Казино «Бон Шанс»

Василий Веденеев, 2010

Неожиданно приехавший к Петру Меркулову старый приятель латыш Юри скончался от инфаркта. Отыскивая в его вещах паспорт, Петр обнаружил ультрасовременную шпионскую аппаратуру и оружие. Уже на следующее утро Меркулову позвонил неизвестный и предложил явиться на похороны покойного. А затем раздался звонок из Риги – Петру назначили встречу. Он понимает, что с подачи Юри попал в круг интересов очень серьезных людей. Той же ночью убит хозяин сети игорных заведений, а его подельников очень беспокоит смерть Юри, исчезнувшее оборудование и надвигающаяся война с конкурирующей группировкой…

Глава 2

В ожидании старого приятеля Петр быстренько накрыл на стол, решив устроить маленькую вечеринку по-домашнему, на кухне. Достал рюмки и стаканы, бутылку водки, открыл несколько банок с консервами, нарезал сыр. А мысли все вертелись вокруг того, как они встретятся с Юри — ведь прошло больше полутора десятков лет с той поры, как они виделись в последний раз. Да и то виделись мельком, перекинулись всего двумя-тремя словами: оба страшно торопились, а Ояр вообще никогда не был расположен к сантиментам и, кроме всего прочего, любил подурачиться, даже когда речь шла об очень серьезных вещах. Меркулову иногда казалось, что его приятель предпочитает жить легко, как бы скользя по поверхности тонкого льда, даже в опасных ситуациях, не принимая их близко к сердцу. И вообще, ничего близко к сердцу не принимая, что бы ни случалось вокруг. И то, что Ирина когда-то предпочла ему Петра, он тоже воспринял как-то отстраненно легко — или так просто казалось, и все скольжения Ояра, подобного человеку-нейтрино, проходящему сквозь время и обстоятельства, не задевая их и не позволяя им коснуться себя, являлись не более чем привычной маской? Черт его знает?!

Услышав звонок в дверь, Меркулов заторопился в прихожую. Ояр — в клетчатой кепке и кожаной куртке — еще за порогом широко раскинул руки для объятий и чуть ли не прыгнул на рослого Петра, прижавшись мокрой от снега — от снега ли? — щекой к его плечу, и крепко хлопнул ладонями по широкой спине приятеля. Потом отстранился и, как ни в чем не бывало поглядев на Меркулова снизу вверх — Юри был почти на голову ниже, — спокойно сказал:

— Привет! Тапочки дашь или можно в ботинках? В московских домах любят предлагать гостям тапочки.

— Проходи так, — буркнул Петр, помогая ему снять куртку. Вешалки у нее не оказалось, и он повесил кожанку гостя на стул в комнате.

— О, все как в добрые старые времена, — проходя на кухню, заметил Ояр. — Руки можно вымыть?

Петр проводил его в ванную и, пока Юри тщательно смывал с ладоней грязь, исподтишка разглядывал старого приятеля. Пожалуй, постарел, появились нездоровые мешки под глазами, около тонких, язвительных губ залегли жесткие складки, но по-прежнему торчат поседевшие вихры над высоким, уже покрытым морщинами лбом и глаза смотрят лукаво, словно в них притаились маленькие голубые чертенята. И все тот же стиль в одежде: черные башмаки хорошей кожи, темно-серые шерстяные брюки, вязаный жилет и голубая рубашка, перехваченная у ворота традиционным «приевите» с кусочком желтоватого янтаря — он и раньше предпочитал носить вместо галстука тесемку с национальным узором, как бы нарочито подчеркивая свое прибалтийское происхождение.

— Ты тоже не стал моложе, — перехватив в зеркале взгляд хозяина, подмигнул гость. — Ну, веди за стол.

Перед тем как сесть, Ояр осторожно откинул край занавески на окне и выглянул на улицу:

— Это окно во двор? Хорошо, можно присматривать за машиной. Наливай, выпьем по рюмочке, а потом покажу тебе свою «лайбу». Заодно поможешь перетащить сумки. Ты же обещал приютить меня на пару дней. Или передумал?

— Нет, оставайся, — Петр разлил водку в рюмки. — За встречу!

— За встречу, — эхом повторил Ояр, залпом выпил и, запихнув в рот кусок сыра, выскочил из-за стола. — Пошли за сумками, а то не смогу сидеть спокойно. Вдруг утянут чего.

Меркулов молча оделся, взял ключи от квартиры и вместе с Юри вышел во двор. Остановившись у парадного, Ояр начал вертеть головой во все стороны, словно кого-то высматривал.

— Двор у тебя большой, — заключил он и повел Петра к своему серенькому неприметному жигуленку, приткнувшемуся около детской площадки. В его багажнике и салоне оказалось несколько больших и довольно тяжелых туго набитых спортивных сумок.

— Никак, в челноки подался? — пошутил Меркулов, вешая на каждое плечо по паре сумок.

— Вроде того, — буркнул Ояр и повторил: — Двор у тебя большой.

— Старая Москва, — усмехнулся Петр, — Чистые пруды рядом. Пошли наверх, а то прохладно.

Сумки он сложил в дальней комнате, как пожелал Ояр, и не преминул съязвить:

— Все мое ношу с собой?

— Да, как Федр, — согласился Ояр и бережно поставил рядом с сумками объемистый дипломат с наборными замками. — Теперь продолжим? Честно говоря, не терпится услышать, как ты, что ты?

На кухне, прежде чем вновь сесть за стол, он опять выглянул в окно, проверяя, на месте ли машина.

— Она у тебя под сигнализацией? — поинтересовался Петр.

— Нет, поэтому и дергаюсь… Ладно, не обращай внимания. Я слышал, ты давно женился и отнюдь не на Ирине? Чего же так? Ведь она откровенно предпочла тебя мне. Ты ведь жил с ней!

— Ты… Ты знал об этом? — удивился Меркулов. — И, тем не менее, продолжал ухаживания?

— Молодой был, глупый, — беспечно рассмеялся Ояр. — Потом понял, что баб на свете хватает, и даже есть получше. Ты, вроде, тоже дошел до этого своим умом. Или подсказали?

Он выпил и быстро начал закусывать, одновременно откусывая от большого бутерброда и поглощая шпроты. Петр тихо сказал:

— Перед твоим звонком по телефону мне как раз приснилась Ирина.

— Да? — заинтересованно взглянул на него Юри. — А она тебе только снится?

— Что ты имеешь в виду? — не понял хозяин.

— Неужели она тебе ни разу не позвонила по возвращении и вы не встречались? — лукаво улыбнулся Ояр. — Как говорят русские, старая или, как там, первая любовь не ржавеет!

— Разве Ирина в Москве? Я слышал, она вышла замуж и надолго уехала за границу.

— Все в прошлом, старичок, все в прошлом, — Юри откинулся на спинку стула и с иронией поглядел на Петра. Он знал, что его привычка называть приятеля «старичком» всегда приводила Меркулова в тихое бешенство, но, тем не менее, постоянно продолжал его поддразнивать. Значит, за долгие годы разлуки он не забыл об этом? И Ирина в Москве?

