Скиталец. Хромой Бог

Василий Баранов

Третья книга из серии «Скиталец». Рассказ о Хромом Боге. Вернулся после армии на костыле. Был ранен. Сирота. Военкомат помог ему. Получил комнатку в развалюхе. Работу в военном госпитале завхозом. Но он узнает, что он создатель Вселенной. О Для спасения жизни ребенка он отправляется в другие миры. Там встречает молодого дракона, что может превращаться в мальчишку, воина и вора. С этими новыми друзьями он возвращается на Землю. И привозит чудодейственное лекарство.

Часть 5

Странные сны продолжали посещать Романа по ночам. Иногда и днем появлялись какие-то неясные ощущения. Словно открывался другой мир, вспоминалась иная жизнь. Картины настолько реальные, осязаемые, что казалось, он сходит с ума. Планеты и звезды, над которыми он парит, и одновременно они внутри его тела. Он растворялся в бесконечности, оставаясь в одной точке. Незнакомые миры, о которых знаешь все. Незнакомые лица близких людей. События, происходившие не с ним, но в которых он участвовал. Сильнее других его затронула одна картина. Он увидел парнишку, спящего в своей постели. Тело парня сместилось, закружилось в межгалактическом пространстве. Пронеслось в тумане, разделяющем миры и времена, мягко опустилось на прибрежный песок. Волны набегают на берег. Над морем встает солнце. Роман знает, это он переместил мальчишку. Эти перемещения сошьют края миров. Парень лишь иголка в его умелых руках. Во время службы в армии Роман столько раз пришивал подворотнички к своему кителю, чинил свою одежду, что теперь просто справится с этой работой, сошьет вселенные. Парнишку зовут Данькой. Слабак и трус. Но его отца Роман…. А может и не он вовсе, а его другое я, забросило как якорь в этот мир. И переброска Даньки из одного мира в другой проходит легче. Надо будет приглядеть за этим мальчишкой. Роман смотрит на спящего. Произносит:

— Дрыхнешь? Ну, спи. Тебе скоро просыпаться. — Роман улыбнулся.

Роман ощущал внутри себя все предыдущие древние воплощения. Но они не мешали, не вмешивались в его дела. Зато он мог обратиться в любой момент к их памяти, их опыту. Этот опыт говорил, он не должен вмешиваться в судьбы отдельных людей. У каждого из них есть предначертанное Судьбой. Его младший брат, Кайрос, глупый деревенский мальчишка из далекого мира все давно решил. Судьба. Он, Роман, может погасить звезду, уничтожить миллиарды людей, погасить целые цивилизации, но не может распоряжаться судьбами отдельных людей. Чуть подправить, подкорректировать. Уничтожив звездную систему, он удаляет несколько листков, написанных деревенским дурачком, Кайросом. Коренное изменение судьбы человека потребует изменения судеб многих других, потребует от брата переписать уже сделанную работу. И станет Судьба писать торопливым и корявым почерком, оставляя кляксы на каждом листе. Следует быть осторожным. Путаница в событиях, в причинно-следственных связях в голове Романа была ужасной. Он понимал. Для его мозга, для его человеческой части нужно время, что бы найти логические цепочки в том, в чем логики не было. Но настроения это не улучшало.

Настроение у Романа было хуже некуда. Он злился, только сам не понимал, на кого злится. То ли на себя, то ли на весь окружающий мир.

— Ну, вот. Вот. — Ворчал он себе под нос. — Уж сколько раз твердили миру, не делай добра, не получишь и зла. Сделал на свою голову. Может, все назло сделать. Тогда они мне добром ответят. Что б чередовать, добро и зло. Оба моих начала воплотить. Если так. Они жили долго. Добро? Несомненно. И умерли в один день. Считается, не плохо. А если весь этаж госпиталя в один день умер. Плохо. Палаты освободятся. Хорошо. Все ерунда. Ни одной мысли светлой в голову не лезет. Что за комнату мне для работы определили. Взгляд негде остановить. Никак не сосредоточусь. Может, картинку какую повесить? Полуголых красавиц во всю стену. Не оценят. Он долго бы еще обдумывал, чем украсить кабинет, но от этого его отвлекла раскрывшаяся дверь. Пришла Маша. Та, что встретила его в первый день на работе.

— Роман Алексеевич, я к вам. — Маша вошла, явив свое побитое щербинами лицо.

Что это по отчеству стали кликать, — подумалось Роману. — Не спроста. Не к добру. Что-то от меня надо.

— Что ты хотела, Маша? — Старался говорить мягко, но сам думал, носит вас тут.

— Я к вам с требованием. Мне подписали. На халат. Этот совсем износился. — Девушка прикоснулась к чуть пожелтевшей от стирок ткани халата.

— Это не проблема, — Роман облегченно вздохнул. — Давай. Подберем по размеру. Выбирай.

Он разрешил Маше самой выбрать то, что ей понравится. На стеллаже в соседней комнате у него был десяток новых халатов.

— Слушай, Маша, чем бы мне оживить свою берлогу. Уныло здесь. Если горшок с цветами поставить? — У женщин в таких вопросах больше опыта. Чутья что ли.

— Нет ничего проще. Вам фиалки нравятся? — Маша улыбнулась. Что проще такой задачи.

— Не ведаю. Сирень знаю, гладиолусы. И эти… Георгины. Такие большие. Остальное — темный лес для меня. — Чистосердечно признался Роман.

— Фиалки цветы небольшие. Цветут долго. Не прихотливые. — Пояснила Маша. Как описать все разнообразие этого вида цветов.

— В самый раз. Где ими торгуют? — Надо выбрать время и купить. Забежать в киоск. Роману казалось. Он где-то видел такой. Цветы, круглосуточно. Вот бред: цветы ночью.

