Пираты, или Тайна Бермудского острова

Василий Боярков, 2021

Удивительные и необыкновенные приключения отважной и дерзкой пиратки… Валерия Хуляева, волею судьбы оказавшаяся в XVIII-м веке, попадает в свободолюбивое пиратское братство, где сразу же становится квартирмейстером. Победоносно проходя не через одно суровое испытание, удачливой мисс Доджер не раз придётся столкнуться с хитростью и вероломством мстительных недругов – но что ещё хуже! – с подлым предательством верных и, казалось бы, самых близких друзей.В то же самое время в XXI-м веке оказываются морские разбойники, подвластные жестокому капитану Бешеному Фрэнку Уойну. Воспользовавшись их сомнительной помощью, могущественные силы древнего и очень таинственного ордена организуют хитроумные провокации против китайских и российских военных судов.

Часть первая. Пираты и проститутка

Глава I. На захваченном бриге

Люди, оставшиеся на пиратском судне, с восхищением и ужасом смотрели на гнев то ли неба, а то ли самой Преисподней: никто из них не в силах был сдвинуться с места, когда их с чудовищной силой затягивало в «клубившуюся» чёрной жутью неуправляемую стихию; единственное, что в целях безопасности они удосужились сделать, — крепко схватились руками за деревянные поручни, чтобы никого из них случайно не смыло ни накатившейся волной, ни порывом ураганного ветра, то и дело подвергавшим судно нешуточным испытаниям. В основном эпицентре буря была настолько мощной, что никакие силы легких не смогли бы перекричать морское торнадо, поэтому и грозные мужчины, и молодой юнец, и прекрасная девушка не издавали ни единого звука, а с молчаливым трепетом ожидали, чем же ураганное буйство в конечном итоге закончится.

Ждать пришлось недолго, и лишь только их затянуло в огромнейшую воронку, как корабль словно бы куда-то неожиданно рухнул, мгновенно пролетел сквозь безраздельное пространство и бесконечное время, после чего вынырнул в совершенно спокойное море, ровной гладью и сверкавшей синевой блестевшее в лучах взошедшего яркого солнца.

— Уф, — выдохнула Валерия, следующим высказыванием передавая в том числе и чувства остальных членов матроской команды, оставшихся в самом минимальном количестве, какое необходимо для управления парусным судном, — вроде бы выбрались. Кста-а-ти, — заговорщицки растянула она ключевое высказывание, — а кто-нибудь мне подскажет, где мы сейчас находимся и — что еще важнее! — в каком, стесняюсь спросить, измерении?

Вопрос явился в нужную тему и заставил видавших виды мужчин, закаленных в боях, шторма́х, опасностях, и, безусловно, погонях, недовольно поежиться и переглянуться друг с другом, как бы ища поддержки у стоящего рядом: они уже стали свидетелями необузданности характера миловидной, но и суровой особы, а принимая во внимание еще и тот факт, что за нее вступился сам капитан, причем носивший столь славное и грозное имя, стоило хорошенько подумать, прежде чем хоть что-нибудь отвечать, дабы не навлекать на себя лишний раз немилость столь отчаянных и, без сомнения, смелых людей.

— Попробуй ты, — указала она рукой на пирата, производившего впечатление наиболее умного, а еще и способного к здравому размышлению.

Умертвитель и Рид молчали, предоставив новой знакомой полную возможность производить предварительное дознание; одновременно оба они любовались ее напыщенным видом, с одной стороны самоуверенным, а с другой — безмерно прекрасным.

— Бесстрашный… Ричард Бесстрашный, — начал морской разбойник с короткого псевдонима, но мгновенно понял допущенную ошибку и представился полным именем, как того требовали принятые в пиратском братстве приличия, — боцман и одновременно помощник квартирмейстера по хозяйственной части. Что же касается поставленного вопроса?.. Тут мне ответить трудно, потому как и сам я нахожусь в полнейшем неведении.

Становилось очевидно, что на захваченном судне все находятся в равных информационных возможностях и что хозяева настолько же осведомлены об истинном местоположении, насколько и их невольные «гости». Вместе с тем, не получив вразумительного ответа, Лера все же успела, пока тот говорил, внимательно его рассмотреть. Еще вчера, странный мужчина показался бы ей удивительным и необычным, но в свете последних событий воспринимался естественно и нормально. Итак, она сумела выделить следующие характерные признаки: словно бы соответствуя порученной корабельной должности, Риччи (как его моментально окрестила молодая путана) имел высокий рост, крупное телосложение и немалую силу; он был метис и больше походил на индейца, но, вопреки (во времена эпохи колонизации) вроде бы позорному факту, пользовался среди разбойничьих соплеменников непререкаемым авторитетом, а жестокостью прославился далеко за пределами всего судоходного братства; по внешнему виду ему можно было дать тридцать два года; из отличительных особенностей наиболее выделялась круглая физиономия, зауженная чуть книзу; на ней (когда было нужно) яростно «загорались» самоуверенные глаза, в обычное время выражавшие непоколебимую твердость, суровую решительность и не сворачиваемое упрямство; из остальных очертаний можно выделить красноватую кожу, немного сгорбленный нос а также иссиня-черные волосы густые и длинные; одежда виделась прочной, добротной, представлялась темно-серым камзолом, однотонными штанами, необходимым вооружением — и, странное дело, не содержала в себе никакого головного убора.

— Ладно, с тобой все понятно, — сплюнула Хулиева за борт кровавой слюной, все еще продолжавшей сохраняться во рту и находившейся там после неприятного «знакомства» с непривлекательной рожей недавно умерщвленного квартирмейстера (сама она, в силу недавних событий, продолжала оставаться у деревянных поручней, а бывшие хозяева брига теперь непроизвольно выстроились перед ней в единую линию; спасители стояли: молодой — справа, а пожилой — слева, и немножко поодаль), — давайте поинтересуемся мнением остальных? Значит, так, господа, — последнее слово она почему-то сказала по-русски, но сразу же снова перешла на английский: — Кто-нибудь сможет прояснить возникшую ситуацию: где мы сейчас находимся — в каком, «…мать его», временно́м измерении?

В момент выражения неподдельных эмоций Валерия обратила внимание, что выровнявшиеся перед ней (чуть ли не по команде «смирно»!) морские разбойники удивленно вскинули брови и недовольно поморщились. Не понимая истинную причину, она тот час же решила прояснить себе их странную неприветливость, ведь как она всегда полагала — крепкое словцо в подобном обществе должно было добавить ей дополнительной значимости.

— Что?.. Что такое? — нахмурила она очаровательный лобик и посмотрела на неприветливых оппонентов, желая услышать рациональные объяснения, взглядом же ища поддержки сначала у Рида, а затем Умертвителя.

— Простите, мисс… со всем уважением, — взял слово другой бандит, стоявший по левую руку от грозного боцмана; по несколько дней небритой щетине и пропито́му лицу он выглядел лет на сорок, но едва ли прожил чуть более тридцати; на макушке говоривший успел облысеть, смотрелся несколько несуразно, а ещё и беспрестанно «бегал» пугливыми, зелеными зенками, — но Кодекс запрещает «отвязную» матерщину на корабле, — произносил он не очень уверенно, периодически поглядывая в сторону Джека Калипо, который не замедлил обзавестись остроконечной шпагой поверженного врага и который неприветливо теперь покручивал ее в мускулистой ладони, — вы ведь живете по Кодексу?

— Как твое имя, пират?! — неприветливым тоном окликнул его капитан, угрожающе наставляя смертоносное, боевое оружие. — Ты не представился — вероятно, просто забыл?

— Бартоломью Стич, или, если вкратце, Опасливый, — отрекомендовался разбойник, нервно теребя поношенный синий кафтан; в то же самое время другой рукой он словно проверил золотую серьгу, массивно торчавшую в ухе, — еще раз простите. Так как, — нашел он в себе душевные силы продолжить осведомляться, но лишь немного переиначил первоначальный вопрос, — мы попали к пиратам или же нас отправят на виселицу?

Неприятная дилемма, между прочим, интересовала голубоглазую девушку, взявшую на себя командную роль, ничуть не меньше, а возможно, даже и чуточку больше — озадаченная, она посмотрела на более пожилого мужчину, державшегося невозмутимо, уверенно и позволявшего думать, что, видимо, ему чего-то известно.

— Всему свое время, — произнес он размытую фразу, перевел остриё захваченной шпаги с говорившего с ним пирата (кроме всего прочего имевшего невысокий рост, восполненный разве плотным телосложением) на следующего бандита и незамедлительно заставил его откровенно признаться: — Ну, а ты?.. Ты кто такой?

— Да, действительно, — поддавшись неусидчивой, любопытной натуре, не замедлила вмешаться и Лера, — раз уж все мы оказались, так скажем, на одном корабле — давайте как следует познакомимся, — в тот же самый момент она нагибалась к трагически погибшему Кедми, брала из его бездвижной ладони знаменитый американский «Кольт М1911» (как известно, в нём оставался еще один боевой заряд) и вытаскивала из груди абордажную саблю, продолжавшую оставаться с тех пор, как на них неожиданно напал остервенелый разбойник, вознамерившийся расправиться с ними на борту «Второй Независимости».

— Плохой Билл, или попросту Бед, — представился морской разбойник, которому приказал Умертвитель, — канонир… унесу на руках любую пушку, стреляю без промаха. — К наступившему моменту он уже обзавелся кожаной треуголкой, некогда принадлежавшей покойному квартирмейстеру и, по его субъективному мнению, являвшейся тому, по сути, ненужной; теперь же он незатейливо вертел ею в руках, все еще не решаясь водрузить себе на большую макушку.

Про его внешность стоит сказать, что выглядел он лет эдак на тридцать пять (по ровному счету оно соответствовало реальной действительности), что природой в него было заложено неограниченное здоровье и что даже каждодневная выпивка не смогла лишить его поистине нечеловеческой силы; вне всякого сомнения, мужчина этот представлялся просто огромным, имел могучее телосложение, почти всегда ходил с голым торсом, скрытым лишь кожаной перевязью, носил однотипные штаны и высокие сапоги; обветренным лицом он был похож на разгневанную гориллу, а невероятно смуглым цветом кожи выдавал однозначную принадлежность к негроидной расе; остальными признаками можно выделить: выпуклые серо-голубые глаза, когда необходимо наливавшиеся кровавым оттенком, массивный, на конце покрытый морщинами нос, кучерявые волосы, неприглядно торчавшие в разные стороны, а ещё… невероятно огромные уши.

— Отличный воин! — присвистнул Колипо, оценивая его сверхчеловеческие возможности, и, опустив наконец клинок, кивнул головой на четвертого: — А ты? Что скажешь про себя ты?

Последний из разбойничьей четверки не выделялся какими-нибудь сверх уникальными особенностями — выглядел как обычный, среднестатистический пират, погнавшийся за морской удачей; он был еще достаточно юн, то есть безусым лицом (неприятным и перекошенным отвратительным шрамом) выглядел лет на двадцать пять, возможно, чуть больше; молодой парень, скорее всего, пока еще не утратил возрастные амбиции и изо всего остального сборища казался наиболее обеспеченным — был одет в ярко-красную шелковую рубаху, перехваченную позолоченной перевязью, атласные шаровары, прочные высокие сапоги и широкополую шляпу, украшенную роскошными перьями; в остальном он выглядел как простой обыватель и имел прямой, немножечко вздернутый, нос, серо-голубые глаза, горевшие неиссякаемой живостью, бледные щеки, впалые и угрястые, темные волосы, длинные и кудрявые, спускавшиеся к самым плечам, высокий рост и худое телосложение.

— Джим Тэтчер, — представился он истинным именем; очевидно из-за молодости лет парень еще не заслужил пиратское прозвище, а может, и сам не хотел утратить столь значимую фамилию, красивую и, несомненно, дворянскую, — обыкновенный матрос, без каких-либо регалий и привилегий, — могу делать все, что только прикажут.

— Замечательно! — воскликнул старый морской разбойник, видимо вполне удовлетворенный произведенным первоначальным осмотром. — С командой все ясно, теперь следует и об остальных разузнать поподробнее, — здесь он прошел несколько шагов вперед и встал таким образом, чтобы оказаться вполоборота и к неопытным юнцам, и к одичалым пиратам, — как ранее обозначено, сам я являюсь некогда прославленным капитаном Умертвителем-Джеком, волею случая и судьбы вынужденным спуститься на берег, — охарактеризовал он «отход от основных дел» термином, понятным среди подобного воинства, — не выпучивай на меня изумленных глаз, — заметил он выражение, последнее время не сходившее с лица его моложавого спутника, — я не стал тебе ничего говорить по легко объяснимым причинам, а если немного подождешь, то обязательно их услышишь — итак, о чем это я? — ага, вспомнил, — на секунду почернев, а следом вновь приняв благодушное выражение, продолжал Колипо неоконченный многозначительный монолог, — этот юнец, что не перестает удивляться, — кивнул он на Рида, — мой давний воспитанник — он, собственно, будет помощником. Ну, а эта прекрасная леди?.. — посмотрел старый разбойник на дерзкую особу нескрываемо восхищенно. — Судя по всему, готовится стать квартирмейстером. Кстати, — заострил он внимание на белокурой красавице, — про нас тебе, дерзкая мисс, — в обращениях старик особо не церемонился, — все стало известно, теперь пришла пора и тебе просветить нас, как следует к тебе обращаться. Что ты умеешь делать, — он назидательно ткнул шпагой в откусанную часть щеки поверженного бандита, — мы все, здесь собравшиеся, только что видели.

— Я Лера Хо…, — вдруг неожиданно осеклась хорошенькая блондинка, справедливо прикинув, что прозвище «шлюха» в пиратской среде вряд ли добавит ей достойного уважения (а то — вроде бы как невозможное? — обстоятельство, что волею нелепого случая либо же злого рока она оказалось именно в романтическом обществе, после всех пережитых ужасов у нее никаких сомнений не вызывало); стало быть, тем же мгновением, без дополнительных проволочек, белокурая красавица поспешила поправиться: — Лера Доджер… зовите меня Лерою Доджер.

— Ловкачка?! — оценивая придуманный псевдоним, старый разбойник по привычке легонько присвистну. — «Фью-ить»! Ну что же, посмотрим?

— Может быть, сэр, — либо так, либо еще «воспитатель» имел привычку обращаться к зрелому спутнику Рид; по вполне объяснимому молодому нетерпению он стремился прояснить кое-какие сомнительные детали, — и мне поведаете некие, неизвестные мне, подробности?

— Да, пожалуй, юнец, ты прав, — несмотря на девятнадцатилетний возраст, по устоявшейся привычке Джек продолжал именовать его именно так, — пришла и тебе пора узнать некоторые удивительные тонкости из собственной прославленной родословной. Однако, давайте сначала выставим правильный курс и поплывем — куда? — пока на север — а дальше? — по ходу определимся. Почему на север? По той лишь простой причине, что есть у меня на Бермудских островах одно таинственное местечко, никому неизвестное, зато довольно уютное, где какое-то время можно пересидеть, осмотреться, собраться, что называется, с мыслями, а заодно установить, в какой мы, извините, находимся «заднице».

Здесь капитан умолк, поводил глазами по верхним реям, словно что-то обдумывая либо же вспоминая, после чего выдал собравшимся членам команды вполне однозначное заключение:

— Ветер попутный; но плыть, считаю, будем небыстро, так как мы еще даже не ведаем, с чем впереди нам придется столкнуться. Поэтому ставим только, — на период шторма паруса были сняты, — фок, грот, все кливера и ограничимся еще обоими марселями. Ну?.. Чего встали?! — прокричал он уже более строго, не позабыв в том числе молодежь. — Вперед, по местам! И вы тоже не стойте, а включайтесь в основную работу; опытные матросы вам подскажут, что нужно делать. Когда закончите, поднимайтесь ко мне на мостик, там и посплетничаем. Да… — не смог он не заострить внимания на разорванном одеянии, — тебе, мисс Доджер, будет лучше переодеться, а не то как бы снова чего не вышло? Впрочем, и самой тебе станет гораздо удобнее: в таком наряде, — кроме камзола, данного ей молодым человеком, на ней оставались короткая юбка, разодранные чулки да поломанные эффектные «ботильоны», — не с руки будет лазить по реям.

Что он имел в виду под словами «как бы снова чего не вышло» было более чем понятно, на что Валерия грозно сказала: «Пусть только попробуют!» — презрительно фыркнула и одарила слишком уж похотливых членов команды настолько «испепеляющим» взглядом, насколько те невольно поежились и предпочли тут же броситься исполнять озвученное им простое задание. Осведомлённый боцман вынуждено остался, чтобы исполнить вторую часть капитанского приказания — выдать Лере пиратское платье.

— Пройдемте, мисс, подберем Вам что-нибудь подходящее, а заодно посмотрите на хозяйственные владения, ведь я так понимаю — Вы назначены квартирмейстером и являетесь моим прямым командиром.

— Тогда чего же мы ждем?! — бодро воскликнула несравненная девушка, вытерла окровавленную саблю об одежду укушенного пирата и твердой походкой направилась в сторону вместительного отверстия, ведущего на нижние палубы (как принято на судах того времени, там располагались пушки, матросские отсеки и корабельные кладовые). — За мной, мистер Риччи, и, пожалуйста, побыстрее!

Все остальные к тому времени уже были заняты основным корабельным делом: переводили судно на подвижное состояние. Помогал им в нелегком занятии в том числе и новоиспеченный капитанский помощник. Оказавшись в хозяйственных помещениях, Лера, сразу же воспользовалась предоставленной возможностью и неожиданным положением и целенаправленно выбрала себе самые простенькие одежды, какие имелись в распоряжении грозных разбойников и какие пришлись ей по вкусу, а главное, подошли по великолепной фигуре.

— Ничего страшного, подошью, — сказала она, когда, облачившись, вдруг поняла, что прочные коричневые брюки и точно такой же камзол немного великоваты и что они топорщатся на ней, как на неказистой, неопрятной «капусте», — все равно ничего более лучшего нет; хорошо хоть белая рубашка пришлась мне вроде как впору.

Дальше было еще сложнее, ведь изо всех имеющихся сапог размера, равного тридцать шестому или к нему прибли́женного, на пиратском бриге попросту не имелось; единственное, что ей посчастливилось подобрать, — это женские полусапожки, захваченные в ходе очередного безжалостного налета и сохранившиеся здесь по случаю, но как будто бы преднамеренно. Раздосадованную девушку подобное положение хотя и устраивало, но все же не очень: она предпочитала, что если уж довелось облачиться в морского бандита, то приобретаемый новый облик должен точно так же полностью соответствовать, в том смысле, разумеется, и простая обувка; но, делать нечего, ей пришлось смириться с найденными штиблетами, хорошо еще верхним ободом спрятавшимися под широкими шароварами и выдававшими истинное предназначение лишь небольшим, книзу сужавшимся каблучком и остроконечным, слегка загибавшимся носом. Венцом ее обновленной наружности стали большая широкополая шляпа, изготовленная из плотной, но мягкой бараньей кожи, однотонная основному платью и ничем пока еще не украшенная, а также прочная перевязь, снабженная острой саблей, дававшей Валерии основательный повод, захваченную ранее, без сожаления выбросить.