— Она давно развелась и теперь у нее какой-то деятель из игорного бизнеса. Довольно противный пожилой тип, зато с тугой мошной, — хмыкнул Ояр. — Детей она отправила к бабушке и прислуживает новому падишаху: жить-то надо! Прежний муж, говорят, обчистил ее до нитки, а ЦК КПСС, где работал папочка нашей дорогой общей первой любви, приказал долго жить, как и папа.

— Василий Иванович умер? — полуутвердительно спросил Меркулов.

— Тебе о нем особенно жалеть нечего, — отрезал Юри. — Именно он тебе всю карьеру-то и поломал, когда ты не захотел обвенчаться с его доченькой.

— Не смей так говорить, — набычился Петр. — То, что было между нами, было между нами! Понял?

— Понял! — гость шутливо поднял руки ладонями вверх. — Давай лучше о тебе. Ты женат?

— Да, — внезапная вспышка гнева уже прошла, и Меркулов старался говорить лениво-спокойно, хотя на душе остался какой-то неприятный осадок. — Женат. Дочери уже девятнадцать, недавно выдал замуж, а сын — еще совсем малыш, три годика.

— Большая разница, — Ояр причмокнул, то ли выражая сожаление, то ли восхищаясь отвагой приятеля, решившего заводить в столь трудное время детей, и долил в рюмки водки. — За их здоровье!

Выпили, вяло пожевали, Юри опять сбегал к окну поглядеть на машину, а потом спросил:

— А ты что поделываешь?

— Живу на переводах, — пожал плечами Петр. — Английский, немецкий. Удалось тут на три года съездить поработать в Африку, немножко зашиб деньжат, ребятишкам помочь.

— Ты же был приличным китаистом? — удивленно поднял брови гость.

— Как оказалось, это никому не нужно, особенно после того как, по твоему выражению, мне поломали карьеру. Спороли все регалии и отправили на улицу: добывать хлеб насущный в поте лица своего.

— Врешь, — глаза Ояра стали жесткими и холодными. — Все врешь!

— Ты о чем? — в свою очередь удивился Меркулов.

— Сам знаешь, — отрезал Юри. — И я знаю о тебе все! Понимаешь, все знаю! Иначе не приехал бы.

— Что знаешь?

Но гость словно не слышал вопроса. Слегка ослабив узелок приевите и спустив пониже удерживавший его кусочек янтаря, он развалился на стуле и лениво процедил:

— Не беспокойся, мне нужно пересидеть всего пару дней. Потом я исчезну. Не только из Москвы, но и из России.

— Хочешь эмигрировать?

— Слушай, — Ояр немного наклонился над столом. — Будет ваньку-то валять! Какая эмиграция? Мне надо уходить отсюда, уползать тихо и незаметно, унося в зубах добычу, которая нужна моей новой родине.

— Родина не может быть новой или старой, — резко ответил Петр.

— Латвия освободилась, — гордо выпрямился Ояр. — История начинается с новой страницы.

— Историю нельзя без конца переписывать!

— Иногда это необходимо, — зло ощерился Юри. — Кстати, если мне придется уйти налегке или покинуть тебя на некоторое время, никому не говори, где мои вещи и не отдавай их. Я вернусь за ними сам, обязательно вернусь!

— Ты связался со спецслужбами прибалтов? — догадался Меркулов.

— Не важно, со спецслужбами, с криминальными группировками, не важно, с кем и как я связался, — отчеканил гость. — Важно, что получишь взамен! Ты твердил, что три года оттрубил в похабном климате Африки, а я оттрубил здесь! Считай, что тоже переводчиком, не важно, с какого на какой, важно, что переводил. Неужели ты, Питер, так и остался идеалистом?

— Я тебя не очень понимаю, — Меркулов закурил и посмотрел в глаза Ояра, слегка затуманенные алкоголем.

— Не понимаешь? — усмехнулся тот. — Ты не предатель, Питер, ты, пожалуй, единственный мой друг, оставшийся на этой грешной земле, и я скажу тебе: все давно и разительно переменилось! Неужели ты сам этого не видишь? Где мощная держава, которой мы некогда служили, и вожди, которым верили? Каждый за себя! Теперь нет времени для жалости, может быть, вообще ни для чего человеческого не осталось времени! Хотя бы для меня лично. Мне сейчас нужно спасти свою шкуру, понимаешь?! Мне уже давно за сорок, у меня трое детишек в Риге, жена-психопатка, да ты же ее знаешь, — Лидка, которая отлично играла в волейбол, блондинка с красивыми ногами?! Так вот она — психопатка! А вдобавок еще две истеричные любовницы и вздорная теща, о которой смерть напрочь забыла. И всем им я нужен как воздух, потому что даю им хлеб, и не только хлеб! Что мне оставалось делать, кроме как соглашаться? Скажи, что?! Или ты никогда не знал, как человека умеют брать за горло? А я еще хочу, жажду бытия, хочу выжить и не просто выжить, а получить приличные деньги, значительно более приличные, чем ты заработал за три года каторги в своей вонючей Африке! Я хочу лежать в объятиях своих и чужих лживых баб, хочу слышать за спиной почтительный шепоток: вон пошел Юри, да, тот самый Юри! Удачливый и богатый Ояр Юри! Пусть не могущественный, пусть не знаменитый, но удачливый, богатый и живой! Мне еще не безразлично, как смотрят на меня восемнадцатилетние потаскушки, если хочешь ты это знать! Да, отдавая дань новой моде, я ходил в церковь, но я не верю в Бога, не верю в загробную жизнь. После смерти не будет ничего! Понимаешь, ничего, а я не попугай, чтобы просидеть в клетке триста лет и все-таки хоть чего-то дождаться!

Он внезапно замолчал, потом с тихой грустью, так не вязавшейся с его распаленной, задиристой тирадой, признался:

— Сегодня я видел во сне «журавлиные сапоги». Ты видел Ирину, а я видел себя босым. Наверное, не к добру?

— Брось ты это, — тихо попросил Меркулов.

— Правильно, к дьяволу! — тряхнул головой Ояр. — Выпьем и споем. Помнишь мою любимую: «Обнимай свою девчонку и пускайся в пляс! Если нет своей девчонки, обнимай матрас!»

Он залпом махнул рюмку водки и вдруг, поперхнувшись, наклонился над столом. Его вывернуло в тарелку выпитой водкой и остатками закуски. С трудом упершись ладонями в край столешницы, он откинулся на спинку стула и начал жадно хватать ртом воздух. Лицо Ояра сделалось белым как полотно, на лбу мелкими бисеринками выступила испарина, губы приобрели какой-то странный, синюшный оттенок.

— Что с тобой? — испуганно вскочил Петр. — Дать воды?

