Ход Снежной королевы

Валерия Вербинина

В древнем замке Иссервиль, некогда принадлежавшем тамплиерам, а ныне графу дю Коломбье, происходят странные события: по коридорам бродят призраки, на зеркале появляется кровавая надпись «Вы все умрете здесь»… Хозяева и гости, собравшиеся отметить сочельник 1884 года, в ужасе, ведь за стенами замка – пурга, он отрезан от мира. Но самое ужасное, что пророчество начинает сбываться: один за другим погибают гости, а потом и сам хозяин… Неизвестно, чем бы все это кончилось, если бы среди гостей замка не оказалась Амалия – тайный агент русского императора, до поры до времени скрывающаяся под другим именем…

Глава 5

Призраки

1. Из дневника Армана Лефера

Определенно, в замке творится что-то непонятное.

Сначала таинственным образом исчез судья Фирмен, затем куда-то запропастилась мадемуазель Фонтенуа, и в довершение всего ко мне подошел математик Ланглуа с вопросом, не попадался ли мне Брюс Кэмп-белл. Оказалось, что англичанина тоже нет на месте, и никто не знает, где он может быть.

Однако, помимо этих странных исчезновений, налицо было и самое настоящее убийство, расследованием которого занимался Луи Констан. Сначала он опросил прислугу, а потом взялся за учителей. Прежде всего он пожелал побеседовать с Брюсом Кэмпбеллом, потому что лакей Маню вроде бы видел его неподалеку от комнаты Северена примерно в то самое время, когда последний был убит. Известие, что учитель английского скрылся, отнюдь не прибавило Констану хорошего настроения.

— Вы, кажется, неплохо знали его, — сказал мне бывший полицейский.

Я ответил, что изредка играл с Кэмпбеллом в карты, но сие вовсе не значит, что я вообще его знал. Констан хмуро покосился на меня и полез в стол.

— Узнаете? — спросил он, показывая мне очки в тонкой металлической оправе. — Их обнаружили в комнате Кэмпбелла. — Констан нагнулся ко мне. — Вы не знаете, может, у него имелись запасные очки?

Но, по правде говоря, я никогда не видел у Кэмпбелла запасных очков, о чем и заявил со всей недвусмысленностью.

— У него было хорошее зрение? — осведомился Констан.

— Думаю, вряд ли, если он носил очки, — заметил я.

Мой собеседник улыбнулся.

— Наденьте их, пожалуйста, — сказал он, протягивая очки мне.

С некоторым удивлением я все же выполнил его просьбу. Однако в очках англичанина я видел точно так же, как и без них.

— Значит, Кэмпбелл носил очки с простыми стеклами? — пробормотал я, возвращая улику полицейскому. — Но зачем?

Констан улыбнулся еще шире.

— Любопытно, да? Если человек собирается делать ноги, то вряд ли он забудет свои очки, без которых плохо видит. Но, может быть, Кэмпбелл не по своей воле покинул Иссервиль? Может быть, он вообще мертв? Так я рассуждал до того момента, пока не догадался примерить очки. Тут, Лефер, возникает уже совершенно другой вопрос. К чему человеку носить очки, без которых он прекрасно может обойтись? Понимаете, о чем я?

В полном остолбенении я уставился на него.

— Вы хотите сказать, — медленно заговорил я, — что Кэмпбелл, скорее всего, никакой не Кэмпбелл и что это он убил Северена и похитил тетрадь с его расчетами? Но зачем?

— Затем, что его подослали конкуренты Коломбье, — жестко ответил Констан, и на его скулах набухли желваки. — Вот так интересно все складывается, Лефер. — Бывший полицейский перегнулся ко мне через стол. — Теперь, дорогой мэтр рапиры, мне нужна ваша помощь. Вы и математик чаще всего общались с Кэмпбеллом. Вспоминайте все, что тот говорил и делал. Мне во что бы ни стало надо установить, что он за гусь!

