Зарисовки моей души

Валерия Иванова, 2023

– Это неправильно, Саша, – говорю, а голос тихий-тихий, еле различимый шепот. И, кажется, удары моего сердца оглушают нас обоих. – Закрой глаза, – просит, как я его просила когда-то. Сил бороться нет. Делаю, как он говорит… Понимаю, что не должна, но не могу отказать. Чувствую, как его пальцы нежно касаются шеи, плеч, губ. Легонько, невесомо, нежно. А меня волной удовольствия накрывает. Проводит руками по талии, касается бедер. А я растворяюсь, словно сахар в чае, от этих ласк. – Разве это неправильно, Вера? Правильно. Еще как правильно… *** Он появился в моей жизни, словно ураган. Дерзкий мальчишка, который раздражает и бесит, а еще… Еще он выводит меня на чувства и эмоции, которые я давно забыла. Нам нельзя, мы не можем, или…

Глава 1

Вера

Уже битый час и третью чашку кофе я смотрела на чистый белый лист. Я уже крутила его и так и этак — и ничего. Никаких мыслей. Абсолютно никаких. С раздражением откинула от себя простой карандаш и потерла пульсирующие виски. Да что же за напасть-то такая?! Дима ждет рисунки к концу недели — сроки и так уже два раза передвигались. Может, и правда сказать, чтобы Женя занялась оформлением? Но Инга мне этого не простит, а злить лучшую подругу не хотелось.

Откинулась на спинку кресла, а босые ноги закинула на стол. Прикрыла уставшие глаза и сделала несколько медленных вдохов, вспоминая, чему учили на йоге.

— Вдохновение — приди! — пробормотала и еле сдержала улыбку от абсурда ситуации, но чем черт не шутит. — Вдохновение, я приказываю тебе — приди!

— Мам? С кем ты разговариваешь?

Тут же открыла глаза и увидела Никитку, бесшумно подошедшего ко мне и успевшего разрисовать многострадальный лист фломастером. Он явно с большим энтузиазмом относится к работе, чем я, а ему всего семь. Убрала ноги со стола и притянула сына к себе, поцеловала в обе щечки.

— Ты что-то хотел, Ник? Проголодался?

— Нина дала мне печенье, — сын принялся ворошить все на столе.

— Так, иди отсюда, вредитель, — скомандовала с улыбкой, — мама работает, не видишь?

— Нет. Ты просто сидишь, — от маленького проныры ничего не скрыть.

— Топай отсюда, скоро папа придет, будем ужинать. — Никита покорно кивнул, чем вызвал у меня подозрения: — А ты к школе все приготовил?

И тут послышался кашель.

— Я заболел, горло болит.

— Какой ужас! — наигранно округлила глаза. — Значит, сейчас позвоню Ирине Николаевне, чтобы пришла и сделала тебе укол… А еще лучше — два.

Глаза мальчишки округлились.

— Я пошел собирать портфель.

— И форму погладь, — пришлось прикусить щеку, чтобы не рассмеяться над его выражением лица.

— Но я не умею, — в удивлении приподнял брови.

— Ладно, я сама поглажу, но за поцелуй и обнимашки.

Младший просиял и, подбежав ко мне, чмокнул в щеку и сдавил в объятиях. Я засмеялась, а он быстренько убежал из кабинета.

Тяжело вздохнула — кажется, сегодня тоже ничего не нарисую. Да что же со мной происходит? Почему раньше я могла создать обложку за день, а сейчас требуется все больше и больше времени? Когда была моложе, меня вдохновляло абсолютно все. Постоянно рисовала, рисовала, рисовала… Помню, Вероника была маленькая, и мы с ней постоянно вымазывались в красках. Незабываемое время! А вот когда Никитка родился, я начала остывать к любимому делу — спад какой-то произошел, я постоянно искала отговорки, откладывала работу на завтра… А сейчас просто была в ступоре. Неужели перегорела? Об этом Игорь Николаевич — преподаватель в ВУЗе — предупреждал? А мы смеялись над ним. Смотрели горящими глазами и клятвенно заверяли, что такого никогда не будет. Даже вообразить такое не могли. Почему мы никогда не верим старшим? Это какой-то механизм отрицания в ДНК или юношеский максимализм и вера в то, что все плохое всегда будет обходить стороной?

Открыла верхний ящик стола и достала потрепанный ежедневник в коричневом кожаном переплете — Вова подарил мне его лет пять назад. Любовно провела по обложке и начала листать страницы. Столько разных зарисовок… Каждая — частичка души. Каждая показывает меня. Мне нравится выплескивать на бумагу все эмоции.