Поскольку любые женщины относятся к внешнему виду более избирательно, чем те же мужчины, Бесстрашный Ричард сразу сообразил, что, по всей видимости, она здесь изрядно задержится, поэтому, особо долго не задумываясь, он оставил ее перевоплощаться одну, сам же отправился помогать остальным участникам пиратского коллектива ставить судно по назначенному капитаном «бермудскому курсу». Наконец, одна из самых сложных задача была успешно закончена, и, потратив на сборы чуть менее часа, очаровательная девушка представилась грозному взору пиратов в новом, неожиданном, виде, однако ничуть ее не портившим, наоборот, придававшим дополнительной женской загадки и необычного шарма. Другие пираты только-только закончили с парусами, выбросили за борт убитые трупы, уже начавшие противно «попахивать», а следовательно, в полной мере могли насладиться созерцанием новоиспеченного квартирмейстера, незамедлительно вернувшего верхнее одеяние, ставшее больше ненужным, былому хозяину. Действительно, здесь было на что посмотреть: грозный вид, плотно сжатые губы, нахмуренные брови и «сверкавший» взгляд никак не сочетались с прекрасным женственным обликом, когда-либо и кому-либо дарованным от щедрой природы.

— Ежели бы я не знал, что ты, мисс Доджер, являешься девушкой, — осматривая прекрасного заместителя, в очередной раз присвистнул Колипо, — никогда бы не сказал, что ты не мужчина! — восхитился он, не оставив ухмыльнувшуюся красотку без любезного комментария; дальше он перешел к вопросам насущным: — Теперь же, когда корабельная оснастка готова и когда мы дружно поставили «Кровавую Мэри» на северный курс, — произнес он название, в 1739 году наводившее ужас на все торговые, а частично и военные корабли; (не стоит удивляться, как и его воспитаннику, ему оно представлялось отлично известным), — команде предлагаю немного расслабиться, и даже «накласть на бездумные глазницы черные метки», — имел он в виду поспать, — а мы с молодыми людьми чуть-чуть посекретничаем и ненадолго уединимся: у нас, я так понимаю, возникли вопросы семейного плана.

Глядя, каким зачарованным взглядом Джо посматривает на прекраснейшую блондинку, облаченную в мужскую одежду, но ничуть не утратившую почти божественной привлекательности, старый «морской волк» вспоминал себя в прославленной молодости и нисколько не сомневался, что его благочестивый воспитанник попал под острые стрелы Амура. Его несомненная уверенность подтверждалась в том числе и самой Валерией, безусловно отвечавшей парню полной взаимностью; она в свою очередь где-то кокетливым, а в чем-то восторженным взором, периодически бросаемым в сторону красивого юноши, лишний раз давала понять, что строит в отношении него определённые, вполне очевидные, планы. Судя по всему, между двумя юными и горячими сердцами зарождалось нечто такое, что по чудодейственной силе и безудержной страсти можно сравнить с бушующим ураганом, неутолимой пылкости с необузданным ветром, а девственной чистотой и ослепляющим светом разве что с самим небесным светилом. Однако он все же переживал: вдруг от молодой леди последует пагубное предательство либо гнилое коварство, как было лично с ним пару десятилетий назад? Как бы ему не виделось, а поделиться всей интересующей информацией с любопытной представительницей прекрасного пола, как не изворачивайся, но рано или поздно придется — так почему не сделать это в самом начале и тем самым не заслужить себе дополнительное доверие?

Терзаемый спорными мыслями, капитан умилённо посматривал на юных влюбленных; в результате вначале он даже и не заметил, что остальные члены пиратской команды тоже не сильно торопятся расходится, а по всей видимости, дожидаются от него некого продолжения.

— А вы чего застыли, обалдуи беспечные?! — вставил грубоватый старик излюбленное словечко, придуманное им еще в далёкой и бурной молодости. — Соглашения, что ли, ждете? — нескромно поинтересовался и сам же себе ответил, едва лишь от послушных разбойников последовало утвердительное кивание: — Будут вам правила, но только после того, как мы достигнем суши и сможем, в конце концов, определиться: в каком конкретно сомнительном положении оказались? А сейчас, — прикрикнул он грозно, — всем отдыхать, а то особо недовольных заставлю начисто выдраить палубу!

Четыре человека команды после сказанных слов тем же мигом устремились к проему, ведущему на нижние палубы; наверху же остались одни заинтересованные лица, наиболее приближённые к суровому капитану. Побеседовать в нелюбезном ключе и поговорить с оголтелыми морскими разбойниками Колипо спускался с капитанского мостика вниз; круговой штурвал на тот небольшой период он закрепил с помощью одного из концов бегучего такелажа — теперь можно было вернуться к нему обратно и самолично продолжить управление захваченным судном. В точности так он и поступил, предложив молодым людям двигаться следом:

— А теперь, нетерпеливая молодежь, пойдемте чуть-чуть посекретничаем.

***

Без каких-либо особенных затруднений они взобрались втроём на капитанское возвышение, где приготовились — двое внимательно слушать, а третий рассказывать.

— Итак, — начал старый разбойник, как оказалось, давно уже готовый к назревшему разговору и дожидавшийся нужного времени, которое, вероятнее всего, сейчас и настало, — родился я в тысяча шестьсот восемьдесят третьем году, в Англии, в семье бедного морехода, с большим трудом от рейса перебивавшегося до рейсу — не было никакой надежды, что он когда-нибудь сможет выбраться из ужасающей нищеты и обеспечит многочисленной семье достойную жизнь. Я подрастал, а являясь довольно сообразительным юношей, в конечном счёте решительно посчитал, что убогое, жалкое «влачение» мне ничуть не подходит, поэтому сразу же, по исполнении шестнадцати лет, сел на торговое судно, направлявшееся к Новому свету и отправился в поисках достойного заработка и, разумеется, рискованных приключений. Чтобы рассчитывать в команде на «сытую пайку», мне пришлось подрабатывать юнгой; но, скажу честно, нелегкий труд пошёл мне только на пользу: я быстро освоил морскую науку, вследствие чего, благополучно закончив первое плавание — а ко всему прочему обладая еще и сильной, взрослой на вид, фигурой — в дальнейшем смог уже наниматься плавать не обыкновенным, ни на что негодным, мальчишкой на побегушках, а бравым, профессиональным матросом. Однако, как уже говорилось, наемные моряки, притом самых низших чинов, на торговых судах навряд ли могли чем-нибудь как следует «подобедать», — в понимании рассказчика приведённое обозначение означало разжиться, — поэтому я стал подумывать: а не податься ли мне в пираты?..

— То есть, — словоохотливая девушка не могла удержаться в долгом молчании; единовременно, устав глуповато стоять, она стала усаживаться на предохранительный поручень (молодой Рид принял выразительную позу, полную аристократического достоинства, и скрестил перед собою обе руки), но и не позабыла озадачиваться всесторонне справедливым вопросом: — получается, во все времена честная жизнь не приносила достойного заработка, необходимого для нормальной жизни и благого существования?

— Правильно, мисс, — согласился Джек вроде бы как с вопросом, а по сути, скорее всего, утверждением; в следующий миг он снял с застопоренного штурвала незадачливое крепление и, немного выправив руль, стал продолжать повествование дальше: — Так вот, несмотря на то что в те времена велась активная борьба с карибским пиратством; другими словами, давно уже были уничтожены разбойничьи пристанища на Тортуге и в Порт-Рояле, тем не менее существовали еще острова — к примеру, такие как Нью-Провиденс — где морские бандиты чувствовали себя довольно вольготно. Волею случая, а может, по повелению злодейки-судьбы, в тысяча семьсот третьем году я оказался в одной из таверн самого крупного острова Багамского побережья, считавшегося на те времена пиратской республикой. Там я познакомился с человеком, носившим имя Фрэнка Уойна, позднее он заслужил себе прозвище Бешеный Фрэнк. Тот парень был старше меня всего на четыре года, но уже успел прославиться удачливым капитаном, наделенным и необузданным характером, и крайней жестокостью. Молодой «морской волк», он как раз набирал себе команду из отчаянных разбойников, желавших поучаствовать в вооружённых грабежах и быстрой наживе; похожее предложение поступило и мне. Как вы считаете: что я тогда необдуманно сделал? Совершенно верно, особо не задумываясь, поступил к нему на долгосрочную службу. Сначала, в течении аж десяти лет, я плавал обыкновенным матросом, вместе с тем доход мой стал значительно отличаться — сравнительно с тем, что доводилось зарабатывать на тягостной королевской службе — я мог считать себя уже богачом и подумывать о сходе на берег. Но, оказалось, в моей мятежной душе напрочь укоренились бунтарские настроения, и я уже не представлял себе другой жизни, без того чтобы не грабить, убивать и, конечно, разбойничать. Со временем на жестокие, злобные качества обратил внимание и сам Бешеный Фрэнк: он сделал меня квартирмейстером. С тех самых пор я имел право на полторы доли добычи и заведовал награбленным добром, наказанием провинившихся, а главное, возглавлял абордажную команду, «жутковавшую» в периоды наших безжалостных и, в то же время, бесчисленных нападений. Именно тогда, выделяясь среди остальных разбойников непоколебимым, неуравновешенным нравом, не предоставлявшим врагам никакой маломальской пощады, я заслужил громкое прозвище… Умертвитель.

Неожиданно Джек замолчал, откупорил бутылку крепчайшего рома, заранее принесённую к капитанскому мостику, а сделав из нее несколько смачных глотков, умиляясь, задумался, словно бы предавшись нахлынувшим внезапно давним воспоминаниям. В то же самое время, кроме почтительного юнца, терпеливо дожидавшегося, пока его замкнутый воспитатель насладится смакованием выпитого напитка, была в той удивительной компании одна, до крайности неусидчивая, натура, которой просто не терпелось узнать закономерное продолжение.

— А дальше? Что было дальше? — торопила она рассказчика, подталкивая его к немедленному продолжению начатой повести и нетерпеливо ерзая на перилах.

— В недалёком будущем, — по привычке присвистнув, продолжил Колипо, принуждённый столь настойчивым требованием, — мы попали в неприятную ситуацию: нас выследил испанский трехмачтовый галеон — и вот тут жестокий капитан Уойн проявил… осторожность, непривычную для себя и полностью идущую вразрез с его убийственным статусом. Да, он не стал вступать в ожесточённую битву, а, пользуясь юркой способностью брига — как и большинство пиратов, он использовал именно быстроходные корабли — предпочел трусливо отправиться в бегство. Бо́льшая часть команды с его решением была, естественно, не согласна, предпочитая безжалостный бой, хороший грабеж и собственную наживу; но, делать нечего, в экстренных случаях капитан обличается непререкаемой властью, поэтому мы вынуждены были в точности исполнять его нелепые указания. Испанцы преследовали нас целые сутки; но — то ли было угодно Богу, то ли, как и всегда, мы оказались удачливее? — нам посчастливилось оторваться настолько, что постепенно преследователи скрылись из виду. И наступила очередь капитана! Он был обязан держать ответ перед разъяренной командой. Я к тому времени достиг уже тридцати трехлетнего возраста, как я уже указывал, был на судне вторым человеком… впрочем, в силу сильно завышенных амбиций, мне хотелось чего-то большего, а это-то как раз и была наилучшая возможность подвигнуть недовольных пиратов на унизительный бунт, сместить Бешеного Фрэнка и самому возглавить непримиримое бандитское общество. Точно так я и поступил: мне удалось подговорить команду, и мы выдали Уойну, а также верными ему сподвижникам сразу по три черные метки. Вы спросите: что это означает?

— Да, — откликнулась восхитительная блондинка, продолжая выказывать нетерпеливую непоседливость; в отличии от неё, Джо продолжал почтительно отмалчиваться, горделиво постаивая в сторонке, — лично мне невероятно интересны самые маленькие нюансы: раньше мне, поверьте, ничего похожего даже не снилось, хотя, если честно, я повидала «всякого», да и книг про корсаров и флибустьеров прочитала великое множество, — употребила она каперские названия, не разбираясь в тогдашней терминологии, — поэтому было бы очень познавательно услышать обо всем происходившем воочию, так сказать самолично.

— Хорошо, тогда слушайте, — сделав пару глотков из открытой бутылки, вернулся Колипо к прерванному рассказу, — три черные метки означают, что пират должен быть высажен на необитаемый остров с бутылками рома и воды, а также пистолетом, заряженном одной пулей. Мы поступили честнее: заковали капитана и верных ему сподвижников в железные кандалы и посадили их в клетку, сравнимую с той, из какой мы только недавно выбрались сами, — кивнул он воспитаннику широкополой шляпой, которой обзавелся прямо тут же, на захваченном судне, найдя ее на палубе, сброшенной кем-то из бывших членов команды, в порыве абордажного азарта устремившихся на «Независимость — 2», — в дальнейшем провели успешную операцию и захватили небольшую рыбацкую лодку, способную свободно взять на борт и свергнутого Фрэнка, и не предавших его отпетых разбойников. Как вы понимаете, впоследствии наши пути существенно разошлись и мы сделались друг другу врагами, соревнуясь в ловкости, удачливости и суровой жестокости. Между тем ни он ни я никогда не шли на открытое столкновение, прекрасно понимая, что отлично знаем заковыристые повадки противника, а значит, победа при таких обстоятельствах достанется волею счастливого случая — подобное положение дел, простите, ни мне ни ему было попросту не приемлемо, так как мы привыкли полагаться исключительно на продуманные действия, подкрепленные и значительной силой, и холодным расчётом. Итак, пришла пора перейти к самой интересной части невероятно правдивой истории…

Он ненадолго умолк, прихлебнул из почти опустевшей стеклянной бутылки и застыл в немом смаковании. На этот раз его никто не прерывал, так как оба слушателя вперились в него завороженными глазами, с открытыми ртами ожидая грядущего продолжения. По привычке удовлетворенно присвистнув, искушённый рассказчик, слегка уже охмелевший, через непродолжительное мгновенье продолжил:

— Плавал я, верховодя пиратским судном, примерно три года, успешно нападал на торговые, а отчасти и военные корабли, пока конфликтовавшие страны не заключили между собой позорного перемирия и пока не бросили совместные силы либо на полное уничтожение, либо — при самом лучшем раскладе! — поимку удачливых и жестоких бандитов. Тогда наступил тысяча семьсот девятнадцатый год и всем вольным разбойникам приходилось очень и очень несладко — часть сошла на берег, а такие, как я и мне подобные, продолжали бороздить океан и остервенело нападали на зазевавшихся ротозеев. Как не покажется странным, но нашему кораблю — благо он перешел по наследству от везунчика Фрэнка — неизменно сопутствовала удача, и мы продолжали быть полностью невредимыми. И вот тут-то моя жизнь совершила самый что ни на есть крутой поворот! Что это было? — в очередной раз он заострил внимание благодарный слушателей, так и не решавшихся больше его прерывать. — Да просто, парень, — первый раз старый «морской волк» обратился к неоперившемуся воспитаннику не как-нибудь по-иному, скажем, по сложившейся традиции не назвал его по-простому «юнцом», — именно тогда я повстречал твою… мать!

— Как?! — удивленно вскинул юноша густые, черные брови, впервые решившийся прервать почтенного воспитателя (Лера, наблюдая их очевидное сходство, о чем-то таком догадывалась, поэтому последнее изречение не вызвало у нее особого удивления; словом, она продолжала молчать, терпеливо ожидая, что будет дальше). — Получается, вы мой отец?

— Кто дослушает, тот узнаем, — спокойно провозгласил Колипо, допивая бутылку и посылая за следующей, — сходи-ка лучше принеси мне еще чего-нибудь выпить, а то столь продолжительные речи мне горло полностью высушили: почти двадцать лет не брал в рот ни грамма, а тут словно накатило — прям не могу удержаться!

— А моя мама? — продолжал допытывать Джо, осведомляясь уже на ходу: он послушно отправился выполнять несложное поручение. — Она жива? Я смогу с ней увидеться?

— Потерпи — и непременно узнаешь! — крикнул ему вдогонку поседевший пират, не позабыв легонько присвистнуть. — Ну, а ты, мисс, — спросил грозный разбойник у прекраснейшей девушки, чуть только они остались одни, — какие планы на юнца у тебя, мисс Доджер?

— Скажу тебе честно, пират, — приученная с клиентами к вольному обращению и начисто не принимая в расчет почётное положение, в откровенных выражениях бывалая проститутка, так же как и он, особо не церемонилась, — он мне понравился! Это ты хотел услышать, или…

Закончить она не успела, так как посыльный резво выполнил доверенное задание и быстрее-быстрого возвращался обратно; в руках он нес непо́чатую бутылку. Оказавшись на капитанском мостике, парень передал ее пьяному воспитателю и приготовился слушать занятное продолжение, придав себе обычную позу, обозначенную горделивой осанкой и перекрещенными перед собою руками. Очаровательная блондинка, устав сидеть на поручне, спрыгнула на мокрую палубу, подтащила свернутую в рулон витую веревку, а водрузив на нее прекрасную задницу, обратилась в волнительное внимание, подперев миловидную мордашку двумя кулачками и буквально поедая искусного повествователя голубенькими глазами. Тот не заставил себя продолжительно уговаривать, откупорил непрозрачную емкость, сделал из нее огромной глоток, прищелкнул языком, а затем охотно продолжил:

— В один из очередных налетов мы напали на торговое судно, следовавшее из Англии и перевозившее на себе обывателей, желавших спрятаться в Новом свете — кто от закона, кто от нищеты и убогости, а кто просто от жестокосердных родителей. На том судне плыла одна интересная молодая чета, некоторое время назад обвенчавшаяся и, как оказалось, сбегавшая от гнева аристократических предков, поклявшихся смыть позор непослушной дочери исключительно кровью неотёсанного избранника, и, что вполне нормально, больше ничем. Все верно, — заприметил он недоумевавший взгляд, принадлежавший любопытной «очаровнице», — девушка та была из дворянской семьи — настоящая леди! — ее же муж был обыкновенный, никчемный босяк, чтобы прокормить себя и молодую жену нанявшийся на судно самым «последним» матросом. С Монни Рид — именно такую фамилию унаследовала она от бестолкового мужа — мои бравые ребята, откровенно говоря, хотели обойтись точно так же, как парой часов назад с тобой, мисс Доджер, — он снова мотнул пьяной головой в сторону Леры, — но я, пораженный непередаваемой, изумительной красотой, вступился за молодую аристократку и помог спастись и ей самой, и ее, как я тогда был уверен, безмозглому провожатому, объявив подвластным лихим компаньонам, что в обмен на их свободу, отказываюсь от причитающейся мне денежной доли. Алчность пиратов не знает границ, и они, не задумываясь, согласились с предложенным мнением, после чего и милая леди, и ее — вроде бы как? — неотесанный спутник стали частью моей команды. О! Как же я тогда ошибался! Мне даже не думалось, что я совершаю непоправимую, большую ошибку.

