Шева, которая хотела летать

Валерия Майская

Шева слишком отличается от своих сверстников и потому не имеет друзей. Она живет в мире, в котором давно исчезли люди, но не исчезли человеческие чувства. Мечта и внезапный друг меняют ее жизнь и переносят котенка в мир забытых легенд, путешествий по измерениям и древних тайн, которые ей придется разгадать.

Знакомство с заброшенным храмом и его обитатели

Несмотря на странный сон, детали которого все больше забывались, Шева почувствовала себя после пробуждения отдохнувшей и твердо знающей, что ей теперь нужно делать.

На этот раз она не стала барахтаться в ванной и воображать полет, как обычно делала по утрам выходных, когда ей никуда не нужно было спешить, а, наспех умыв мордочку и нацепив любимую одежду, побежала вниз на кухню.

Мама была там. Она уже закончила с шарами и теперь упаковывала их в красивые коробки, медный цвет которых неприятно отозвался в Шевиной памяти расплывчатым воспоминанием.

— Привет, мам! — выпалила она по пути к холодильнику.

— Привет, милая. Мама готовит шары к продаже. Не хочешь помочь?

— Мамочка, я очень, очень бы хотела, но сейчас мне некогда!

— Чем это ты занята? — с любопытством, но отстраненно спросила мама, прилаживая к очередной коробке бант.

— Я собираюсь прогуляться.

— День еще будет долгий. Поможешь мне и пойдешь гулять.

— Нет, я не могу ждать. Меня ждут… в лесу.

Мама подняла на нее глаза и недоверчиво спросила:

— Кто это тебя ждет? И ты что, собралась идти в лес? И зачем ты выгребла весь йогурт?

Один стаканчик выпал из Шевиных лап и плюхнулся на лохматый ковер.

— Мам, это важно… И это долго объяснять… Понимаешь, мне снился сон, и там я…

Шева рассказала о пропасти, о свете и о Баст, как только могла. Она старалась быть максимально убедительной и не улыбаться, чтобы мама поняла всю серьезность ее намерений. Она не была уверена в успехе и потому очень удивилась, когда мама, внимательно ее выслушав, сказала:

— Я не верю в эти сказки про богов. Но нам не мешало бы прогуляться. Я устала сидеть за работой третьи сутки подряд. А тебе полезно будет побегать и подышать свежим воздухом… И куда ты только собиралась идти одна? Давай так: сейчас мы вместе упакуем шары, ты покушаешь, я напишу записку папе, что мы ушли, и выходим.

Шева и мама с папой действительно жили в Лесу. Но Лес и лес были разными вещами. Лес, где находилась чистая река, впадающая в горное озеро, торговые лавки, стрельбища для увлекающихся луками и много других вещей был всего лишь городом — хоть и довольно большим — посреди того, другого леса. Хоть люди и давно оставили этот мир, он продолжал быть полным опасностей и передвигаться в нем даже по торговым трактам в одиночку и даже вдвоем было опасно. На это существовало очень много причин. Во-первых, исполинской высоты деревья позволяли прятаться самым разным чудовищам, которые успели вылезти из умов последних людей в реальный мир, чтобы не вымереть вместе с ними. Во-вторых, ходили легенды о диких животных, которые все еще не отказались от охоты и убивали друг друга ради пропитания. И в-третьих — можно было очень легко заблудиться, если не имеешь карт, а они были редкостью, потому что всем зверям, за исключением птиц, некуда и незачем было путешествовать. Это очень любили делать люди, что и позволило, говорят, опутать им весь мир паутиной, по которой можно было передавать друг другу любые сведения в мгновение ока. Им почему-то казалось, что жить вблизи развалин на одном континенте интереснее, чем жить возле развалин на другом.

Лес, где Шева родилась и росла, был давно одомашнен зверями. Он любил их, жрецы и маги умели общаться с его корнями, ручьями, камнями и даже с рекой. Но остальной лес был окутан тьмой неизвестности не меньше, чем тьмой, ночующей с раннего вечера до позднего утра в ветках его деревьев.

