Авантюра, валюта и кровь

Василий Боярков, 2019

Спасая смертельно больную сестру, на операцию которой требуется полтора миллиона долларов, Хлоя Карен Сидни вступает в авантюрный сговор с американским проходимцем Майклом Мэссоном… Вдвоем они беспардонно грабят русскую мафию и ловко похищают три миллиона долларов. Успев оплатить лечение, самоотверженная девушка и случайный подельник попадают под жесткий прессинг неумолимых бандитов. Для того чтобы сохранить себе жизни, им требуется вернуть сумму, вдвое превышающую похищенную. В поисках денег они ввязываются в увлекательные, но очень опасные предприятия.

Глава V. В офисе русской мафии

Изрядно запутанный следователь в конечном счёте не выдержал и, нарушая прописны́е истины и пи́санные инструкции, прямо в лоб спросил косноязычную оппонентку:

— Хорошо, а ложное сообщение о вероятном взрыве, якобы ожидаемом в аэропорту Шереметьево — это тоже не Ваша озорная идея, мисс Карен? Ах, да?! Наверное, кто-то другой придумал хитроумную уловку, изрядно, заметьте, поднадоевшую, и ловко перевёл незапланированную посадку во Внуково — не так ли? Помимо прочего, Вы ведь, конечно, знаете, что любые телефонные разговоры, ведущиеся с самолётных бортов, подробно записываются. Мне достоверно известно, что Мэйсон, перед самым приземлением, Вам позвонил. Теперь ответьте: о чём именно Вы беседовали? Хотя можете не утруждаться… Я и так хорошо осведомлён о ваших переговорах — вы обсуждали внеплановую смену маршрута.

— Ну и что? Наши приватные разговоры — личное дело, — спокойно отвечала невозмутимая Хлоя. — Вы можете сто раз прослушать и тысячу раз переслушать, а если найдёте в простой беседе чего-то предосудительное, то предъяви́те в прямую вину. Уверяю, в незатейливом трёпе, ни о чём конкретном не говорящем, Вы криминального ничего не услышите — то случилась частная, исключительно деловая, беседа.

Пускай у него ничего и не получалось, но представитель правоохранительных органов стремился любыми путями додавить разговорчивую противницу:

— Вы неправы. У нас существует уличная видеозапись, где Ваш двуличный клиент, балаганный фокусник, эксцентрично подменяет идентичные чемоданы и где его ловкие телодвижения прекрасно запечатлелись на замедленной записи.

Хлоя оказалась отнюдь не наивной дурочкой и в тупиковую безвыходность её не поставило даже серьёзное, если не явное обвинение. Она саркастически усмехнулась. Ей только-только пришло на цепкую память, как на одной из последних лекций показывали, что, при резкой подмене предметов, остаётся запись невзрачная, смазанная; она ничуть не пригодна для приведения в качестве бесспорного доказательства. Вспомнив о важном условии, она уверено заявила:

— Не сомневаюсь, мы говорим сейчас о посредственном монтаже́, а потому выставлять означенную фикцию да выдавать её за непреложную истину, я бы — окажись на Вашем месте — скорее всего, не решилась. Предупреждаю: любую сфабрикованную фантазию я собираюсь красиво разваливать. Могу уверить, заявленная туфта исключается запросто — как грецкий орех щипцами расплющить! — эффектно моргая лукавыми глазками, заверила Карен российского следователя. — Так что на сомнительном видео основную ставку я делать бы не отважилась — у Вас всё или имеется чего-то ещё?

«Пронырливая стерва не так уж проста и совсем неглупа, как могла бы показаться вначале, — рассудил про себя задумчивый Мэссон. — Действительно, в Шереметьево передаточная бандитская схема отладилась до завидной техничности, поэтому навряд ли бы там чего получилось — пусть даже и у такого опытного авантюриста, каким слывёт Миша Мишин». Молчаливо размышляя, он утвердился в настойчивой мысли, что перенос основного действа во Внуково явился правильным, всецело логичным. Единственное, тяжкая тоска, предрекавшая неминуемую встречу, крайне неприятную и ожидаемую с господином Мак-Коганом, не отпускала его ни на единственную секунду.