Состарившийся морской «волк» снова умолк и с печальным видом уставился в горизонт, наложив на обветренное лицо печать сильнейшего сожаления; однако молчал он недолго и, отхлебнув в очередной раз крепкого «целебного рома», вернулся к недосказанной повести:

— Вот так, совсем незатейливо, и началась наша с Монни любовь, продолжавшаяся, к сожалению, очень недолго; я тогда полностью растворился в нахлынувших чувствах и настолько потерял разумную голову, что ничегошеньки вокруг не увидел, даже того, что буквально творилось за моей незащищенной спиной… И вот тут ко мне вернулся злосчастный «бумеранг», запущенный некогда во Фрэнка Уойна. Итак, однажды ночью, после одного успешного дела, я, как и обычно, «вусмерть» напился; но — то ли напиток тогда оказался «паленный», то ли попросту меня в тот раз не брало? — на полчаса «отрубившись», я внезапно проснулся и почувствовал, что очень хочу чего-нибудь выпить. Как назло — это я сейчас понимаю, что к счастью — у меня в капитанской каюте полностью закончился «живительный ром», а чтобы восполнить его запасы, мне потребовалось спуститься на нижние палубы. Была ночь, основные члены команды, «надравшись», — подразумевалось «напившись», — спали, и только небольшая горстка злых заговорщиков, уединившись в винном отсеке, держала предательский, тайный совет. Я подкрался поближе и стал внимательно вслушиваться — но что же я слышу?! — оказывается, подчинённой команде давно уже надоел мой необузданный, крайне вспыльчивый, нрав и все они ничуть не против сменить капитана. Вы спросите: что же их до сих пор останавливало? Странное дело, отсутствие подходящей кандидатуры… И вот такой человек нашелся! — почти торжественно объявил Умертвитель, одновременно делая следующий нехилый глоток. — Им оказался — как я был слеп! — униженный муж моей, казалось бы, покорнейшей женщины, на самом деле оказавшийся ее коварным сообщником; получается, театральный спектакль с безраздельной любовью они разыграли лишь для того, чтобы ввести меня в тлетворное заблуждение и захватить себе прекрасное судно, чуть раньше точно таким же способом отнятое у Бешеного Уойна. Все было решено: на утро меня ждали четыре черные метки, означавшие смертную казнь любым из проверенных пиратами способов; в общем, нетрудно было понять, что в недалеком будущем мне предстоит безвольно болтаться на рее. Времени на длительные раздумья не было никакого, поэтому, воспользовавшись привязанной к корме маленькой шлюпкой, и под прикрытием ночной темноты, я, не задумываясь, покинул враз опостылевшее губительное судёнышко.

— Ни че себе! — выругалась по-русски восхитительная блондинка, до глубины души пораженная вероломностью Монни. — Как же она могла? Ты ведь, Джек, самое меньшее, спас ее честь, а самое большее — жизнь?!

— Да, красавица, — не стал старый морской разбойник оспаривать приведённое утверждение; он, не переставая, отхлебывал из бутылки, — так же подумал и я, но на тот момент было уже достаточно поздно, то есть все, что я смог, — это вовремя унести «горящие огнем» трусливые ноги. Мне повезло: я удачливо спасся. С тех пор ваш покорный слуга поклялся больше никогда не прикасаться к спиртному и успешно исполнял взятое обязательство вплоть до наступившего времени. Возвращаясь к трагической повести — вот парадокс! — к пиратской жизни я тоже вернуться не мог, ведь я проявил «неприличную осторожность»… практически в бою посмел сбежать от грядущей опасности. Согласно пиратского Кодекса, проявленная слабость является поступком абсолютно недопустимым! Хорошо ещё, все награбленные богатства остались при мне, а значит, можно было с полной уверенностью «спускаться на берег» и рассчитывать в дальнейшем на спокойную и — что не менее важно! — безбедную жизнь. Так в точности я и поступил… — на последней фразе Джек отобразился грустной печалью; видимо, ему вспомнились давно минувшие славные годы, — а что же, вы спросите, новоявленный капитан и досточтимая миссис Рид? С ними произошло, как должно было случиться с отъявленными предателями. Какое-то время, присвоив себе мое грозное имя, «мерзкий подонок» и его отчаянная супруга бороздили атлантические моря, Саргассово и Карибское, наводя беспредельный ужас на любого, кто удосуживался попасться им на пути; но в конечном итоге, по прошествии шести месяцев, ми́нувших с момента нашего расставания, «Кровавая Мэри» была взята в безвыходное кольцо и окружена четырьмя трехмачтовыми фрегатами, общим вооружением доходившими до двухсот орудий; не стоит сомневаться, они без особого труда сломили непродолжительное сопротивление, а затем непринуждённо пленили проштрафившуюся команду… О чем это говорит? Правильно, — опередил он мисс Доджер, — нужно знать предельную меру, чтобы за тобой не снаряжали несокрушимую морскую эскадру. С простыми пиратами расправились прямо на месте, перевешав на реях, а главарей отправили на Ямайку, где подвергли показательному суду и приговорили к безоговорочной казни. Наивные! Они тогда предполагали, что схватили меня… но затянули тугую петлю на шее у несчастного муженька разлюбезной Монни. Ее саму — поскольку выявили у нее восьмой месяц беременности — до поры до времени оставили невредимой. Наконец, она родила… да, да, тебя, — заметив вопросительное выражение, Колипо поспешил развеять любые сомнения, способные возникнуть у чувствительного воспитанника, — соответственно, можно было приводить приговор в исполнение; но неожиданно вмешался ее влиятельный папочка, ради спасения «запутавшейся» дочки поспешивший лично приплыть из чопорной Англии. Пользуясь неисчислимым богатством и значимым положением, он буквально выдернул дочку из верёвочной петли, практически затянувшейся на миленькой шее.

— Странно? — удивилась восхитительная блондинка, в то время как Джо ожидал продолжения с трепетным замиранием сердца. — Но как же получилось, что родившийся ребенок оказался на воспитании у изгнанного пирата?

— И здесь все нисколько не сложно, мисс Доджер, — присвистнул пират, заканчивая вторую бутылку и уже едва держась на шатающихся ногах, — английский лорд отказался от преступного выродка, вследствие чего мальчик был передан в миссионерский приют, откуда мною благополучно впоследствии выкуплен. Вы, конечно же, спросите: как, зная о тайном заговоре бывшей возлюбленной, я вдруг уверовал, что Джонатан является моим сыном? Ага, вижу: оно вам особенно интересно! — говорил Колипо уже почти непонятно. — Так вот, прознав о позорном факте — если смотреть с точки зрения высокомерной британской знати — я отправился в сиротскую миссию. По характерным признакам: строению ушей, подбородка, губ, цвету волос, и ещё кое-чего, о чем при дамах не говорят — без труда и сомнений определил, что красивейший мальчик является моим прямым и единственным отпрыском.

— А мама? Что стало с мамой? — продолжал молодой человек стремиться к установлению тягостной истины; но говорил он, виновато опуская глаза. — Она уехала… в Англию?

— Нет, — еле-еле выговаривая слова, ответил капитан заплетавшимся языком; удивительное дело, даже невзирая на почти мертвецкое состояние, он как-то умудрялся сохранять не шаткое равновесие и твёрдо держался на качавшейся палубе, — твой дед ни за что на свете не допустил бы такого бесчестия, как возвращение блудной беглянки обратно в Британию. Тогда вы, естественно, озадачитесь: а что, интересно знать, он в противном случае сделал? Взял да и просто-напросто купил ей на американском континенте тростниковую плантацию, а следом выдал замуж за высокопоставленного, уважаемого в Новом свете, чиновника.

— Выходит, она жива, — от нескончаемых потрясений Рид едва сдерживался, чтобы не разрыдаться, — и я смогу с ней увидеться?

— Уверена, о твоей печальной судьбе ей отлично известно! — всплеснув руками, неожиданно грубо вместо пирата ответила молодая путана, которой пришлось пережить нечто подобное, вспоминая в детском приюте о старших сестрах, после вынужденной разлуки так никогда больше и не появившихся в ее неудавшейся жизни. — Если бы она хотела, то обязательно бы — несмотря ни что! — тебя, повзрослев, нашла… ну, или хоть как-нибудь по-другому, но любящая мать непременно бы проявилась.

Она достала из кармана верхней одежды пачку «Мальборо», чуть раньше (когда осматривала одежду, перед тем как начать тиранить несостоявшегося насильника) вынутую ею из потрепанной куртки, причём вместе с бензиновой зажигалкой, необходимой косметикой, водительскими правами и (ну так, на всякий случай?) современным смартфоном, нервно себе подкурила — и с горделивым взглядом, не передававшим ничего, кроме твердого характера, вспыльчивой натуры и придирчивой наглости, уставилась на новых знакомых; по-видимому, она ожидала, подтвердит ли сделанное предположение старый морской разбойник либо же нет.

— Пожалуй, красавица, ты права, — опытный пропойца, напившийся «до белёсых белков», все еще мог контролировать щекотливую ситуацию, а в том числе и собственные изречения, передаваемые, принимая во внимание его нестандартное состояние, не очень понятно, — но, возможно, не до конца… Что-то я подустал, — правдиво констатировал капитан давно состоявшийся неудивительный факт, — пойду немного посплю, а вы тут правьте пока… уверен, парень, после всего, чему я тебя когда-нибудь обучил, — он омерзительно ёкнул, — с несложной задачей ты справишься без каких-либо особенных затруднений. Не надо мне помогать, — оттолкнул старик руку почтительного воспитанника, вознамерившегося поддерживать его по пути в капитанскую комнату, — я сам… поверь, не впервой. — И пошатываясь — удивительно как?! — поплелся спускаться по изогнутой лестнице.

Глава II. Сделка

Обезглавив кома́ндера, Бешенный Фрэнк стоял перед выстроившейся плененной командой; лишившись собственного судна, он раздумывал: чего же ему в связи со всем случившимся следует делать? Все они — и хозяева, и нежданные «гости» — находились на широкой площадке (где, кроме людей, размещалась еще и военная техника, а конкретно два вертолета); та переходила в управленческие отсеки, а затем в носовую часть, где располагалась корабельная пушка и на которую можно было попасть либо с нижней палубы, либо минуя капитанскую рубку. Занималось утро, и первые лучи солнца едва-едва коснулись отливавшей сталью отполированной палубы.

— Приведите ко мне «ставящего» эту удивительную «посудину» на ход! — прикрикнул Уойн на Скупого с Бродягой, после утраты квартирмейстера пользовавшихся у него наибольшим доверием; неоспоримым распоряжением он посылал их на нижние палубы (каким-то необыкновенным пиратским чутьем, да разве ещё руководствуясь тем неотъемлемым обстоятельством, что корабль продолжал осуществлять безостановочное движение, неглупый капитан без особенного труда сумел догадаться, что механики машинного отделения ими пока не захвачены и что они настойчиво продолжают исполнять основные обязанности, предписанные им в экстренных ситуациях, — на всех «парах» гонят судно к ближайшему порту).

Немедля ни секунды, посыльные скрылись исполнять несложное приказание, а все остальные — и мерзкие пираты, и пленная команда — остались дожидаться их скорого возвращения. Главарь разбойничьего братства, оказавшись в ситуации непривычной, неординарной, а главное, нисколько ему не знакомой, не спешил расправляться с захваченными врагами; наоборот, он терпеливо выжидал, пока хоть что-нибудь прояснится. Вдруг! Неожиданно даже для него самого, в кармане брюк Липкена (непутёвый повеса благоразумно облачился в первостепенный мужской предмет перед самым походом на верхнюю палубу), зазвонил телефон, находившийся там с того самого момента, когда немногим ранее его «счастливый» обладатель изволил раздеться, развлекаясь с приглашенной на борт очаровательной шлюхой; странным и необычным звуком он заставил вздрогнуть не только жестокого главаря и верных ему свирепых разбойников, но в том числе и легкомысленного владельца современнейшего iPhone-а, и толпившихся с ним рядом пленённых соратников.

— Что это?! — грозно прорычал Бешенный Фрэнк, по понятным причинам не осведомленный, что существуют такие устройства, как мобильные телефоны. — Что это, дьявол меня разбери, за скрежещущий звук?! — Никакого другого сравнения ему и в голову в тот момент, по правде сказать, не пришло.

— Мне кто-то звонит, — пробормотал дрожавшим голосом Джеймс, в обычной жизни имевший распущенную натуру, напрочь распутную и наполненную высокомерной жестокостью, но нисколько не наделенную смелой отвагой.

— «Звани́т»? — на собственный лад беспощадный морской преступник переиначил и формулировку, и ударение, не позабыв изобразить на почерневшем лице неподдельное удивление. — Это еще что за такая, за дьявольщина?

— Долго объяснять… — пробормотал не в меру напуганный лейтенант, осторожно протягивая руку к боковому карману, — можно я лучше продемонстрирую, — приблизив ладонь к обозначенному разрезу, он не сильно спешил извлекать трезвонивший аппаратик наружу, не представляя, какая, в связи с предпринятым движением, последует реакция от грозных пиратов.

— Попробуй, — недоверчиво пробурчал разбойничий капитан, приближаясь к молодому человеку едва-едва не вплотную и наставляя ему под подборок абордажную саблю, — но только без шуток — а иначе? — в противном случае тем же мгновением отправишься следом, — не отнимая клинка, он кивнул седой головой, прикрытой широкополой шляпой, украшенной великолепными перьями, в сторону обезглавленного кома́ндера, одновременно обдавая невольного собеседника противным дыханием.

Поддавшийся смертельному страху, офицер словно бы и не обратил никакого внимания на тот зловонный отвратительный запах, что изрыгнулся на него из пропито́й разбойничьей глотки; напротив, получив «высокое» разрешение, он достал наружу современный мобильник, надрывавшийся надсадным звучанием. Сразу же стало понятно, что до него пытается дозвониться отец, — случившееся обстоятельство, вполне, впрочем, объяснимое, наводило на определенные размышления.

— Считаю, правильным будет ответить, — предположил Липкен, с подобострастным сомнением поглядывая на морского разбойника и ничуть не скрывая будоражившего душу слепого волнения, — это самый главный адмирал Военно-морских сил США, а он, извините, беспричинно звонить не будет; значит, случилось что-то невероятно серьезное.

— Хорошо, отвечай, — хотя ничего по большей части и не поняв, зато услышав «главный адмирал военно-морских сил», без долгих раздумий разрешил капитан, однако все же предусмотрительно оставил угрожавшее острие возле горла подозрительного противника, не внушавшего никакого доверия.

Машинально поставив мобильное устройство на громкую связь, молодой офицер не стал приближать его напрямую к уху, а оставив на весу, перешел к стандартному изъяснению:

— Слушаю, сэр, лейтенант Липкен — на сотовой связи.

— Джеймс, сынок… вы куда внезапно пропали? — прозвучал до крайности взволнованный голос, не в пример занимаемой должности не выказывавший профессионального, должного хладнокровия. — Мы, если быть честным, все извелись: вы не отвечаете на посылаемые призывы почти восемь часов; а учитывая, что вам пришлось оказаться в области сильнейшего урагана, мы уже стали рассчитывать на самое худшее… Так как, всё ли у вас нормально?

Бешенный Фрэнк стоял обескураженный, бесконечно ошеломленный (что и понятно!): первый раз в закоренелой пиратской жизни ему довелось стать свидетелем необычайного, если не фантастического общения, когда, не видя прямого собеседника, можно вести с ним переговоры через длинное расстояние; а еще… предусмотрительный заместитель обезглавленного кома́ндера додумался включить непривычную видеосвязь, предоставив неотесанному мужлану созерцать говорившего человека в обличии, хотя и слишком уменьшенном, зато наблюдаемом довольно отчетливо. Непутёвый повеса не спешил пускаться в подробные объяснения, терпеливо дожидаясь, когда же у типичного представителя колониальной эпохи пройдет его первый шок, как того и следовало ожидать, вызванный ошеломлённым созерцанием современнейшей техники. Тем временем его отец тараторил буквально без умолку:

— Ты меня слышишь, сынок? Что у вас, вообще, происходит и кто этот отвратительный человек, что стоит сейчас рядом с тобой? Ответь что-нибудь, а то мы здесь уже начинаем томиться и нехорошими, и серьёзными подозрениями?

— Вы что-нибудь скажете, капитан? — невзирая на сверхъестественный страх, молодой повеса, повинуясь взбалмошной, своенравной натуре, нашел в себе силы неприветливо усмехнуться. — Говорить нужно сюда, — поставил он портативный экран прямо перед озадаченным лицом обескураженного морского разбойника, — Вас отчетливо слышат.

Может показаться странным, но грозный главарь, способный снискать себе славу как в отчаянных битвах, так и жестоких грабежах, и беспринципных разбоях, — он и сейчас смог быстро справиться с нежданно нахлынувшим унизительным малодушием и то́тчас же сориентировался в сомнительных обстоятельствах.

— Мы захватили этот корабль! — не нашел Уойн ничего более лучшего, как прорычать в ответ само собой очевидный термин, напрочь укоренившийся среди безрассудных джентльменов удачи.

— Ты ещё кто такой?! — неожиданно грубо гаркнул главный военный адмирал американского флота, делая до крайности неприветливое лицо. — Только попробуй сделать что-нибудь моему истому сыну — и тогда я лично тобою займусь!

Что он имел в виду последней фразой, так и осталось загадкой, потому как, увидев омерзительную внешность пирата и прижатый к подбородку его любимого отпрыска острый, причем едва ли не средневековый, клинок, военачальник без особых трудностей и сложных умозаключений сумел догадаться, что его самые наихудшие предположения, к прискорбию, оправдались — «повесив трубку», он отключился от сотовой связи. Главнокомандующий, вопреки столь раннему утру (было еще только четыре часа), находился уже на службе, в штаб-квартире Пентагона, расположенной в округе Арлингтон, штате Вирджиния: его подняли около двенадцати часов «пренеприятнейшим» сообщением, что сверхсовременное судно (на котором, между прочим, несет службу его достопочтенный сыночек) попало в эпицентр страшнейшего урагана, что оно, возможно, терпит трагическое крушение и что, самое страшное, с ним полностью потеряно сообщение. Ничего на свете не могло быть важнее, и адмирал незамедлительно выдвинулся в центральный военный офис, где по-быстрому собрал экстренное совещание ближайших и верных соратников. Ранее уже говорилось, что высокопоставленный лидер питал к непутёвому отпрыску удивительную любовь, закрывал глаза на все его шалости, несовместимые с морским уставом и прочими правилами, и делал несоразмерные чину большие поблажки. Сам он был человек властный, самоуверенный, не привыкший считаться с чьим-либо мнением, легко подминал под себя любого, кто волей или неволей оказывался в его прямом подчинении, а следовательно, и в полной зависимости; он упивался безграничной властью и полагал, что раз он смог добиться высокого положения, то ему, в принципе, дозволена любая непостижимая прихоть, поэтому и не признавал никаких иных авторитетов, кроме разве что Президента. Касаясь внушительной внешности, следует выделить статную, подтянутую фигуру, где высокий рост отлично сочетался с физически развитым жилистым телом; лицо выглядело мужественным, выдававшим человека, достигшего пятидесятитрехлетнего возраста, с давно устоявшимися жизненными позициями, — особое внимание обращали на себя широкие скулы, зелено-оливковые глаза, прямой, чуть расширенный на кончике, нос, неровные губы (тонкая верхняя и утолщенная нижняя), а также смуглая кожа, необычайно гладкая и, казалось бы, «бронзовая»; маленькие ушки виделись плотно прижатыми, а светлые, едва ли не рыжие, волосы коротко стриженными; одет он был в форму военно-морского офицера, соответственно носимому званию. Как уже сказано, в столь необычное время он уже находился в штаб-квартире Пентагона и держал совет в составе четырех самых преданных ему высших чинов военно-морских сил Соединенных Штатов Америки.