Шеве очень повезло, что храм Баст оказался всего в получасе ходьбы от их дома. Как выяснилось, он совсем не был тайным, каким показался ей во сне по словам богини. Его просто никто никогда не посещал, и ходили слухи, что каменные плиты внутри него давно уже раздробила дикая трава. Больше всего Шева боялась, что они с мамой никого не застанут в храме.

Наконец за лысой опушкой показалось высокое здание. Его продолговатую треугольную крышу поддерживали колонны, а позади него стояла величественная белая ротонда, окруженная слишком близко подступившими елями. Перед зданием был сад, скорее напоминавший монастырский огород: Шева сразу различила на нем листья салата, редис и много-много помидоров. Когда они подошли к храму вплотную, у нее даже закружилась голова от его высоты — вблизи он оказался ощутимо больше.

В храм вела потертая деревянная дверь. Она была гораздо выше ее и мамы и выглядела очень тяжелой, так что потрудиться приходилось уже даже для того, чтобы просто попасть внутрь. Вдвоем им удалось открыть одну ее створку и зайти.

В нос сразу ударил резкий запах лаванды и дыма. Храм все-таки был обитаем, раз тут жгли благовония.

— Вот видишь, здесь кто-то есть.

— Тише, Шева, — шикнула мама, — тут кто-нибудь есть?

Она повторила вопрос, после того как ей никто не ответил. В зале, где они стояли, не было ничего, кроме колонн, подпирающих высокий потолок, и еще статуи с обычный звериный рост посередине. Статуя опиралась узкими голыми лапами на исписанный мелкими рисунками постамент. Пока мама пыталась дозваться тех, кто предположительно обитал в храме, Шева разглядывала статую. Сна изображала приятное глазам, но странное существо: у него была голова львицы с красующейся на макушке конструкцией, исполосованной синим и золотым, и удивительное тело — голое, без шерсти, с круглыми бедрами и выпуклой грудью, которые скромно прикрывало платье, больше похожее на хитон или тогу.

В глазах статуи на месте зрачков зияло два глубоких черных пятна. Очевидно, раньше на их месте были вмонтированы драгоценные камни. Богам вообще пришлось несладко после смерти людей.

Шева вынырнула из своих размышлений, вызванных необычной скульптурой, потому что ее уши внезапно уловили тишину. Мама перестала звать. Откуда-то доносились звуки приближающихся шагов.

Наконец, из-за одной из колонн раздался недовольный голос:

— А, посетители. Что вам нужно?

Колонны были очень широкими, за ними было легко спрятаться. Но Шева все равно не была уверена, доносится ли голос из-за одной из них или все-таки принадлежит какой-нибудь нечистой силе, по слухам селящейся в забытых святых местах.

— Мы принесли немного даров Богине и хотим пообщаться с ее жрицами.

Шева поразилась переменой тона мамы, которая дома все время говорила, что все россказни о богах — для детей.

— А, — проскрипел голос, — ну тогда добро пожаловать.

С этими словами из-за колонны слева от мамы показалась обладательница голоса. Шева навсегда запомнила ее из-за внушительной внешности, так поразившей ее в тот момент. Это была высокая — выше мамы — кошка с темной, почти черной шерстью, кое-где посветлевшей до светло-бурого из-за преклонных лет. У нее были большие глаза, широкий нос и мощная челюсть, которую нельзя было сравнить ни с Шевиной, ни с маминой, ни даже с папиной. Это было вполне логично, потому что жрица представляла собой особый вид кошек, а именно — пантеру.

Мама этому совсем не удивилась в отличие от Шевы, которая, сообразив, ктó перед ними стоит, сразу же спряталась за маму.

— Какая крошка, — прошипела пантера.