— Зачем покупать. У меня здесь их много. Я даже думала, кому отдать часть. — Маша была рада, пару горшочков она сможет отдать новому сотруднику.

— Я не откажусь. Не жалко, давай. — До чего предсказуема человеческая природа. На халявку и уксус — мед. И человеческая часть души Романа не далеко ушла от других людей.

— Я сейчас принесу, — Мария вышла и отправилась к себе, захватив новый халат.

По пути встретила Клаву. Та шла по коридору и даже не пыталась делать вид, что занята работой. Вот еще, кому надо. От работы кони дохнут.

— Маша. Ты откуда идешь? — Как не перекинуться словечком.

— Халат новый получала у Романа Алексеевича. — Маша показала новенький открахмаленный халат.

— И не побоялась к нему идти? — Клава пыталась изобразить ужас на лице. Но это больше походило на любопытство.

— А чего бояться. Не поняла. Он не кусается. — Чего только Клавка не выдумает.

— Ты не знаешь? Об этом все говорят. — Клавдия понизила голос, ухватила собеседницу за пуговицу халата. Не вырвешься, голубушка, все выслушаешь. Хоть кому-то еще можно рассказать.

— О чем? Что я пропустила? — Маша сторонилась больничных слухов и сплетен. Она справедливо думала, что и об ее уродливом лице было немало разговоров.

— Он чернокнижник. Колдун. — Как можно не знать такой потрясающей новости. Среди них настоящий колдун. Это кому рассказать…. Рассказать кому, она найдет.

— Чего выдумали. Какой он колдун. Ну, на костыле. Что с того?

— Сама посуди, в тринадцатой палате доходяги лежали. А нынче забегали все наши врачи. Душу продали чернокнижнику парни. Ночью черную мессу правили. Он их и вылечил. Сила колдовская!

— Глупости это. В госпитале черная месса? Не средневековье же. — Маша рассмеялась. Кто в эту чушь поверит.

— Не глупости. Все говорят. Роман живет в бараках. Вот там каждую ночь черную мессу творит. В сатанинском обличии по округе бегает. — Живое воображение подсказывало Клаве страшные сцены. Ведьмы и черти с рожками. Невинные девы зарезанные на алтаре. Ей и впрямь стало страшно.

— Как? — Поверить во все это Маша не могла.

— Он козлом рогатым одевается и по ночам бегает. Колдун все может. И парней этих на ноги поставил. Шаманом себя зовет. Такие пентаграммы чертят, бесов вызывают. Кровью на бесовский алтарь брызгают. Он за тем к нам и работать пришел. В хирургии кровь учуял. Он все может. Костылем махнет, кожа твоя станет белая и шелковая. Такое ни в одном салоне красоты не сделают. Если его обидишь, так порчу напустит. Венец безбрачия наденет.

— Дура ты, Клавка. Где только всякой чуши набралась. — Маша пошла дальше. Дурью развлекаются.

Она собиралась выбрать цветы для Романа. Но кольнуло сердце: ребята в тринадцатой палате ожили. Это правда. Раньше такого не случалось. Если так… Может и вправду.

Она бросила халат на спинку стула. С подоконника взяла горшок с фиалками. Помчалась к Роману. Решение по дороге созрело само собой. Моментально. Запыхавшись, вбежала в кабинет Романа.

— Принесла. Ставить то куда? — А сама думала, как попросить колдуна о помощи. Так хочется верить в сказки, так просто обманывать себя.

— Поставь на виду. На полку. Здесь и смотрится и солнца хватит.

Маша поставила цветок. Роман стоял, опираясь на костыль, приглядывался, хорошо ли будет смотреться.

— Вы поливать не забывайте. А то засохнет. — Посоветовала Мария.

— Полью. А как часто? Я с цветами не очень. Могу от усердия и залить.

— Земля подсохнет, польете. Рукой пощупаете, сразу определите. — Отчего мужчины таких простых вещей не знают.

— Так и сделаю. Спасибо.

— Роман Алексеевич. — Маша собиралась с духом. Сейчас попросит.

— Чего?

— Вы… вы можете сделать меня красавицей? — Маша выдохнула из себя просьбу. Понимала, говорит глупость, но не могла сдержаться.

— Не понял. — Просто сказка на детском утреннике.

— Лицо. Вы же ведете, какая я. Хоть чуть получше. — Маша почти пищала от стыда и смущения.

— Зачем тебе. Ты и так хороша собой. — Чего только не удумают девки. Морду огурцами обклеивать на ночь, утром цветными мелками раскрашивать. От безделья это.

— Как зачем. — Она замолкла, потом брякнула. — Я замуж хочу.

— Чего?

— Ну, как другие. Нет в этом ничего плохого. — Извинялась Мария.

— Ты знаешь, что женское счастье, оно не долгое. — Как им объяснить, муж не только счастье, но и ноша тяжкая.

— Хоть день, да мой. Хоть узнать, что это такое. — Это она из упрямства. А что? Другим можно, а ей старой девой оставаться?

— Ой, Машка. Не знаю, кто и что тебе наговорил. Совсем сдурела.

— Я ничего не пожалею. Зарплату вам отдам. У меня под отчетом спирт есть, хотите?

— Не нужен мне спирт. У самого есть.

— Я, как эти ребята из тринадцатой палаты, я душу могу заложить. Только помогите. — Это было уже отчаяние.

— Одурела! — Роман представил, какие разговоры идут про него.

— Все говорят, вы колдун. По ночам черную мессу правите. Пожалуйста. Я на все готова. — На глазах Маши выступили слезы.