— Итак, господа, — обратился Джеральдин Липкен к верноподданным сослуживцам, едва лишь, поддавшись резкому нервному возбуждению, бросил на стол новенький «Apple», отличавшийся самой последней моделью, — надеюсь, все поняли, что один из наших самых современных, разумеется секретных, судов, захвачен — кем?! — пока не знаю, но, прежде чем мы вступим в переговоры, давайте обсудим — что?! — надлежит в связи с возникшей ситуацией делать, а главное, — как?! — освободить моего дорогого сына, взятого врагами в заложники. Полагаю, не надо лишний раз объяснять, что укоренившаяся позиция «переговоров с террористами мы не ведем» в настоящем случае полностью неуместна! — закончил он циничное высказывание несколько грубо и отобразившись недовольной физиономией.

— Министру докладывать будем? — поинтересовался вице-адмирал Насреддин Смол, так же, как и его руководитель, одетый по форме. — Ведь все-таки чрезвычайность ситуации…

— А кто, собственно, он такой, — резким окриком не дал ему договорить более высокопоставленный офицер, — что мы должны ставить его в курс наших военных планов?! — прозвучал недвусмысленный намек на то существенное условие, что верховная должность в Америке достается гражданским. — Пусть занимается хозяйственный деятельностью, да и тем более, оставаясь в блаженном неведении, он спать будет намного спокойнее, как, впрочем, и сам Президент, — озвучил главнокомандующий жесткую, крайне устойчивую, позицию и вперил гневный взгляд в подчиненного, словно бы тот был не один из его ближайших соратников, без долгих раздумий готовый ради командира на всё, в том числе и на предательство государственных интересов, а заодно и на любое превышение должностных полномочий.

Да, действительно, как и все остальные, собравшиеся в том просторном, деловом кабинете (где из офисной мебели присутствовали массивный стол, предназначенный для проведения совещаний, огромный телевизионный экран, бывший в плазменном исполнении, тридцать штук металлических стульев, на сидениях проложенных поролоном), Смол давно уже попал под непререкаемое влияние адмирала Липкена и не имел никакого другого варианта, как согласиться со всем, что ему оным предписывалось. Когда-то, очень давно, настырный и волевой мужчина, родословной уходивший к арабским (а возможно, и берберским?) корням, успел в молодую бытность поучаствовать в афганском конфликте, где проявил себя бойцом отважным и смелым; однако, достигнув высокого положения и пятидесятисемилетнего возраста, стал более расчетливым, податливым и практически не обладавшим собственным мнением. Подвластный мужчина давно поседел, оброс возрастным жирком и (если бы не морское обмундирование) представлялся бы простым обывателем, полностью удовлетворенным заработанным положением, готовым (как говорят пираты) в любой момент спуститься на берег; о похожих намерениях лучше всего иного свидетельствовало умиротворенное лицо, казавшееся круглым и не в меру упитанным, — на нём можно выделить чрезвычайно карие, давно потухшие, «поросячьи» глаза, масляный, потный, нос и пухлые, мясистые губы; круглая голова давно облысела, и теперь представлялась гладкой, поблескивавшей выделяемой влагой, и отличалась плотно прижатыми небольшими ушами.

— Так как же, мистер вице-адмирал, — на этот раз Джеральдин обращался лично к нему, словно бы не обращая внимание на остальных троих контр-адмиралов, — мы с вами, — имел он в виду уже и других членов собрания, — дальше поступим?

В сложившейся ситуации подчиненному офицеру не оставалось ничего более или менее верного, как совершенно спокойно ответить:

— Необходимо узнать, какие у террористов требования, а в последующем действовать соответственно их запросам, если они — подчеркну! — окажутся соразмерны нашим возможностям. Ну, а там, собственно, уже и задумываться: стоит ли ставить в курс вышестоящее руководство? — Сказал он вроде бы и не о чём, размыто, но в то же время доходчиво.

— Вот именно это я и хотел сейчас слышать, — удовлетворенно кивнул высокопоставленный командир, а в следующее мгновение обратился к остальным, присутствовавшим на собрании, лицам, пытаясь заручиться их немедленным одобрением: — Все ли разделяют наше с заместителем мнение? — последовал тройной согласный кивок. — Тогда мы — я и Насреддин — берем с собой четыре эсминца — полагаю, что хватит? — и следуем выручать наше судно, — а чуть тише, предназначая неофициальную фразу лишь для себя, — и в том числе моего неразумного сына. Оставшиеся члены собрания будут прикрывать наши тылы на месте, а заодно и координировать конкретные действия! — Сказал он в качестве бесспорного заключения.

***

В то же самое время, но только на борту «Второй Независимости», пиратский капитан, пусть в какой-то степени и удивлённый неожиданным способом общения, но не утративший способности к логическому мышлению, сумел мгновенно сообразить, что, едва начавшись, неоконченные переговоры были прерваны почему-то именно его оппонентом, а не какими-то сторонними, непредвиденными событиями; ещё он смог себе уяснить, что, вопреки установленным правилам хорошего тона, принятым среди джентльменов удачи, разговор закончился резко, внезапно, без надлежавших случаю убедительных объяснений.

— Куда он делся? — изумился кровавый разбойник, несмотря на существенный провал в имевшихся знаниях все же определивший, что от него сейчас просто-напросто ненавязчиво «отбрыкнулись». — И почему твоя штуковина ничего нам больше не говорит? Твой отец что, — установление несложного факта не явилось чем-то уж чересчур затруднительным, — решился шутки со мною, что ли, шутить? — острие клинка уперлось в нежную кожу адмиральского отпрыска, осуществив на горле едва заметный надрез, не замедливший обозначиться вытекающей кровью. — Никому не дозволено вести себя со мной нахальным, неприемлемым образом.

— Нет, — буквально затрясся от страха окончательно протрезвевший недостойный повеса; он молитвенно сложил перед собой обе руки, как бы взывая к пиратскому милосердию, — просто у американской армии существует определённый порядок: на любые переговоры подобного рода необходимо получить верховное одобрение — почему? — потому что с Вами сейчас разговаривал не верховный главнокомандующий, то есть ему, прежде чем чего-то решать, нужно получить наивысшую консультацию — а вот когда все дальнейшие мероприятия окажутся согласованы, тогда-то они с Вами, не сомневайтесь, немедленно снова и свяжутся.

Доводя простейшие истины, молодой человек отворачивал лицо, так как ужасный капитан почти вплотную приближал к нему отвратительную физиономию и беспрестанно дышал на него омерзительным запахом, копившемся внутри его гнившего тела на протяжении долгого времени, прожитого в грехах и распутстве, и сохранённым словно бы специально для возникшего случая.

— Ты чего это воротишь от меня холёное, милое личико? — негодовал закоренелый разбойник, прекрасно осознавая, что благими ароматами он нисколько не пышет. — Тебе, что ли, богатенький выродок, не нравится, как от меня сейчас пахнет? Ты оскорбить меня хочешь?!

— Нет, простите… даже не думал, — старясь собрать всю имеющуюся волю, чтобы невольно не сморщиться, отпрыск высокопоставленного родителя продолжал ничуть не легонько подрагивать, не чая уже, что сможет выбраться из сложной, непредвиденной ситуации и что останется и целым, и невредимым, — просто Вы, сэр, наводите на меня нечеловеческий ужас и нагоняете несказанного страху, — не стал Липкен геройствовать и изображать, чего и в помине-то не было, а именно отвагу и смелость.

— Тебе действительно страшно? — удовлетворенно и более миролюбиво провозгласил главарь отпетых разбойников, одновременно расплываясь в самодовольной, а в чем-то и благодушной улыбке и отнимая от молодого офицера остроконечную саблю. — Понагнали мы здесь чудовищного кошмара?

— Правда, сэр, — чувствуя перед подчиненным личным составом большую неловкость, молодой повеса опустил напуганные глаза, закономерно стыдясь незавидного, трусливого положения и не представляя, что остальные члены матроской команды напуганы нисколько не меньше.

— Понятно, джентльмены? — обратился главарь к сопровождавшим членам пиратского братства, неприятно ощерившись и выставляя на показ два чудовищных, практически полусгнивших, клыка. — Мы с вами страшные!

— Га-га-га, — было ему отвечено дружным, многоголосым гоготом, подхваченным почти сотней разбойничьих глоток.

— Тогда сотвори что-нибудь с той удивительной штучкой, — так же внезапно, как вроде бы показал довольство, сделался Уойн невероятно озлобленным, — чтобы она снова показала мне несговорчивого родителя — вдруг захотелось передать ему ряд интересных условий… Глядите, ребятушки, — необычайно ласково обратился он к преданным спутникам, повысив голос почти до громогласного крика, — как можно не гоняясь за кораблями, через расстояние передавать властям наболевшие, выстраданные нами, проблемы! Давай уже действуй, — переключился пират на современного офицера, понизив голос до зловещего полушепота, — не видишь, моя команда полна ожиданий и скорой, и обильной наживы?

— Я пробую, но у меня ничего не выходит, — больше обычного затрясся легкомысленный отпрыск, — абонент недоступен, а это означает одно их двух: либо мы вышли из зоны покрытия сигналом, либо мой отец, попросту говоря, нас «игнорит» умышленно.

Полностью оправдывая жуткое прозвище, Бешеный Фрэнк сдвинул к переносице дугообразные брови, выпятил вперед темно-синие губы и, злобно заводив желваками, придал и без того отвратительной физиономии выражение, способное повергнуть в сверхъестественный трепет не только какого-то «папенькиного сыночка», но и любого отважного человека, прошедшего в насыщенной жизни ни через одно тяжелое испытание; он хотел что-то злобно выкрикнуть, но не успел, так как неожиданно вернулись двое посыльных, посланных в механический отдел корабля и посчитавших, что добытые ими серьёзные сведения намного важнее того обстоятельства, каким озадачился их разгневанный предводитель.

— Капитан… сэр, — провозгласил за обоих Скупой, приняв выражение в чем-то виноватое, а где-то, напротив, чутка нагловатое, — тот человек, который заставляет «посудину» двигаться, заперся у себя в отсеке и никого не пускает. Не сомневайтесь, мы отчаянно пробовали пробиться; но дверь у него настолько прочная, что, уверен, выдержит даже залп средней пушки; да и… нам еще кажется — он там скрывается не один.

— У, дьявол меня разбери! — наполнив голос ужасавшими интонациями, зло зарычал разбойничий капитан, поднимая вверх саблю, словно бы собираясь отправить команду, заскучавшую в непринуждённом безделье, на незапланированный, но отчаянный приступ. — Да кем они себя возомнили, бессмертными что ли?! Десять человек за мной, — сурово приказывал он в дальнейший момент, сам в тот же миг устремляясь к металлической двери, ведущей во внутреннюю часть военного корабля, — остальные остаются стеречь захваченных пленников!.. И смотрите за ними внимательнее: они явно способны на какие-нибудь нежданные провокации и — протащить меня под килем, если я окажусь неправ! — внезапные хитрости.

Забрав с собой двух незадачливых курьеров, неудачливых и вернувшихся с неприятными новостями, а до полной «кучи» еще восьмерых отпетых головорезов, вооруженных, как и положено, абордажными саблями и однозарядными пистолетами, Уойн, помахивая остроконечным клинком, устремился на нижние палубы, чтобы самолично призвать наглецов, посмевших ему противиться, к безжалостному, прямому ответу. Наивный! Он думал, что, как и обычно, сможет напугать кого-то одним лишь грозным, невероятно убедительным, видом; однако в сложившейся ситуации оказалось не все так просто, как ему бы хотелось, и отчаянного пирата остановила прочная, железная дверь, в действительности способная выдержать воздействие более мощное, нежели необузданный нрав разгневанного, лихого разбойника. Главарь свободного братства хотя и оправдывал буйное прозвище, яростно брызгая на окружающих «пахнущими» слюнями, но, оказавшись перед стальной преградой, все-таки понял, что в создавшемся положение крепкое укрепление, как ни старайся, в конце концов так и останется ему не по силам. Меж тем он не собирался, не испробовав все возможности, отказываться от намеченных планов; говоря иначе, он приблизил свирепую рожу, вонявшую «колониальными нечистотами», почти вплотную к пуленепробиваемому иллюминатору и гневным голосом прорычал:

— Открывайте, прокля́тые «выродки»! Это говорю вам — я!!! — Бешеный Фрэнк! Клянусь! Если вы мне сейчас подчинитесь, то впоследствии я не буду наказывать вас слишком уж строго! Ну!.. Так что? Мы договорились?!

— Идешь ты в задницу, «сраный ушлёпок»! — прозвучала из-за двери всецело понятная фраза, произнесенная голосом человека, давно достигшего среднего возраста и повидавшего в долговременной жизни «всякого».

Говоря о несговорчивом члене команды, стоит отметить, что Теодор Нельсон отслужил на американском военном флоте больше тридцати пяти лет, а достигнув пятидесятичетырехлетнего возраста и официально выйдя на пенсию, продолжил плавать в качестве почётного механика и был приписан к самому новейшему судну, изготовленному под тип тримарана, сохраняя там статус гражданского вольнонаёмного. Можно не сомневаться, человек тот являлся отличнейшим профессионалом корабельного дела — и вот именно за столь весомые качества его и продолжало ценить вышестоящее руководство, и без особых препирательств предоставило опытному мореплавателю привычную должность, направив на сверхсекретную, современную технику. Останавливаясь на его характере, особое внимание следует обратить на то немаловажное обстоятельство, что он являлся мужчиной отважным, практически не ведавшим страха и готовым к любым непредвиденным испытаниям; словом, в любой ситуации он смог бы с честью и до конца исполнить патриотический долг. Внешностью он виделся самой обыкновенной, по-простому сказать, заурядной, ничем не выделявшейся среди остальных; сверх прочего, можно выделить серые глаза, блестящие непомерной отвагой, волевой подбородок, выпирающий легонько наружу, худощавую, но жилистую фигуру, невысокий рост, небритые щеки и неизменную кепку-бейсболку, всегда одетую на круглую голову и скрывающую седые, волнистые волосы. Ответственный сотрудник американского флота (а, без сомнения, он как раз таковым и являлся!) отлично помнил инструкцию, в связи с чем, услышав на верхней палубе звуки ожесточенного боя, предпринял манёвр, предписываемый в критических случаях: он заперся изнутри, а продолжая оставлять корабль на полном ходу, погнал его в сторону ближайшего порта, сам того не зная (в силу озвученных ранее обстоятельств), двигаясь к восточному, североамериканскому побережью.

Отчаянный пират продолжал свирепствовать, и где-то ругательствами, а где-то и убеждениями он пытался вызволить дерзкого повстанца наружу; но и он минут через двадцать полностью безуспешных попыток, не увенчавшихся даже маломальским успехом (видимо, устал громыхать громогласным басом?), вроде бы как успокоился и уравновешенным голосом обратился к сопровождавшим членам пиратского братства:

— Бродяга, сходите со Скупым побыстрее наверх и приведите мне того мальчишку, с которым я разговаривал, когда вы недавно пришли. Посмотрим, может быть, хотя бы он сможет убедить закоренелого «выродка» открыть нам поганые двери, чтобы впоследствии оказаться внутри и чтобы самим наконец понять, каким же образом непонятная «посудина» двигается?

Произнося окончание недолгого монолога и заканчивая его вопросительной интонацией, свирепый бандит не отменял более раннего приказания, а напротив, словами «Ну, быстро!» заставил послушных подручных заспешить на верхнюю палубу. Вернулись они через десять минут, когда капитан невольно начинал утрачивать душевное равновесие; нерасторопные посланники ненавязчиво подталкивали перед собой полураздетого «папенькиного сыночка», так и продолжавшего оставаться не прикрытым до пояса.

— Вы чего так долго? — прорычал старый морской разбойник, выказывая нерадивым посыльным, как ему казалось, всецело справедливое недовольство.

— Простите, сэр, — более пожилой пират виновато поежился, но в то же самое время не утратил присутствия духа, а рапортовался, лишь слегка допуская дрожащие интонации: — Его «помочиться» приспичило — вот мы, собственно, и посчитали естественное желание оправданным и разрешили ему по дороге оправиться — не нюхать же его вонь по дороге?

— Ладно, шут с вами, — согласился грозный главарь с вроде бы вольностью, с другой стороны, полноправной предусмотрительностью (что не говори, в сущности, человеком он был хотя и жестоким, но вполне справедливым), — тащите его сюда!

Последнее утверждение относилось по большей части к самому лейтенанту Липкену, потому как, для того чтобы преодолеть расстояние, отделяющее его от двери, молодому человеку необходимо было преодолеть всего лишь пару шагов — он послушно их той же секундой и сделал, едва только поступило распоряжение грозного и страшного капитана.

— Давай, — согласился старик, говоря уже более дружелюбным голосом; он явно начинал испытывать к необузданному повесе если и не симпатию, то вынужденную необходимость в его непременном присутствии, — поговори со своим человеком и убеди его запустить меня внутрь. Клянусь! Ежели он будет благоразумен, я ему пока ничего не сделаю — до первого серьезного нарушения, как и везде.

Кивнув, чтобы было понятно, что он всё отчётливо понял, Джеймс приблизил голову к смотровому иллюминатору, дабы его было видно, и громко, командным голосом, крикнул:

— Мистер Нельсон, с Вами говорит помощник капитана Липкен. Довожу до Вашего сведения, что командер Вильямс погиб, а значит, я исполняю на судне обязанность старшего, в связи с чем приказываю Вам, Теодор, немедленно разблокировать дверь и впустить меня внутрь — Вашей жизни в настоящем случае ничего угрожать не будет.

