Но вы же преподаватель

Валерия Сказочная, 2023

Из-за сложной ситуации в семье передо мной в жизни мало перспектив. Поэтому, когда преподаватель предлагает мне участие в престижном конкурсе, я делаю всё, чтобы оправдать его доверие. Ну и пускай мы занимаемся всё чаще и вне учебного времени. Ну и пускай мне придётся ехать в другой город с ним. Ну и пускай… Ой. А вот это уже, кажется, лишнее.

Глава 7. Олеся

Уже в гримёрке на меня обрушивается весь ужас случившегося. Я чуть ли не соблазняла Егора Викторовича, двигаясь перед ним слишком откровенно и провокационно, а он меня узнал. Не сразу, но узнал. И что теперь будет?..

Наверное, надо было отказаться от привата. Увидев в кресле Егора Викторовича, я могла бы развернуться и уйти, а Михаилу Данииловичу потом так и сказать, что клиент — мой преподаватель и проблемы мне не нужны. Администратор тогда мог бы предложить ему танец другой девушки за меньшую сумму, вернуть деньги. Я бы лучше потом их отработала.

Да, если бы мне не отказали мозги и я бы так сделала; могло обойтись без того, чтобы Егор Викторович меня узнал. Он, наверное, и сам в шоке, что я не отказалась от танца и продолжала фривольно себя вести, отчётливо видя его перед собой. И что на меня нашло?..

Да ещё и дерзила ему, чуть ли не велев замолчать и досматривать мой танец, а потом сказать Михаилу Данииловичу, что всем доволен… Боже! Не удивлюсь, если Егор Викторович уже прямо сейчас ищет новую кандидатуру для конкурса. Мой единственный шанс остаться на плаву — тот факт, что другого поднатаскать препод уже не успеет.

Так что да, стоит успокоиться и настроиться на разговор с ним. Раз Егор Викторович на него согласился, заинтересован скрыть происходящее. Мы с ним в одной лодке сейчас. Ему не нужно срочно искать другую, скорее всего не самую подходящую, кандидатуру; а мне хочется сохранить место в универе и шансы пройти конкурс. И то, и другое возможно, если преподаватель будет молчать.

Мелко трясусь от волнения. Я, наверное, сразу начну убеждать Егора Викторовича, что это временная подработка. И что шанс, что сюда зайдёт кто из универа или организаторов конкурса, ничтожно мал. А шанс, что этот кто-то ещё и меня узнает — так вообще стремится к нулю. Ведь если бы не пресловутый приват, во время которого я расстаралась, Егор Викторович и сам бы не узнал.

Слышу стук в дверь. Снова испуганно вздрагиваю, прижимая руки к сердцу. Ну нет, исключено, что это преподаватель.

Вход в гримёрку строго контролируется, он только для работников клуба. И таки да, передо мной именно Михаил Даниилович.

— Лесь, всё отлично, — улыбается он. — Клиент заплатил, ещё и сверху чаевые хорошие дал. Ты можешь быть свободна, на сегодня твоя смена всё. В общей сумме плачу пятьдесят.

У меня аж сердце подпрыгивает от таких внезапностей. Это что же получается, ещё одна такая смена — и всё, я скоплю нужную сумму?

Сказать, что я не привыкла к настолько лёгким деньгам — это сильно преуменьшить. Всего два танца, и у меня уже половина суммы, которая обеспечит мне отсутствие проблем во время поездки в Томск.

Если она, конечно, вообще состоится…

С этой мыслью вспоминаю Егора Викторовича. Пошёл мне навстречу всё-таки, несмотря на то, что я довольно нагло это требовала. Сохранить мою тайну он, может, и заинтересован, а вот помогать мне не обязан. Тем более, отваливать столько денег. Насколько я знаю, у преподавателей зарплаты не такие уж. Не представляю, сколько чаевых дал Егор Викторович, но раз администратор мне за неполную смену и один приват пятьдесят даёт — явно немало.

От этого становится даже неловко. От этого и того, что, получается, наш разговор с преподавателем состоится совсем скоро…

*********************

Теперь я без маски и одета, пусть и не так, как привыкла появляться в университете и у соседа. На этот раз на мне чёрное приталенное платье. Волосы всё ещё распущены, косметика осталась на лице.

Но ничего страшного. Вряд ли Егор Викторович собирается говорить со мной прямо здесь. А на улице осень, так что я надену куртку. И обувь сменю на гораздо более удобную, чем эти высоченные каблуки.