— Что с тобой делать. Придется рассчитываться мне за цветочек аленький. Аксаков для меня писал. Хочешь цветочек, расплата последует. Семь бед, один ответ. Подымайся. Иди за шкаф, умойся. После этим полотенцем, — Роман протянул Маше полотенце, что лежало на полке, — лицо оботри досуха. Но гляди у меня, умывайся с закрытыми глазами. Пока лицо этим полотенцем не оботрешь, в зеркало смотреть нельзя. Сам темный хозяин на тебя глядеть будет, если взглядом с ним встретишься, не только душу заберет, с собой в зазеркалье утащит. В ад, то есть. Верну твой нормальный вид. Но, гляди, обратно захочешь личину надеть, не проси, не помогу. — Если девчонка хочет сказки, пусть получит. Очистить кожу он мог и так. Наболтал, что б интереснее было девчонке.

— Ой, Роман Алексеевич. Только сделайте. — Маша ждала чуда.

— Иди тогда. Водой омойся. — Ромка корчил из себя ведьмака.

Мария заскочила за шкаф. Сердце трепыхалось в груди. Сама не верила, как решилась на такое. Закрыла глаза, начала умываться. После тщательно вытирала лицо. Не отнимая полотенца от лица, вышла:

— Роман Алексеевич, а теперь можно глаза открыть?

— Если все выполнила, как велел, можно. Иди, смотрись.

Мария отвела руки с полотенцем от лица и бросилась к зеркалу. Ног под собой не чувствовала.

— Вау! Ой! — Кричала она, рассматривая свое лицо в зеркале.

— Чего там? — Роман старался сохранять серьезность. Обряд колдовской — это вам не шутка.

— Роман! — Она выпорхнула из-за шкафа и бросилась на шею к Ромке. — Спасибо, Роман Алексеевич. Какой красавице вы меня сделали.

Мария была готова и плакать, и смеяться.

— Ну, чего! Говорил, не делай добра, не получишь зла. Выскочила и давай первому попавшемуся мужику, то есть мне, на шею вешаться.

— Я не вешаюсь. Вы посмотрите, Роман Алексеевич. Какая я стала. — Маша не моглда прийти в себя от счастья.

— Как надо, такой и стала. — Ромка думал. Именно так должен разговаривать настоящий ведьмак.

— Вы на лицо посмотрите. Все исчезло. Так в лучшей пластической хирургии не сделают. За бешенные деньги. Мне бы никогда столько не заработать, что б туда попасть. И кожа какая стала. Так никакой крем, ни какая операция. А вы за один раз.

— Вот и иди, ищи себе жениха. Счастья ей подавай. — Роман ворчал, как старый дед. А сколько ему лет на самом деле? Ровесник вселенной. А может вселенная, в которой он находится, ему в правнучки годится. Он не знает времени. Оно не существует для него. То, что помнят другие его воплощения, он воспринимает, как свою жизнь.

— И найду. — Маша была уверенна, ее судьба изменится.

— Иди. Душу береги. Никому не отдавай. — Посоветовал Роман.

Маша выскользнула из комнаты и новой, теперь уверенной походкой пошла по больничному коридору.

Роман стоял у окна своего кабинета. Смотрел на улицу. То ли воспоминания, то ли другая реальность ворвалась в сознание. Легким звоном. Он увидел того мальчишку, Даньку. Лежит на сундуке в каюте капитана Свена. Умаялся после тренировки. Фехтовальщики чертовы. Так парень загнется раньше срока. Нельзя оставлять этого так. Роман шагнул сквозь реальности, вошел в дрему Даньки. Мгновение, они начали тренировочный бой. Данька. Ты и не подозреваешь, как тебе повезло. В лице Романа сама Извечная Сущность дает тебе уроки мастерства. Каждый звон клинков оживет в тебе. Потаенные уголки человеческого мозга открываются. Ты получаешь доступ к запретным уголкам сознания. Бой закончен. Данька уплывает в свои сны. Роман возвращается из потока воспоминаний своего прошлого воплощения. Он снова стоит у окна в своем кабинете.

Мария Николаевна вылезла из троллейбуса. Тот захлопнул за ней двери. Она постояла, озираясь по сторонам. Перекинула котомки через плечо, в оставшиеся вцепилась руками и пошла. Она часто останавливалась, что б передохнуть и собраться с мыслями. Она хотела выполнить обещание данное мужу, Николаю, не плакать, быть сильной. Но это не получалось. Слезы текли по щекам.

Я должна, должна. Толика бы не расстраивать. Ему и так тяжело. — Крутилось в голове. Ей указали, как пройти в хирургию. Вошла в холл. Тут лежит ее сыночек, ее мальчик. Забралась на третий этаж. Отыскала палату. Остановилась у дверей. Номер какой нехороший. Тринадцать. Не счастливый. Открыла дверь, вошла. Ее Толик и второй парень сидели на своих постелях, разговаривали и смеялись.

— Что, Алексей, здорово Роман нас за один прием вылечил. Без него пропали бы. Как заново родились. Приеду домой к мамке…

— Толя! — Мать сбросила сумки и бросилась к сыну.

— Мама! — Анатолий приподнялся навстречу матери.

Она обняла его. Заплакала.

— Толя. Толечка мой. — Обнимала его плечи, голову. Руки ее дрожали, от слез ничего не видела.

— Что ты, мама. — Толя обнимал мать, пытался ее успокоить. Господи, мама рядом. Все позади. Все будет хорошо.

— Я к тебе. Нам сказали, ты совсем плох. Ноги будут отнимать. — Слезы. Будто в ней были реки слез. Вновь полились из глаз. Одна мысль, что ее сыну причинят такую боль, что он станет калекой разрывали сердце.