— Извините, сэр… со всем уважением, — приблизился механик к пуленепробиваемому стеклу с другой стороны, на миг отобразившись на мужественном лице печатью сомнения; но тут же, отогнав ее прочь, обрел привычное выражение непоколебимой уверенности: — Вы же сами знаете правила: «новое, секретное, судно ни в коем случае не должно попасть в руки ни к какому врагу». Уверен, ваш отец, адмирал Липкен, меня полностью в столь сложном вопросе поддержит.

— А как же корабельный устав? — продолжал молодой человек настаивать, не столько переживая за личную безопасность (он понял, что с современными знаниями и влиятельными возможностями отпетым разбойникам пока выгоден), сколько упиваясь враз приобретенной неограниченной властью. — Что он предписывает делать и в подобных, и похожих им случаях? Вспомни: «…при возникновении экстренной ситуации вся ответственность за принятие последующих решений ложится целиком на капитана либо лицо, его замещающее; команде же следует неукоснительно исполнять его приказания, какими бы необдуманными они не казались…». Так что, Нельсон, ты мне ответишь: согласен ты действовать соответственно существующим правилам или позволишь со следующей минуты считать тебя военным преступником?

— Еще раз простите, сэр, — отвечал пожилой мужчина настолько решительно, насколько не ни секундой сомневался в исключительной правоте принятого решения, — но, если вы помните, я сотрудник вольнонаемный, а значит, не могу нести ответственность по военному положению; следовательно, я останусь при сложившемся мнении. Разубедить же меня?.. Хм, если кто и сможет, то единственный человек на всем белом свете — главнокомандующий американскими военно-морскими силами.

— Нельсон, ты с ума, что ли, сошел?! — теряя терпение, прикрикнул на него молодой лейтенант, как оказалось, не отличавшийся моральными устоями и патриотическими приверженностями. — Немедленно открывай! Я тебе просто приказываю так сейчас поступить, а иначе я лично буду судить тебя по законам военного времени и расстреляю без трибунала и следствия.

— Ваше право, сэр, — неприветливо усмехнулся отважный механик, в силу давно укоренившихся устоев, а заодно и почтенного возраста не потерявший присутствия духа, — только сначала дверцу эту откройте… Вы, конечно, можете ее подорвать, — на ходу уловив вероломную мысль необузданного повесы, выразил сомнение опытный мореплаватель, — но, пожалуйста, не забывайте, что здесь поблизости тьма-тьмущая дизельного топлива, в том числе и сжиженного природного газа; их же воспламенение ни для вас лично, ни для дерзких захватчиков, ни для самого́ судна ничем хорошим не кончится.

Больше часа потребовалось, чтобы окончательно понять приверженность старого морехода существующим у него патриотичным позициям, в полной мере исключающим какие-нибудь поблажки. Удивительно, то ли пиратский капитан устал, и ему срочно потребовался непродолжительный отдых, то ли ему просто надоело заниматься бесцельной, незадачливой болтовнёй, направленной в бесполезное русло, но он вдруг выразительно плюнул в прозрачный иллюминатор и, энергично взмахнув остроконечной саблей, грубовато воскликнул:

— Всё, хватит тут попусту драгоценное время растрачивать! Пойдемте-ка лучше наверх да разберемся, как следует поступить с остальными пленными… назначить тебя разве над ними главным? — кивнул он на моложавого лейтенанта. — Хотя, нет, думаю, особого толку не будет — видел я, как они тебе подчиняются, ха! — сделал пират абсолютно логичное замечание, имея в виду непреклонного Нельсона. — Ты лучше вот что скажи: через какое время мы с выбранной скоростью сможем достигнуть материка?

— Часов через семь, в крайнем случае восемь, — несмотря на ленивый характер, Джеймс, неся каждодневную службу, волей-неволей кое-чему научился, то есть свободно мог прикидывать примерное расстояние, — если мы, разумеется, движемся в эту сторону, а не, скажем, в обратную.

— Что это значит? — Фрэнк «зажег» глаза безжалостным гневом, предположив, что молодой человек начинает вести опасные игры.

— Ничего особенного, — заспешил лейтенант успокоить кровожадного, удало́го убийцу, сделав закономерное заключение, — просто в момент вашего нападения в капитанской рубке находился убитый Хьюго — он, соответственно, и выставил курс. Я в то тревожное мгновение был у себя в каюте и ни сном ни духом не ведаю, куда он соизволил направиться. Однако, если Вы, капитан, мне, конечно, позволите, я быстренько разберусь, и в тот же миг доложу Вам о выбранном направлении.

— Хорошо, — согласился неглупый пират, вышагивая уверенной походкой и направляясь на верхнюю палубу, где до сих пор находились и верные ему морские разбойники, и пленённые военные мореплаватели, — а ты сможешь без парусов изменить последующее движение странной «посудины»? — поинтересовался он в дальнейшую очередь.

— Запросто, — совершенно на задумываясь, ответил распутный повеса, мысленно видевший себя перешедшим на сторону зверских бандитов и получившим у них какую-нибудь значимую должность, достойную его высокородного положения, — в настоящее время с изменением корабельного курса не возникает никаких, даже маломальских, проблем — не знаю, почему о столь существенном факте не удосужился поразмыслить Нельсон? Наверное, просто уперся, глупый «баран», — пожал лейтенант плечами и предложил новоиспеченному «командиру», не выходить к остальным на палубу, а сразу проследовать к капитанскому мостику.

Право распоряжаться судьбой захваченных пленников и свободным пиратским временем было предоставлено Трампу, без особых возражений согласившему исполнять обязанность квартирмейстера и сразу же взявшему себе в помощники закадычного друга Скупого; вдвоем они, пока Липкен и Уойн придавали военному судну направление на Бермудский архипелаг (что оказалось сделать совсем нетрудно, так как, по окончании урагана, работа всех приборов восстановилась), проявили неисчерпаемое усердие и загнали военных моряков в одну служебную кладовую, запиравшуюся только снаружи, а морских разбойников распустили заниматься осмотром суперсовременного судна, доставшегося им в качестве боевого трофея, а самое главное — раздобытого огневого вооружения.

***

Время приближалось к половине первого пополудни. Адмирал Липкен стоял на капитанском мостике эсминца «Колумбус», рассекавшего волны Саргассова моря; изучая эхолокатор и дисплей спутниковой системы слежения, он не утруждался в особых раздумьях, что нужное ему военно-морское судно направляется в сторону Бермудского скопления островов и что до него остается ни много ни мало, а не более сто километров, — по представленным данным, захватчики, или террористы (как их теперь называют), двигались с уверенной скоростью и смогли покрыть добрых двести пятьдесят морских миль, то есть половину всего, необходимого им, недолгого расстояния. «Ну что ж, — размышлял про себя один из высших чинов ВМС США, задумчиво глядя на современные приборы, с помощью которых просчитать навигацию интересующего объекта не вызывало никаких особенных трудностей, — скоро мы с вами встретимся, а тогда уже и посмотрим: что у вас там за суперграндиозные планы?»

На сближение потребовалось еще минут двадцать, пока «Независимость — 2» не оказалась в конечном счёте взятой в кольцо и пока её не окружили четыре боевых миноносца, прославивших американский флот не в одной военной компании и всегда без сомнения подтверждавших мощь, быстроходность и способность к неожиданным и эффектным маневрам.

— Дайте по ним залп сразу из всех орудий, — предварительно приказав держаться на почтительном расстоянии, распоряжался Джеральдин, рукой указывая в сторону новейшего тримарана, захваченного «гнилыми пиратами», — только глядите, чтобы, не дай-то Бог, с ним чего-нибудь не случилось — а именно попаданий быть не должно, но страху нужно нагнать вселенского, какой «поганым ублюдкам» еще и не снился! Словом, кто повредит корабль — ответит мне головой!

Казалось бы, неоднозначное вроде распоряжение было выполнено (как в вооруженных силах утверждается) точно, и в срок: буквально через несколько мгновений (в сравнении с эсминцами) небольшое судёнышко подверглось какой ни на есть внезапной агрессии, где-то «психической», а в чём-то психологической, выразившейся в оглушительных взрывах, не прекращавшихся на протяжении десяти минут, поднятыми же волнами практически затопивших сверхсовременное боевое «плавсредство». Оказавшись неприятно ошеломлёнными, оголтелые пираты частично попадали на верхнюю палубу, а частью — где кто находился; накрыв голову сверху руками, они вспоминали о Господе и самозабвенно предавались известным молитвам, не прекращавшимся на протяжении всего безумного артобстрела, — и только, единственное, разбойничий капитан не утратил присутствия духа, а приставив к горлу «папенькиного сыночка» острую саблю, вывел его на внешнюю палубу, обозначился горделивой осанкой и принялся дожидаться окончания артподготовки, видевшейся ужасной и практически бесконечной.

Взрывы прекратились так же внезапно, как недавно и начались; в результате у адмирала образовалась отличная возможность — в бинокль «наслаждаться» лицезрением непутевого сына, пока ещё живого, но стоящего сейчас на опасной палубе и находящегося от неминуемой гибели всего-навсего лишь в одном, неосторожном со стороны родителя, шаге. Даже полному идиоту в похожей ситуации сделались бы понятными намерения отчаянного пирата, ко всему тому же ни на йоту не знавшему жалости; принимая же во внимание тот существенный факт, что заслуженный адмирал был далеко не дурак, он смог себе уяснить, что его психологический маневр ничуточку не сработал — главарь продолжал оставаться непоколебимым, мысленно готовым к смерти, а значит, ожесточённому (причём, возможно, и огневому?) сопротивлению.

— Что они делают? — спросил пират у молодого Липкена, через десять минут заметив, как с одного из кораблей стали спускать на воду небольшой быстроходный катер, а затем в него перекочевали пятеро людей, одетых в непривычную военную форму, под действием солнечного света казавшуюся до невероятности белой и поблескивавшую экипированной фурнитурой.

К наступившему моменту все суда неторопливо остановились; видимо, и упрямый механик, услышав мощнейшие взрывы и ощутив сильнейшую качку, яснее-ясного понял, что их наконец-то обнаружили основные морские силы Соединенных Штатов и что, в связи со столь убедительным обстоятельством, в продолжении дальнейшего бегства прямая необходимость сразу отпала.

— Не иначе сюда плывет мой всемогущий родитель, главнокомандующий ВМС США, — ответил молодой лейтенант, немного подумав и припомнив обычаи, существовавшие на флоте, невзирая на его разнузданное беспутство, сумевшие найти отражение в его неразумной головушке, беспечной и легкомысленной, — чтобы обговорить с Вами, сэр, условия моего освобождения и возможной, — здесь лейтенант осекся, сообразив, что городит лишнее, но, уловив суровый взгляд капитана, осторожно продолжил: — В том числе и вашей, — имея в виду всех пиратов, — капитуляции.

— Хм, — усмехнулся грозный разбойник, словно и не обращая внимания на последнее слово, — и как это теперь происходит? В мое время, бывало, — Уойн был неглуп и, даже принимая во внимание огромную отсталость в его провальных познаниях, сумел смышлено сообразить, что он каким-то невероятным (не исключено, что и мистическим?) образом телепортировался через столетия в будущее (или настоящее — кому как удобнее), поэтому без предубеждений уверенно констатировал, — с двух кораблей высылали навстречу друг другу шлюпки и встречались где-то посередине.

— Точно так же происходит в том числе и сейчас, — учтиво поддакнул непутевый повеса, полностью «растворившийся» во влиянии грозного морского разбойника и возносивший пиратский авторитет практически выше собственного высокопоставленного родителя, — ничего не изменилось: они доплывут примерно до середины, а остановившись, в течении получаса будут намеренно ожидать, пока мы, — подразумевал он, конечно же, захваченный тримаран, — вышлем им навстречу знатных парламентеров; не дождавшись же, они вернуться обратно — и вот тогда! — станут вести огонь на полное поражение.

— Даже несмотря на то весомое обстоятельство, что здесь находится сынок са́мого главного адмирала? — недоверчиво усмехнулся прагматичный разбойник, не допускавший себе и мысли, что верховный военачальник пойдет на сумасшедший, ни в коей мере не осознанный, шаг.

— Возможно, — пожал плечами молодой лейтенант, недостаточно разбиравшийся в подобных армейских тонкостях, — кто его знает, какие ему сверху отданы́ серьёзные приказания?

— Вы чего разлеглись?! — заорал капитан на подручных пиратов, лежавших на палубе и только-только начинавших поднимать зачумлённые головы, предусмотрительно прижатые во время обстрела поближе к обшивке. — Ни за что не поверю — Дэви Джонс мне в приятели! — что верные мне люди, прошедшие со мной ни через одну дьявольски треклятую задницу, смогли бы чего-нибудь испугаться? Всё, ребятки, обстрел закончился и пришла пора решительно действовать: Скупой и Бродяга прыгают в шлюпку — остальные остаются прикрывать наши тылы, и ежели что… впрочем, загадывать пока еще рано.

Исполняя приказание грозного предводителя, морские разбойники повскакали с мокрой палубы и едва-едва не выстроились перед ним в единую линию, готовые исполнить любое поручение злобного командира, пусть даже оно окажется сумасбродным и самым последним в их жизни. В дальнейшем, следуя общепринятым правилам, с «Независимости — 2» тоже был спущен «на́ воду» маленький катер, свободно вместивший в себя и Уойна, и двух неразлучных пиратов и, разумеется, Липкена-младшего, после чего небольшая процессия, ведомая молодым офицером, взявшимся за управление небольшого моторного средства, выдвинулась на скорую встречу с американским главным военачальником. Сопровождаемый Смолом и еще двумя подчинёнными «кэ́птанами», адмирал терпеливо дожидался отпетых бандитов, остановившись, как оно и полагается, ровно посередине расстояния, разделявшего два вражеских корабля — в рассматриваемом случае военный эсминец «Колумбус» и захваченный «террористами» таинственный тримаран. Наконец, они повстречались, почти коснувшись друг друга бортами, а значит, можно было приступать к основной части мероприятия — проведению парламентёрских переговоров.

— Отлично, мистер, — пользуясь наиболее выгодным положением, первым заговорил предводитель свободолюбивого братства, для пущей убедительности (показывая, что настроен крайне решительно) продолжавший удерживать клинок у горла «папенькиного сыночка», — вы очень наглядно продемонстрировали нам огневую, несокрушимую мощь, но что ты скажешь на случай, если я неожиданно разозлюсь и «отпилю» твоему неразумному отпрыску голову, причем прямо сейчас, у тебя, так сказать, на глазах.

— Тогда тебя, точно, ничто уже не спасет! — ответил ему главнокомандующий в том же самом грубом почине, в каком с ним начал общаться беспощадный разбойник, слишком самоуверенный и невиданно своенравный. — Ты, вообще, кто такой, раз позволяешь вести себя с нами, непобедимой американской армией, подобным, сверх наглым, образом? Мы с террористами переговоров сейчас не ведем — не боишься, что затеянный блеф не сработает?

— Ха-ха! — зловеще ощерился главарь морской бандитской общины, не почувствовавший никакого испуга. — Если бы ты мог, то мы бы — дьявол мне в ядра! — давно уже… кто кормил рыб, а кто болтался на рее! Но, судя по всему, ты, адмирал, предпочитаешь переговоры, а следовательно, решительная атака в твои основные планы не входит. Что же касается моего имени? Тут я отвечу тебе и незатейливо, и на́чисто откровенно: я — Бешеный Фрэнк, гроза Саргассова и Карибских морей.

— Да ты в своем ли, безумец, уме?! — несмотря на подобающий вид, ужасную вонь, не растворявшуюся даже под действием свежести моря, подобное утверждение вызвало у Джеральдина закономерное недоверие и, как следствие, нездоровое возмущение. — Этот пират умер ещё в восемнадцатом веке, а сейчас, слава Богу, давно уже двадцать первый.

— Постой, отец! — вмешался в ведомый спор непутевый отпрыск, судьба которого разыгрывалась сейчас двумя, без сомнения стоившими друг друга, людьми. — Возможно, обстоятельства складываются так неожиданно, что человек этот не так уж неправ — знал бы ты, что нам всем довелось пережить? — ты бы ему, бесспорно, поверил.

— Что твои слова означают? — высший офицер американского флота продолжал выказывать подозрительность, но уже обозначившись многозначительной миной сомнения. — Пожалуйста, объяснись.

— Прошлой ночью, — машинально Джеймс скосил глаза на опасный предмет, находившийся в непосредственной близости к его дрожавшему горлу, как бы призывая его стать негласным свидетелем, — мы попали в сильнейший шторм, больше похожий на убийственный ураган, но совмещенный ещё с ужасным торнадо. Остервенело борясь со стихией, мы стали свидетелям необычайнейшего явления: из черной воронки, уходившей окончанием в самое небо, буквально выпрыгнул деревянный корабль. С него на нашу палубу буквально «посыпались» свирепые и безудержные пираты. Не больше чем за двадцать минут они захватили наш современнейший тримаран, а следующим шагом подчинили себе всю выжившую команду — необъяснимо как? — сумевшую уцелеть в ходе непродолжительной, но очень отчаянной схватки…

— Этого просто не может быть! — разгоряченно закричал адмирал, по вполне объяснимым причинам не веря в несусветную чушь, навеянную мистикой, да разве ещё неуёмным воображением «не похмелённого» сына. — Что ты такое, по сути, городишь?! Ты что, Джеймс, вчера опять пил?!

— И я сам сначала не верил! — особо не церемонясь, неожиданно перебил военачальника кровавый разбойник. — Однако произошедшие события заставляют расценивать все иначе — и как бы там ни было?! — но это случилось. Лишив меня «Кровавой Мэри» — её затянуло в чудовищную пучину, — говоривший преступник злорадно ощерился, — дьявол да, по-видимому, большая удача даровали мне взамен вашу внушительную «посудину», на которой я провозглашаю себя капитаном — нравится тебе, адмирал, либо же нет!

По ошеломлённому лицу Липкена-старшего можно было судить, что внутри него боролись две разные сущности: одна утверждала, что преподносимая ересь является какой-то бредовой идеей и что с ним разговаривают обыкновенные террористы, возомнившие себя Бог знает кем; другая же настойчиво требовала довериться грозному капитану и сделать всё возможное, лишь бы освободить из его безжалостных лап и неразумного, и крайне нерасторопного сына.

— Ладно, предположим, что я вам поверю, — обратился главнокомандующий одновременно и к сыну, и к морскому злодею, — но мне потребуется время, чтобы надо всем сказанным как следует поразмыслить… — он взял короткую паузу, словно испытывая в чем-то сомнение, внимательно осмотрел остальных собеседников и дальше продолжил уже более твердо: — Через час встречаемся здесь же — вот тогда и обсудим ваши условия.

На «Колумбус» Джеральдин вернулся пораженный настолько, что даже не знал, верить ли ему в услышанную бредятину либо же считать удивительный захват тщательно спланированной провокацией, выданной за действительность и осуществленной странной, пока еще неизвестной, террористической группой — но, точно уж, никакой не «Аль-Каидой». Ровно сорок пять минут мучительных сомнений потребовалось бывалому адмиралу, чтобы прийти к наиболее правильному, а где-то и выгодному решению, в конечном счёте прочь отогнавшему его критичную нерешительность; план был составлен, и теперь можно уверенно действовать.