Взяла простой карандаш и начала рисовать, не отрываясь — самой интересно, что в итоге получится… Закончив рисование, увидела, как с рисунка меня смотрит демон с пылающими глазами и страшными закрученными кверху рогами. Он улыбался, скаля острые зубы — явно был чем-то доволен. А в когтистой лапе держал, словно тряпичную куклу, девушку. Она жива — это видно по ужасу в ее глазах и напряженному телу.

Зазвонил мой мобильный, не глядя, ответила на звонок, зажав телефон между плечом и ухом.

— Слушаю.

— Привет, мам!

Губы сами с собой расплылись в улыбке. Да неужели!

— Ника, классно ты мне перезваниваешь через пару минут. Два дня прошло, — начала читать нотацию старшей дочери, но она не прониклась моим родительским авторитетом — засмеялась.

— Ой, мамочка, не начинай… Конец года такая ж*па!

— Ника! Что за слова?! — наигранно ужаснулась и отложила ежедневник с карандашом. — В Питере так не выражаются.

— Что я могу поделать? Москва из меня так и прет! — Я засмеялась, а дочь продолжила: — Бабушка и дедушка привет передают, говорят, что любят и скучают.

— Передавай, что мы их тоже любим и скучаем! Скоро увидимся.

— Передам. Как там мелкий? — с теплом в голосе спросила дочь.

— Уже с тебя ростом! Недавно подрался с сыном Арвальского, теперь наказан, а так все нормально.

— Выиграл? — серьезно спросила Вероника.

— Да, он того сменной обувью по голове треснул.

— Молодец какой! Этих тараканов так и надо.

— Дочь, нет в тебе сострадания.

— Сострадание — для лузеров. А что еще у вас нового?

Я задумалась, наматывая на палец темную прядь волос — говорить о работе совершенно не хотелось.

— Да ничего, папа вернулся недавно из Англии. Проблемы сейчас, сама знаешь какие, с этой политикой — сам не свой ходит…

Но Ника, как обычно, когда дело касается отца — перебила.

— Я не хочу о нем слушать, мам, — стальные нотки послышались в голосе.

Я лишь тяжело вздохнула и покачала головой.

— А ты там как? Расскажи про универ.

Дочка принялась делиться эмоциями, а я впитывала каждое слово. Как же я по ней соскучилась! По своей крошке. Даже не верится, что ей скоро восемнадцать, и она поступила в театральный в другом городе. Сама, на бюджет. Хорошо, хоть мои родители живут в Санкт-Петербурге. Конечно, мы все гордились ею, но так печально и тревожно отпускать своих детей во взрослый мир. Хочется всегда быть рядом и оберегать от всего уродства. Но, к сожалению, учат только собственные шишки и ошибки, поэтому с тяжелым сердцем и разбитой душой отпускаешь их на волю.

Мы проговорили почти час, пока она не вспомнила, что договаривалась встретиться с подругой в кафе. Посмотрела на часы — уже начало седьмого вечера. Вова говорил, что дома будет в семь — пора идти готовить ужин. Вышла из кабинета и спустилась на первый этаж, где располагалась кухня. Нина как раз собралась уезжать домой. Женщине уже давно за шестьдесят, но она нам как член семьи. Я знаю ее пятнадцать лет и каждый раз благодарю кого-то наверху, что послал ее нам.

— Доброго вечера, Верочка, — улыбнулась Нина, завидев меня.

— И тебе, Нина. Скажи Славе, чтобы не гнал быстро, а то знаю я его.

— Не надо ничего говорить, мне нравится скорость, — хитро подмигнула женщина и засмеялась.

— Тогда до завтра.

— До завтра, хорошая моя, — попрощалась экономка и вышла за дверь.

Я вошла в кухню, открыла холодильник и исследовала его содержимое. В отличие от своих знакомых женщин я любила готовить. Когда другие узнавали об этом, смотрели на меня косо — не по статусу! Ну и пусть смотрят — мне все равно. Решила приготовить мясо по-французски и легкий салат.

— Ник! — позвала сына, но ответа не последовало. — Никита, иди, помоги!

Услышала быстрые легкие шаги наверху и улыбнулась, когда младший спустился вниз.

— Чего, мам?

— Давай, мой руки и помоги овощи помыть на салат.

Мальчишка с таким обреченным видом подошел к раковине, что я засмеялась.

— Это не смешно, — пробубнил сын, тщательно намыливая руки, — Я — мужчина и не должен заниматься этими бабскими делами!