Мама уверенно достала из холщовой сумки вкусную еду в контейнерах, которую они взяли с собой специально для жриц.

— Здесь фаршированные яйца, тофу, бутерброды, вареное мясо… Мы понимаем, что вам сложно надолго покидать храм и не нравится питаться одними ягодами и овощами, каких здесь в избытке.

— Спасибо, да только кроме как «одними ягодами и овощами» нам больше нечем питаться и не разрешается.

Мама неловко улыбнулась.

— Что ж, сойдет для подношения Баст… Пойдемте в мою комнату. Скинете вещи — станет легче ходить. Меня зовут Нагельхар. Я тут одна.

Жрица гордо, но быстро зашагала по направлению к выходу из храма.

Мама двинулась за ней, волоча за собой напуганную Шеву.

— А… где все остальные? — крикнула она, запихивая по пути обратно в сумку яйца.

— Я их съела, — невозмутимо ответила Нагельхар.

Она провела их через грядки в небольшой садовый домик, который стоял так, чтобы из него было хорошо видно храм. Внутри он оказался неожиданно презентабельнее, чем снаружи; там был тяжелый письменный стол из дорогого дерева, книжный шкаф с фолиантами, на корешках которых поблескивали незнакомые Шеве символы, пышная кровать с темным балдахином и много-много другой небольшой, но создающей уют мебели. На подоконнике у кровати росла веселая нежно-зеленая рассада.

— Это что, кошачья мята? — обеспокоенно спросила Анфиса.

— Имеете что-то против? — лениво спросила Нагельхар.

— Почему сразу против, это ваше личное дело, — начала отнекиваться мама, и Шева поняла, что она делает это не потому, что боится, а для того, чтобы Нагельхар не рассердилась и выслушала их просьбу.

Нагельхар убрала продукты в ледник, что стоял в погребе под единственной комнатой домика, зажгла несколько толстых свечей, села за стол напротив Шевы и Анфисы, которым был предложен чай, и сказала:

— Благодарю за подарки. Я очень давно не ела ничего подобного. Долг жрицы запрещает мне… питаться так, как хотелось бы. Но тофу и вправду хороши.

— Разве Баст действительно интересно, что вы кушаете? — вмешалась Шева.

Мама легонько пнула ее под столом.

Но Нагельхар не смутилась.

— Нет, но мне интересно показать ей свое уважение и трепет. Для этого я готова ограничить себя в некоторых сферах жизни. И потом… многие физические радости переоценены.

В этот момент мама заносила в рот сочный вишневый кекс, который поставила на стол хозяйка. Поймав на себе ее холодный, безразличный взгляд, она смутилась и пронесла кекс мимо рта.

— Я не очень-то хочу поклоняться Баст, мне не нужно ей ничего доказывать, — оправдалась она и откусила пол кекса.

— Разве я что-то сказала? Как бы там ни было — речь ведь о котенке. Я права?

— Да, о ней. Это моя дочь. Шевочка, расскажи тете, что тебя тревожит.

Шеве стало неловко перед важной Нагельхар за то, что мама называет ее «Шевочкой» и ест сладости, в то время как Нагельхар соблюдает строгий пост.

— Сегодня во сне ко мне явилась Баст. Она сказала, что я должна найти свой путь, и сказала мне прийти в этот храм.

— Хм. Вот как.

–…да, но она не сказала, чем вы тут занимаетесь и что мне тут нужно будет делать.

— Что еще можно делать в храме, как ни молиться… — пробурчала мама, расправляясь с новым кусочком.

— Баст сказала, что поможет мне, только когда я признаюсь, что мне от нее что-то нужно. Что я чего-то хочу и надо, чтобы кто-то исполнил мои желания.

— Много у тебя их?

— Это как-то связано со сроком, который мне придется тут отслужить?

Нагельхар расхохоталась.