— Сердце, — едва смог вымолвить Юри. — Больно очень.

Меркулов подхватил его на руки и быстро отнес в комнату, уложил на диван, стянул с ног башмаки и расстегнул на груди рубаху. Ояр оказался легким, как подросток. Он не сопротивлялся, лишь тихо постанывал сквозь зубы и пытался что-то шептать, но что именно, разобрать не удавалось. Метнувшись в ванную, Петр отыскал пузырек с валокордином, накапал тридцать капель, развел водой и влил в рот приятеля. Потом принес таблетку валидола и сунул ему под язык. Однако, судя по всему, лучше Юри не становилось — дыхание оставалось прерывистым, глаза замутились уже не от алкоголя, а от боли, кисти рук похолодели. Что делать?

— Как ты? — опустившись перед диваном на колени, встревоженно спросил Меркулов. Ничего себе происшествие на холостяцкой пирушке двух старинных приятелей, бывших когда-то соперниками в любви!

— Худо, — едва ворочая языком, признался Ояр. — Боль…

Петр взял его запястье: пульс прощупывался слабо. Неровный, с редкими толчками, он напоминал ниточку — тоненькую, связующую нить между жизнью и смертью, которую каждая из них тянет в свою сторону с попеременным успехом. Надо вызывать скорую. Тем более Ояр, похоже, начал терять сознание.

— Алло, скорая? Пришлите машину… Тяжелый сердечный приступ. Адрес? Диктую, Потаповский… Да, я выйду встретить, подъезд со двора. Поскорее, пожалуйста, очень плохо!

— Ждите, бригада будет, — ответил бесстрастный голос диспетчера подстанции скорой.

Накрыв Ояра пледом, Меркулов быстренько оделся и выскочил на улицу. Моросило, с неба летел то ли мелкий холодный дождь, то ли колкая снежная крупа, таявшая, не достигнув земли. Сколько ждать скорой? Он посмотрел на часы — почти два ночи. Интересно, где ближайшая станция и сколько они будут добираться по ночному городу?

Завидев огни скорой, Петр побежал навстречу, призывно размахивая руками. Показал, где поставить машину, и повел бригаду наверх.

— Выпивали? — неприязненно спросила пожилая фельдшерица, помогая врачу освободить руку Ояра, чтобы померить давление.

— Так получилось, давно не виделись, лет пятнадцать, — начал оправдываться Меркулов, но врач прервал его: — Помолчите!

Стрелка тонометра прыгала и никак не могла хоть где-то остановиться. Юри пришел в себя: в его глазах уже не осталось и тени хмельного тумана — в них плескалась невыразимая боль и отражался животный страх перед внезапно случившимся с ним. Он все время взглядом искал Петра и, найдя, смотрел с немой просьбой, которую приятель должен понять сам, поскольку ее нельзя высказывать при посторонних.

— Давайте носилки, — врач встал и сунул в нагрудный карман халата небрежно сложенный стетоскоп. — Скорее! Похоже, инфаркт. Кто он вам?

— Приятель, — ответил Меркулов, поняв, что вопрос обращен к нему. — Друг юности.

— Где живет, знаете, документы какие-нибудь есть?

— Понимаете, он вообще-то живет в Риге, а документы… Я сейчас!

Петр кинулся к висевшей на стуле куртке Юри, обшарил карманы: деньги, аккуратно сложенный носовой платок, нераспечатанная пачка сигарет, несколько жетонов для телефона-автомата. Все. Может быть, в кейсе?

Дипломат открываться не хотел, как Меркулов ни крутил колесики замочков. Спрашивать сейчас у Ояра шифр бесполезно. Оставив кейс, он расстегнул молнию одной из сумок, сдвинул покрывавшую ее содержимое непромокаемую ткань и похолодел: поверх каких-то коробочек лежал в новенькой желтой подмышечной кобуре вороненый «вальтер ППК» — отличная боевая машинка, способная уложить человека за сотню шагов, проделав в нем сквозную дырку. Ну, Юри, ну, приятель!

— Нашли? — фельдшерица попыталась заглянуть через его плечо, но он успел быстро прикрыть пистолет и задернул замочек сумки.

— Нет, я потом найду! Не стоит терять времени. Куда вы его повезете?

— Наверное, в первую городскую, тут ближе, — ответил врач. В дверях уже топтался водитель скорой, раскладывая носилки. — Поможете вынести?

— Конечно, — кивнул Петр. — Как мне узнать о его состоянии?

— Звоните в приемный покой или в справочную. Как его, давайте я запишу.

— Юри, это фамилия, зовут Ояр Янович, живет в Риге, по-моему, улица Кришьяна Барона, если не переименовали, как у нас.

— Ладно, беритесь, — приказал врач. — Выносим головой вперед!

Ояра переложили на складные брезентовые носилки. Он сделал движение, словно хотел поймать руку Меркулова, и тот в ответ ободряюще улыбнулся ему и шепнул:

— Не волнуйся, я все помню!

Внизу шофер забежал вперед и раскрыл заднюю дверцу машины. Когда носилки вдвигали по полозьям внутрь микроавтобуса, Юри неожиданно вцепился в рукав Петра и с трудом дал понять, чтобы тот наклонился к нему:

— Сохрани, — прошелестел шепот, щекоча ухо Меркулова прерывающимся дыханием. — Машину проверь… И если… Ты должен быть первым! Не отдавай…

— Хватит, хватит, потом наговоритесь, — грубовато прикрикнула фельдшерица. — Поехали!

Задняя дверца скорой захлопнулась, словно проглотила человека, и через секунду на выезде из двора мелькнули красные огни стоп-сигналов…

Поднявшись к себе, Меркулов скинул куртку, переобулся и прошел в комнату. На полу валялся плед, которым он совсем недавно укрыл Ояра, а в воздухе явно чувствовался запах мокрой одежды приезжавших врачей и неистребимый запах лекарств. И будто сразу стало не хватать чего-то важного, что еще недавно было тут, рядом с тобой, а теперь безвозвратно ушло.

Заметив сиротливо стоявшие около дивана башмаки Юри, он отнес их в прихожую и подумал: «Надо отвезти ему обувь и куртку». Она тоже осталась висеть на спинке стула. Впрочем, если диагноз подтвердится, ботинки и куртка понадобятся приятелю еще не скоро — инфаркт не шутка, с ним не так просто справиться, как с насморком или ангиной. Нервничал, наверное, друг Ояр без меры, жил, сжигая себя в топке роковых страстей, в постоянном напряжении. Интересно, правду он сказал о двух любовницах или, как это с ним довольно частенько случалось, прихвастнул? Как бы там ни было, наговорил Юри сорок бочек, а теперь его забрала скорая. М-да, несколько неожиданно закончилась холостяцкая пирушка при встрече давних приятелей…

На кухне Петр выпил рюмку водки и, не закусывая, закурил, бездумно следя за серой ленточкой невесомого дыма, поднимавшегося спиралями к потолку. Из головы не выходили слова Юри о том, что не важно, с кем ты связался, а важно лишь то, что будешь с этого иметь. И тут как толкнуло — пистолет! Ведь в сумке Ояра лежит новенький «вальтер»! Зачем ему понадобилось оружие? И вообще, где его документы и ключи от машины? Он просил приглядеть за ней, а ключи, помнится, висели у него на цепочке, пристегнутой карабином к поясу брюк. При врачах, естественно, не до того, чтобы обшаривать больного и вытягивать из его брючного кармана связку ключей. Но как быть теперь?