— Мама, смотри, скоро ходить буду. Алесей то же неходячий был. А теперь шустро бегает. — Он руками чуть отстранил от себя мать, пусть увидит, он стоит на ногах. — Видишь, видишь, мама. У меня все хорошо.

— Вы не плачьте. Здесь хорошо лечат. — Говорил Алесей. Глядя на этих двоих. Алексею самому отчего-то хотелось плакать. Мать, сколько в этом слове.

— Ой. Вижу. Только успокоиться не могу. Мы с отцом извелись. Нам сказали, без ног ты останешься. — Мария Николаевна пыталась унять слезы.

— На поправку я мама. Все обошлось.

— Слава богу. Чего это я? Я гостинцев привезла. Все свое.

Она вновь бросилась к своим сумкам, начала вытаскивать гостинцы.

— Поедите маленько. Все польза будет. Здесь, наверно, одной кашей кормят. — Кто позаботится о ребенке, кроме матери. Никому не нужно чужое дитя.

— Нет. Кормят не плохо. Но по домашнему я соскучился. И Алексей не откажется.

— Вот, вот. Все из дома. Сальцо. Как ты любишь, подкопчённое. — Она суетилась, никак не могла прийти в себя от радости.

— А как, как лечили-то? — Спохватилась Мария Николаевна.

— Нормально. Ромка пришел и вылечил. — Такое простое объяснение.

— Ромка?

— Ну. Да. Потыкал так, этак. Мне ноги потер. Лехе по хребту двинул. Все и прошло. — Сейчас все было в прошлом и выглядело даже забавным.

— Ты чего его Ромкой называешь. Надо Роман доктора звать. — Что ж у нее сын такой нескладный. Как можно так говорить о докторе.

— Не доктор он. Просто мужик хороший. Санитаром работает. — Толик рассмеялся.

— Так простой санитар? — Мать не могла понять, как может санитар вылечить. Если врач не смог. Их же тому обучают.

— Да. Врачи отказались от нас. А Роман пришел, все в одночасье сделал.

— Отблагодарить надо. По-людски. Чего-то дать. Заплатить. Сейчас даром никто. Хоть гостинцев, денежек дать. — Весь ее жизненный опыт говорил об этом. Сухая ложка рот дерет.

— Мама, успокойся.

— Как успокойся. Надо найти его. В ножки поклонится. А вы кушайте, кушайте. Я сбегаю, отыщу его.

Она нагребла в одну сумку «гостинцев», вышла в коридор.

Ромка сидел, развалившись на стуле, и глядел на цветочек. Сосредотачивался.

— Хорошо. Совсем не плохо, смотрится. Уют и шарм.

Вошел Павел Павлович.

— Что, Рома? — Главврач печально качал головой.

— Что, Павел Павлович? — Опять ему достанется.

— Опять твои проделки. С прежним не успели развязаться. Что творишь? — Павел Павлович подсел к столу.

— Что случилось? — Роман понимал, о чем идет речь. Но желания признаваться в содеянном у него не было.

— Сам не знаешь. Опять прикидываешься. — Павел Павлович не знал, хвалит ему Ромку или ругать. — Я про Марию спрашиваю.

— Она сама просила. — Объяснение глупое, но другого не было.

— Сейчас вся больница стоит на ушах. О твоих делах и в других отделениях наслышаны. До главного врача госпиталя дойдет.

— Я не хотел. — Иногда и Боги, как простые мальчишки, оправдываются за свои проделки.

— Делать то что? Он не хотел. Не знаю. Как тебя ругать. Молодец ты. Людям помог.

— Видите. Молодец. — Роман рад похвале.

— Как соленый огурец. Молодец.

В этот момент в дверь постучали.

— Войдите, — бросил Павел Павлович.

На пороге стояла пожилая женщина. Мария Николаевна.

— Мне Романа. — Женщина переступила порог. — Сказали, здесь могу его найти.

— Я Роман.

— Я к вам. Я мама Толика. Из тринадцатой. Я поблагодарить вас.

— За что?

— Вы сыночка подняли. На поправку он. Я б в ножки вам поклонилась.

— Спасибо. Не надо. — Роман даже испугался. Вдруг сейчас в ноги бросится.

— Я тут гостинцы с собой везла. — И Мария Николаевна стала выкладывать все из сумки. — Это от чистого сердца. Свое, деревенское. По своему рецепту готовила. Все чистенькое, не побрезгуйте.

— Спасибо. — Что теперь с этим делать?

— Если денежек надо, — рука женщины полезла за пазуху. — Сейчас достану.

— Да, не надо. Не доставайте. Ни каких денег. Это государственное учреждение. Не положено. Успокойтесь. Вон, Павел Павлович, главный хирург отделения. Он говорит, что скоро выпишет вашего сына. Вернется домой, здоровый.

— Спасибо. Спасибо, Павел Павлович, спасибо вам всем. — Люди какие тут добрые. Как их благодарить.

— Вы лучше за сыном поухаживайте. Ему еще не так просто. Думаю, как Павел Павлович, сколько он еще пролежит? — Спросил Роман.

— У тебя, Рома, спросить надо. Ты эту кашу заварил.

— Мы тут с Павлом Павловичем посоветовались, дня через два можно домой. — Выкрутился Ромка.

— Спасибо. — Мария Николаевна кланялась. За сына благодарила.

— Идите, сын вас ждет. — Роману было неловко.

— Я побежала. — Мария Николаевна вышла.

— Как, Павел Павлович, молодец, как соленый огурец. Вот тебе банка огурцов. Домашнего соленья.

— Да, Рома. На стороне стал зарабатывать. Сырым и вареным берешь.

— Не обижать же ее.