— Посмотрите, какой у вас не по годам развитый ребенок. Нет, кроха. Тебя здесь никто не заставит служить. Ты вольна делать, что считаешь нужным.

— Но я считаю нужным исполнить свои желания.

— Ты так и не сказала, сколько их.

— Два. Одно большое.

— Это научиться летать, на секундочку, — вставила мама.

–…а второе… Второе — помириться с подругой.

Мама поперхнулась кексом и закашляла.

— Все хорошо? — поинтересовалась Нагельхар.

— Да-да, спасибо, со мной все отлично, — прохрипела она.

— Я не знаю, куда она исчезла, но ее уже несколько дней никто не видел в школе и дома, — продолжила Шева. — Мне кажется, что случилось что-то плохое и это моя вина.

— Из-за чего ты с ней поссорилась? Со своей подругой.

— Она сказала, что ежи лучше кошек в шаманизме.

— Отчасти она была права. А что такое шаманизм?

Шева замялась.

— Я слышала, это когда умеешь менять погоду… Призывать дождь… Вселяться в чужие тела…

Нагельхар удовлетворенно улыбнулась.

— Нельзя начать путь, если не знаешь, в каком направлении будешь двигаться. Ты не глупая. Однако кое в чем ты себя показала как самого глупого котенка в Лесу. Ты видела сон. Ты пришла ко мне. Путь был не самым близким и безопасным. Все мы хорошо знаем, что вы, живущие на опушках, лугах и рощах, думаете о тех, кто стал отшельником во имя вселенского блага. Но почему ты никого не спросила там, где тебе искать? Кто исчез и исчез ли вообще?

Нагельхар потирала свои крупные черные лапу одну о другую и выжидающе смотрела на Шеву и ее маму. Шева пропищала:

— Мама, ты знаешь, где сейчас Пиона?

Мама молчала.

— Ну же, Анфиса. Пора ей сказать.

Мама все еще молчала.

— Вы знаете, что не сможете скрывать это вечность.

Мама подняла глаза от чашки, которую держала в лапах, и посмотрела на Нагельхар.

— Да, пожалуй что так. Дочь, сейчас я скажу тебе одну нехорошую вещь. Но — прежде чем я скажу — знай, что это далеко не последнее такое событие в твоей жизни.

Нагельхар ухмыльнулась.

— Жизнь — не мешок с подарками, это… лотерея, понимаешь? Беспроигрышная. Иногда попадается что-то не слишком хорошее, но зато потом, однажды…

— Мам…

–…Ты сможешь взять главный приз, и вот такие моменты…

— Мам…

— Малыш… Пионы нигде нет потому, что она переехала. Навсегда.

Шева почувствовала, как в горле начал разрастаться ком. Мама и Нагельхар задрожали в ее глазах.

— Мы с папой сами узнали об этом только недавно. Они почти ничего никому не сказали.

Шева закрыла глаза лапками.

— У тебя будет еще много друзей. Так бывает у всех.

— Не нужны мне другие друзья! Пиона не могла так поступить. Она бы обязательно бы мне сказала!

Мама прижала ее к себе.

— Она не могла!

— Ты не видишь ее рядом. Это значит, что смогла, — вставила Нагельхар.

— Значит, ее заставили!

— Может и так, — не стала возражать жрица. — Как бы то ни было, эта девочка заставила тебя задуматься о будущем и прийти сюда.

— Не нужно мне никакое будущее!

— Анфиса, почему вы не научили ее манерам?

— Как вы можете так говорить? Она еще ребенок и ей плохо!

— Нам всем плохо.

Нагельхар вышла из-за стола и принялась составлять в посуду чайные чашки. Шева тихо попискивала у мамы на коленях, уткнувшись по привычке в белый пух на ее животике.