Меркулов примял недокуренную сигарету в пепельнице, выдавил в стакан половину лимона, немного развел водой, выпил, чтобы хоть как-то нейтрализовать действие спиртного, и решительно направился в комнаты. Для начала он еще раз тщательно обыскал куртку Юри и даже прощупал все швы — сделать это оказалось не трудно, поскольку она была сшита из прекрасной тонкой кожи. Однако ничего обнаружить не удалось: даже никаких клочков бумаги. Сложив все вынутое из карманов куртки на стол, Петр перешел в другую комнату и занялся сумками.

Первой он открыл ту, где видел «вальтер». Вот он. Расстегнув застежку кобуры, осторожно вытянул из нее оружие — с первого взгляда он безошибочно определил: пистолет заряжен, смазан и хорошо вычищен. Рядом лежали две картонные коробочки с патронами — в общем-то, не пустячный арсенал. И кто знает, какие дела тянутся за этим стволом, принадлежит ли он самому Юри, или Ояр получил его во временное пользование еще от кого-нибудь? Но от кого? Номер пистолета не спилен, значит, изначально не задавались целью скрыть его принадлежность? Ну ладно, а кобура? Примерив ее на себя, Меркулов убедился: ремни отрегулированы на рост и размеры Юри. Значит, оружие носил сам Ояр? Зачем? В кого он собирался стрелять или от кого намеревался защищаться? Тысяча вопросов и ни одного ответа!

Отложив «вальтер», Петр стал вытаскивать из сумки коробки. Открывая их одну за другой и внимательно рассматривая содержимое, он все больше и больше мрачнел — в сумке приятеля, тщательно упакованное, лежало суперсовременное шпионское электронное оборудование, при помощи которого можно легко подслушивать, подглядывать, записывать чужие разговоры, находясь на значительном расстоянии и не рискуя быть обнаруженным. Дела!

Откуда все это у Юри? Подобные штучки стоят просто бешеных денег, причем цена их выражается в многозначительных цифрах в самой что ни на есть твердой валюте — в долларах, фунтах стерлингов, дойчмарках, а в рублях будет просто астрономической!

В другой сумке нашелся обтянутый кожей, довольно увесистый кейс с чувствительным электронным стетоскопом — такая штука давала возможность услышать и записать то, что говорили отделенные от подслушивающего бетонной стеной толщиной в метр и больше. Там же оказались наборы микрофонов, микродиктофоны, разнообразные «жучки»…

Разглядывать содержимое каждой сумки, вскрывать все коробки Петр не стал: он просто наугад открывал какую-нибудь первую попавшуюся коробочку и, убедившись, что в ней все то же самое, аккуратно закрывал и укладывал на место. Закончив осмотр сумок, он уселся на полу и закурил, — ничего не скажешь, оставил приятель подарочек! Хорошо еще, кроме «вальтера», больше нет оружия. Хотя зачем лицемерить — все, что уложено в сумках, в умелых руках может послужить более страшным оружием, чем пулемет или винтовка с оптическим прицелом!

Ага! Он еще забыл про кейс, который Юри так осторожненько поставил рядом с сумками. Хотелось надеяться, что он не заминирован и при попытке вскрыть его не разнесет незадачливого взломщика в клочья — судя по содержимому сумок, ожидать можно всего.

Меркулов принес инструменты и принялся осторожно ковыряться в замках. Кое-какие познания в слесарном деле у него имелись, поэтому вскоре защелки уступили его упорству и натиску. Крышку он приоткрыл, ожидая неприятного сюрприза, но, слава богу, обошлось без эксцессов. Первое, что он увидел — торчавшие в кармашке верхней крышки запасные ключи от машины на красивом брелке из Парижа. Кроме ключей от машины там были еще два ключа: явно от квартиры. Но где она? И кто там живет или жил?

Сплошные загадки оставил укативший на скорой помощи в больницу Ояр Янович Юри, в молодые годы занимавшийся китаистикой и носивший погоны офицера Советской Армии, а по прошествии множества лет ставший неизвестно кем. Вот это и было самым главным — узнать, кем же стал Юри?! Тогда появятся ответы на многие вопросы, если не на все.

Так, что тут еще, в этом проклятом кейсе? Пачка бумаг на латышском — частью отпечатанные на машинке, частью исписанные от руки, частью выполненные на компьютере. Петр латышского почти не знал и отложил бумаги в сторону. Под ними аккуратными стопочками лежали три банковские упаковки долларов США — примерно тысяч тридцать. По нонешним временам если не состояние, то очень большая сумма. Что еще? Какой-то маленький, потертый блокнотик. Перелистав его, Меркулов обнаружил несколько записей: какие-то даты, имена, малопонятные пометки на русском или на латышском, столбики цифр — код не код, но и на подсчеты расходов не слишком похоже. Более всего его заинтересовали записанный почерком Юри адрес на русском языке и схемка, как добраться от метро. Тут же был записан телефон. Не откладывая дела в долгий ящик, Петр подтянул к себе аппарат и набрал номер. В ответ полились долгие гудки. Потом в наушнике щелкнуло и знакомый до боли голос Ояра приветливо сказал:

— С вами говорит автоответчик. После короткого сигнала оставьте свое сообщение или номер телефона. Благодарю!..

Надо полагать, это номер телефона той берлоги, где в последнее время отсиживался или, если угодно, проживал Юри? А адрес и схемка — указания, как ее найти? Вполне вероятно, он несколько раз менял место проживания в огромном городе, а последнее было в новом районе и, чтобы не заплутать, он и сделал для памяти схему?

Ну а что же делать со всем этим добром, да еще и с пистолетом? Трогательно и верно выполняя заветы старой дружбы и данное обещание, хранить до выздоровления Ояра? А если кто-то заявится за всем добром, да еще так сказать in absentia, то есть в отсутствие хозяина? Черт его знает, какие знакомые завелись у Юри, если он возит с собой подобные «джентльменские» наборы, в которые к тому же входит еще и пистолет? И что делать с машиной Ояра — так и оставить во дворе рядом с детской площадкой? Через день-другой она неминуемо привлечет чье-нибудь внимание, особенно если Юри успел где-то наследить.

Тьфу, пропасть! Вот принесла нелегкая этого шута Ояра! Одна отрада, что ключи от машины нашлись. Так, а это что такое?