И Констан сделал пальцами такое движение, словно был не прочь свернуть названному гусю шею.

Я честно поведал все, что знал о Кэмпбелле. Мой рассказ занял не так уж много времени — оказалось, что хоть я и общался с этим человеком почти ежедневно в течение нескольких месяцев, он тем не менее умудрился остаться для меня загадкой. Я не знал, откуда он был родом, не знал, как звали его родителей и чем занимались его друзья. Изредка к нему приходили письма, но он никогда не говорил, от кого они. Более того, он, кажется, сжигал их сразу же по прочтении.

Наконец Констан отпустил меня. В коридоре в меня вцепился донельзя взволнованный Люсьен.

— Месье Лефер, ее нигде нет! Надо срочно что-то предпринять!

Я не сразу уразумел, что он имел в виду свою тетку Дезире.

— Люсьен, — сказал я, чтобы успокоить его, — ну посуди сам: куда она могла деться?

Однако мальчик настаивал на своем. Он обошел весь замок, спрашивал у всех слуг, у доктора, у Матильды. Тетя Дезире пропала! А может быть… но об этом даже подумать страшно… может быть, ее похитил Кэмпбелл?

— Зачем она ему? — удивился я.

Люсьен вскинул голову.

— Арман, а правда, что именно он убил Северена?

Что я мог ему сказать? Я ответил, что у Констана имеются определенные подозрения. Поведал об очках с простыми стеклами и о том, что Маню видел англичанина возле комнаты химика тогда же, когда произошло убийство.

— До чего же это все гадко! — в сердцах проговорил Люсьен. Следующая его фраза, однако, была типично детской: — Никогда больше не буду учить английский язык!

Мы стояли у большого окна на третьем этаже, которое выходило в сад. Кажется, я первым заметил карету, которая еле-еле ползла сквозь метель.

— Смотри, Люсьен! — воскликнул я.

Мальчик встрепенулся.

— Это же наша карета! Наверное, Кэмпбеллу пришлось вернуться, потому что все дороги замело! — воскликнул он и что есть духу бросился бежать вниз по лестнице.

Лабиш поймал его у самого выхода и с трудом смог заставить надеть куртку и сапоги. Луи Констан, услышав о том, что в Иссервиль вернулась исчезнувшая карета, тоже поспешил наружу, на ходу достав револьвер и проверяя, заряжен ли он.

— Какого черта вы отпустили Люсьена? — напустился он на меня. — Вы что, не понимаете, что может произойти, если Кэмпбелл и в самом деле убийца?

И, оттолкнув меня, он выскочил за порог.

Однако бывшего полицейского ждало разочарование. На козлах кареты оказалась мадемуазель Фонтенуа. Люсьен бросился к ней и повис у нее на шее.

— Ты вернулась, вернулась, вернулась! — захлебываясь от счастья, кричал мальчик. — А мы так испугались… так испугались!

— Вы одна? — крикнул подбежавший Луи Констан.

— Разумеется, а с кем я должна быть? — надменно осведомилась красавица.

— Ах да, вы же еще не знаете, — буркнул полицейский, пряча оружие. — Брюс Кэмпбелл исчез.

— Не иначе, он превратился в привидение, — легкомысленно заметила тетя Дезире, пожимая плечами. — Люсьен! Где твоя шапка? Так нельзя: ты можешь простудиться! Идем в замок, скорее!

Ведя за собой Люсьена, она сделала несколько шагов по дорожке, но неожиданно Констан преградил ей дорогу.

— Могу ли я узнать, мадемуазель, о цели вашей прогулки? — очень вежливо промолвил он. — Согласитесь, погода не слишком располагает к подобным путешествиям. Кроме того, вы уехали, никого не предупредив!

Дезире вскинула голову. Янтарные глаза молодой женщины сделались холоднее снега, который лежал под ее ногами.

— Это замок моего кузена или ваш? — с нескрываемой иронией спросила она.

— Разумеется, это замок графа дю Коломбье, — пробормотал Констан, сбитый с толку ее тоном.

