Владыки Омнистера. Путь в сердце тьмы

Валерия Гоголь

Омнистер, разрываемый войнами на протяжении сотен лет, готовится к новой войне. На сей раз король Креон призывает свой народ отправиться на север к загадочной цитадели Тенебрис и призвать врага к ответу. Он ведет к его воротам огромную армию, и среди его солдат – воин света, который в самом начале похода получает особую задачу – пробиться в тронный зал и дать бой Темному Повелителю, главе вражеского государства. На его стороне сам Бог.

Глава 3

Этому миру не хватало спокойствия — отцов, спешащих домой после рабочих дней, матерей, занятых домашним хозяйством, и изредка поглядывающих из окна на толпу играющих детей. Нет, в этом мире мужчины хватались за мечи, город наполнили вдовы, закутанные в черные плащи и со скорбным, постаревшим выражением лица, а дети, вместо того, чтобы играть друг с другом, мечтали только об одном — как бы отомстить за отцов, для которых гробами стали собственные латы. Стоило только остановить на улице любого ребенка и спросить, где его отец, как взгляд несмышленыша становился серьезным, а детская рука указывала в направлении печально известного холма, на котором находилось кладбище, где отчизна хоронила своих героев. Конечно, с границы трупы никто не тащил, просто жест за несколько столетий, в которые войны разрывали континент на части, прочно вошел в обиход горожан, и они показывали на известное кладбище всегда, когда речь заходила о смерти, где бы ни был похоронен их близкий человек. И почему эти несчастные люди не могут жить в мире и согласии? Зачем одни горячие головы хватаются за мечи, а вторые ставят на себе крест в память о первых? Аргус не понимал. В его храме всегда было уютно и спокойно — свет косыми лучами проникал в молитвенный зал, сквозь высокие, мозаичные окна. Ему не нужно было покидать родных стен, чтобы увидеть несчастные, серые тени — еще живые призраки уже давно мертвых людей, жизни которых поглотило общее горе. Моральные, духовные мертвецы не могли найти себя, вот и ходили по храмам, отчаянно уповая на то, что служение Коэлуму заглушит их боль. Но несмотря на собственный горький опыт потери родных, они не хотели поставить жирную точку на смерти, ведь почти каждый из них горел жаждой мщения, что повлекло бы на гибель последующие поколения. Дань войне, словно Коэлум не один, а позади него, красивая, стальная, холодная Богиня — Война, жертв которой становилось все больше и больше.

Все свое детство Аргус провел в приюте, куда попал сразу после смерти родителей. О них он толком ничего не знал, знал только, что оба они были благородного происхождения, оставили немалую часть земли, высокий титул и приличное наследство в денежном эквиваленте. Однако, они оба ушли из жизни, когда он еще не успел достигнуть сознательного возраста. Почти сразу он попал в приют при центральной церкви, которая, по совместительству, являлась обителью его Святейшества. Этот приют отличался от других церковных приютов тем, что его воспитанников развивали во многих направлениях, в том числе и не совсем церковных — обучали боевым искусствам, работали с их магическим потенциалом, если таковой имелся, ну и, разумеется, давали хорошее светское воспитание. К пятнадцати годам, меч словно стал продолжением его руки, латы воспринимались, как вторая кожа, и даже самые сложные заклинания не требовали большого количества энергетических затрат — все было отточено до мельчайших деталей. Наставники призывали учеников гордиться собой, потому что многие не выдерживали тяжелых условий обучения и бросали. Ему же все давалось легко, словно судьба сама взяла его под свое крыло и провела сквозь все трудности, и только тяжелые тренировки оставили на его теле множество шрамов.

В шестнадцать лет, Аргус, как и подобает остальным воспитанникам, покинул приют. Шестнадцать — тот возраст, когда большинство молодых людей уходило в армию. Его же оставили в той же церкви для продолжения обучения в качестве члена ордена рыцарей, смыслом жизни которых было служение свету. Годы шли, его сила росла по мере того, как он уничтожал нечисть, терроризирующую Эспиран и его окрестности. Слава о нем распространялась все дальше. Вскоре его прозвали защитником города.

Аргус гордился той средой, в которой ему довелось вырасти. Именно в церковных приютах из неокрепших умов мальчишек умели делать настоящих мужчин. И дело было даже не в преподавании им военного ремесла. Просто их воспитывали так, чтобы из них выросли настоящие патриоты. Аргус обожал Инлисус, искренне хотел, чтобы люди, населяющие его, были счастливы. Он ненавидел войну так же сильно, как ненавидел и тех, кто несет смерть. Он считал своим долгом сражаться с нечистью во имя спокойствия Эспирана, а нечистью считалось все, что имеет отношение к Тенебрис. Он понимал, что никогда в жизни не смог бы лишить жизни мирного жителя, потому что осознавал ценность каждой жизни, как никто другой.

Ему нравилось бродить по узким городским улочками и утопать в собственных, мрачных мыслях. Он чувствовал, какую боль таит в себе этот город, где люди живут не так, как должны жить. Он много читал древних свитков, в которых описывались войны, трагедии, сожженные города. И был уверен в том, что так не должно было быть. Сначала эти рассуждения переполняли его голову, кружась там ураганом, а потом, с годами, выстроились в нечто более собранное, постепенно превращаясь в систему. Этот мир стал казаться ему огромным механизмом, в котором все детали взаимосвязаны, и он, этот механизм, работал неправильно, потому что отсутствовало что-то очень важное. Некая шестеренка. Ее недоставало, либо она стояла не на своем месте. И из-за нее, из-за этой крохотной, маленькой детальки люди ходили мрачные, как тучи. Вдовы, дети, желающие мстить за родителей, да мертвые холмики, вместо отцов и мужей. Из-за такой мелочи. Вот бы взять ее и поставить на место, заставить систему, механизм работать правильно. Только нужно сначала понять, что же это за деталь? Его мысли часто не давали ему спокойно уснуть, он все старался определить ее.