Противоречивые рассуждения, захватившие незадачливого проныру, стали возможны, потому как в следственной комнате, где вёлся пристрастный допрос, наступило временное затишье. По-видимому исчерпав весомые аргументы, способные удержать великолепную парочку в полицейском участке, Самодовольный, в обычных условиях поступивший бы как-то неординарно, в настоящем случае смущался непосредственного присутствия американского консула. Глубокомысленно замолчав, он обдумывал следующую затейливую уловку. Хлоя, почувствовав его немалую неуверенность, изогнулась словно пантера, грациозная и изящная, приготовившаяся к прыжку, и медленно переменила прежнее положение; она приблизилась к обалдевшему следователю и с наигранной наивностью захлопала кокетливыми глазами, украшенными накладными, изысканно затушёванными ресницами. Глядя прямо в наглые очи, беспардонные и нахальные, ну! в точности, как у неё, Сидни ехидно заметила:

— Теперь, может быть, перейдём к скомпонованному делу и перво-наперво ознакомимся с валютной декларацией, подтверждающей правомерный ввоз в страну трёх миллионов долларов, осуществленный гражданином Мак-Коганом. Надоело играть в беспросветную «угадайку»! Посмотрим официальный документ, и сразу же станет ясно, есть ли нам чего-нибудь предъявить или же нет.

— Мне нужно проконсультироваться с вышестоящим начальством, — заявил Самодовольный и, собрав немногочисленную документацию, «пулей» выскочил из допросного кабинета.

— Ловко ты их, — восхитился Майкл, всё больше привязываясь к своевольной адвокатессе, — даже я не придумал бы ничего убедительней.

— Это вовсе не глупая выдумка! — резко осадила амбициозная защитница несознательного клиента. — Всё, что мной сказано, — одна сплошная истина, голая правда! Не забывай, и у толстых стен имеются тонкие уши.

— Твоя правда; я, кажется, тебя понял, — неуверенно заверил Майкл Мэссон, понимая, что допустил непростительную, ежели не губительную ошибку, — извини, просто я немного подшутил над полицейскими «самоуверенными болванами».

Пока Мишин с неотразимым юристом высказывались незначительными претензиями, всполошённый следователь направился к главному прокурору; он намеревался согласовать немедленное задержание хотя бы, единственно, американского афериста. Государственный обвинитель Корнилов Василий Иванович являлся заслуженным работником юридической сферы; он виделся нестарым ещё человеком, едва приблизившимся к пятидесятилетней отметке. Высокий, стройный, всегда подтянутый, не имевший вредных привычек, — всем презентабельным видом статный мужчина представлял убедительную, долгими годами сложившуюся, уверенность. Описывая внутренний мир, он считался образцовым, исполнительным, настырным, дотошно принципиальным; было бы странно, если бы оказалось, что, непримиримый к любому нарушению существовавшего закона, тот человек пошёл на сделку с ничем не запятнанной совестью. Вот и теперь, подробно изучив неубедительные материалы, представленные Самодовольным, он лично удостоверился, что они не содержат ни маленького намека, чтобы ввезённые капиталы были хоть как-то задекларированы (ну, или имели под собой законную подоплёку). Прокурорский сотрудник недовольно нахмурился. Но! Частная собственность есть охраняемые законом гражданские интересы, и он пустился в глубокий анализ. По собранным документам проходила версия идентичная, как и у Мэссона, что, дескать, похищенные деньги у Когана являлись чисто российскими и что он просто везде возил их с собой. О камере слежения принципиальному руководителю, естественно, не докладывалось. Из собранных материалов выходило, что Ю́рген прибыл во вну́ковский аэропорт с серебристо-стальным чемоданом, под завязку набитым американскими долларами, и что он ни на секунду с ним не расстался. Изучая немногочисленную документацию, добросовестный прокурор прояснил, что нерадивый заявитель нежданно-негаданно обнаружил в руках чужой чемоданчик, до́верху набитый различными мужскими аксессуарами, гигиеническими надобностями и носимыми предметами личной необходимости. Ещё оказалось, что Мишин не выглядел настолько тупым, чтобы положить в подменный кейс «палённые» вещи и чтобы оставить характерные частички, способные впоследствии на него хоть как-нибудь указать. В похожих случаях «левые» объекты заполнялись исключительно новыми принадлежностями, не позволявшими идентифицировать конкретного человека; в момент же проведения основной операции на ловких ручонках предусмотрительно находились телесные резиновые перчатки, тонкие, плотно прилегавшие и ничуть не заметные. Когда на прокурорский стол легли бесспорные экспертизы, гласившие, что на чемодане, изъятом у Когана, нет никаких других следов, кроме собственных да незадачливого охранника, Василий Иванович не на шутку разгневался. Он понял, что все «весомые доказательства», указывавшие на преступное посягательство, — это голословное заявление Юргена, которое указывало, что якобы у того пропала аналогичная сумма, и которое подкреплялось неподтверждённым предположением, что Мэссон является авантюристом средней руки (то есть у него просто не может существовать трёх миллионов долларов). Возвращая хлипкие протоколы на срочную доработку, ответственный рецензент чуть ли не по лицу заехал ими Самодовольному, недовольно швыряя недостаточные документы обратно:

— И ты, Юрик, приходишь ко мне с бездоказательной ахинеей, чтобы произвести процессуальное задержание, да ещё и иностранного гражданина? Да знаешь ли ты, что уже завтра, в суде, его выпустят, а против нас накатают «интернациональную телегу», от которой мы и вовек не отпишемся. Не исключается, что и в поганую Америку не единожды придётся скататься — извиняться за неправомерные действия, предпринятые по отношению к ихнему законопослушному, самому почтенному, гражданину, — он, разумеется, ёрничал.

— Но здесь же несомненная кража, — настырно настаивал подкупленный следователь, — и думать не стоит! Просто поглубже рассматривать приведённые факты: во-первых, «поют» сильно складно, значит, договорились значительно раньше; во-вторых, американскую адвокатессу заранее нанял, хотя своенравная деви́ца, скорее, является его потенциальной сообщницей; в-третьих, касаясь сомнительного юриста, часть украденных денег она в момент перевела за границу, чтобы инициировать дорогостоящую операцию, необходимую младшей сестре. Да и… консул этот, штатовский, постоянно мешает, — не имея более ничего существенного добавить, он попросту сетовал, — никакой возможности нормально работать!

— Я согласен, дело здесь явно нечистое… Потом, слишком странная переброска наличных денег — незаконный ввоз, без оформленной декларации… — непроизвольно задумался прокурор. — Моё личное мнение таково: выписывай невыездную подписку — всем, в том числе и Мак-Когану! — и копайте, копайте, копайте. О немедленном задержании — сам должо́н понимать? — думать пока рановато. Чем быстрее соберёте неопровержимых улик, тем быстрее придёте ко мне за дополнительной консультацией! — сказал твёрдо, решительно, а про себя чуть слышно добавил: — Ещё неизвестно, при каких делах окажется подозрительный заявитель?.. Тоже тёмная личность.

— Вы что-то сказали? — напрягая чувствительный слух, спросил Самодовольный, предполагая, что ему отдают какие-то указания.

— Нет, ничего, — сухо ответил Корнилов, — идите работать. Американских гостей пока необходимо освободить — это понятно?

— Да, конечно, — подтвердил досадливо опечаленный следователь.

Вернувшись от беспристрастного прокурора, раздосадованный юрист, не выказывая особенной радости, разрешил присутствовавшим людям немедленно расходиться; предварительно он дал им всем расписаться в процессуальных, ранее составленных, документах. Не приобщился к уголовному делу и транспортный ПТС, полагавшийся ко вновь приобретённой автомашине «порше», потому как веских оснований удерживать её в органах внутренних дел не имелось, по существу, никаких. Точно так же поступили с оставшимися деньгами, за всеми вычетами составлявшими сумму девятьсот двадцать тысяч американских долларов. Заокеанскому консулу задерживаться дольше стало бы незачем, и он отправился восвояси, торжествуя, что непобедимая «американская машина» вновь выиграла в России очередную нелёгкую битву.

По несложным описаниям, разъяснявшим, где находится платная автостоянка, Мэссон легко нашёл полюбившуюся машину и, натужно выдохнув, устроился за рулевым управлением. Чувствуя некоторую вину, Сидни осторожно пристроилась сбоку; она неплохо понимала, что между ней и Майклом назревает непростой разговор. Как только температура в транспортном средстве стала комфортной, Мишин заговорил:

— Ты хоть понимаешь, в какую ужасную историю мы разом попали? Полоумные придурки! Мы украли деньги не у каких-то никчёмных бандитов, нет! Запустили «шелудивые» ручонки в пресловутый «бандитский общак», что равносильно прямому самоубийству. Ты умирать, что ли, собралась, неописуемая красавица, а?