Вот только всё это придётся в раздевалке делать, а до неё ещё пройти придётся в этом платье и на шпильках.

И, конечно же, Егор Викторович стоит на моём пути. Причём уже одетый, явно готовый на выход. Хм, значит, ему уже сказали, что меня отпустили?..

— Я сейчас… — неловко бормочу, потому что преподаватель с интересом окидывает меня взглядом. — В раздевалку пойду, надену верхнюю одежду и вернусь.

— Жду, — безапелляционно заявляет он.

Зачем-то киваю, чему Егор Викторович усмехается. Почти так же умилённо, как в ответ на мои многочисленные кивки в кабинете после одного из наших занятий. В тот вечер, когда преподаватель меня до дома подвозил…

От всего этого разом мне всё больше не по себе.

Я ведь прохожу по залу, где вокруг извиваются на шестах в разной степени раздетые девушки. И со стороны это всё смотрится настолько откровенно, что у меня сердце ускоряет биение от мысли, что примерно так выглядела и двигалась совсем недавно я… Да ещё и словно бы распалилась от присутствия Егора Викторовича, с куда большим рвением изображала разные пируэты и чуть ли не соблазняла. Хотя почему «чуть ли не»? Меня ведь и вправду будоражила мысль, что он смотрит. Вот и доигралась, дура.

Стыдно вспоминать… Возможно, как раз из-за моего рвения Егор Викторович и захотел приват со мной. А там узнал.

Если не считать приятную сумму, которая уже переведена на мою карту, сегодня я дважды подставила саму себя. И вот даже деньги не особо греют, как вышибает тот факт, что теперь я вряд ли смогу спокойно воспринимать Егора Викторовича.

И он меня, видимо, тоже. Чувствую его безотрывный взгляд до самой раздевалке. И после тоже… Даже когда дверь закрываю, кожа всё равно горит. Словно Егор Викторович ещё смотрит. И делает это непривычно обжигающе.

Дрожащими пальцами быстро заматываю шарф, надеваю куртку и переобуваюсь. Достаю из своего ящичка сумку, проверяю телефон. Мама не звонила. Спит. Лида добавила меня в чат клуба. А в остальном ничего нового.

Значит, пора выходить к Егору Викторовичу…

*********************

— Спасибо, что сказали администратору, что вам понравилось, — решаю начать с того, чтобы смягчить его. Хотя Егор Викторович не выглядит разозлённым, скорее, задумчивым.

Мы сидим в его машине, но он так и не выехал из парковки.

— Мне и вправду понравилось, — отстранённо бросает Егор Викторович, и я поспешно отвожу взгляд. Потому что чувствую, что преподаватель оборачивается ко мне.

Его слова неожиданно вызывают жар по коже. Конечно, я видела, что это так. Но его восхищение будоражило, когда я была в образе незнакомки. Теперь, когда маски во всех смыслах сняты, меня скорее пугает перемена в Егоре Викторовиче.

Ведь несмотря на то, что я одета и говорю с ним как с преподавателем; не чувствую, что она была временной. Что-то незримо и неуловимо меняется между нами.

— Вам не стоило тратить столько денег, — стараюсь придать голосу если не холодность, то отчуждённость; а не дурацкую дрожь.

— Я сделал это, чтобы тебя отпустили, — неожиданно заявляет Егор Викторович.

И тут я забываю про всякое смущение, развернувшись всем корпусом. Речь о сегодняшней смене… Или преподаватель поговорил с администратором и тот решил меня уволить? Да, не сообщил об этом, но ведь и о следующей смене мы не договорились.

— Я могла бы отпроситься, чтобы поговорить с вами, — мой голос звучит хрипловато. Видимо, от нервов.

Даже рассматривать не хочу вариант, при котором Егор Викторович договорился о моём увольнении. От одной только мысли об этом заводиться начинаю. Потому что он не имеет права.

Преподаватель смотрит внимательно, словно пронзает насквозь. Но и тот чувственный блеск во взгляде, который недавно вскружил мне голову и довёл до дурацких поступков, по-прежнему есть.

— У меня не хватило бы выдержки смотреть твои танцы дальше, — при этом довольно жёстко возражает Егор Викторович.

Поджимаю губы. Не знаю, что он имеет в виду, но звучит довольно грубо. Я едва сдерживаюсь, чтобы не напомнить, что они ему вообще-то с его же слов понравились.

Молчу об этом только потому, что сердце волнительно ускоряет темп от одного только воспоминания, как Егор Викторович это сказал.