— Одно я знаю точно. Никто не может управляться со своими чувствами лучше, чем жрицы Баст. Сейчас самое время, чтобы подумать о будущем крохи. Мир уже успел показать ей свое злое лицо, и не раз. Но при этом она еще достаточно маленькая и сообразительная, чтобы впитать наше знание…

— Моя дочь не будет сидеть в лесу и разговаривать со статуей. Шева, собирайся, мы уходим отсюда. Спасибо за чай.

Мама резко поставила рыдающую Шеву на ноги и стала отряхивать ее платье от крошек.

Нагельхар склонила голову набок и направилась к ним.

— Котенок, тебе незачем плакать.

Она опустилась перед ней на колени и принялась вытирать слезы с щечек и усов.

— Ты не будешь одинокой, даже если уехал какой-то ежик.

Услышав про ежика, Шева заплакала с удвоенной силой.

— Ну поплачь, если тебе так хочется, пока можно. Но сначала посмотри на меня.

Шева размазала слезы пушистыми лапками и посмотрела на Нагельхар.

— Посмотри, Шева. Неужели я выгляжу как сумасшедшая отшельница?

Шева увидела тронутую возрастом, но благородную и густую шерсть, ясные горящие глаза и удивительно стройную, сильную фигуру, на которой даже тога жрицы смотрелась пышно и празднично.

— Нет, — признала Шева, — не выглядишь.

— Еще бы. Я живу вдали от глупых злых существ и общаюсь с богами. Я путешествую по всей вселенной. А ты, — Нагельхар перевела взгляд на маму, — или, может быть, вы — вы выезжали когда-нибудь за пределы континента?

Анфисе очень хотелось что-нибудь сказать, но кроме отрицания было нечего.

— Я делаю это лишь с помощью своего мозга. Анфиса, это место может показаться тебе не самым лучшим для того, чтобы предоставить ему будущее твоей дочери. Но есть моменты, когда не мы делаем решения, а решения делают нас. Если тебе страшно отпустить ее сюда с переездом, то можешь перестать бояться. Делать этого совсем необязательно.

— А что обязательно?

— Обязательно, чтобы девочка приходила ко мне столько раз в неделю, сколько захочет сама, и училась у меня древнему искусству, которое поможет в достижении целей и приведет ее к Баст.

— У меня школа.

— Школа нам не помешает. Тебе нужно будет только принести с собой одеяло и подушку. У меня лишних нет.

Шева настолько обрадовалась, что мама разрешила ей учиться у Нагельхар, что ненадолго даже забыла о своих печалях.

Уже на следующий день папа отнес некоторые ее вещи в храм, в том числе и старое лоскутное одеяло вместе с небольшой подушечкой. Тогда и позже и он, и мама всегда передавали с Шевой что-нибудь для Нагельхар. В основном это были разные лакомства, но случались и керосин, свечи и вкусно пахнущее мыло. Нагельхар с достоинством принимала подарки, но про еду часто говорила, что все равно не может ее есть и лучше принесет ее в дар Баст, сожгя в огромной старой чаше для подношений в том же зале, где стояла статуя богини. Папе было очень интересно увидеть живую пантеру, потому что все считали их давно вымершими. Шева узнала от мамы в тот день, когда они впервые посетили храм, на обратном пути домой, что Нагельхар страшно напугала ее собой — известно, что прямые потомки диких кошек отличались вздорным нравом и не гнушались обижать цивилизованных зверей.

— Она вроде хорошая, малышка. Только слушайся, — приговаривала мама, собирая в плетеную корзинку баночки с джемом и вареной колбасой.

Шеве и в голову не приходило ослушаться. Ее новая наставница внушала ей огромное уважение, Шеве казалось, что если она будет учиться у нее, то с годами и сама станет похожей на пантеру.

Однако от ее восторга мало что осталось, как только Нагельхар ввела ее в курс дела.

— Мы, кошки — лучшие шаманы, каких только мог создать космос. Мы чувствуем жизнь даже в самом маленьком ее носителе и способны овладевать разумом порой очень большого — по крайней мере точно крупнее нас — существа… Но ты же не думаешь, что это все только подарок небес и ничего больше?