Приподняв ложное дно кейса, Меркулов увидел сложенные стопочкой документы — паспорт и международные водительские права Ояра, какие-то квитанции. Там же лежали чистые бланки польских, румынских и эстонских паспортов. Час от часу не легче! В довершение всего обнаружилась изящная продолговатая коробочка телефона сотовой связи с короткой толстой антенной, торчавшей сверху. Ну, кажется, все?

Что теперь — звонить в больницу и срочно везти им документы Юри? Конечно, те, что выписаны на его имя, а никак уж не чистые бланки паспортов других государств! Звонить в милицию или в контрразведку и рассказывать о случившемся? Бежать проверять, нет ли чего еще в салоне и багажнике оставшейся во дворе машины приятеля или… или поскорее избавиться от всего этого, запрятав так, чтобы сразу нельзя было догадаться где искать? Пожалуй, лучше начать с последнего. Из больницы Ояра еще долго не отпустят, обращаться к власть предержащим структурам может встать себе дороже, а вот если?..

В голову Петра пришла простая и в то же время весьма сомнительная идея: отвезти вещички приятеля на квартиру дочери. Сейчас она с мужем в отпуске, уехали всего несколько дней назад и вернутся нескоро. Квартира недалеко — на Шаболовке, — опять же в ней есть стальная дверь и сигнализация. Это плюс! Второй плюс — сделать все под покровом ночи, пока никто ничего не заметил. А до возвращения дочери и зятя он что-нибудь непременно придумает! Решено?! Ключи от квартиры дочери у него есть: ему оставили их, чтобы он присматривал за цветами и вообще время от времени проверял, все ли в порядке. Надо ехать, время дорого! Опять же, вдруг он зря паникует — сейчас многие фирмы торгуют шпионским оборудованием вполне официально, и при желании у них можно достать еще не такое.

«Нет, не такое, — одеваясь, горько усмехнулся Петр. — «Вальтер» они тебе не предложат да и многих приборов не достанут, поскольку таких нет в свободном обращении даже на Западе».

Весь обвешанный тяжелыми сумками, держа в руке кейс, он спустился во двор, быстро свалил все в салон своих стареньких «жигулей» и сел за руль. Мягко заурчал мотор. Бросив взгляд в зеркало, Меркулов поглядел на серенькую тачку Юри, стоявшую у изгороди детской площадки: пойти посмотреть, что в ней? Но отказавшись от этого намерения, он плавно тронул с места и выехал со двора…

До квартиры дочери он добрался меньше чем за полчаса. К счастью, на пустынных улицах ему даже не встретился ни один гаишник. Честно признаться, подобной встречи Меркулов опасался — ведь он все же выпил сегодня ночью, а садиться за руль даже после кружки пива он себе никогда не позволял. Ладно, пронесло, есть все-таки Бог на небесах.

Быстро перетаскав груз наверх, он сложил сумки в углу, прикрыл их предусмотрительно прихваченным пледом и приколол к нему записку: «Таня и Толик! Ничего не трогайте! Вещи мои, скоро заберу, просто некуда было сложить. Папа». Хотелось верить, что этой филькиной охранной грамоты для дочери и зятя окажется вполне достаточно. Немного подумав, он взял документы Юри и вскрыл одну из банковских упаковок с долларами — мало ли, какие понадобятся расходы, а он тоже не миллиардер. Наверное, тысячи две-три хватит на все?

Очень хотелось взять «вальтер» — он просто притягивал к себе строгой четкостью линий, грозной красотой хорошего боевого оружия. Вооруженный мужчина всегда чувствует себя иначе, чем безоружный. Увереннее в себе, что ли, строже, сильнее? Но, как ни хотелось, он ограничился только ключами от машины и квартиры, документами и долларами. Все остальное пусть мирно полежит здесь. Да, трубочку телефончика тоже можно прихватить, она не пистолет, зато удобно — звонить откуда угодно и куда угодно.

Снова усевшись за руль, Петр ненадолго задумался — что теперь? Больница рядом, рвануть туда, отдать документы и узнать, как чувствует себя Ояр? Но он так беспокоился о машине! Да и что ответят сейчас врачи: сообщат, что доставленного по скорой отправили в реанимацию, и предложат дождаться утра? Хорошо, документы подождут, в больницу он позвонит из дома, а сейчас надо поехать и осмотреть тачку Юри. И неплохо бы придумать, что с ней делать? Может, не мудрствуя лукаво, накрыть старым брезентом и завязать веревками?..

В свой двор он въехал не зажигая огней — здесь все изучено до малейшей ямки и трещинки на асфальте. Оставив машину на привычном месте, обошел детскую площадку и в недоумении остановился: около серенького жигуленка Юри копошились двое мужчин, явно пытавшихся вскрыть замки дверей салона. Ничего себе шуточки! Побежать скорей домой, схватить охотничье ружье и задержать злоумышленников? Но пока пробегаешь, они могут уже угнать «лайбу» Ояра. Петр сунул руки в карманы куртки и решительно двинулся к незнакомцам.

— Эй, парни! Это не ваша машина! Что вы тут делаете? — остановившись в нескольких шагах от незнакомцев, окликнул их Меркулов.

К его удивлению, они не вздрогнули, не испугались и не бросились бежать. Не прерывая своего занятия, парень в короткой дубленке, ковырявшийся в замке, поднял голову и ответил:

— И не твоя! Вали отсюда!

— Иди домой, — поеживаясь от студеного ветра, миролюбиво посоветовал второй. — Время позднее, пора спать.

— Ребята, уходите по-доброму, — предложил Петр. Драться он не боялся и умел постоять за себя, а два каких-то приблудных малых, пытавшихся вскрыть ночью чужую машину, не представлялись ему опасными противниками. Правда, на минуту мелькнула мысль сожаления, что не взял «вальтер» из сумки Юри. Тогда разговор сейчас был бы предельно короток и ясен.

— Тупой, что ли? — «миролюбивый» шагнул к Меркулову. — Сказали, иди домой!

Обстановка явно накалялась. Сделав еще шаг, парень неожиданно развернулся и попытался ударить Петра ногой в голову — видно, он владел некоторыми приемами каратэ. Меркулов успел поставить блок и с такой силой отбил удар, что парень рухнул на бок, не удержав равновесия. Однако он, как кошка, тут же вновь очутился на ногах, словно подброшенный пружиной, и предпринял новую атаку.

«Надо было взять «вальтер» или сбегать за ружьем», — тоскливо подумал Петр, пропустив ощутимой силы удар в грудь. И тут же скулу ожгло новым ударом. Ночные грабители автомобилей явно не собирались просто так расставаться с возможностью поживиться. И их было двое против одного, давно перешагнувшего сорокалетний рубеж человека, пусть даже когда-то серьезно занимавшегося спортом, но явно уступавшего молодым в скорости реакции. И пока в дело вступил всего один из них, а если навалятся оба?