— Тогда мы могли бы отложить разговор до понедельника, заодно вы успели бы успокоиться, — почти невозмутимо чеканю я.

Хотя на самом деле почти накатывает мандраж — Егор Викторович вот-вот может сказать, что разговор нужен прямо сейчас, потому что в понедельник меня уже никуда не ждут.

Но преподаватель только странно усмехается и неожиданно говорит совсем другое:

— Думаешь, мне надо успокоиться?

Сглатываю. Как-то неоднозначно звучит его вопрос. Не понимаю даже, всерьёз, или к моим словам так придрался.

Отвожу взгляд от Егора Викторовича и смотрю вперёд, на парковку. С трудом сдерживаюсь от желания поторопить его с тем, чтобы, наконец, поехал. Хотя с другой стороны — может, он вовсе не собирается меня подвозить. Не обязан. Просто, наверное, решил, что в машине говорить будет удобнее.

— Я не знаю, что у вас на уме, — тихо признаюсь. — Я даже не знаю, вы заплатили деньги, чтобы меня отпустили со смены, или чтобы уволили. Я только знаю, что в целом ничего плохого не сделала. Я работаю здесь лишь временно, пока один день, осталось ещё несколько, и всё. Сомневаюсь, что кто-то из универа или организаторов конкурса может зайти, поэтому прошу вас не выдавать меня. Я вас не опозорю, к конкурсу абсолютно готова и нам обоим выгодно…

Резко осекаюсь, вдруг почувствовав, как подушечки пальцев Егора Викторовича ложатся мне на губы, вынуждая замолчать. Так и замираю со слегка приоткрытым ртом и почему-то дышу теперь осторожнее. Вообще-то странный жест от преподавателя, но мне по какой-то причине не по себе давать это понять. Ни словами, ни даже тем, чтобы его руку убрать.

Впрочем, Егор Викторович будто и ничего от меня не ждёт. Вот так бесцеремонно прервав мою речь, мягко и в то же время непреклонно заявляет:

— За твоё увольнение он запросил бы миллионы. И был бы прав. Ты слишком хороша, чтобы отпускать тебя так просто. Поэтому да, я договорился лишь о том, чтобы забрать тебя сегодня, а потом уже с тобой решить все твои проблемы. Сколько тебе нужно денег, чтобы сюда не возвращаться?

Я почти не дышу, слушая эти заявления. Но ступор и странное смущение не длятся долго. Совсем скоро их заменяют досада и ощущение неправильности. Не хочу, чтобы Егор Викторович милостиво «решал все мои проблемы», говорил так со мной, да и вообще знал, что у меня происходит. Не его дело. Он вообще-то мой преподаватель.

Резким движением убираю его руку с моих губ, которая какого-то чёрта ещё там оставалась. И даже двигалась слегка, едва уловимо очерчивая контур.

— Сколько я вам должна за сегодняшний день? — холодно интересуюсь.

Странно, но сейчас для меня важнее рассчитаться перед Егором Викторовичем, чтобы закрыть для себя тему с каким-либо его участием или обязательством перед ним; чем сохранить деньги. Мне даже кажется, что я легко их заработаю снова, не такая уж проблема.

— Синицына… — с предостережением тяжело вздыхает преподаватель, будто я тут от участия в конкурсе отказываюсь или ещё как его подставляю, а не деньги вернуть предлагаю.

Вот только мне наплевать, по какой причине мой вопрос так напрягает Егора Викторовича.

— Я не возьму с вас денег, — отчеканиваю, и сама поражаясь своему упрямству. Ведь формально я их заработала, да и доплатить за окончание моей смены было его идеей, я бы ещё потанцевала без проблем. — И, кстати, с каких это пор преподаватели зарабатывают столько, чтобы ими разбрасываться? — это вырывается само.

Прикусываю губу в неловкости — не моё дело, почему он позволил себе спустить столько за один только вечер; да и вообще, некрасиво намекать Егору Викторовичу на небольшую зарплату.

Но он лишь усмехается. Не похоже, что вопрос его задевает.

— У меня есть накопления.

— Оставьте их себе, — тут же заявляю, с трудом подавив желание посоветовать ему приберечь для других стриптизёрш.

Это будет уже чересчур. Во-первых, что бы ни было, это всё ещё мой преподаватель. Во-вторых, мне нет дела, где и как он проводит время, чтобы высказывать это ему. В-третьих, вроде бы администратор говорил, что парень, заказавший мой приват; пришёл в клуб впервые…

Так, стоп. Мне ведь нет до этого дела.