— Меня Хлоя зовут, — пристыженная девушка, ставшая преднамеренной соучастницей, сочла, что пришла пора сообщить наиболее приятное имя, — понимаешь, — говорила она, едва ли не плача, — если бы я не нашла поганые деньги, то младшая сестрёнка непременно б погибла.

— Хорошо, допустим, отчасти ты ей сейчас помогла — разумеется, ты молодец! Вот разве умереть теперь придётся тебе — и это вся суровая разница! — пессимистично настраивал Мэссон, вгоняя в безвыходную тоску и себя самого, и прекрасную спутницу. — Да и мне заодно, до полной кучи, чтобы нескучно. Никто не поверит, что, дескать, я не знал, на кого конкретно бессовестно покушаюсь, когда воровал те злополучные деньги. Заранее обреченную версию лучше даже не выносить!.. Что делать-то будем, а?

— Не представляю! — заливаясь слезами, рыдала печальная Сидни. — Может, куда-нибудь свалим, ну, скажем, в глубокую заграницу? Как следует спрячемся, временно отсидимся, а потом, когда зловещая беда поутихнет, снова объявимся.

— Утопия полная, — раздражённо усмехнулся растерянный Майкл, — найдут, и тогда окажется значительно хуже. Кстати, не забывай, что твоя больная сестра находится в изра́ильской клинике, настолько неотдалённой, что раз про неё осведомлён простой российский следователь, то преступные авторитеты — те и подавно.

Мишин машинально тронулся в путь и какое-то время бесцельно колесил по необъятной столице. Вдруг! Уже минут через тридцать он взволнованно сообщил, что за ними привязался нежелательный хвост, слишком навязчивый и никак не желавший благополучно соскакивать; по-видимому, он вёл их, надеясь вычислить истинное местожительство, где они квартируют. Наконец, через пару километров, затянувшийся спектакль изрядно наскучил: из первого, по ходу движения, перекрёстка выскочила чёрная, сугубо мрачная, иномарка, резко перекрыла «порше макану» переднее направление; сзади же подъехал массивный внедорожник, организовавший преследование и успешно перекрывший пути, ведшие к благонадёжному отступлению — всё проводилось по-бандитски, профессионально, без проволо́чных недоработок. Из каждой автомашины вылезло по трое бритоголовых парней, выделявшихся неприветливым, а заодно и внушительным видом. Особо не церемонясь, извлекли Майкла и Хлою наружу и разделили их по разным машинам. Одного преступника посадили за управление новёхонького кроссовера, и противозаконная кавалькада тронулась в путь, следуя друг за другом.

Захваченных заговорщиков привезли к приличному многоэтажному зданию. На скоростном лифте, в сопровождении мощных «телохранителей», хныкавшую девушку и дрожавшего искателя приключений подняли на последний, самый верхний, этаж — это нетрудно просчитывалось по характерной стрелке, периодически загоравшейся и обозначавшей каждый отдельный ярус. Положение выглядело настолько серьёзным, что, направляясь в главный офис российской мафии, «состоявшимся претендентам на вероятную смерть» даже не завязывали глаза, так как никто не сомневался, что живыми они отсюда не выберутся. В действительности, когда подъёмное устройство достигло конечной точки и когда звероподобные бандиты провели несчастных пленников в респектабельный офис, мистер Мак-Коган, массивно восседавший за длинным столом, позволил прочувствовать всю ужасную силу нескончаемо страшного гнева. Нимало не церемонясь и активно употребляя нецензурную брань, он заорал так громко, что едва (наверное?) не обрушил наружные стены:

— Вы что, бездумные олухи, совсем обалдели?! Вы почему их сюда доставили с открытыми зенками?! Всем давно указано, что к главному боссу посторонних людей приводят лишь в исключительных ситуациях, и в режиме полной секретности! Хорошо, если «паскудные америкосы» нашей многообразной Москвы не знают, а ежели вдруг, окажется, знают?! Кто-нибудь сможет за их блаженное неведение взять да мне сейчас поручится, ну?!

— Юрий Карпович, — послышался спокойный, уверенный голос, имевший настолько властные интонации, насколько невозможно было им хоть как-нибудь воспротивиться, — давайте, пожалуйста, тише. Я полагаю, наши чудоковатые ребятки осознали допущенную ошибку и больше с их стороны такого не повториться.