— Все правильно. Она от чистого сердца. От радости. — Павел Павлович вздохнул. Чаще бы отпускать людей с радостью в сердце, а не с болью.

— И я о том же. Павел Павлович, мне бы после дежурства, да и от греха подальше. Можно домой уйти?

— Ты свалишь, а мне тут отдуваться. — Усталая улыбка.

— Вы ж у нас главный. Вам и отвечать.

— Иди, Роман. И мне спокойнее будет без тебя.

— Спасибо.

Павел Павлович поднялся и ушел к себе в кабинет. Только сел за стол, телефонный звонок.

— Да. — Неизбежное свершилось. Ну, Павлуша, подставляй шею, намылят.

— Павел Павлович, что у тебя там творится? — Голос главного врача госпиталя.

— Ничего. Как обычно, лечим. — В нас живут проказливые дети. Мы не в ответе за шалости.

— Ты мне мозги не лечи. До меня дошли слухи, что вы какой-то чертовщиной занимаетесь. Черной магией. По отделению шаманы с бубнами толпами разгуливают.

— Это слухи. У нас никакой магии нет. — Объяснений разумных у Павла Павловича тоже не было.

— Ты у меня смотри. У нас доброхотов много. Вмиг напишут. Комиссиями замучают. Нас с тобой по головке не погладят.

— У меня все в порядке.

— Сам проверю. Выберусь, сегодня или завтра, проверю.

— Будем ждать.

Роман вышел из госпиталя, направился к себе домой в квартал трех поганок.

Надо же, оказывается, я чернокнижник. Колдун. Вызываю нечисть. А как вызвать?

— Демон, приди! — Тихо проговорил он. Еще прохожие будут шарахаться.

Рядом с Романом появился парень. Ничем не примечательный. Рубашка с коротким рукавом, джинсы, кроссовки. И на лице веснушки. Не солидное исчадье ада. Подсунули. У них там с кадрами плохо или этого по знакомству взяли? Папенька позвонил, пристроил свое чадо.

— Повелитель, звали? — Приветливо улыбается. Менеджер по продажам. Сейчас фуфло начнет втюхивать.

— Кого звал? — В голосе, отстань, не до тебя.

— Меня, повелитель. — А сколько счастья в лице. Сейчас готов выполнить все. Оплата вперед.

— А ты кто? — Уточнить все же стоит.

— Демон. — Может, ослышался, не демон, а Димон, как модно говорить.

— Какой к черту демон?

— Среднего класса. — В глазах тоска. Если б чин пожаловали за услуги.

— А! А постарше есть? — Ромка придумывал, как отделаться от этого веснушчатого парня.

— Если повелитель прикажет. — Парень сник.

— Где у тебя рога, хвост там?

— Нам не положено. Мы — демоны.

— А! Чего надо? — Может сам сгинет.

— Ты звал, повелитель, приказывай. Я готов служить тебе. — Демон угодливо склонил голову.

— Как звал? Без заклинаний? — И что у них там за порядки. С инспекцией наведаться, дать всем разгон.

— Ты повелитель. По слову твоему. Прикажешь, мы все явимся.

— Всех не надо. Тебя хватит. А то понаедете, сера и все такое. Дышать нечем.

— Мы можем лучшим парфюмом. Французскими духами…. — Ромка подумал, тебе бы волосы бриолином смазать. Приказчик в лавке.

— Французскими? Вот и принеси мне на пробу. Что получше. Флакончик приволочешь и можешь быть свободен.

Рома считал, что демону надо дать задание, тот выполнит и исчезнет. Не смущать же народ. Сегодня он и так натворил дел. Парень через несколько мгновений появился с коробочкой в руках.

— Повелитель, ваш приказ исполнен.

— Давай сюда. — Роман забрал коробку. — Свободен.

Парень исчез. Надо же, чего я еще могу. Не хватает в козлиной шкуре вокруг бараков по ночам прыгать.

Часть 6

Придя домой, Роман не раздеваясь, прилег на постель. Быстро уснул. Никаких сновидений. Проснулся, когда за окном уже стемнело. Поднялся, поел и решил выйти на улицу подышать воздухом. Он вышел на детскую площадку. Редкие огни окон. Отдаленный лай бродячих собак. Начало летней ночи. Возле песочницы Роман устроился на скамейку. Поднял голову к небу, к тому небу, от глубины которого кружилась голова. Там сияли крохотные огоньки звезд. Где-то возникали и затихали голоса редких прохожих. Яркий свет фар, выезжающей со двора машины. Звуки молкнут, тишина. И звезды.

Когда-нибудь в час темной синевы я запущу руки в бездонный колодец,

Мои пальцы будут перебирать блеск дальних звезд,

Я услышу шелест листвы всех миров и почувствую запах их трав.

Окунусь в родники благоуханных вод чужих океанов.

Разорву тоску одиночества, покидая приют Земли. Я обопрусь ногами на зияющую бездну мирозданья,

Протяну руки навстречу восходу безбрежья.

С раскрытых ладоней отпущу стаи древних птиц:

Крылья моих драконов встретят космический ветер.

Крик драконов возвестит безмолвию созвездий:

Рожденный вами сын вошел в Дом Восходящего Солнца,

Взял бразды правления и тяжесть Ответственности.

Галактики скажут: Да, свершится во имя твое.

— Я чужд вам, люди, но я один из вас. — Думал Роман. — Я впущу вас в свой дом, а будите ли вы там желанными гостями, зависит от вас.

Еще он думал о том, что все эти звезды доступны для него, о бездне своей второй темной половины души. Те малые крупинки счастья, что он мог подарить людям, не заполнят бездонной глубины смертельной пустоты его темного мира. Как капли влаги, упавшие на раскаленный металл с шипеньем испарятся. Но человеческая сторона его сердца хранила надежду.