— Да? Тогда я не думаю, что должна отчитываться перед вами, милейший, в чем бы то ни было. Идем, Люсьен!

И, не обращая более никакого внимания на опешившего полицейского, Дезире двинулась к входу в замок.

2. Из зеленой тетради Люсьена дю Коломбье

Пока мы поднимались по лестнице, я рассказал тете о том, что ей наверняка было еще неизвестно.

— Месье Северен, химик, застрелен, и Констан думает, что это дело рук Кэмпбелла. А сам Кэмпбелл, — закончил я, — исчез!

Мне было интересно, что тетя скажет, узнав обо всем, но она как-то равнодушно осведомилась:

— Кэмпбелл — это кто?

— Мой учитель английского, — пояснил я. — А Констан считает, что он был никакой не учитель и его подослали папины конкуренты!

Дезире остановилась и поглядела мне прямо в глаза.

— В самом деле? А сам месье Констан — каким образом он оказался замешан во все это?

— Он бывший полицейский, — отозвался я, — потому и ведет расследование.

— Ах вот оно что! — пробормотала тетя.

Больше она не успела ничего сказать, потому что к нам подошли мои родители.

— Дорогая Дезире, — сказал папа шутливым тоном, — а мы-то все гадали, куда вы могли запропаститься! Ну разве можно исчезать вот так, без предупреждения?

— Я искала судью Фирмена, — объяснила тетя, стряхивая снег с прелестной пушистой шапочки, которая очень шла к ее оживленному лицу. — Вы же сказали, что он где-то гуляет, вот я и отправилась на его поиски.

Мама неодобрительно покачала головой.

— Но вы могли взять кучера! — заметила она.

— Я и сама отлично управляюсь с лошадьми, — беззаботно заметила тетя.

— Правда? — вскинул брови папа. — А мне всегда казалось, что вы их терпеть не могли, дорогая кузина. — И он пояснил маме: — С тех пор, как Дезире в детстве упала с пони и сломала руку.

— Но ведь это было так давно! — равнодушно отозвалась тетя, пожимая плечами.

— А зачем вам понадобился судья? — спросил противный Констан, который только что догнал нас.

Тетя Дезире обернулась и смерила его с ног до головы презрительным взглядом.

— Я хотела посоветоваться с ним насчет развода, — сообщила она.

Папа озадаченно моргнул.

— Чьего развода? — поинтересовался Констан.

— Моего, разумеется, — отозвалась тетя.

Тут даже моя мать открыла рот.

— Но, дорогая, — пролепетала она, как только обрела дар речи, — вы ведь еще даже не замужем!

— Вот именно, — со вздохом подтвердила тетя. — Обо всем надо думать заранее.

Отец и мать переглянулись. Чувствовалось, что они были в высшей степени поражены.

— Однако судью вам найти не удалось, — не унимался Констан.

Тетя слегка поморщилась.

— Нет, — нехотя призналась она. — Хотя это очень странно. Все дороги замело, и вряд ли он мог уйти далеко.

— А Брюс Кэмпбелл? — настаивал полицейский. — Его вы не встречали?

Однако Дезире решительно покачала головой:

— Нет. — Она обернулась к папе. — Люсьен сказал мне о том, что произошло в замке. Мне очень жаль, кузен.

Папа помрачнел.

— Да, — буркнул он, — похоже, Брюс Кэмпбелл оказался вовсе не тем, за кого мы его принимали.

Мать при этих словах сочла нужным всхлипнуть.

— И хуже всего, — добавил Констан, — что ему удалось сбежать.

— Уверяю вас, далеко он все равно не уйдет, — отмахнулась Дезире. — Однако меня удивляет, кузен, что вы с такой легкостью взяли в дом человека без рекомендаций, даже не удосужившись проверить, кто он такой.

— Ничего подобного, дорогая кузина, — возразил папа. — Рекомендации у этого человека были в полном порядке.