— Конечно нет. Баст сказала мне, что мы обязаны служить, если хотим подарков.

— Так и есть, — согласилась Баст, пилящая в этот момент когти у камина в садовом домике. — Да только не так это просто — служить. И еще…

Она отвела лапу с пилкой в сторону и впервые за долгое время посмотрела на свою ученицу, которая сидела на ее кровати и перебирала свое имущество: книжки о насекомых, пару клубочков, несколько кукол и расчески.

–…Тебе не могла сниться Баст, котенок. Она не снится кому попало и без приглашения. Скорее наоборот — чаще всего ее и с приглашениями не дозовешься… Так что забудь о том, что уже общаешься с богами и умеешь то же, что старая Нагельхар.

— Но это точно была Баст, Нагельхар, — уверенно ответила Шева. — Я это знаю.

— Вот как? Хорошо. И почему ты так уверена? Ты видела ее?

— Да, — уже менее уверенно ответила Шева, которая во сне видела только световой шар над лугом, пусть и очень большой.

— Как она выглядела? У нее была львиная голова и бесшерстное тело?

— Конечно, — соврала Шева. — Иначе как бы я поняла, что это Баст.

— Даже если бы ты увидела ее такой же, какой она изображена в статуе нашего храма, а не врала бы мне сейчас — даже тогда ты увидела бы не ее, а лишь свою волю. Волю, которая неудержимо тянется к богине всеми четырьмя лапами.

— Извини, Нагельхар, а как ты…

Нагельхар гневно распахнула всегда прикрытые спокойные глаза.

— Никогда не извиняйся, котенок. Ты тут учишься на жрицу, а не на поломойку.

— Что плохого в поломойках?

— В поломойках ничего. Плохое в извинениях на пустом месте. Тебе хотелось убедить меня, что ты видела Баст, чтобы я подумала, что у тебя есть настоящие причины учиться у меня. Поэтому ты была готова согласиться с чем угодно. Гораздо важнее твоя воля.

— Ладно.

— Продолжим.

Нагельхар снова взялась за пилку.

— Служить ей — непросто. Так как она покровительствует нам, мы должны быть лучшими из своего рода, чтобы заслужить особое внимание богини. Кошки… что отличает их от тех же ежей, котенок? Скажи мне.

— Ну… мы более гибкие. Быстрые.

— Еще мы красивее ежей и крупнее.

— У нас есть острые когти…

— Это и у ежей есть. С зубами то же самое.

— Точно…

— Сейчас подумай не о физических данных.

Шева задумчиво уставилась в одну из кукол.

— Наверное, мы просто нравимся больше, чем ежи.

— Почему?

— Не знаю. Я почему-то так чувствую.

— Да потому что тело ежа покрыто колючками и мерзкими складками, в то время как кошачье тело, не считая некоторых наших собратьев — мягкое, пушистое. И у каждого свой собственный узор. Мы очень разные. Но при этом мы все умеем очаровывать. Это и было первой по важности причиной, почему люди кормили за свой счет нас, а не ежей.

Шева вспомнила обидные слова Пионы, после которых они с ней поссорились, и захотела услышать, что думает на их счет Нагельхар.

— Знаешь, моя подруга сказала не только, что они лучшие шаманы, чем мы. Еще она сказала — и это обидело меня больше всего, между прочим — что мы совсем потеряли характер, потому что жили с людьми. Что в нас ничего не осталось от предков. Ну… в таких как я.

— Каких таких?

Шева сделала насмешливое лицо. Ей было смешно, что ее посчитали настолько маленькой.

— Я и мои родители — потомки человеческих кошек, как и большинство выживших. Но ты нет. Ты пантера.

— И что?

— Как что? Это значит, что твои предки не жили с людьми и никто их них не потерял свой характер!

— Какой ужас. Ты же не веришь в эти сплетни?