Улучив момент, Петр сумел поймать руку парня, намертво зажал ее и резко рванул на себя, одновременно безжалостно врезав ему кулаком в лицо и ребром ботинка по голени. Таких приемов его противник явно не знал и кучей тряпья осел на асфальт, по-звериному завыв от жуткой боли. Второй тут же бросил ковыряться в замке и, прижавшись спиной к машине, сунул правую руку в карман, наверное, нащупывая рукоять ножа.

К удивлению Меркулова, поверженный «миролюбец» оказался значительно крепче, чем он предполагал, и удары почти стокилограммового Петра не вырубили его — парень уже успел подняться на четвереньки и, нетвердо цепляясь рукой за крыло автомашины, ошалело мотал головой, явно пытаясь встать и вновь принять боевую стойку. Хорошо бы ему сейчас добавить ногой по печени, но разве даст второй? А пока разберешься с ним, двужильный «миролюбец» успеет прийти в себя. Да и так ли легко удастся разобраться со вторым?

Меркулов попятился, зорко следя за каждым движением противников. Отступать не позорно: ни к чему глупо подставлять голову. Нужно рвануть к своей машине и взять хотя бы монтировку, которую он всегда возил под передним сиденьем. Это значительно охладит их воинственный пыл.

Неожиданно сбоку раздался рокот мотора и ударил сильный свет фар. Вильнул в сторону и погас. Хлопнули дверцы автомобиля и знакомый голос проревел:

— Лексеич?! Наших бьют?

Меркулов оглянулся. В нескольких метрах от него остановился джип Витька — соседа по подъезду, занимавшегося какими-то делами по части оптовой торговли. Сам Витек — в сажень ростом и с какой-то железкой в руках — уже спешил к месту побоища, а за ним из джипа гурьбой вываливались его явно не совсем трезвые приятели. Они уже успели заметить, что противников у Меркулова всего двое, и с гоготом и свистом, размахивая бутылками, охотно кинулись «пособить», предвкушая развлечение, заключавшееся в избиении забредших на запретную территорию чужаков.

Быстро оценив резко изменившееся соотношение сил, чужаки боя не приняли. Они быстро отступили в темноту и под улюлюканье и пьяный гогот компании Витька скрылись в подворотне. Наметанным глазом Петр успел заметить, что «недобитому» приходилось поддерживать подельника — тот здорово прихрамывал.

— Чего тут? — Витек обдал Меркулова запахом перегара и сунул заводную ручку под мышку. Вытряхнув из пачки «Кэмела» сигарету, он с удовольствием закурил. — Хотели у тебя колеса снять, что ли?

— Вовремя ты, — потирая ушибленную скулу, признался Петр.

— Ага, — заржал Витек. — Как раз! По-моему, пятый час? Самое оно! Ты че, Лексеич, по ночам стал гулять?

— Понимаешь, тут такое дело, — начал немного путано объяснять Меркулов. — Приятель ко мне приехал из Риги, а у него случился инфаркт. Машина его осталась, я его в больницу отправил, а когда возвращаюсь, тут эти двое копошатся.

— Понятно, — длинно сплюнул один из дружков оптовика. — Постоит еще, точно разденут или угонят.

— Теперь не знаю, чего с ней делать, — беспомощно разведя руками, признался Петр. — Брезентом, что ли, накрыть?

— Ерунда, — отрезал Витек. — Слышь, Сань, вроде, у Митьки «ракушка» пустая? Может, сдаст пока? Пару сотен баксов дашь?

Он вопросительно поглядел на Меркулова. Тот утвердительно кивнул: пристроить машину Юри в жестяной гараж-«ракушку» — хоть какой-то выход на время, а там, может быть, еще чего получше подвернется, или сам Ояр скажет, куда девать его, как он любил выражаться — «лайбу».

— Звякни ему, — велел Витек, обернувшись к приятелю.

— Не рановато ли? — нерешительно запротестовал Петр, хотя возможность побыстрее избавиться от машины Юри и убрать ее из двора с глаз долой его только радовала. Но должны же существовать еще какие-то правила приличия?

— Нормально, — отмахнулся Витек, а его приятель уже тыкал пальцем в кнопочки радиотелефона.

Переговоры закончились быстро: обе стороны выражались исключительно на московском диалекте общероссийского мата и очень быстро пришли к соглашению.

— Триста за две недели, — убирая телефон за пазуху, объявил результат приятель Витька. — Сейчас можем и отогнать. Это рядом, у Солянки.

— Ключи есть? — поинтересовался обстоятельный сосед, несмотря на явный хмельной гул в голове не утративший способности трезво мыслить. — Тогда заводи и поехали. Чего зря время терять?

С неба вдруг посыпало частой, колкой белой крупой, уже не таявшей при падении на землю. Меркулов сел за руль машины Юри, а приятели Витька набились в джип. Лавируя по старым московским переулкам — кривым и горбатым, изобилующим неожиданными поворотами и тупиками, Петр в зеркальце заднего вида заметил, что за ними тянется еще одна машина — темная, неприметная, с погашенными огнями. Неужели в ней «битый» и «небитый», пытавшиеся вскрыть «лайбу» Ояра? Да нет, чушь собачья, станут они выслеживать старенькие «жигули», тем более после стычки, да еще в такую погоду. Зачем, когда кругом полно новых машин, многие из которых тоже не имеют сигнализации и ночуют на улицах без присмотра — гараж в столице превеликая проблема, и сейчас, в данной ситуации «ракушка» за триста баксов на две недели — просто подарок судьбы. Еще мало попросили, наверное, из-за уважения к Витьку…

Хозяин гаража ждал их во дворе, уже широко открыв зев жестяного гофрированного автомобильного приюта.

— Дмитрий, — сунув Меркулову холодную руку, представился он и шмыгнул носом. — Бабки когда?

— Сейчас, — Петр отсчитал ему три зелененьких бумажки и дал номер своего телефона.

— Вгоняйте, — разрешил хозяин гаража, убирая деньги и записку.

Он отошел поболтать с Витьком и его приятелями, а Меркулов задним ходом загнал жигуленок Ояра в «ракушку». Прежде чем вылезти, он открыл перчаточное отделение и запустил туда руку, но, кроме справочника и карты города, там ничего не оказалось. Он проверил пространство под «Торпедо», слазил под сиденья, колупнул ногтем обшивку — вдруг где окажется тайничок. После осмотра содержимого сумок Юри и в машине можно обнаружить все, что угодно: хоть героин, хоть бриллианты!

Но пусто, пусто! Заглянул, на всякий случай, в багажник и под капот. Сзади нашлись запаска с уже лысоватой резиной и аккуратно завернутые в брезент инструменты, а под капотом, как и следовало ожидать, рокотал еще не выключенный мотор. Петр выключил его, отсоединил клеммы аккумулятора и захлопнул крышку капота, поглядывая на посасывающих сигареты Витька и его приятелей — им явно не терпелось поскорее попасть в домашнее тепло и допить то, что еще оставалось. Под их любопытными взглядами тщательно машину не осмотреть. А ведь Юри все время что-то пытался сказать о ней! Что, почему он так беспокоился о своей «лайбе»?