— Кстати, о рекомендациях, — вмешался Луи Констан. — Мадемуазель Фонтенуа высказала весьма дельную мысль. Я бы тоже хотел взглянуть на них. Быть может, нам удастся установить, кем же на самом деле является этот человек.

— А как же бедный месье Фирмен? — подала голос мать. — Что же делать с ним? Ведь странно, что его уже столько времени нет! И кузина Дезире его тоже не видела!

Луи Констан потер подбородок.

— Да, теперь совершенно ясно, что с судьей случилось что-то неладное, — буркнул он. — Мне понадобятся все ваши слуги, господин граф. Ничего не поделаешь, надо искать Фирмена. Уверен, он где-то неподалеку, иначе… Иначе все это просто не имеет смысла.

— Хорошо, — сказал папа, — берите всех, кого сочтете нужным.

— Вот и прекрасно, — одобрил Констан. — А вы пока отыщите рекомендации того молодчика.

Затем Констан собрал наших слуг, разделил их на группы и велел им прочесывать округу, пока еще светло. Вначале они, по-моему, не шибко рвались искать пропавшего судью и Кэмпбелла, о котором ходили слухи, что он убийца, но тут вмешался папа, посулил тому, кто найдет хоть одного из исчезнувших, щедрое вознаграждение, и все сразу же заметно взбодрились. Сам же Констан принялся изучать рекомендации, которые представил мой учитель английского, нанимаясь на службу в нашу семью.

— Безупречные отзывы, — заметил папа.

— Да, внешне все гладко, — проворчал Констан. — Если верить этим письмам, он обучал английскому сына Голицына и…

— Какого еще Голицына — князя Петра Голицына? — подала голос тетя, которая грела у камина озябшие руки.

— Да, именно его. А что? — с удивлением поднял голову Констан.

— Вынуждена вас разочаровать, господа, — заявила Дезире, — но у князя Петра нет сына, у него только три дочери. Я совершенно точно знаю это, потому что встречалась с ним при дворе в Петербурге.

Моя мать сразу же стала охать и причитать, что они пригрели на своей груди неизвестно кого, что Кэмпбелл наверняка висельник, каторжник и бандит и что просто чудо, что он не зарезал меня во время занятий. Все это, конечно, был жуткий вздор, потому что на занятиях Кэмпбелл был тихий, как мышь, и его никогда нельзя было вывести из себя.

— Вы, конечно, не проверяли его рекомендации, — уронил Констан, пристально глядя на отца.

Тот как-то замялся и наконец сказал, что учителей у меня так много, что просто невозможно тщательно проверить их всех.

— А зачем вы вообще обучаете сына дома? — спросила тетя Дезире. — Люсьен — способный мальчик, но это еще не повод, чтобы запирать его в четырех стенах. Почему бы вам не отдать его в лицей Генриха Великого, к примеру?

И она так ласково поглядела на меня, что сердце у меня в груди начало таять, как карамелька.

Папа сказал, что лично он ничего не имеет против лицея Генриха Великого, но что обучение дома все-таки лучшее из всех возможных. Мама добавила, что многие мальчики в лицеях грубы и дурно воспитаны и что мне не место в их компании.

— В жизни не слыхала большей чепухи, — холодно сказала тетя и повернулась к ней спиной.

Мать, разумеется, тотчас же воспользовалась этим, чтобы устроить сцену: ее, мол, не уважают в собственном доме, с ней не считаются, особа, у которой даже нет собственных детей, дает ей советы, как она должна обходиться со своими, и опять — ее все притесняют и не дают ей жить… Отец сначала пытался успокоить маму, но потом дернул за сонетку и велел вызвать доктора Виньере. Луи Констану, очевидно, тоже до смерти надоело происходящее, потому что он незаметно улизнул. Тетя Дезире удалилась, как только услышала слово «особа», и я побежал за ней, чтобы извиниться. Она шла так быстро, что я догнал ее только у двери ее покоев.