Из задумчивости его вывел голос:

— Отдыхаете, смотрю. — Возле Романа стоял молодой полицейский. Лет двадцать пять.

— Да, — ответил Роман, внимательно разглядывал человека, стоявшего возле него. В форме, полицейский, сержант. — А вы тоже вышли подышать воздухом?

— И это тоже. Служба у меня такая. Я здешний участковый. — Фуражка на голове сержанта лихо повернута чуть вбок. Ковбой в полицейской форме.

Сержант подошел ближе. Роман мог его разглядеть так как свет из окон соседнего дома упал на лицо сержанта. Молодой парень, карие глаза. Похоже, светловолосый. Да, короткие пшеничные волосы видны из под фуражки. Симпатичное лицо.

— Дозором обходите свои владения. Промеж земель сих бомжей и наркоманов отыскать пытаетесь?

— Кого отыскать? — Парень не понял. Пропустил слова Романа, вглядываясь в темноту в конце двора. В отличие от молоденького сержанта, Роман мог видеть в темноте, даже чувствовать присутствие людей и животных.

— Там вы ничего дурного не увидите, — Роман кивнул головой в сторону кустов. — Ине думается не стоит их тревожить. Парень с девчонкой за теми кустками целуются. И ей нравится. Как думаешь, сержант, в шестнадцать лет это не запрещено?

— Если не заходит за пределы дозволенного. Это не самое страшное нарушение. Вы уверены, что хорошо их разглядели? Можно присяду? — Участковый не торопился. Теплая ночь располагала к неторопливости. Возможно, ему просто хотелось переброситься словцом.

— Да, я не ошибся. Отчего ж, место не купленное, садись. — Роман подвинулся, давая участковому присесть.

— Меня зовут Сергей Ковалев, а вас? — Сержант пригляделся к любителю поздних прогулок.

— Роман. Роман Скворцов. — Вот будет забавно. Если и в полицию сообщили, в бараках живет колдун. И мессы кровавые. Это не пьяные дебоширы, а секта.

— Вы живете где-то здесь? — Поинтересовался Сергей.

— Вон мой барак номер шесть. Квартира два. У вас профессиональный интерес? — Начнет голову осматривать, рожки искать. Хвост ему еще покажи.

— Нет, так. Просто любопытно. Ну, и знать жителей района не плохо. — Похоже, до полиции слухи о колдунах не дошли.

— А что, район не очень спокойный? — Любопытно, как полиция оценивает обстановку в районе его трех бараков.

— Хватает всего. Дома здесь в основном новые, да ваши три барака. Съехались тут люди все разные. Вот и пошаливают, особенно поздним вечером. Не стоит здесь очень-то разгуливать. — Парень оценивающе посмотрел на Романа. Возможно с один, двумя хулиганами справится. Но если их много, не сможет убежать на костыле.

— Мне то что. Кто инвалида убогого обидит. — Роман указал взглядом на свой костыль. Не рассказывать же первому встречному, что он справится и целой армией.

— Здесь бывают всякие отморозки. Им все равно. — Сержант был прав. Всегда найдется тот, кто готов унизить человека, не способного оказать должного сопротивления.

— Авось пронесет. — Роман усмехнулся. Ему не нужно и делать ничего самому. Можно позвать того парнишку, что притащил ему французские духи, молодого демона среднего класса.

— Так все думают, пронесет. А лучше бы сидели дома. — Так и участковому спокойней. Меньше происшествий на участке, меньше головной боли. Все это явно отразилось на лице участкового.

— Не сидится что-то. Думаю, выйду, подышу перед сном, глядишь, сон будет крепче. А подонков и средь белого дня можно встретить.

— Может ты прав. Всю жизнь прятаться в норке не получится. — Сергей искренне хотел, что б на его участке соблюдался закон.

— Ты, сержант, здесь в этом районе живешь? — Так лучше, если участковый не приходящий, а живет в этом районе.

— Да. За тем домом, мой. Старенький трехэтажный. У меня на первом этаже однокомнатная. Служебная. — Сержант лишь чуть развел руками. Что бог послал или по службе выделили.

— Из-за этого и пошел служить в полицию? — Как просто все в этой жизни.

— Да. Жилье, зарплата кой — какая. А ты?

— Я со службы вернулся. Видишь, костылем наградили. Комнатку дали в шестерке. Работу дали в госпитале. Главное, не далеко здесь до работы. Зарплата не самая большая, но жить можно. Могу сказать, повезло. Я сам детдомовский. Один, как перст. А ты, женат?

Двое одиноких пацанов ведут разговор про жизнь, по-пацански.

— Нет, не женат. Я здесь как год, приезжий. — Ясно, решил перебраться в город покрупнее. Отыскать мечту на развалинах мира. Еще один скиталец в дороге к своему дому.

— А что однокомнатная? — Роман понимал. Сержант и такое жилье считает раем.

— Больше нет. — Сержант не претендовал на дворцовые покои.

— Купил бы себе. Кругом новые дома строятся. Купи там себе двушку.

— Купила нет. Зарплата не та. — Вот и говори, не в деньгах счастье. Они фундамент для счастья.

— Вы, полицейские, приработать можете. — Роман усмехнулся. Забавно, что думает этот парнишка об использовании власти, маленькой, но власти.

— Ты это о чем? — Парень возмущается. Всех людей в форме грязью мажут.

— Так, неудачно пошутил. Вас в сериалах как показывают? То вымогаете, то девками приторговываете. Реклама вашей работе, место доходное, служи и будешь, как сыр в масле кататься.