Я выгнула бровь. Это что-то новенькое.

— И кто тебе сказал про «бабские дела», мужчина мой?

— Слава, — тут же с радостью сдал Никита. — Он сказал, что женщины должны все делать сами, а мужчины смотреть футбол и пить пиво. Только мне футбол не нравится, и пиво воняет. Наверное, я плохой мужчина, — печально вздохнул малыш.

Видимо, придется поговорить со Славой и о темах для разговоров с ребенком.

— В том, что ты помогаешь женщине, нет ничего плохого. Наоборот, это делает тебя еще большим мужчиной, Никита. А помогать своей маме — это очень важно. Ты ведь любишь маму? — Мальчик быстро-быстро закивал. — Вот, это еще один способ показать, как сильно ты меня любишь.

Ник засиял и начал с таким энтузиазмом мыть овощи, что хотелось снять его на камеру. Нет, это же надо — «бабские дела»! Настучать бы Славе по голове за эти слова! Завтра он у меня точно получит. Сам не свой стал, как Ира его бросила. Хорошее отношение — хорошим отношением, но он в первую очередь наш работник. И я не хочу, чтобы неокрепший ум сына впитывал этот бред.

* * *

Ужин как раз был готов, а стол накрыт, когда приехал Вова.

— Папа! — закричал Ник и бросился на шею мужчины.

— Привет, здоровяк, — муж потрепал волосы сына, — ты что, уже успел подрасти с утра?

Никитка улыбнулся и гордо кивнул.

— Да, Нина сказала, что это супер волшебная каша, и если есть ее по утрам, то скоро я стану совсем большим и сильным.

— Похоже, она не обманула — каша действительно работает, — ответил муж, подошел ко мне и поцеловал в губы.

— Привет, хорошая.

— Привет, — улыбнулась, — давай, иди, руки мой — будем ужинать.

Вова все такой же, как и в нашу первую встречу: высокий, статный и обаятельный. Помню, как девчонкой увидела его и пропала… Много воды утекло с того времени. Оба повзрослели. Помудрели. Шишек набили, о которых и вспоминать не хочется — еще болят.

Мужчина послушно кивнул и пошел мыть руки, а мы с Ником сели за стол и стали ждать папу.

* * *

— Как всегда — вкусно, Веруня, — муж доел последний кусочек мяса и снова уткнулся в смартфон.

Никита уже давно ушел в свою комнату — видите ли, сладкого нет, значит, есть нечего.

— Рада стараться, — я сделала глоток кофе, рассеянно рассматривая мужа.

Сейчас мы словно чужие друг другу. Живем под одной крышей как соседи. Печально все это, нутро ноет от пульсирующей тупой боли, будто я утратила часть себя. Мы даже не разговариваем как раньше. Даже не помню момент, когда перестали… Хотя нет, помню.

— Может, слетаем куда-нибудь, отдохнем? — предложила, заранее зная ответ.

— Бери детей и Ингу и летите отдыхать. Ткни пальцем в карту — и вас туда доставят.

— Нет, Вова. Ты и я. Вместе.

— Я не могу, Вера, ты же знаешь. Сейчас работы много и время напряженное — не до отдыха. Даже на неделе в Китай придется лететь и самому все решать. Ай, — махнул рукой и, вытерев рот салфеткой, отшвырнул ее от себя, — даже говорить об этом не хочу.

— Точно, твоя работа, — с сарказмом ответила и ухмыльнулась — как осточертело вечно одно и то же!

— Да, моя работа, — ответил муж и холодно посмотрел на меня. — Работа, которая дала нам все это, — обвел руками наш шикарный дом, который купил, не посоветовавшись со мной…

— Скучно, Вова, стало, пресно, понимаешь?

— Развлекать тебя у меня нет времени. Купи что-нибудь дорогое, побалуй себя.

Его слова уже даже не причиняли боль — привыкла, наверное. А этот разговор так, для галочки. Встала из-за стола, взяла грязную посуду и понесла в мойку.

— Ладно, пойду, посмотрю, как там Никита. Ты идешь?

— Нет, я еще поработаю, не жди меня, — снова, не отрываясь от телефона, бросил муж.

Развернулась и начала подниматься по лестнице, когда услышала окрик.

— Вера, — Вова стоял у подножья лестницы, — забыл сказать — Игнатьевы пригласили нас на прием. Завтра будь готова к семи, — и, не дожидаясь ответа, ушел, уверенный, что я отвечу согласием.