— Ну все, что ли? — грубовато спросил хозяин «ракушки».

— Все, — выдохнул Меркулов. — Ключи мне дадите от замка?

— На две недели, — напомнил Дмитрий и с грохотом опустил крышку.

— Поехали, поехали, — заторопил Витек. — А то у нас стынет.

Меркулов втиснулся в пропахший перегаром и табачным дымом салон джипа и дал себе слово, что как только в ближайшие день или два выдастся свободная минутка, облазить всю машину Ояра, проверив ее до последнего винтика. Но когда будет свободная минута? Надо бы по возвращении позвонить в больницу…

В ожидании утра Клариков весь извелся. От множества выкуренных сигарет во рту скопилась горькая, коричневая слюна, но он не переставая курил: не успев примять в пепельнице один окурок, тут же вытаскивал из пачки новую сигарету и щелкал зажигалкой. Устроился он в гостиной, не решаясь ходить по комнатам и уж тем более заглядывать в шкафы и ящики столов убитого, хотя так и подмывало взглянуть: какие вещички и бумаги хранил всесильный Борис Владимирович? Но осторожность брала верх, и Серега не двигался с места.

Время от времени он вновь набирал номер Корейца и слышал в ответ все тот же монотонный бубнеж автоответчика — не спросишь же у него: где болтается Леонид Пак? Телефон Снегирева по-прежнему не отвечал, а другим звонить бесполезно: никто не возьмет на себя ответственность принять даже пустяковое решение в подобных обстоятельствах. Все равно отправят к тому же Паку или Александру Александровичу, а те уж пусть и разбираются.

Один раз Клариков все-таки сходил на кухню. После некоторых колебаний зажег там на несколько секунд свет — картина, представшая его глазам, могла повергнуть в ужас кого угодно. Под Малаховым натекла приличная лужа крови, местами уже успевшая слегка подсохнуть и покрыться бурой корочкой. Одна рука мертвого шефа была прижата дверцей холодильника, другая отброшена в сторону, и рядом с ней валялась упаковка «Смекты». Кругом — брызги крови. Лицо лежавшего ничком Адвоката казалось уродливо измятой гуттаперчевой маской с жутким оскалом зубов.

Серега не выдержал, тут же выключил свет и быстро вернулся в гостиную. Под ложечкой сосало, требуя успокоительной порции спиртного, но он опять закурил и в который раз набрал номер Снегирева. И опять долгие гудки…

Обратно добрались без происшествий. Поблагодарив Витька и распрощавшись с ним, Петр отказался от предложения пропустить стакашку и, войдя в свою квартиру, устало рухнул на стул в прихожей. Ну и ночка! Сумасшедший дом вкупе с театром абсурда и дешевым базарным балаганом. А ведь для некоторых это вполне нормальная, повседневная жизнь! Нет, ему никак не хотелось быть в числе подобных «некоторых». Лучше уж как-то по старинке, поспокойнее, без излишних эксцессов.

Сняв куртку и переобувшись, Меркулов прошел в ванную и долго рассматривал набухавшую багровым ссадину на скуле — по счастью, удар ночного работничка пришелся вскользь, но все равно с такой физиономией в приличном обществе не покажешься. Умывшись холодной водой, он залепил ссадину газетой: старый испытанный способ, еще с мальчишеских времен. По крайней мере, не так разбухнет, а если потом подмазать какой-нибудь крем-пудрой жены, то вообще будет совсем не заметно.

На кухне стол являл собой ужасающее зрелище: он не убрал вовремя тарелку, в которую вывернуло Юри в самом начале сердечного приступа. И запах!

Петр настежь распахнул форточку, свалил грязную посуду в мойку и залил ее горячей водой. Вытряхнул в мусорное ведро пепельницы, вымыл руки и поставил чайник. Спиртного не хотелось, хотя надо бы сбросить напряжение после стольких передряг, но впереди полная неизвестность и лучше подкрепиться, чем расслабляться. Сам себе не признаваясь, он всячески оттягивал тот момент, когда придется снять телефонную трубку и набрать номер справочной больницы. Отчего-то его пугало это и, если бы было можно, он, наверное, совсем не звонил бы туда. Однако нельзя.

Заварив чай покрепче, он выпил большую кружку, вяло сжевал пару бутербродов. Побаливала ушибленная грудь, и, расстегнув рубаху, он обнаружил багровый кровоподтек — крепко врезал «миролюбец». Ну ничего, ему тоже хорошо досталось, долго будет помнить! Конечно, это, к сожалению, вряд ли отучит его лазить по ночам в чужие машины.

Наконец оттягивать больше стало просто неприличным перед самим собой. Меркулов выложил на стол документы Юри, положил рядом с ними радиотелефон, — кстати, даже батарейки совсем свеженькие, — но почему-то не захотел им воспользоваться, а взял свой старенький телефонный аппарат и начал набирать номер справочной. За окнами потихоньку серело, продолжала сыпаться из рваных туч колкая снежная крупа, похожая на манку, а телефон справочной не отвечал, хоть тресни. Спят они, что ли?

Тогда он набрал номер приемного отделения. Там сняли трубку после третьего гудка:

— Приемное.

— Простите, к вам сегодня доставили по скорой Юри Ояра Яновича с подозрением на инфаркт. Я хотел бы узнать о его состоянии.

— Как фамилия? — строго переспросили на том конце провода. — Юрьев?

— Нет, его фамилия Юри, он латыш, понимаете? Юри! Ояр Янович. Доставили ночью, по скорой. Звоню вам, потому что справочная не отвечает.

— Минуту.

По-видимому, там положили трубку на стол и медсестра куда-то отошла. Послышались неясные голоса, и сердце Меркулова сжалось в нехорошем предчувствии. Отчего они там так долго не отвечают? Перепутали фамилии всех больных на свете или им каждую ночь привозят людей по фамилии Юри, и теперь никак нельзя отыскать того, о ком он спрашивает?

— Алло? — голос медработницы был сух и официален. — Как, вы говорите, его фамилия: Юри? Ояр Янович Юри? Я правильно поняла?

— Да-да, — почему-то заторопился Петр. — Как он?

— Кто вы ему будете?

— Приятель. Он гостил у меня, когда это случилось.

— Дело в том, что ваш приятель скончался, — равнодушно сообщила медсестра.

— Как это? — ошарашенно переспросил Меркулов. Юри больше нет? Еще несколько часов назад он сидел здесь, за этим столом, щурил лукавые голубые глаза, ерничал, сердился, шутил, а теперь его больше нет?

— Обширный инфаркт, не успели даже поднять в реанимацию. Вы обещали привезти его документы?

— Да, — тускло подтвердил Петр. — Я привезу.

— Когда? — деловым тоном допытывалась медсестра.