— Вообще-то верю, — нехотя призналась Шева. — Но ведь это правда. Мы с тобой так непохожи.

— Ты не такая умная, как показалось.

— Что поделать, — филосовски резюмировала Шева и начала раскладывать свои вещи по полкам небольшого шкафчика, который Нагельхар вытащила из кладовой специально для ее вещей.

Она заметила сама, с какой легкостью восприняла замечание Нагельхар. Было непонятно, почему не стало обидно и почему не захотелось поспорить с жрицей. Она ведь на самом деле было умной и все это знали.

— Чтобы богиня заметила тебя, тебе нужно будет работать над собой. Сразу скажу, что жрицей может стать только опытная шаманка. Таким образом, тебе нужно с одной стороны работать над своими привычками и повседневностью, а с другой — над своим даром… который, конечно, не факт что проявится.

— А разве это одно и то же? Дар мой, значит он — я.

— Нет, малышка, это две разных вещи. Тебе не принадлежит ни одна твоя мысль и уж тем более ни один из твоих талантов. Дар шаманизма — в лучшем случае электрический скат, который имел неосторожность запутаться в сетях неумелого рыбака вроде тебя. Пользуйся, пока он не уплыл.

— Он что, однажды может исчезнуть? Если появится.

Нагельхар задумалась.

— Нет, я бы так не сказала, — сказала она, вынырнув из своих мыслей. — Но твоей заслуги в том, что скат запутался в сетях, нет. Это только его воля. И даже то, что сеть расставила ты, имеет мало значения. Он мог бы проплыть мимо.

— О, — восхитилась Шева.

Нагельхар закончила приводить ногти в порядок и решила доложить поленьев в печку.

— Тебе нужно будет отказаться от некоторой еды. Забудь о булочках и других сладостях. Они — удовольствие, которое привязывает тебя к земле и не дает взлететь к звездам. Не путай это с диетой, пожалуйста. Я никак не хочу довести тебя до истощения. Ты должна будешь стать светлее делами и мыслями. Никакого зла. Никакой мести, даже если ты имела бы раньше на нее право. Ты — будущий посол воли богини на земле. Ты не имеешь права посрамлять её. А чтобы развивался дар, милостиво поселившийся в твоей голове — нужно упражняться. Каждый день. Для этого существует несколько медитаций в начале обучения.

— А что потом?

— Потом тебе нужно будет применять его в деле. До совершенства отточить дар получится лишь тогда, когда ты будешь применять его во благо других.

— Но у нас и так все хорошо.

— Да что ты? Ты думаешь, что река, не берущая начало ни в одном полноценном водоеме, по одним лишь законам природы половодна из года в год и приносит вам рыбу, прохладу и питье? Или может, ты думаешь, что никто не приходит сюда в отчаянии, потому что ему не дают покоя увечья и обиды? Нет, котенок. Тебе действительно предстоит многое узнать.

— Понимаю. Скажи, а когда я… приступлю к главной части?

— Какой такой главной части?

— Все началось с того, что я служу Баст для того, чтобы она исполнила мои мечты.

— А. Точно. Это случится, когда ты достаточно послужишь.

— А когда будет достаточно?

— Никто не знает, кроме богини.

Шева почувствовала себя так, словно ее обманывают и просто пытаются спихнуть на нее никому не нужную работу..

— Мне пока что мало во все это верится.

— Зря. Все начнется только с нее. Как бы то ни было, я тебя тут точно не держу. Я не очень люблю детей. Твое общество меня не слишком-то радует. Я лучше бы приютила молодое семейство богомолов.

Шеву задели эти слова.

— Почему ты пытаешься меня обидеть? Это не в первый раз.

— И очень хорошо, что мои попытки успешны. Кто еще научит терпению, если не старая Нагельхар?

— Ты ничему не учишь. Ты только говоришь мне неприятные вещи.

Конец ознакомительного фрагмента.