Как и договаривались, встретились противники ровно через шестьдесят минут и очутились на том же самом месте, что и совещались немногим ранее. Первым, как и требовали создавшиеся условия, разговор завёл представитель ВМС США:

— Кто бы ты ни был — Бог тебе судья — я так понимаю, возвращать мне сына ты не станешь, причем при любых обстоятельствах?

— Правильно, — согласился кровожадный, разбойничий предводитель, выставив наружу два полусгнивших клыка, — он принят в пиратскую команду, а поскольку отлично управляется с судном, назначен моим первым помощником — ты ведь не против? — обратился он к Джеймсу, в буквальном смысле не интересуясь его собственным мнением, а просто-напросто поставив того перед свершившимся фактом. — Согласен плавать под черным флагом? Если да, побыстрее скажи-ка родителю, а не то, дьявол меня разбери, как бы не сделалось слишком поздно.

— Да, я принял волевое решение, — наконец Липкен-младший получил достойную должность, о которой, как известно, в последнее время все настойчивее начал подумывать, — и буду плавать под командой прославленного пирата, — говорил он твердо, где-то даже с сарказмом, гладя прямо в глаза влиятельному родителю, как и Уойн вполне убежденный, что отец не рискнет подвергать его жизнь хоть какой-нибудь более или менее серьезной опасности.

— Хорошо, — Джеральдин как будто бы с объявленным мнением согласился, по сложившейся привычке не выказывая внешним видом никаких негативных эмоций, буквально будораживших его и без того неуравновешенную натуру, — именно о чем-то похожем я и подумал, поэтому — раз уж ты назвался пиратом — предлагаю заключить между нами обоюдовыгодные условия, — он замолчал, ожидая, что своим чередом предположит грубый разбойник.

— То есть, — не замедлил тот высказаться, состроив неприятную рожицу, выказывавшую большое пренебрежение, — ты предлагаешь мне каперство? Однако, если ты обо мне хоть что-нибудь знаешь, то тебе должно быть отлично известно, что я никогда не плавал ни под чьим другим флагом и не поступал ни к кому на государеву службу — понимаешь, о чем идет речь?

— Да, я осведомлён, и довольно неплохо, — кивнул Липкен-старший в знак согласия головой, подразумевая сделанным предложением нечто, по конечной сути ничуть не совпадающее с озвученным термином, — а потому я предлагаю тебе службу секретную, не подкрепленную охранной грамотой, как у нас сейчас говорят, «под полным прикрытием» — что последнее утверждение означает? — Джеймс потом тебе подробнейше объяснит. В сущности, если быть кратким, мое предложение сводится к тому взаимовыгодному условию, что вы — под флагом Соединенных Штатов, конечно — будете нападать на наших заклятых врагов, вследствие чего спровоцируете их на начало крупномасштабного инцидента, где окончательным итогом окажется, что развязали его не мы, а по огромному недоразумению наши обманутые противники. Но война уже начнется, и никому будет не интересно, когда неожиданно выяснится, что всемирный конфликт был развязан не официальными представителями Военно-морских сил США, а обыкновенными террористами, каким-то непостижимым, просто чудеснейшим, образом захватившими наше современное, сверхсекретное судно, — он заговорщицки посмотрел на сына, как бы ища у него понимания, — ты соображаешь, о чем я сейчас говорю? — внимательно изучал он взгляд нерадивого отпрыска, а получив утвердительный ответ, выраженный простым: «Да, разумеется», мгновенно продолжил: — Плавать вы будете на собственный страх и риск, а ежели вдруг чего-то случится — вас, к примеру, поймают — мы от вас сразу открестимся; скажем, дескать мы вас знать-то не знаем, — а как же вроде мой сын, плавающий вместе с пиратами? — тут я тоже, не сомневайтесь, запасусь готовым ответом — да таким! — что он не вызовет ничьих нареканий. Ну так что, согласны? — На последнем вопросе пространный монолог представителя верховного командования Соединенных Штатов Америки, взявшего на себя не предоставленные высшим руководством полномочия и не наделённого правом вести столь важные переговоры от лица всего могучего государства, можно было считать законченным; теперь требовалось услышать мнение благодарных слушателей, решивших пока задумчиво отмолчаться.

— А какая нам конкретная выгода? — немного поразмыслив, поинтересовался грозный предводитель пиратского братства. — Какая будет прямая нажива?

— При благополучном исходе, то есть если вы останетесь живы, — адмирал многозначительно улыбнулся, — вы получите столько золота, сколько за один раз сможете на себе унести. Ну и?.. Я жду ответа.

— Мы согласны, — провозгласил разбойничий капитан, придав себе горделивую позу, — только огласи, сэр, — озарился пират зловредной усмешкой, сделав презрительное ударение на последнее слово, — нам, пожалуйста, остальные условия.

— Они простые и нисколечко не затейливые, — Липкен-старший облегчено вздохнул, тем самым выдавая, что он никак не ожидал достигнуть взаимного понимания на удивление неестественно быстро, — вы плаваете на собственный страх и добровольческий риск, но, выполняя наши приказы, получаете продовольствие, оружие, снаряжение, боеприпасы и военных специалистов, необходимых для проведения успешных диверсионных провокаций и боевых операций…

— Кстати, касаясь последних, — неожиданно прервал родителя Джеймс, нахмурившись, словно бы вспомнив что-то не очень приятное, — наш, слишком патриотичный, механик «забарикадировался» в машинном отсеке и, не принимая во внимание никакие увещевания, выказывает полное нежелание начать сотрудничать, заявляя — наглец! — что говорить будет только с главнокомандующим, получается, с тобой… отец. Как быть с поставленным вопросом, наиболее сейчас насущным, а кроме того, и самым немаловажным?

— Нет ничего проще, сынок, — в чём-то недоброжелательно, но где-то и ласково, усмехнулся военачальник, наконец-таки успокоившись за дальнейшую судьбу единственного, невероятно любимого, сына, — сейчас, как я немногим ранее успел вам заметить, на дворе стоит двадцать первый век — время высоких технологий, мобильных телефонов и полетов через видимое пространство, — высказывался он с неприкрытой иронией и, скорее всего, подразумевал перемещение в будущее пиратов, хотя, возможно, намекал и на что-то другое, — что само по себе не должно вызывать существенных затруднений — что я имею в виду? — да только то простое условие, что вы подходите к машинному отсеку, звоните оттуда мне и даете поговорить с преданным флоту механиком Нельсоном. Ручаюсь: не пройдет и секунды, а он будет в полном вашем распоряжении. Да и!.. Не советую вам от него избавляться: лучшего судомеханика вы навряд ли найдете.

Как предложено, точно так же и сделано; в итоге отважному патриоту, рьяно относившемуся к порученным обязанностям и к поставленным высшим руководством задач, ничего другого не оставалось, как повести сверхсовременное, секретно судно, захваченное пиратами, на первое, обозначенное ему самим адмиралом, задание. Бешеный Фрэнк временно простил отважного мореплавателя, посчитав его упорство больше заслугой, подтверждавшей истинную преданность, нежели чем-нибудь оскорбительным, заслуживавшим немедленного раскаяния, или попросту казни; он любезно предоставил Теодору возможность вести новейший тримаран к поставленной цели, нисколько потом в принятом решении не раскаявшись, — старослужащий машинист (как никто другой) знал подведомственное судно до самого последнего винтика.

Глава III. Таинственный остров

Волею судьбы оказавшись на самом обычном, хотя и давно устаревшем, бриге, молодые люди, оставленные капитаном, изрядно опьяневшим, вследствие чего ушедшим в каюту сладостно почивать, не сидели без полезного дела… Однако, перед тем как рассказывать, чем же они действительно занимались, справедливо будет заметить, что Калипо (даже вопреки тому, что оставил пиратское дело и что поклялся в последующем жить честно, как сказал его воспитанник, по закону) посчитал необходимым обучить подрастающего сына первостепенным премудростям корабельного дела; стало быть, благодарный ученик без особого труда включился в управление судном и уверенно вел его по назначенному маршруту, успешно ориентируясь как по палящему солнцу, так в точности и по другим ориентирам — и по компасу, и по птицам, и по доставшейся от пиратки-матери поразительной интуиции. Время клонилось к полудню, они беспечно болтали о насущных проблемах… Но вдруг! Очевидно устав от бессмысленного времяпрепровождения, озорная блондинка резко вскочила на обе ноги и живописно извлекла из ножен присвоенную абордажную саблю; острый конец она наставила на внезапно образовавшегося предполагаемого противника.

— Быть может, юноша, — обратилась она к молодому Риду, ошарашенному ее неожиданным поведением, и не позабыла игриво состроить плутоватые глазки, — ты немножечко поучишь меня фехтованию, ведь, видя, как ты управляешься с судном, без обиняков заявляю, что твой воспитатель — закоренелый разбойник! — обучил тебя не только одному навигационному делу… или, скажешь, я ошибаюсь?

— Нет, — молодой человек не торопясь извлек массивную шпагу, подаренную боцманом и принесенную им чуть раньше (презентованное оружие было захвачено у одного французского аристократа и хранилось среди личных вещей Бесстрашного Ричарда; он почему-то посчитал, что «благородный клинок» больше подходит для юного, а соответственно амбициозного, храбреца, нежели для зрелого, вполне состоявшегося, мужчины, предпочитающего красоте и изяществу поражающие и рубящие особенности, отлично выраженные в форме турецкого ятагана), — воспитатель, и правда, — он продолжал называть отца пока ещё по старой привычке, — обучил меня некоторым приемам, применяемым в обиходе с холодных и огнестрельным оружием.

— Тогда, возможно, ты не откажешься показать мне парочку коронных финтов? — улыбалась лукавая красотка подозрительно дружелюбно, придавая распрекрасному личику во всех отношениях невинное выражение. — Сам должен понимать, что я явилась к вам — «хрен» его знает откуда! — и что мне, принимая во внимание царящие в современном времени нравы, просто необходимо уметь защищать и совсем «ищё» юную жизнь, и хрупкую де́вичью честь, — на последних словах Валерия усмехнулась, отлично помня своеобразие прошлой «профессии»; на самом же деле мысленно она подразумевала, что не желает отдавать бесподобное, несравненное тело кому бы то ни было — вот так просто, без собственного на то дозволения.

— Чем смогу, — послушным голосом отозвался сын прославленного пирата, как и его очаровательная противница, занимая оборонительную позицию и выставляя перед собой острый, более чем длинный, клинок, — тем помогу, и сделаю все, что окажется в моих силах.

Мисс Доджер (как ее окрестил Умертвитель, добавив к звучной фамилии, ею же лично и выдуманной, и больше напоминавшей пиратское прозвище, обозначение девушки, не вышедшей замуж) досталась арабская сабля, кроме всего прочего отличавшаяся поблескивавшим семидесятисантиметровым клинком, позолоченным, заточенным по внешнему краю, а ещё и полностью скрывавшим миниатюрную руку красивым эфесом; к ней прилагались изящные ножны, украшенные удивительной резьбой, изображенной как на конце, так в точности и вначале. Она сделала резкий, совсем нешуточный, выпад, намереваясь поразить назначенного неприятеля в худощавую грудь и не переставая одномоментно расспрашивать:

— Не сочтите за дерзость, — безусловно, она ехидно язвила; в то же время пытливая девушка совершенно серьезно намеревалась как можно лучше узнать характер чересчур любезного компаньона (в недалеком будущем ему пророчился статус любимого человека, а значит, требовалось выведать неприятные, отталкивающие черты, вольно или невольно существующее во вроде бы миролюбивом характере, вполне возможно, умело скрывающиеся за внешним невозмутимым спокойствием), — но, будьте так любезны, отважный юноша, не посчитайте за труд и поделитесь со мной тем особенным обстоятельством, как вдруг настолько удачно вышло, что вы — до такой степени вовремя! — пришли мне на выручку, когда ныне покойный квартирмейстер пытался меня изнасиловать?

— Извините, — непроизвольно, благодаря отменному воспитанию, предоставленному ему старым морским разбойником, поклявшимся сделать из единственного сына законопослушного и достойного человека, Джо продолжал обращаться к деловитой (но больше всё-таки дерзкой) особе по сложившейся привычке достаточно уважительно — как, впрочем, всегда было принято среди людей, причислявших себя к почтенному обществу; говоря, он не позабыл отразить предназначающийся ему коварный удар и нанести в следующее мгновение свой, сбоку направленный в прекрасную голову, производя его с сугубо определённым расчетом, чтобы в любом случае он не смог бы достичь назначенной цели, — но что тут скажешь, кроме того что мы и сами с отцом, — на этот раз он смог наконец «выдавить» из себя принадлежащий родителю общепринятый статус, — попали в неприятную, а в чём-то и глупую ситуацию.

Умелая соперница ловко парировала удар, проделала заковыристый выпад, как и первый не достигший тренированного противника и искусно отбитый обученным фехтовальщиком. Предполагая ответное нападение, прагматичная блондинка сделала шаг в бок, два — назад, осуществила переход и заняла выжидательную позицию.

— Интересно какую? — не останавливаясь в честолюбивых стремлениях и продолжая побольше выведывать о новом знакомом, допытывалась Лера; единовременно она готовилась к очередному финту и предполагала угрожать кончиком сабли груди́ потенциального неприятеля.

Едва она изловчилась, последовал неожиданный укол, направленный прямо в сердечную мышцу юного Рида; естественно, он не достиг положенной цели, потому как был отражен твердой, привыкшей к подобным пируэтам, рукой. Дальше начало твориться что-то из ряда вон выходящее: бросив насущные, наиболее жизненные, дела, молодые люди носились по палубе, одновременно нападая и тут же обороняясь, показывая виртуозные чудеса и проявляя их в неподражаемом мастерстве фехтования; однако, даже вопреки тому немаловажному обстоятельству, что оба были поглощены проведением нешуточного, вроде бы как реального, боя, ни тот ни другая ни на единственную секунду не прекращали беседу.

— Так что ты, Джо, мне на простенький вопрос скажешь?! — спрыгивая с капитанского мостика и приземляясь на основную палубу, воскликнула воинственная красавица и настойчивым взглядом пригласила следовать за собой; а ещё она заняла оборонительную позицию и помахала перед собой блестевшим лезвием острозаточенного резного клинка.

— Не знаю конкретно зачем, — не задумываясь, ответил ей Рид, в отличии от проворной Ловкачки медленно спускаясь по лестнице, дабы избежать неожидаемого подвоха, — но мы с воспитателем прибыли на Багамские острова, давно уже считавшиеся английской колонией, где стало практически невозможно встретить кровожадных разбойников…

— Вместе с тем в абстрактном идеале оказалось не так, — сделала неоспоримое заключение пытливая девушка, возобновляя ненадолго прерванный поединок, а в ходе сумасшедшей битвы энергично перемещаясь по палубе, — и вы столкнулись с пиратами.

— Все правильно, — парируя предназначавшиеся ему филигранные атаки, а в отместку предпринимая не менее снорови́стые, но с чётким условием, чтобы — не дай Бог! — не поранить очаровательную соперницу, согласился с предложенным мнением Джо, а следом продолжил: — Мы направлялись тогда в форт Нассау и пешком передвигались по островку Нью-Провиденс, где, по-видимому, нас уже поджидали. На чем я основываю сделанный вывод? Сейчас объясню: неожиданно нас, шедших пешком и никому не мешавших, выследили морские головорезы, возглавляемые Бешеным Фрэнком, ничего не объясняя, оглушили, а затем почти сразу же доставили на двухмачтовое судно, где поместили в железную клетку, предусмотрительно заперев на прочный, железный «замочище».

— Да?! — словно бы удивилась напористая блондинка, не забывая отражать предательские уколы и «уворачиваться» от маховых выпадов; естественно, ей приходилось активно перемещаться по палубе. — Но как же, позволь поинтересоваться, вы из «пиратского обезьянника», — применила она термин современный, неплохо ей известный и наиболее подходивший возникшему случаю, — столь удачливо выбрались?

— Так случилось, — отступая, чтобы обороняться, а затем изловчившись и нападая, но с исключительным расчетом, чтобы фактически не причинять дотошной красотке увечий, продолжал объясняться юный поклонник, все более «растворяющийся» в непередаваемых, магических чарах, точнее, напрочь сраженный несказанным очарованием бойкой знакомой, — для моего отца подобные сложности не являются какой-нибудь слишком неразрешимой задачей; по правде и к моему удивлению, он без особых затруднений справился с огромным запорным устройством и без промедления выпустил нас на свободу. Тут, мисс Доджер, раздался Ваш пронзительный крик, взывавший о помощи, — вот мы и, не задумываясь, решительно кинулись к Вам на самую скорую выручку.

Осуществив непревзойдённо мастерский переход, сын Умертвителя резко повернулся вокруг невидимой оси, а затем коварно, откуда-то из-за спины, направил «аристократическое острие» напрямую в горло сногсшибательной девушки… как и полагается, оно едва не достигло выбранной цели и остановилось на мизерном расстоянии, не превышавшим десяти миллиметров.

— Отличный финт, но только где-то я его уже видела? — подозрительно хитро усмехнулась боевая проказница, игриво глядя в изумлённые глаза незадачливого противника. — Ах да, кажется, вспомнила! Один не безызвестный киногерой, он же французский король, обучал ему верных миньонов; впоследствии один из них, воспользовавшись непревзойдённым коварством, ранил одного нехорошего человека… но это не суть как и важно. Возвращаясь к продемонстрированному уколу, скажу тебе честно: в обычных условиях он целиком и полностью является эффективным, но только в том исключительном случае, если не знаешь злодейского контрудара, существующего против него, — здесь она скосила книзу голубенькие глаза и показала придирчивым взглядом на арабский клинок — всего в пяти миллиметрах он застыл остриём у солнечного сплетения и не ранил молодого красавца, выбранного девушкой в игривые неприятели, волею случая, да разве ещё капризного, озорного характера, — как понимаешь, ты был убит двумя секундами раньше. И давай уже перейдем на «Ты», а то мне прям как-то даже становится неудобно — ты, надеюсь, не против?

— Честно признаться, нисколько, — согласился с озвученным предложением Джонатан, ошеломлённым взором констатируя неловкое поражение, — только не пойму — откуда?! — ты столько всего умеешь, ведь аналогичного, поразительного мастерства порой не могут достигнуть даже зрелые воины, неоднократно побывавшие в реальных схватках, ожесточённых и яростных?

— Скажу откровенно, — ответила юная мисс, особенно не задумываясь; она озарилась кокетливым взором и одновременно поместила клинок в удобные ножны, — в детстве я больше играла с мальчиками — хм, меня почему-то всегда тянуло именно к сильному полу? — и фехтование среди нас было чем-то само собой разумевшимся, ну! а ко всему прочему моим любимым киногероем является один французский граф, — не дожидаясь попутчика, деловитая Ловкачка кивнула ему направление миловидной, белокурой головушкой и отправилась тем же мигом обратно, к капитанскому мостику; недосказанную фразу она заканчивала уже на подъеме: — Который отлично проявил себя в фильмах про трех мушкетеров.

