не знаю. Надо было, наверное, как Витя, в самом конце и приходить, а то торчать в коридоре и ждать просто невыносимо.

— Понимаю, — сказала Лида.

Мы замолчали. Лида неторопливо ела салат, а я потягивал приторный компот, чувствуя, что меня начинает мутить от еды.

— Тем не менее нас можно поздравить, — нарушил я затянувшееся молчание.

— Ага, — согласилась Лида.

— Куда поедешь на каникулах?

— Никуда. У меня есть… — Лида задумалась. — В общем, есть разные дела. Останусь в Москве. А ты?

— У меня тоже примерно так же, — сказал я и зачем-то добавил: — К тому же мама болеет, надолго оставлять ее одну не хотелось бы.

— Мама? А ты с ней живешь?

— Нет, я в общежитии. Из Москвы-то сюда не очень каждый день добираться — даже на маглеве. Я так, просто навещаю ее на выходных. Иногда.

— А что с ней?

Я уже жалел, что затронул эту тему.

— Здоровье не очень. Сердце вот последнее время…

— Понятно.

Лида устало посмотрела в тарелку с лососем.

— Ничего такого страшного в принципе, — принялся объяснять я. — Но все равно…

— Это хорошо, что ты о маме заботишься! — сказала Лида. — Значит, к ней на каникулы переедешь?

— Нет, я останусь в общежитии. Я уточнял — так можно.

— Понятно.

— А ты вернешься в Москву?

— Да, я вернусь в Москву.

Лида устало вздохнула.

— Ладно. Что-то готовят тут сегодня неважно. У тебя, я смотрю, тоже аппетита нет.

— Это все логика, — вставил я.

— Да! — рассмеялась Лида. — Испортила аппетит. Я тогда пойду? Увидимся.

Она встала, не дожидаясь ответа, и подняла со стола поднос.

— Подожди! — почти выкрикнул я и тоже вскочил на ноги. — Я хотел тебя спросить… Можно я тебя провожу?

— Проводи, — пожала плечами Лида.

Я взял поднос с нетронутой едой — бифштекс, залитый жирным соусом, салат из ростков сои, — и у меня снова задрожали от волнения руки. Лида заметила, как покачивается на подносе стакан с недопитым компотом, и хитро сощурилась.

— Совсем, я смотрю, аппетит отбила эта логика.

— Да я понял, что есть особо не хочу только после того, как все уже набрал.

— Бывает, — сказала Лида.

Когда мы вышли из столовой, солнце скрылось за грозовыми облаками, и институтский городок затянуло унылой серостью, как вид в окне с опущенными электронными шторами. Ветер с запахом травы и столовой дул нам в спину, подгоняя, предвещая о готовящемся дожде, и у Лиды растрепались ее длинные блестящие волосы.

Она убрала челку с лица.

— А о чем ты хотел поговорить?

— Это по поводу соцветия, — запинаясь, сказал я. — Твоя страничка…

— А, это! — Лида небрежно качнула рукой. — Не бери в голову. Я там всякое пишу. А ты подписан?

Она с любопытством посмотрела на меня. Я почувствовал, как внутри все онемело.

— Да, и мы общались.

— Понятно.

Я был для Лиды одним из сотни безликих «друзей» в сети, которые добавляли в избранное ее картинно-нечеткие снимки и ввязывались в бестолковые споры на темы ее публикаций. Я едва сдержал страдальческий вздох и отстал от неё на шаг. Но она не обратила на это внимание.

— Столько времени убиваешь на соцветие, — пожаловалась Лида.

— Много времени, да… — пробормотал я.

Я плелся за ней следом. Лида замедлила шаг.

— Ты не обижайся, — неожиданно сказала она. — У меня там друзей много, комментариев куча, всех и не разберешь.

— Я видел.

— А о чем ты хотел спросить?

Я уже и сам этого не понимал.

— Я тут подумал… — начал я. — Мне тоже на самом деле очень интересно то, что происходит на Венере. Может, мы могли бы как-нибудь, — я сглотнул слюну, — встретиться, поболтать?

— Как сейчас?

— Да, примерно. То есть…

Я не договорил. Лида шла, отвернувшись. Волосы постоянно падали ей на лицо.

— Необязательно, конечно, в институте, — добавил я. — Можно где-нибудь еще. В городе, например.

Лида остановилась.

— Ты знаешь, — она подняла козырьком руку, защищаясь от порывов ветра, хотя со стороны казалось, что она рассказывает мне о чем-то по секрету, — на самом деле не так уж мне все это интересно. Венера и все остальные дела. Хочется просто забыть о том, что все это происходит.

— Я понимаю, — сказал я.

— А ты увлекаешься политикой?

Мы вновь зашагали по тротуару. Я вдруг понял, что даже не знаю, куда мы идем. Мне хотелось вернуться в общежитие, закрыться в комнате и не говорить ни с кем до конца дня.

— Немного увлекаюсь. Межпланетной политикой. Все же нам это близко.

Я как оправдывался.

— А чем еще? — спросила она.

Мы остановились у главного здания. Ветер затих, разогнав пасмурные облака. Снова светило солнце. Прогулочный сквер с аккуратными деревьями, которые совсем недавно бесцеремонно раскачивал ветер, теперь выглядел оцепеневшим, застывшим во времени.

— Да много чем. Корабли, звезды. А еще читаю я…

В глазах Лиды загорелись огоньки.

— Погоди, я помню тебя в соцветии! — Она коснулась моей руки. — У тебя совсем пустая страница там, да? Ты совсем ничего там не пишешь?

Я судорожно вздохнул. Меня било дрожью от волнения.

— Просто я люблю общаться вживую, — сказал я.