— Таких у нас не так много. Больше наговаривают. — Тебе хочется в это верить, сержант. Деньги — соблазн большой. За тридцать серебряников и любимого учителя можно предать.

— Сергей, а давай, купи себе квартиру. — Самому Роману это было без нужды. Помочь парнишке он мог, даже не почувствует такой малой траты.

— Я сказал, денег нет. — Сержант с удивлением смотрел на собеседника. Он же объяснил, денег у него на такие покупки нет.

— Я дам тебе денег. Я не жадный. Захочешь, вернешь в далеком будущем, а забудешь — не беда. — В его распоряжении не только сокровища Древних. Полезные ископаемые многих планет в его власти. Золото, алмазы. Редкие металлы.

— Денег? Откуда они у тебя детдомовского? — Смеется над ним этот Роман.

— Я зачем здесь сижу? Место хорошее. Наркота по вечерам влет идет. — Роман лукаво улыбнулся. Как прореагирует этот полицейский?

— Может тебя обыскать, для порядка. — Сергей принял шутку.

— У меня родственники отыскались. Люди не бедные. Мне самому не надо, я не привык к большим деньгам. А они дали. Вот могу поделиться. — Не шутил, правду сказал.

— Ты себе купи квартиру, машину. Твои родственники не обрадуются тому как ты разбазариваешь их деньги.

— Квартира есть. Я в этом бараке несколько дней всего живу, а сердце прикипело. Палат дворцовых не хочу. Сносить будут, с тоской на другое место поеду. Первое мое собственное жилье, понимаешь. Тебе на квартиру денег дам. Моя родня не контролирует эти деньги. Они их не интересуют.

— Взятку предлагаешь? — Не серьезно все это. Сидят и травят баланду.

— Считай, во искупление грехов жертвую. Если не прошлых, то будущих. В рай билетик загодя покупаю. Помочь хорошему человеку. Помощи от полиции мне не надо, как на духу говорю.

— С чего решил, что я хороший. — Вот ведь как разговор повернулся.

— В людях разбираюсь. Над предложением моим подумай, я не шучу. — Роман подумал, оказывается это приятно иметь возможность помочь ком-то.

— Пойду я, а ты дыши воздухом. — Сказал Сергей. Пустые это разговоры.

— Погоди минутку, не торопись. У тебя служба не простая. Я решил сделать тебе подарочек, на счастье. Видишь, монетка пятирублевая. Ее на счастье подарю тебе. — Роман достал из кармана монету и протянул Сергею. В легкой дымке, в белесом тумане видел он тело сержанта, лежащее на земле. Кровь на мундире. Так проходит слава мирская, так закончится скоро твой поход за лучшей жизнью. Роману стало жаль его. Был шанс изменить судьбу. Бог судьбы, Кайрос, откорректирует свои записи в информационном поле.

— С каких щей? — Пять рублей — не деньги. И за сувенир не примешь. Таких монет полно.

— Поверье раньше было. Были монетки пятикопеечные, медные. Их на глаза покойнику клали, что б закрыть. Потом монетки снимали. Их берегли на счастье. Если идешь на суд или экзамен, положи под ступню в обувь, непременно выручит. Времена настали другие, а мудрость поколений сохранилась. Ты эту монетку, в карман возле сердца положи, в обувь это по старым приметам. Время другое. По новому живем и обычаи осмыслить следует иначе. Я в левый карман твоего кителя положу, ты не вынимай его. Счастье придет.

— Ты, часом, не гадалка. Заговоренными амулетами торгуешь. — Забавно. С чего бы это, дать пять рублей. Интересный парень живет в этих бараках.

— Не гадалка. Я — шаман. — Признался Роман.

— В шаманы как тебя занесло? — Сколько талантов прячется в этом жилом квартале.

— Наследственное это. От родни передалось. Помни, монетку не вынимай, не тобой положено, не тебе брать. Иди.

Они пожали друг другу руки и расстались.

Сергей шел, осматривая дворы, и думал. Странный этот Роман. Выдумал. Монетка. Шаман. Деньги на квартиру. Много у нас людей со странностями. У каждого свои тараканы в голове.

Роман вернулся в свою квартиру. Разделся, лег спать. Сон для него лишь дань привычке. Вселенные не спят. В такие часы он искал единства со своими предшественниками. Вот так шаманы разговаривают с духами предков. Не так уж он был далек от истины, называя себя шаманом. Только вместо бубна — костыль, маленькая червоточина, так он назвал своего деревянного помощника, в первый раз выходя из своего универсама. Он слышит звон. Палуба «Скитальца». Капитан Свен заряжает пистолет. Будут стрелять по мишеням. Стрелять из этого? А из бамбуковой палки не пробовали? На грех и палка стреляет. Данька зажимает эту штуковину в руке. Даня, а корабельную пушку слабо зажать в ручонке? Выстрел. Глазенки у тебя в раскос. Мимо. Снова стреляет. Матросы правы, тебе в кита с двух шагов не попасть. Без божьей воли на то вы ничего не можете. Роман гонит волну по правому борту «Скитальца», задерживает ее, позволяет ударить в корпус в момент выстрела. Данька чуть качнулся, пуля попала в цель.

— Молодец, Дэн. У тебя получается. — Хвалит капитан юнгу. — Надо закрепит успех. Заряжай пистолет.

— Никакой благодарности! — Ворчит Роман. — Если успех, то это ваша заслуга, а если неудача — боги виноваты. Не благодарные! Я вам не нанимался корабль раскачивать. Сами справляйтесь.

Но Роман знает, Данька будет стрелять прекрасно. Древний вновь качнул лодку сознания мальчишки.