— У меня останутся, поверь, — ухмыляется Егор Викторович. — А ты от меня так просто не отделаешься. Раз уж мы с тобой в одной лодке, то либо рассказывай давай про свои проблемы, либо просто молча прими деньги. Вернёшь, когда сможешь, я всё равно почти не пользуюсь накоплениями.

Хмурюсь. Мне совсем не нравится сложившийся расклад. Но… Разве в моём случае стоит рисковать его терпением? Да, Егору Викторовичу выгодно хранить мою тайну, но этот его непонятный настрой порядком напрягает. И не кажется хоть немного предсказуемым.

— Синицына, — похоже, преподаватель теряет терпение от моего молчания. — Мне напомнить тебе, как ты вертела передо мной самыми разными частями тела, прекрасно видя, что я — это я? Или всё-таки будешь хоть немного менее упрямой?

Мгновенно вспыхиваю от этого строгого напоминания. Снова стыдно становится… С трудом сдерживаюсь, чтобы не прикрыть ладонями наверняка покрасневшее лицо.

От этого сдерживает лишь то, что я чувствую взгляд Егора Викторовича всей кожей. Такое ощущение, что он специально это сказал, чтобы на реакцию посмотреть. Хочет, чтобы я вину чувствовала?

Я, может, и чувствую; вот только показывать ему этого не собираюсь. К тому же, сам не святой.

— А мне напомнить, что вам это понравилось? — выпаливаю, и тут же нервно ёрзаю на месте. Вопросом самой себе много чего связанного с тем танцем напомнила, и теперь совсем не по себе. Тот его взгляд… Он и сейчас неоднозначный. — Простите… — поспешно добавляю, всеми силами стараясь взять себя в руки. — Я… Я выбираю вариант рассказать, что у меня за проблемы. Принять деньги не могу. Даже в долг.

Егор Викторович тяжело вздыхает, но наверняка понимает, что настаивать бесполезно.

— Я помню, — неоднозначно сообщает он, и даже эти простые слова заставляют меня сильнее прикусить губу. Не думала, что преподаватель вообще ответит на тот мой дурацкий вырвавшийся на эмоциях вопрос. — Рассказывай.

Теперь вздыхаю я. Не хотела бы, чтобы кто-то в универе знал. С другой стороны — логично, что Егор Викторович хочет знать. Как мой наставник в конкурсе, он в ответе и за мою репутацию, а я в сомнительной роли перед ним сегодня предстала. Потому выбора особо нет.

— Мама болеет. Рассеянный склероз, — говорю, и, поскольку далёкие от медицины и постоянных походов к врачам люди часто не так понимают эту болезнь из-за слова «склероз», поясняю: — Это не связано с нарушениями памяти, это…

— Я знаю, что это, — мягко перебивает Егор Викторович. — Поражение нервной системы мозга, которое ведёт к сбоям и постепенному отключению функционирования разных частей тела и органов. Мне жаль. Тебе нужны деньги на больницу? Какую-то операцию?

Неожиданно, что преподаватель знает. Хотя, наверное, ничего удивительного. Образованный ведь человек. Вот и остальное допонял, хотя это, наверное, сделал бы любой на его месте.

Конечно, мне постоянно нужны деньги. И на больницы, и на операции, и просто на жизнь.

— Сейчас мама вроде бы в этом не нуждается, но в санаторий надо бы отправить. И желательно до того, как я уеду в Томск, — напряжённо сообщаю. И добавляю чуть тише: — Если уеду…

Это ведь совсем не определённый вопрос. И мне не хочется, чтобы Егор Викторович думал, будто я витаю в облаках и уже нафантазировала себе. Вдруг он ещё раздумывает, а стоит ли вообще мне участвовать дальше.

Но преподаватель со спокойной уверенностью ободряюще заявляет:

— Не сомневаюсь, что ты поедешь. Но позволь мне помочь. Работать в таком месте — не лучший выход.

Криво усмехаюсь. Не сказать, что сегодняшняя смена мне тяжело далась. Гораздо проще, чем могла бы. Да и клуб действительно хороший, не бордель с сомнительной публикой. Но не хочется спорить с Егором Викторовичем. Да и не собираюсь я связывать жизнь с этим местом. Рассчитываю на совсем другое.

— Это лишь несколько дней, — тихо признаюсь. — Мне хватит сто тысяч, пятьдесят уже есть. Вы и так помогли.

Егор Викторович задумчиво хмурится, а потом вдруг решительно спрашивает:

— А если я предложу тебе работу получше?