— Действительно, босс, мы всё поняли, босс, — заверил Когана огромный верзила, имевший звериную физиономию и походивший на жуткого монстра, — мы просто подумали, что раз им отсюда не выйти, то зачем конспирировать ходячие трупы, которые и без того никогда и никому ничего не расскажут.

— Ты так подумал, Верзила? — злорадно улыбаясь, обратился к нему Мак-Коган заслуженным прозвищем. — А представляешь ли ты, сообразительный тугодум, — он злорадно язвил, — сколько они задолжали нам штатовских денег?

— Нет, — неуверенно ответил поникший преступник.

— То есть ты не в курсе, сколько с их непосредственной помощью пропало из «брата́нского общака́»? — продолжал Юрий Маркович, делая особый упор на последнее сочетание. — Правильно ли я тебя понимаю?

— Совершенно верно, — заверил Верзила, погружаясь в задумчивость и начиная нервозно подрагивать (он прекрасно осознавал, какую, жуткую, совершил оплошность, а главное, какая незавидная участь его неза́долго ожидает), — что теперь делать-то — может, возможно всё как-то исправить?

— Стоп! Если я не ошибаюсь, Вы ни об чём не знаете? — поинтересовался Ю́рген, обращаясь к послушным пособникам. — В общем, идите пока постойте за дверью, предприимчивых же проказников оставьте у нас: мне с ними необходимо обстоятельно побеседовать, — заулыбался Мак-Коган, обращаясь лично к Майклу, а заодно и к прекрасной подружке.

— Ну что, господа воровски́е любители, — начал он со вступительной речи, не сулившей ни доброго, ни хорошего, — я называю вас так потому, что хотя вы и провернули ловкую комбинацию как будто бы незаметно, но тем самым совершили великую глупость. Какую? Вы, полные недоумки, посмели покуситься на хищение денежных капиталов, какие принадлежат преступной организации, крупной и грозной, одной из самых, в современном мире, могущественных. Да, да, презренные голубки, русская мафия славится по всему мировому сообществу и никто — вот так запросто! — не рискует с нами тягаться. Но вы, бездумные идиоты, вдруг почему-то решили, что вам дозволено безнаказанно запустить поганую «лапу» в наши священные накопления.

— Мы не знали, что доллары Ваши, — робко возразил вконец перетрусивший комбинатор; он отлично осознавал, что отпираться полностью бесполезно, напротив, требовалось искренне повиниться и попробовать найти вариант, выгодный для обеих сторон, — изначально предполагалось, что капиталы государственные; а обкрадывать «проклятых чинушей» — никогда не считалось зазорным.

— Что за полную ахинею ты мелешь? — зарычал безжалостный гангстер, опять начиная нервничать и хватаясь за карманный пистолет «Bереtа piсо», — ты мне хочешь втереть, что не ведал, чьи наличные баксы вы сча́стливо прикарманиваете — так, что ли, прикажешь, тебя понимать?

— Да, — несмотря на грозное оружие, откровенно ответил Майкл Мэссон, — неужели Вы допускаете, что, имея внушительную преступную практику, я бы рискнул позариться на стрёмные, излишне опасные, деньги?

— Объяснись, почему ты вдруг решил, что доллары не бандитские? — прогрохотал из-за шторы громоподобный голос, леденивший душу и вызывавший большу́ю тряску. — Что тебя к неподтверждённому факту подвигло?

Перепугавшийся до степени полуобморока, пройдоха вдруг замолчал и искоса посмотрел на не менее струхнувшую компаньонку; он ожидал, что в разъяснительную беседу вступит теперь она, а попутно расскажет, что же случилось на самом деле. Но! Она либо в высшей степени перетрусила, что даже потеряла дар речи, либо просто-напросто смирилась с неотвратимой судьбой и, опустив пониже бедовую голову, молча стояла — практически не подавала признаков жизни. Единственное, что непроизвольно бросалось в глаза, как она с силой давит холёными ногтями в миленькие ладошки и как потихоньку сочится багряно-алая кровушка.

— Ладно, — пробурчал недовольный мистер Мак-Коган, — можешь особо не напрягаться и не ждать от насупленной подельницы признательных монологов, тебя все едино никак не оправдывающих. К чему я сейчас говорю? Ты, отпетый авантюрист, сам должен был убедиться, что за бесценный груз собираешься грабануть — или, может, я в чём-то неправ?

— Прав абсолютно, — нехотя согласился Мишин, — но как нам искупить нескончаемую вину — есть же, наверное, какой-то особенный способ?