Ночь завершается. Тоска перед рассветом, час, когда жизнь готова покинуть тело. Четыре часа после полуночи. Среди ночи Павла Павловича разбудил телефонный звонок. Он не вправе выключить это орудие пыток. В любой момент в госпитале может потребоваться его помощь.

— Алле. — Павел трясет головой, пытаясь сбросить сон. Смотрит на часы. Опять крадут самые сладкие минуты сна.

— Павел Павлович, это Константин. — Костя сегодня дежурит в госпитале. Обычно справляется сам с самыми сложными проблемами.

— Что случилось, Костя? — Звонок в такой час не сулит ничего хорошего. Сменить место работы. Уйти в частную клинику. Там больше платят. Как там в старой песне? Немножко люблю, немножко боюсь, а в общем, хочу другую. Не уйти ему с этой работы, не сможет.

— Сложный случай. Привезли больного. — Говорит Костя в трубку. — Летчик, разбился. По кускам собирать надо. Я боюсь, один не справлюсь. Множественные внутренние повреждения. До утра не дотянет.

— Еду, Костя. — Впрочем, уже утро. Дотянул летчик. Потерпи чуток, еду.

Павел Павлович быстро оделся, выскочил во двор, где под окном стояла его старенькая машина, завел мотор и поехал. Случай, видимо, крайне тяжелый. Костя запаниковал. Заехать к Роману? Чем черт не шутит. Обещал помочь. Через двадцать минут он звонил в дверь квартиры номер два.

Ромка проснулся. Кого нелегкая несет в такой час. Подхватил костыль и захромал к двери.

— Кто?! — Костылем бы им по шее.

— Роман, это я, Павел Павлович. — По голосу можно догадаться, в госпитале что-то случилось.

Ромка открыл дверь.

— Помощь твоя нужна, срочно, — прямо с порога сказал Павел. — Там тяжелый случай. Летчик разбился. До утра не дотянет.

— Шалить заставляешь. Проходи. Я оденусь, и пойдем. — Не его это дело, людские проблемы решать. Созвездия, галактики, сверхновые звезды. А люди? Мелкотравчатость какая-то. Родители удружили, засунули на эту планету. Привык он к ним, к людям. Вот и возись теперь.

Они заезжали на территорию госпиталя.

— Павел Павлович, в операционной сразу буду смотреть. Время поджимает. — Заявил Роман. — Я возле вас в операционной посижу. Ты мне стульчик поставь. Я по ходу подскажу.

Роман мог увидеть любого, кто был на грани жизни и смерти. Чувствовал дыхание, биение пульса.

— Ладно. Я в твоих фокусах не разбираюсь. Сделаю. Лишь бы помогло. — Талант врача дает надежду, а не гарантию.

Больного быстро подготовили к операции. Проводить ее должны Павел Павлович и Константин. Роман в уголочке присел на стул, костыль приставил к стене. Несколько метров до операционного стола.

— Готовы, врачеватели? Приступайте. — Велел Роман. Все, что нужно было перед мысленным взором. Не надо чутких приборов контроля, яркого света операционной.

— А ты, Роман, не посмотришь? — У Павла не было опыта в подобных ситуациях. Как поможет Роман не представлял себе.

— Нет. Я все отсюда вижу. Начинайте. У парня времени осталось мало. Я его подержу для вас на этом свете. Часы судьбы отсчитывают минуты.

Павел Павлович обернулся взглянуть на Ромку. Тело шамана застыло. Лицо окаменело. Застывшие глаза потухли, потом загорелись страшным желтым светом.

— Пора, — проговорили окаменевшие губы Романа.

В мозг Павла Павловича ударила волна чужого вторжения. Четко, до боли, главный хирург видел план операции. Каждую деталь. Руки были его и чужие в тоже время. Бригада хирургов работала слаженно. Пот застилал глаза Павла, ноги подгибались. Роман постоянно торопил: быстрее, еще быстрее. Константин, операционные сестры и Павел Павлович работали в сумасшедшем темпе. Не человеческом. Их держала чужая воля. Последний шов Павел Павлович наложил, когда за окном было позднее утро. Там давно начался рабочий день.

— Все, — сказал он. — Закончили. Больного в реанимацию.

— Подожди, — остановил врача шаман. — Сестры в коридор. Клава, кликни дежурных из солдатиков. Я скажу, когда можно будет зайти.

В госпиталь для помощи направляли наряд солдат, помочь помыть полы, расчистить газоны или перенести какие тяжести. Каждый день новые дежурные.

— Рано в реанимацию, — обратился Ромка к Павлу и Косте. — Я немного поработаю. С вас довольно. Отойдите.

Павел Павлович неуверенно отошел от операционного стола. Рома подошел к больному, протянул руки. Ощутил в ладонях жар. Несколько раз провел над телом открытыми ладонями. Голубое сияние облаком соскользнуло с пальцев. Окутало тело летчика. Несколько минут сияние сохранялось. Роман отвел руки, сияние погасло. Павел Павлович подошел к столу. Свежие раны на теле затянулись. Для Константина все действия Романа были странными. Само его присутствие на операции — нарушение всех правил. Но он безгранично доверял своему учителю, Павлу. Операционные сестры верили в золотые руки главного хирурга. Сама мысль перечить Павлу Павловичу в этом отделении казалась святотатством.

— Вот сейчас, Павел Павлович, можешь в реанимацию везти удохлика. — Слово «удохлик» отчего-то нравилось Роману. Он награждал им тех, кто нуждался в заботе и уходе. В сочувствии. Нежное слово.

Больной открыл глаза.

— Где я? Что со мной? — Произносит с хрипотцой. Осматривается, пытается понять, что произошло.

Конец ознакомительного фрагмента.