— Французский граф? — непонятно почему, но молодому человеку сделалось интересно; он вслед за девушкой устремился на прежнее, капитанское место, где оказался буквально через небольшое мгновение. — А, прошу прощения, кто он? — «необразованный невежда» попытался сгладить полную неосведомленность путём обыкновенного извинения.

— Странно? — ничуть не меньше удивилась Валерия, усаживаясь на неудобное сидение, ею же недавно сооруженное и представленное в виде обыкновенной, скрученной в бухту веревки; она достала из кармана пачку «Мальборо» и закурила предпоследнюю сигарету (отраву всему живому). — Я, грешным делом, подумала, что ты озадачишься «киногероем»? Но, так или иначе, «забей», — сказала, а поняв, что подобное выражение в восемнадцатом веке будет истолковано совсем по-другому, мгновенно поправилась: — Или, выражаясь проще, забудь… Да-а, — в другой миг она уже опечаленно поглядывала в практически опустевшую бумажную упаковку, — с курением, судя по всему, в недалеком будущем предстоит завязать: пыхать вашу средневековую отраву, — поморщившись, привела белокурая девушка сравнение, промахнувшись примерно на пару столетий, — я, уж точно, не буду. Кста-а-ти, — интригующе растягивая ключевое слово, обратилась она к юному Риду, вернувшемуся за штурвал и взявшему на себя обязанность по управлению судном, — пока мы остались одни и больше ничем другим не заняты, быть может, расскажешь про детство и юность, а главное, как же в действительности случилось, что ты остался без матери?

— Особо хвастаться нечем, — немного смутившись (что не ускользнуло от нагловатого и внимательного взгляда хитрющей красавицы), начал юноша невеселую, трудную повесть и почему-то отвёл в сторону зеленоватые, с карим оттенком, глаза, — сколько я себя помню, всегда при мне находился предприимчивый воспитатель, в конце концов оказавшийся мне родимым отцом. Он обучил меня всему, что я сейчас умею, и рассказал, как можно находить выход даже из самой, казалось бы, безвыходной ситуации. В общем, если быть кратким, все юные годы я прожил за ним, особо ни в чем не нуждался и нисколько не задумывался, откуда берется наше материальное благополучие, обеспечивающие нам более-менее сносное состояние и позволяющее моему наставнику нигде не служить, ничем доходным не заниматься.

— Видишь, как в конечном итоге всё складывается не очень-то даже и плохо, — мисс Доджер озарилась и лучезарной, и простодушной улыбкой (при ее-то скептическом, почти паническом, недоверии, выработавшемся к посторонним людям с раннего детского возраста?), — теперь ты знаешь, что существующее благосостояние было награблено твоим пиратским родителем… Но!.. — неожиданно она осеклась. — Запоздалое прозрение не должно повлиять на ваши с ним отношения, ведь он — вопреки всем трудностям! — тебя не бросил — и плохо ли хорошо ли? — но все-таки вырастил, — для воспитанницы детского приюта, обозначенное обстоятельство являлось особенно важным.

— Всё верно, и я склоняюсь к точно такому же мнению, — не стал спорить застенчивый парень, возвращаясь к основному повествованию, — но вплоть до настоящего времени я ничего не знал и всегда считал, что мои родители давно уже умерли и что единственный мне близкий человек на всем белом свете — это мой воспитатель, на моей памяти всегда почитавший моральные принципы и существовавшие людские законы; он и меня склонял к неукоснительному их исполнению.

— А заодно обучил тебя фехтованию и корабельному делу, — неусидчивая красавица вновь не смогла удержаться от колкой иронии и самодовольно закончила за юношей правдиво-справедливую мысль.

— По совести, так оно и было, — согласился с утверждением почтительный Рид, воспитанный в самых лучших традициях эпохи колонизации, — я прилежно учился всему, что преподавалось мне умелым родителем, признаваемым мной в качестве степенного воспитателя, и постигал естественные науки, способные впоследствии сослужить хорошую, если и не самую нужную службу. По чести сказать, единственное реальное испытание, какому мне за все молодые годы случилось подвергнуться, — это пленение нас Бешеным Фрэнком, славящимся как кровожадный разбойник, жестокий и беспощадный, по сути неуловимый, а в сущности держащий в страхе всю прибрежную акваторию.

Молодые люди проговорили до самого вечера, и солнце уже потихоньку стало клониться к закату, когда на верхнюю палубу стали подниматься пробудившиеся пираты, а следом за ними и проспавшийся капитан. Воодушевленный вновь вернувшимся статусом, он сразу же обозначился прескверным характером, некогда им утраченным, но вновь «проснувшимся» и теперь «просившимся» выйти наружу.

— У, обалдуи беспечные, — сказал он пускай и строго, но по большей части с непредвзятой иронией, — чего это вы мне дали столько проспать и не разбудили чуть раньше?! Хотя… — сказал он уже более дружелюбно, потягиваясь в сладостной неге, — какая сейчас-то великая разница: море спокойное, ветер попутный, идем мы уверенно, то бишь никуда не опаздываем. Единственное, нужно будет потом, при наступлении ночи, по звездам скорректировать курс, пока же, мне видится, путь проходит нормально. Чем молодежь вы тут, пока мы почивали, позанимались? — ощерился он интриговавшей ухмылкой и без лишних предисловий перешел ко второму вопросу: — Ничего плохого не делали?

— Немного «пофехтовали», — за обоих ответила девушка, более смышленая в предложенной теме и без особого труда оценившая, что конкретно подразумевается старым разбойником, — если, конечно, Джек, ты — это! — имеешь в виду?

— И только-то? — усмехнулся пират сквозь седую бороду, по ровному счету и не ожидавший услышать хоть чего-то противного, в той или иной степени неприличного и (как бы помягче сказать?) не слишком принятого. — А я-то подумал? Ну, да ладно, в общем неважно; сейчас же меня беспокоит кое-что понасущнее, — он зловредно прищурился, — кто в последующем будет в нашей чудесной компании коком? Мисс Доджер, уверен, ответит отказом, а значит, неудобную должность предстоит «разыграть» между оставшимися членами немноголюдной команды. По моему мнению, она временно подошла бы для боцмана; с его же, пока немногочисленными обязанностями, я и сам как-нибудь справлюсь. Возражения есть? — с грозным видом осведомился морской разбойник, а не дав никому ничего сказать, сам же себе однозначно ответил: — Возражений нет! — после чего, по привычке легонько присвистнув, отстранил юнца от ручного штурвала, самолично заступив на вахту и приняв на себя бразды управления.

Дальнейшее распоряжения заставили Бесстрашного Ричарда, в связи с возложенными обязанностями особо не унывавшего, беспечно удалиться на кухню. Молодым людям было разрешено отправиться отдыхать либо заниматься другими, более занимательными, делами, что они и не замедлили то́тчас же сделать — продолжили наслаждаться обоюдным общением, предпочтя его спокойному сну и постепенно устанавливая между собой взаимную связь, однажды вдруг вспыхнувшую и лишь сильнее крепнувшую с течением времени. Ещё Колипо обратил внимание на тот существенный факт, что не только один его сын отдал предпочтение прекрасной мисс Доджер; нет, имеелся второй человек, который восхищенным взглядом буквально «поедает» молодую красавицу и который ради поставленной цели (как и любой пират) готов на всё, даже на самые подлые меры. «Да, мистер Тэтчер, — мысленно обращался старик к загадочному молодому разбойнику, не пожелавшему расстаться со значимым именем, доставшимся от рождения, и более семи лет плававшему среди морских разбойников без устрашавшего прозвища, — интересно было бы знать: какие в твоей недальновидной, тупой головёнке, нехорошие, зарождаются мысли?.. Непременно надо будет присмотреть за тобой повнимательнее — а то как бы чего не вышло? — обозначил он для себя приоритетную, первоочередную проблему. — Сын у меня единственный, и потерять его для меня, поверьте, было бы неприемлемо».

Между тем влюбленные погружались во внезапно нахлынувшее прекрасное чувство все глубже, ни на что вокруг не обращая внимания, а в окружающей обстановке ничего абсолютно не замечая; исключение составляли одна взаимная любовь и нежданно свалившееся обоюдное счастье, дарованное Богом и выражавшееся в великолепной возможности бесконечно созерцать объект необъяснимой привязанности, до последней крайности страстного вожделения. Спать они отправились глубоко за полночь, когда все остальные давно уже находились в матросском отсеке и когда на них наигранно гневно прикрикнул старый морской разбойник, напомнив, что с утра им обоим предстоит заступать на вахту, где они и смогут, как он выразился, «вдосталь наговориться».

— Хватит на небе звезды считать! — стараясь быть грубым, но в душе наслаждаясь и улыбаясь в густую поседевшую бороду, разорвал чудесное блаженство непререкаемый капитан, отлично понимавший, что во все времена удачливость зависит от общей боеспособности, обусловленной бодрым состоянием, железной хваткой верной руки, а главное — способностью быстро и рассудительно мыслить; в настоящем случае, по его мнению, обученному воину ничего особо предпринимать и не требуется, а единственное, необходимо позволить организму как следует выспаться. — Всё равно никогда не сочтете, — добавил он для острастки, — поверьте, их точный подсчёт еще никому не оказывался под силу. Мисс Доджер! — как и обычно, без особых предисловий, переменил он тему высказывания, заостряя внимание на самых насущных проблемах. — Пока меня нет, ты, будь доброй, располагайся в капитанской каюте; тебе же, мой мальчик, делать нечего, придется ютиться среди остальных матросов, то бишь в общественном спальном отсеке.

— Постойте! — воскликнула белокурая девушка, поделившись с окружавшими спутниками резонной мыслью, неожиданно пришедшей в неглупую голову. — Но кто запретит нам с Джонатоном спать вместе, скажем, в какой-нибудь кладовой или — с твоего, безусловно, Джек, разрешения — в капитанской каюте?

— Не стоит будить лиха, — задумчиво пробурчал капитан, мысленно вспоминая, каким похотливым взглядом «пожирал» молодую красавицу мистер Тэтчер, ранее ему неизвестный, как неприятное следствие, не позволявший наперед просчитать возможные действия, — женщины посреди бескрайнего моря должны спать отдельно, чтобы — не дай-то Бог! — кто-нибудь не начал завидовать.

— Понятно, — позевывая и потягиваясь, отправилась голубоглазая блондинка в галантно предложенную комнату, предоставив юноше, поникнув опечаленной головой (нет, не от того, что ему неприятно было спать в одном помещении с кровожадными морскими разбойниками, а по той, самой обыкновенной, причине, что ему пусть и неохотно, но приходилось расставаться с любимой) уныло плестись в указанном направлении.

***

Следующие двое суток плыли без значительных происшествий, за единственным, малюсеньким исключением: все члены команды проявили неудовольствие по отношению к отвратной стряпне, приготовленной неопытным боцманом; ну, а к вечернему окончанию последнего дня, когда приближалась темная ночь, а водную гладь накрыло густыми, практически непроглядными, сумерками, Умертвитель скомандовал спустить паруса и вытравить якорь.

— Мисс Доджер, — обратился он к ответственной девушке, когда основные работы по остановке судна были закончены, — поскольку ты являешься квартирмейстером, то бишь полноправным моим заместителем, и поскольку тебе все одно покуда нечего делать, то сегодняшней ночью ты встанешь на вахту и будешь охранять наши сон и спокойствие — а завтра? — ровно за час до рассвета ты меня потихоньку разбудишь, а чуть попозднее я покажу тебе настоящее чудо. Все ли тебе, смазливая красотка, понятно?

— Более чем, — не препираясь, согласилась Валерия, отлично понимая, что раз она очутилась среди дисциплинированных воинов, то, хочешь или не хочешь, ей придется нести корабельную службу; в данном же случае капитан поступил, с одной стороны, предусмотрительно, с другой, безусловно, разумно, не заставив её фактически ни за что отвечать, а назначив единственную, отчасти доставшуюся, обязанность — проследить, чтобы во время нечуткого сна к ним неожиданно не приблизились какие-нибудь коварные, страшные недруги, — спокойной ночи, — добавила она, отправляясь к капитанскому мостику, — спите спокойно — я подежурю.

Закоренелые морские разбойники, определившись с вахтенным матросом, отправились спать, а романтичная девушка мечтательно уставилась в звездное небо, вспоминая о прошлой, развратной жизни и подвергая тщательному анализу предстоящую впереди. Теперь на верхней палубе она пребывала в исключительном одиночестве, потому как, противясь упорному желанию юного кавалера остаться с ней за компанию, решительно отвергла его нисколько не уместную предприимчивость (по крайней мере так она посчитала) и отослала вместе с остальными членами корабельной команды. Оставшись одна-одинешенька, голубоглазая блондинка полной грудью вдыхала солёный лёгонький ветерок, почти первобытной свежестью периодически наполнявший ее нежнейшие легкие. «Хорошо бы, чтобы я действительно оказалась в прошлом, — рассуждала она, стоя возле бортово́й балюстрады и уставившись взглядом в бескрайнее море, словно мысленно ища у него весомой поддержки, — здесь так здорово, а в моем паскудном настоящем сплошные проблемы, возникающие на пустом месте и не дающие мне самостоятельно развиваться; там нужно под всех подстраиваться, считаться с общественным мнением и постоянно придумывать, как заработать себе более-менее законное пропитание. Но что же среди пиратов? — задавалась она справедливым вопросом и сама же себе отвечала: — Они меня уважают, особенно Умертвитель — кстати, он и сам среди доставшихся ему средневековых головорезов пользуется неоспоримым авторитетом — со мной считаются, и все мне стараются угодить. Взять хотя бы, к примеру, красавчика Джо… Хм?.. Если быть до конца откровенной, у меня зарождается какое-то сильное, незнакомое мне ранее, чувство, между прочим, очень приятное, а необыкновенным жаром буквально сжигающее меня изнутри. Что это, мягко выражаясь, такое — может, любовь? Трудно сказать, ведь раньше я никогда и ничего подобного не испытывала: мужчины представлялись мне лишь как самый доступный способ заработать немножечко денег. Но с ним?.. Здесь возникшие чувства видятся совсем по-другому, — она сладостно улыбнулась, вглядываясь в бескрайнюю даль, освещаемую огромной луной и безмятежным спокойствием позволяющую девушке оценивать бесконечную глубину мало изученной необъятной Вселенной, — а самое основное, мне нисколечко не хочется возвращаться обратно». Сладостные мысли не оставляли удивительную красавицу на протяжение всей оставшейся ночи, но едва на ее мобильнике (к большому удивлению, пока еще «державшим» зарядку) время приблизилось к трем часам позднее полуночи, Лера незамедлительно отправилась будить безмятежно почивавшего пьяного капитана.

— Джек, вставай, — энергично тряся его за плечо, пыталась Валерия растолкать старого морского разбойника, перед погружением в сказочное пространство в очередной раз изрядно «набравшегося»; о пробудившемся пристрастии лишний раз свидетельствовала опустошенная бутылка, валявшаяся сейчас на полу, прямо возле широкой кровати, — скоро рассвет, а ты просил разбудить тебя немного пораньше.

— А-а, мисс Доджер, — пробурчал Колипо, с неохотой избавляясь от оставшегося в мозгу приятного сна и неторопливо поднимаясь с удобного капитанского ложа, — какая же все-таки ты слишком ответственная: взяла да и ни свет ни заря подняла. Я, быть может, специально назначил тебя вахтенной, чтобы — так сказать, полагаясь на юные годы, а следовательно, нормальную предрасположенность к внезапному засыпанию — как следует выспаться, — старик говорил слегка грубовато, но и дружески улыбаясь; однако истинное выражение он умело прятал в густо разросшуюся курчавую бороду, — а? Об этом ты случайно не думала?

— Нет, — необычная расположенность состарившегося мужчины не осталась опытной проституткой незамеченной, — я не привыкла особо раздумывать, когда на меня сознательно полагаются; короче, если мне сказано «разбудить за час до наступления утра», значит, поверь-те, капитан Джек, — ядовитый сарказм едва-едва удавалось скрывать, — так оно в точности и будет исполнено. С другой стороны, глубоко уважаемый Умертвитель, — продолжала она язвительно ёрничать, демонстрируя негативное отношение хотя и наигранно, но и сравнительно неприятно, — если твои основные планы — после выпитой поллитровки! — кардинально переменились, то ты, несомненно, можешь продолжить «хрюкать» и дальше, — переврала она слово «храпеть», — только я никак не пойму: зачем мы вставали на рейд — особо не задумываясь, в очередной раз неопытная мореплавательница искажала принятый термин, — и всю ночь болтались посреди бескрайнего океана?

— Хорошо, хорошо, мисс Доджер, — Колипо расплылся в широкой улыбке, выказывая милой девушке большое расположение, — вижу: настроена ты очень сердито и стариковских шуток совершенно не понимаешь. Пойдем уже будить остальную команду: пора ставить судно на ход, потому как ждать осталось недолго.

— Чего ждать? — не замедлила поинтересоваться молодая разбойница, посматривая на Умертвителя внимательным взглядом, для придания дополнительной выразительности сведя к переносице суровые брови.

— Скоро сама увидишь, — загадочно протянул капитан и, поморгав единственным глазом, словно убирая с него невидимую другим мимолётную пелену, твердым шагом направился к выходу из единственной удобной каюты.

Валерия незамедлительно пошагала следом за ним.

— Чего разлеглись, обалдуи беспечные?! — по выработавшейся привычке чуть заметно присвистывая, через пять минут прокричал «морской волк», едва он переступил порог матросского кубрика. — По местам всем стоять: пойдем вперед полным ветром!

Следуя неписанным правилам, опытные пираты всего лишь через небольшое мгновение — не прошло и десять минут — ставили полные паруса; однако по приказу все того же капитана, они оставили судно на якоре. Вдруг! Не успел первый луч солнца озарить ровную водную гладь, а старый пират, как маленький, зарделся счастливым румянцем и, указывая рукой вперед, возбужденно воскликнул:

— Мисс Доджер, — именно к Лере обратился закоренелый разбойник, как к единственной представительнице прекрасного пола, как к наиболее впечатлительному члену пиратской команды, да разве еще за тем непременным условием, что ему потребовалась чья-та восторженная поддержка, — ты это видишь: будто бы воздух закипает над поверхностью океана? — направлял он правую длань в восточную часть бескрайнего водоема, обращая внимание на возникающее впереди неописуемое явление. — Не стоит медлить, «други» мои! — командовал он, предназначая командную реплику для сильной половины собрания. — Путь будет открыт непродолжительно, до того времени, пока диск солнца окончательно не выйдет наружу; а потому давайте-ка поспешим — и снимемся с якоря!