Однажды, преисполненный таких мыслей, он мерил шагами улочки города, и набрел на одну небольшую, но уютную и весьма ухоженную часовенку на окраине. Почему бы и не зайти, подумал он. Внутри было мрачно, косые, солнечные лучи, падали на пол, просачиваясь сквозь мутные стекла. Легкие забил затхлый воздух. У алтаря стоял мужчина. Видимо, настоятель, совсем молодой парень, лет двадцати пяти. Тогда они были примерно одного возраста. У него были ясные, зеленые глаза и светлые волосы. Располагающая внешность. Одним своим видом он внушал доверие.

— Приветствую. Что привело вас сюда в этот день? — начал он, заглядывая в свиток, который сжимал своими руками.

— Приветствую, — привычно отвечал паладин, он наизусть знал церковную манеру выражаться, — Да все никак не могу найти душевного покоя.

— Отчего же? Согрешили? — его голос зазвучал с пониманием.

— А кто из нас не грешен? — несколько саркастически заметил Аргус, — Если бы дело было в грехе, я бы знал, за что расплачиваюсь бессонными ночами.

— Даже так? Стало быть, не камень на душе вас беспокоит? — настоятель заинтересовано взглянул на него, его взгляд прояснился, он словно узнал родную душу, но ничего не сказала сначала.

— У вас не возникало такого чувства, что все как-то неправильно?

— Послушайте, а вы… Священник? — настоятель все-таки задал мучивший его вопрос.

— Не то, что бы. Но я сирота, так что все мое детство прошло в приюте при главной церкви, — Аргус никогда ничего не скрывал от настоятелей, считал их правой рукой господа.

— Так вы, считайте, свой, — настоятель прочистил горло и резко перешел на ты, — И что же беспокоит тебя, собрат? Что неправильного нашли вы в этом мире?

— Мне всегда казалось, что наш мир — большая система, которая отчего-то работает неправильно. Как будто мелкая деталь отсутствует или находится не на своем месте. Эти люди, спешащие куда-то… Остался ли в нашем городе хоть один человек, за плечами которого нет трагедии? Нет боли? Счастливый человек?

— Боюсь, что нет, — ответил настоятель и кивком велел продолжить.

— Это все неправильно. Мне бы очень хотелось помочь людям. Их боль выжигает меня изнутри, но что я могу. Ночами не сплю — пытаюсь уловить, что же за деталь мешает этому миру работать нормально, и не могу найти. Мои поиски тщетны.

— Хочешь понять, что в этом мире работает против света? Так я тебе покажу, — он развернулся и отправился в церковный подвал, жестом повелевая Аргусу отправиться за ним, тот поспешил, не желая отстать от него и заблудиться в лабиринте подвалов.

Но, в отличие от центральной церкви, здесь подвал не расходился тысячей ходов, а, наоборот, предстал перед ним красиво оформленной комнатушкой, на одной из стен которой висела карта, исписанная разными стрелками, значками и символами. Под ней, на тумбочке, лежал крупный кусок охры, очевидно именно ей настоятель черкал свои письмена на материке и мелких островах рядом. Больше всего значков красовалось на северной части континента. Алым кругом была обведена цитадель, а по границам печально известной вражеской территории, мелкими точками исчерканы места, где пропадали отряды.

— Вы хотите знать, что за деталь мешает нашему миру работать правильно? Так вот же она. Смотрите! — он ткнул пальцем прямо в Тенебрис, — Вчера я успокаивал безутешную женщину, у которой погиб сын. До этого молодая женщина лет тридцати, уже седая и с лицом, покрытым морщинами, рыдала на моем плече. Они все хотели знать, за что им такое горе. Люди гибнут здесь, — он обвел пальцем границу, — Не добираясь до центра. Из-за него мы не знаем, что такое счастье. Так что, брат, деталь твою знает каждый.

Аргус об этом думал, но никак не мог понять, что же тянет людей туда, на верную погибель.

— Вы хотите помочь этим людям? — спросил настоятель.

— Хочу, — ответил Аргус.

— У вас есть все возможности.

— Но я не знаю, что заставило их родных сложить головы на границе.

— Они гибнут на границе, чтобы не пустить сюда врага. Поговорите с его Святейшеством. Я знаю, он уважает ваш орден. Так неужели он откажет одному из самых известных его представителей? Ведь это именно вы можете сразить то зло, что укоренилось на севере. Подумайте сами, у простых солдат нет той силы, которой наделил вас свет.

Его Святейшество все понял правильно.

— Сын мой, мы уже давно планируем поход. Скоро будет общее собрание, я дам тебе знать, — бросил он и добавил, — Я всегда знал, что члены вашего ордена не останутся безразличными к нашей общей беде!

О собрании священник Аргуса действительно известил, хотя и сделал это в своей излюбленной манере. А именно, за пол часа до начала, просто нашел паладина и поманил за собой. Но у самого входа в тронный зал вдруг остановился и свернул в темный, узкий коридор.

— Сын мой. Я знаю, что ты уже достаточно сделал для этого государства. Но сам свет призывает нас вступить в борьбу со злом, укоренившемся на севере. С каждым днем наш враг крепнет и растет. Если мы не сделаем это сейчас, возможно, судьба не даст нам другого шанса. И орды нечисти захлестнут наше государство. Многие уже сложили головы, отбивая атаки врага на границе. И твой долг — вступить с нами в этот бой.

— Я принимаю его! — от волнения у Аргуса перехватило дыхание.

— Хорошо. А теперь, пойдем к королю.