— Через полчаса…

Меркулов положил трубку и обхватил голову руками — в висках толчками начала пульсировать боль, на глаза навернулись слезы. Оказывается, как легко было жить все эти годы, зная, что Ояр есть, что он где-то ходит по земле, целует женщин, гладит по голове детей, лезет очертя голову в авантюры… А теперь его нет, и словно что-то невозвратно ушло вместе с ним, будто он забрал его из квартиры. Да что там из квартиры, из жизни самого Петра!

Вот так всегда и бывает: нежданно-негаданно. У человека вообще два самых главных дня в его бытии — день появления на свет божий и день, когда он его покидает навсегда, чтобы уже более никогда не вернуться. Древние не зря говорили: самое определенное в жизни — это смерть, и самое неопределенное — ее день и час! Уезжая на скорой, похожий на задиристого подростка, одетый в голубую рубашку с приевите на шее и серые шерстяные брюки, Ояр еще не знал, что сегодня, с ноля часов, уже начался безжалостный отсчет того, второго по значению, а может быть, и самого главного дня в его жизни…

Теперь он никогда уже не наденет оставленные у Меркулова ботинки, не накинет на плечи свою кожанку, не сядет за руль старых сереньких «жигулей». И никогда не поинтересуется, что сталось с теми вещами, которые он оставил на хранение давнему приятелю. Никогда!

Петр сгреб в кучку документы Ояра, не глядя сунул их в карман и вышел в прихожую — надо ехать в больницу…

На своем обычном месте во дворе больницы Анзор припарковался, когда с неба во всю уже летела мерзкая снежная колкая крупа. Открыв перчаточное отделение, киллер вынул тюбик дорогой женской помады и, придирчиво разглядывая себя в зеркальце автомобиля, слегка мазнул им по шее — так, чтобы не слишком бросалось в глаза, но и можно было заметить. Чуть растер помаду пальцем и спрятал тюбик. Потом вынул флакончик духов и капнул на свитер. Пожалуй, хватит, перебарщивать тоже нельзя.

Закрыв машину, он постоял несколько минут около дверей морга, давая выветриться и прижиться к нему запаху духов, потом спустился вниз.

Степаныч был занят делом. Водрузив на мясистый нос очки, он старательно выводил на бирке имя нового покойника, поминутно сверяясь с бумажкой.

— Натрахался? — поднял он глаза на вошедшего Анзора. — Несет от тебя бабским духом аж за версту. Помаду на шее сотри, герой-любовник!

Анзор незаметно сунул старому санитару в карман халата конверт — мзду за молчание — и поинтересовался:

— Свеженький?

— Ага, как раз аккурат сегодняшний, — солидно кивнул Степаныч, не забыв проверить, положили ли ему в карман обычный конверт. — Фамилия чудная: Юри. Я им наверх звоню, может, говорю, ошибочка вышла, Юрьев он? А они нет, твердят, все верно. Латыш, стало быть. Теперича иностранец! Во, Юри Ояр Янович. От инфаркта помер бедняга.

— Юри? — Анзор заглянул через плечо Степаныча. — Все правильно.

— Где правильно? — Степаныч наскучался в одиночестве и теперь был рад поговорить. — Какая же правильность? Во-первых, молодой еще помирать, а во-вторых, какой из его иностранец? Вся жизнь не туда повернулась! Вон снег идет, зима скоро. И каждый раз она для нас, как нападение Гитлера, неожиданность! А снег-то, обрати внимание, никто не убирает. Зато про порядок говорят. Разве же это порядок? Вот при Сталине, тогда да, порядок был. А теперь? Тот же снег, тот же дворник, а порядку нет!

— Мне позвонить надо, — не слушая его, сказал уже успевший надеть халат Анзор.

— Чего же, звони, — буркнул Степаныч. И, обмакнув перо в баночку с фиолетовыми чернилами, старательно вывел на бирке: — Ояр…

Анзор прошел в угол, где на тумбочке стоял старенький, допотопный телефонный аппарат, и, набрав номер, прикрыл трубку рукой, чтобы его слова не долетали до любопытного напарника:

— Они потеряли его! Юри умер от инфаркта. Сегодня ночью, в нашей больнице…

Вообще, телефоны в эту ночь работали с повышенной нагрузкой. Десятки, если не сотни, людей тыкали пальцами в кнопки набора или вертели телефонные диски.

— Дерьмо все ваши службы безопасности, — летел по проводам закрытой связи рассерженный начальственный бас. — Дерьмо! Дармоеды. Насажали, понимаешь, бывших генералов и полковников, получают они баксы да еще пенсию, жируют лучше, чем на службе, а задницу от стула оторвать лень?! Там ничего не умели толком сделать, теперь здесь то же самое? Где ОНА? Где, я вас спрашиваю?!.

— Никто ручки-то вам не связывал, — ехидно выговаривал звенящий от злости тенорок. — Неужели нельзя уследить за одним вшивым человечком? Как он вообще умудрился ЕЕ сделать? А? И где ОНА?..

— Послушайте, — устало оправдывался срывающийся голос, — он был одним из лучших…

— Тогда ему и платили за это! — зло обрывали его. — За то, кем он был, а тебе платят не за то, кем он был, а за то, что ты сам есть! Вас обвели вокруг пальца, как несмышленых детей! Где ОНА?..

— Мы платим бандитам не за то, чтобы они хлопали ушами и палили, где ни попадя, — ярился хриплый голос. — Почему он ушел? Где ОНА? Головой вы ответите, я свою подставлять не собираюсь!..

— Потеря, большая потеря, — одышливо, с расстановкой сетовал другой. — Но безвыходных положений нет! Меня сейчас более всего интересует, где ОНА? Понимаете?!.

— Вам государство дало все права и наложило соответственно обязанности, — начальственно выговаривали по проводам, тяжело, как камни, роняя слова. — Надеюсь, вы отдаете себе отчет в том, что произойдет, если ОНА вдруг выплывет на свет в самый неподходящий момент? Я не могу быть ни в чем полностью уверен, пока ОНА не окажется у нас в руках…

— Кто найдет, получит первый приз! — обещал звенящий от злости тенорок…

— Приз нашедшему — пуля в затылок, — рассудительно вещал одышливый, — а потом будем разбираться…

— Щедрее обещайте ордена и награды, — падали тяжелые, как камни, слова…

Провода сплетались, словно змеи, и несли по своим жилам сипящие, звенящие и блеющие от страха голоса. И все заклинали, приказывали, умоляли, просили: найдите ЕЕ! Или строго спрашивали — где ОНА?! И никто не мог ответить…

Голоса в проводах взлетали все выше и выше, будто строясь в незримую пирамиду, на каждом уровне которой упорно говорили о неминуемой катастрофе, если ОНА пропала, и обещали приз, орден, благо и прочее тому, кто ЕЕ найдет. Все выше и выше пирамида, все начальственнее голоса, все весомее призы и обещания на каждом уровне.

Но первый приз нашедшему ЕЕ — пуля в затылок!..