Теперь и остальные участники необыкновенного сборища смогли воочию лицезреть — Нечто! — необъяснимое, расположенное от них справа, восточнее, на расстоянии каких-нибудь четырех кабельтовых (другими словами, около семисот сорока метров) и казавшееся настолько загадочным, что на какое-то мгновение смогло обескуражить даже заправских, бездушных бандитов. Однако грозный окрик, последовавший вслед за неожиданной заторможенностью, незамедлительно вывел пиратов из чудно́го ступора и заставил броситься исполнять отданное им строгое приказание. В следующий миг якорь был вытравлен, и корабль (благо ветер являлся попутным) энергично устремился в сторону некоего природного дисбаланса, вызванного либо простым восхождением солнца, либо (что вероятнее всего!) возможно, и чем-то потусторонним. До полного выхода из-за горизонта у солнечного светила оставалось не более чем пара минут, когда пиратский корабль, отмеченный «Улыбавшимся Роджером», достиг бурлящего воздуха и носовой, передней частью начал углубляться в странную, а в чем-то и страшную, неизвестность; другими словами, деревянный корпус просто-напросто стал куда-то проваливаться, словно бы мгновенно потерял естественную точку опоры и самопроизвольно устремился в бескрайнюю и бесконечную бездну. Стремительное падение длилось не больше минуты, но за протекший период перед глазами незадачливых путников, неожиданно оказавшихся в крайне мрачном и до жути темном пространстве (где не было видно ни зги), мысленно пронеслась вся их прошлая жизнь, по сравнению с нынешней чудовищной мистификацией показавшаяся им и приятной, и в полной мере беспечной (говоря откровенно, все они, в том числе и несравненная мисс Доджер, поддавшись необъяснимому испугу, с ней просто-напросто дружно прощались). Вместе с тем любые ужасы однажды заканчивается — не стал каким-нибудь исключением и этот особенный случай; в результате парусное судно (ко всеобщему ликованию!) плавно приводнилось на ровную водную гладь и оказалось прямо напротив таинственного, фантастически необычайного, острова, доисторической природой повергшего зачарованных зрителей (за исключением Джека Колипо, конечно) в непередаваемый словами мистический трепет.

Останавливаясь вкратце на его описании, стоит указать лишь следующие особенности: во-первых, он расширятся по кругу гладкой и ровной линией, ограничивающей песчаный берег от синего моря; во-вторых, самая высокая гора уходит остроконечной вершиной в далекое, бескрайнее поднебесье, где и теряется из виду среди густого, едва ли не жидкого воздуха; в-третьих, дальше бросается в глаза необыкновенная растительность, если ли не райская, то никем из них раньше не виданная; в четвертых, людских ушей достигают звуки многоголосого птичьего пения, а сказочные деревья просто усыпаны фруктами, настолько диковинными, аппетитными, красочными, что непроизвольно вызывают ошеломляющий шок, граничащий со сверхъестественным трепетанием; ну, а в-пятых и, наконец, последних, из диких животных видятся разве что травоядные, лишний раз придающие чудодейственному саду сказочное сходство с древним Эдемом, дивным, волшебным и изумительным.

— Что за удивительное место?! — восхищаясь представляющимся видом, воскликнула белокурая девушка, пораженная настолько, насколько не сумела скрыть поразительных, благоговейных эмоций.

— Одно исключительно таинственное пристанище, известное, единственное, мне, да разве еще капитану Фрэнку Уойну. Если быть полностью откровенным, он мне его когда-то и показал, пока мы являлись партнерами и пока между нами не возникло значительных разногласий, — произнося самообличительный монолог, Умертвитель нахмурился, однако в угрюмом состоянии прославленный пират оставался недолго, а, как и обычно, мгновенно переключившись на более насущные темы, озарился простоватой и добродушной улыбкой: — Ну?.. Чего застыли, словно бы неприкаянные? Свистать всех наверх: мы высаживаемся на берег!

Подолгу приглашать никого не потребовалось — рьяные пираты немедленно бросились выполнять озвученную команду, спустили с кормы небольшую шлюпку-ялик и полным составом пересели в утлое, небольшое судёнышко. Когда последний пассажир очутился на месте, долговязые гребцы уверенно навалились на весла и поплыли в сторону берега, располагавшегося от корабля на расстоянии полутора кабельтовых. Море представлялось необыкновенно спокойным и исключительно гладким, по нему не шла ни одна, даже обычная, легкая рябь, в результате чего прибрежной полосы морские разбойники достигли за каких-нибудь двадцать минут, хотя и плыли они, в общем-то совершенно не торопясь, предоставляя юной пиратке вдоволь налюбоваться небывалыми, красивыми зрелищами, постепенно возникающими перед заворожённым, очарованным взором и никогда ею доселе не виданными.

— Правь вон на ту небольшую пещерку, — приказал капитан, когда им оставалось проделать не больше ста ярдов и когда перед ними отчетливо стало вырисовываться еле заметное скальное углубление, расположенное в двадцати метрах от линии соприкосновения суши и моря, с водой же соединенное нешироким проливом.

Пираты лихо навалились на деревянные весла (за исключением мисс Доджер, само собой разумеется) и через каких-нибудь пять минут входили в удобную бухту, скрытую от посторонних глаз разросшимися по округе густыми деревьями и ветвистыми кустарниковыми растениями; те и другие напоминали собой первозданную растительность, никем пока не тронутую и просто усыпанную загадочными спелыми фруктами.

— От голода мы здесь, точно уж, «кони не двинем», — поделилась голубоглазая блондинка сделанным наблюдением, в отличии от остальных соратников не занятая нудной работой и в полной мере наслаждавшаяся дивным пейзажем, возникшим перед восхищённым, зачарованным взглядом, — неужели это те самые райские кущи, про какие столько говорится и про какие упоминается в Ветхом завете?

— Возможно, — пожал плечами старый пират; они как раз пересекали границу горного углубления, овеянного прохладой и скрывавшего тайное убежище от жаркого майского солнца, — я не знаю, откуда Бешеному Фрэнку стало известно про удивительный остров, но то несомненное обстоятельство, что он так и остался никем другим не изведан, — в озвученном факте я нисколько не сомневаюсь, — сделал Джек неоспоримое заключение, указывая рукой на двухмачтовый парусный баркас, оснащенный двенадцатью веслами, длиной доходящий приблизительно до двенадцати метров, шириною же примерно до трех; он стоял пришвартованный к ровному скальному выступу, будто бы специально выдолбленному самой благодушной природой и возведенному ею практически вровень с уровнем моря.

Маленькое суденышко, возникшее перед ошеломленным видом отпетых разбойников, находилось в невысокой пещере, имевшей размеры пятьдесят ярдов в длину, сорок в ширину и до пятнадцати в высоту; кроме входа, сведенного в верхней части под свод, она увенчана метровой естественной вытяжкой, через которую, собственно, и происходит ее природное освещение. Дальше можно коснуться общих конфигураций; при их детальном осмотре становится очевидно, что водный бассейн, образованный в самом центре, по всему закруглённому периметру окружается скальными выступами, в основе образующими ровную каменную площадку, способную свободно поместить на себе до сорока человек, хотя не исключается, что, возможно, и больше; прямо напротив покоящейся лодки, с той стороны твердой, каменистой поверхности, виднеется небольшая полукруглая ниша, по всей видимости образующая вход в какое-то дополнительное подземное углубление; рядом с ней стоит объёмистый цилиндрический металлический чан, снаружи обмазанный чем-то грязным и черным, на вид представляющимся обыкновенным гудроном, а самое главное, располагающийся над вместительным очагом, сложенным своеобразной конструкцией и обложенным большими булыжниками, причем с определённым расчетом, чтобы емкость стояла на них достаточно прочно и чтобы между камней осуществлялось поступление воздуха, в рассматриваемом случае используемого в качестве поддувала; наконец, возле странной, но вполне надежной конструкции на полу покоятся множественные железные блюдца, зачумлённые тазики и другие, подобные им, предметы, имеющие точно такой же унылый, крайне непривлекательный, вид.

— Это что еще за «хреновина»? — незамедлительно поинтересовалась Валерия, показывая рукой на непонятное внутреннее устройство. — Вы что, бензин, что ли, здесь выгоняете?

— Бензин? — явно что приведённое название вызвало у предводителя пиратского братства большое непонимание, мгновенно выразившееся в недоверчиво нахмуренном виде. — Абсолютно не ведаю, что ты, мисс Доджер, имеешь в виду? С другой стороны — скажем, если тебе действительно интересно? — я доложу, что чу́дная штуковина предназначается для варки древесной смолы, необходимой — как всем, должно быть, известно? — для тщательного «просмаления» деревянного судна, чтобы в ходе долгого путешествия неожиданно не образовалась какая-нибудь неприятная течь и чтобы судно не отправилось прямиком к морскому дьяволу Дэви Джонсу… ее здесь, к слову, полно, — имея в виду вязкое, липкое вещество, после непродолжительной паузы, немного подумав, дополнительно разъяснил беспристрастный рассказчик, — и именно для ее безопасной добычи в былые времена мы как раз таки и использовали сие таинственное пристанище. Но что такое… обозначенный тобою, мисс Доджер, бензин? — не нашел пират ничего более лучшего, как осведомиться у девушки про странное название, как и обычно, незатейливо, но резко изменяя тему произносимого монолога.

— «Забей» — вновь употребила Лера полюбившийся термин, непривычный для эпохи колонизации; в ту же самую секунду она ловко выпрыгнула на берег, так как шлюпка только-только пришвартовалась возле одинокого баркаса, поставленного здесь на долговременную стоянку, — вам он все равно не пригодится, а вот мне бы в зажигалку совсем даже не помешал. Но откуда здесь оказалась бесхозная лодка? — говорила она в следующий момент, постукивая ладошкой по внешней обшивке незначительного суденышка и как бы проверяя его на стойкую прочность. — И для каких интересных целей ее в тайной пещере содержат, ведь, судя по всему, кроме нас, здесь никого другого и в помине-то не бывает?

— Правильно, — согласился старый морской разбойник; он предоставил подчиненным матросам друг за другом выбираться на сушу и, попеременно оглядываясь, изучать удивительное явление, — тем и славится таинственный остров, что путь сюда неизвестен никому, за исключением, разумеется, тех, кто ранее уже был и кто знает некоторое особенности, способные приоткрыть загадочную завесу и помогающие отыскать ту чертову пелену, что и открыла нам утренний проход в неизведанное, сказочное пространство.

— Кста-а-ти, — вперила Лера в болтливого старика внимательный взгляд, немного сузив глаза и демонстративно упирая ловкие руки в боки, — а никто из вас — я имею в виду тебя, Джек, и пирата, по имени Бешенный Фрэнк — не боится, что приводимые вами сюда посторонние люди однажды поднимут бунт, а сами впоследствии будут использовать дивное место по сакральному, но и бандитскому усмотрению? Как худшее следствие, в конечном итоге оно потеряет первозданную, искомую сущность?

— И опять ты, мисс Доджер, попала в самую точку, — утвердительно кивнул головой Умертвитель, выбираясь из шлюпки и приближаясь к воинственной красавице, занявшей красноречивую позу, — вот ещё одна причина — а не только моё предательство — побудила моего старинного приятеля ни на миг не прекращать мои долгие поиски — и с течением времени он меня все-таки выследил. Что касается секретности запредельного острова? Для того чтобы сюда попасть — как я уже и сказал — надо знать некоторые особенные приметы; согласно им, посреди огромного океана выбирается маленький участок, откуда становится видно то необычное колебание воздуха, непередаваемое никакими словами и отчетливо засвидетельствованное всеми нами недавно. В настоящем случае ошибись хотя бы на несколько метров — соответственно, ничего не увидишь и, как печальный итог, никуда не «провалишься», — последнее слово говорилось иносказательно, но было всеми отлично понято.

— Но почему, — пока остальные молчаливо наблюдали и пока они следили за соревнованием в словоохотливости двух представителей разного и пола и возраста, Валерия продолжала озадачивать капитана, сохраняя горделиво занятую позицию, — ежели вы непримиримые враги, Бешеный Фрэнк открыл тебе самую сокровенную тайну?

— Вот тут аккурат-таки все просто и очень понятно, — простодушно признался старый пират, кивая и молодому человеку и миленькой леди, как бы приглашая следовать за собой; сам же он решительно направился к скальному проему, имевшемуся в горной породе, — когда-то, очень давно, пока между нами не возникли огромные разногласия — какие и развели впоследствии наши пути-дороженьки по разные стороны — мы были с Уойном лучшими друзьями и доверяли друг другу, как равные братья; да, как последние тупицы, и он и я наивно считали, что точно так же останется навсегда, — вот именно по доверительной причине мой самый верный товарищ и открыл мне один из главнейших секретов во всей, им прожитой, жизни. Пойдемте, — по укоренившейся привычке ненавязчиво свистнув, прославленный «морской волк» непринужденно сменил тему ведомой беседы и уверенной походкой вступил в темную, а в чем-то и даже пугавшую, пустоту, расположенную с противоположной стороны природного углубления, — я вам лучше покажу янтарную комнату.

Заинтригованные, твердым шагом, точно так же как и их почитаемый предводитель, молодые люди последовали за ним, а уже в следующую секунду оказались в непроглядном и мрачном пространстве. Чтобы ни на чего не наткнуться, отважной девушке пришлось воспользоваться бензиновой зажигалкой — с ее помощью она подсвечивала извилистый, загадочный путь. В противоположность ей, Колипо ничего не использовал, а продвигался вперед исключительно по старческой памяти, вышагивая бойко, уверенно, как будто все свободное время только тем и занимался, что ходил жутковатой и странной дорогой, в конце концов ставшей знакомой, как говорится, до «коликов в животе».

Они шли минут десять, возможно чуть больше, пока неожиданно не очутились в маленьком гроте, куда солнечный свет (как и в соседнюю пещеру) проникал через характерное отверстие, образованное в самом верху необычного, в основе замкнутого, пространства. В тусклом свете, струившимся из гладкого свода, взору взволнованных путников предстала необычайная комната, поблескивавшая желтоватыми, янтарными стенами; по ним буквально струилась ровно спускавшаяся липкая жидкость, она же простая смола, которая скапливалась в небольшом углублении, будто бы самой природой выдолбленном по неширокой окружности; дальше, по специальному желобу, видневшемуся внизу одной из удивительных стен, золотистая влага отводилась в никому неизвестное направление, скорее всего предназначаясь для каких-нибудь исключительных, а возможно, и Божественных целей. Прямо рядом, возле подземного углубления, используемого для удаления накопившейся вязкости, из земли бил маленький родник чистейшей воды, необычайно холодной и кристально прозрачной; вслед за природной мастикой она устремлялась по уходившему в гору обводному каналу. Заканчивались волшебные чудеса сравнительно мрачным колодцем, вроде бы самым обыкновенным, но до́верху заполненным черной, отвратительно пахнувшей жидкостью и сразу же обратившим на себя внимание любознательной девушки.

— Походу, мы нашли ту самую нефть, из которой в моем измерении продвинутые люди производят горючее, — задумчиво проговорила Валерия, когда, обмакнув и понюхав указательный палец, удостоверилась, что возникшее предположение соответствует окончательной истине; той же секундой, задумавшись, она начала строить в белокурой головушке какие-то коварные планы, известные только ей и выраженные беззлобной ухмылкой, где-то загадочной, а в чем-то и хитроумной, — ну теперь я, точно, в недалеком будущем без огня не останусь, хм?.. Но в таком случае было бы просто отлично, если бы удалось ещё и сигаретами, по счастью, разжиться, — подумала про себя, вслух же не замедлила осведомиться, интригующе растягивая начальное слово и обращаясь непосредственно к прославленному пирату: — послу-у-шай, Джек… у вас тут — ну, может быть, случайно — «никотиновых палочек» аналогичным образом, просто так, нигде не валяется?

— Что ты имеешь в виду? — воспользовавшись хорошим шансом, вступил в разговор и молодой кавалер, пожелавший угодить юной, невероятно красивой, возлюбленной. — Скажи, пожалуйста, поточнее: о чем ты сейчас говоришь? Не исключается, мы чего-нибудь и придумаем.

— «Забей», — выдала Лера любимое слово и достала из кармана пачку «Мальборо», где, к её огромному огорчению, оставалась последняя «сигаретина», — я говорю о них, — извлекла она губительную отраву, незатейливо вставила ее в восхитительный, чувственный рот, а следом, применяя бензинную зажигалку, подожгла табачный кончик, свободный от фильтра, — курить придется бросать, — она печально вздохнула, — побережем-ка молодое здоровье.

Насладившись окончательными затяжками и выбросив опустевшую, больше ненужную, упаковку, Валерия между делом разговорила Колипо, что, оказывается, он собирается послать их ночью с Ридом на шпионскую вылазку, после чего неожиданно проявила небывалую активность и заторопила нерасторопных спутников возвращаться обратно:

— Хватит уже попусту разглагольствовать — давайте вернемся назад и немного потрудимся… Когда нам предстоит выдвигаться опасной дорогой? — уподобляясь Джеку, спрашивала она, кардинально меняя тему ведомой беседы.

— Как только наступит вечер и поднимется ветер, — ответил ей пожилой разбойник, на удивление беспрекословно повиновавшийся молодой предводительнице, проявившейся хотя и неожиданно, но слишком настойчиво; его безусловное послушание отлично выразилось в последовавшей реакции — он выбрал обратное направление и, следуя впереди остальных, углубился в пугавшую темноту, неизменную часть мрачноватого скального коридора.

— Поднимется ветер?! — своим чередом изумился Джонатан, ни на шаг не отстававший от красивейшей спутницы. — Он что, здесь дует по времени?

— Именно, — подтвердил староватый разбойник, не позабыв отчётливо, лихо присвистнуть, — движение воздуха на сказочном острове, не оставленном Божьей милостью, происходит лишь дважды в сутки: утром он дует преимущественно в сторону суши, а ночью — диаметрально противоположно, в направлении моря, что способствует как проникновению в таинственное пространство, так и, соответственно, выходу.

Дальнейшие мероприятия «закрутились» исключительно по волеизъявлению предприимчивой девушки, сделавшейся необыкновенно активной и оправдавшей странные пожелания затейливой женской прихотью. В чём, спрашивается, её эксцентричное чудачество выразилось? Вернувшись обратно, она незамедлительно заставила скучавших пиратов включиться в общественную работу, казавшуюся ей наиболее важной: распорядившись очистить от накипи железные таз и блюдо, заранее отобранные деловитой рукодельницей по размеру, и используя помощь второстепенных предметов — камней, мелких железок, и маленьких «блюдцев» — Лера соорудила внутри чана подставку, на которую поместила самую ёмкую ёмкость; далее, нижнее пространство было заполнено разведанной нефтью, благоразумно наношенной безраздельно преданным кавалером [в то время пока все остальные пираты возились с конструкцией (единственное, ничего не делал только Колипо, а лишь с нескрываемым интересом наблюдал за приготовительными, трудовыми процессами)] — и вот тут настала очередь кульминационной развязки…

Конец ознакомительного фрагмента.