— Вы не должны сердиться на маму, — выпалил я первое, что пришло мне в голову, — доктор Виньере говорит, что во всем виноваты нервы, потому что раньше она такая не была. Она очень изменилась с тех пор, как погиб мой брат.

Тетя Дезире улыбнулась и потрепала меня по щеке.

— Ты славный мальчик, Люсьен, — сказала она. — Книжка тебе понравилась? Вот и хорошо.

И она ушла к себе, а я стоял и чувствовал себя так, словно мне вручили орден.

Конечно, глупое сравнение… Ну и пусть!

3. Из дневника Армана Лефера

Слуги искали весь день и никого не нашли. Судья Фирмен как сквозь землю провалился. С Брюсом Кэмп-беллом дело обстояло ничуть не лучше.

Все забыли про елку, про Рождество, про подарки. Филипп Бретель, ни на шаг не отходивший от своей смертельно испуганной жены, казалось, вообще сожалел, что оказался здесь, а не где-нибудь в другом месте. Пино-Лартиг развивал самые фантастические версии. Он считал, что Кэмпбелл был агентом английской королевы^[6], которая не желала допустить нашего военного превосходства, именно поэтому англичанин убил Северена и украл его расчеты.

— Ох уж эти англичане! — то и дело повторял Пино-Лартиг, от возбуждения сюсюкая еще сильнее, чем обычно. — От них всего можно ожидать!

Что же до Ланглуа, то он придерживался несколько иной версии, и, надо признать, она выглядела куда более логичной, чем все предположения депутата.

— В конце концов, что мы имеем? С одной стороны, убитый химик и пропавшие бумаги. С другой стороны, судья, которого, судя по всему, уже нет в живых, иначе он непременно дал бы о себе знать. С третьей стороны, есть некто, кого мы знали под именем Брюса Кэмпбелла…

— И что же из этого следует? — перебил я математика.

Ланглуа важно поднял палец.

— Допустим, Кэмпбеллу — будем по-прежнему называть его так — были позарез нужны расчеты Северена. Но при чем тут судья? Почему судья Фирмен должен был исчезнуть именно в то же время? А между тем все очень просто. Судья Фирмен знал Кэмпбелла!

— Послушайте, что вы несете? — возмутился Коломбье. — Я ни на мгновение не поверю, что мой старый друг Оливье был в сговоре с этим чудовищем!

— Минуту терпения, господин граф, — живо возразил математик. — Сдается мне, что вы не так поняли мои слова. Когда я сказал, что месье Фирмен знал Кэмпбелла, я имел в виду нечто совсем иное. Вы забыли о профессии месье Фирмена, — многозначительно прибавил он.

Старый Пино-Лартиг подскочил на месте как ужаленный.

— А ведь верно! Фирмен — судья! И, может быть, он уже встречал негодяя прежде — на скамье подсудимых!

— Вот именно! — воскликнул Ланглуа. — Месье Фирмен уже встречал Кэмпбелла — и узнал его, вновь увидев в замке. В конце концов, что заставляет нас думать, что Кэмпбелл — англичанин? А что, если он один из наших преступников, которому удалось бежать в Англию? Там он выучил язык, потом некто надоумил его заняться делом Северена, и Кэмпбелл приехал сюда под видом учителя английского. На всякий случай он носил очки, чтобы его не узнали, и, не исключено, даже перекрасил с той же целью волосы. Вот только судью Фирмена ему обмануть не удалось! Оказавшись перед угрозой разоблачения, Кэмпбелл убил беднягу, и теперь бездыханное тело месье Фирмена лежит где-нибудь в снегу.

Графиня Коломбье содрогнулась.

— Какие ужасы вы говорите, месье! — плачущим голосом произнесла она. — Нет, я уверена, что бедный месье Фирмен просто вышел до завтрака погулять, и… И с ним произошел сердечный приступ. А то, что вы тут только что рассказали… нет, невозможно, просто невозможно!

Очевидно, графиня принадлежала к числу тех людей, которые, повторив сто раз «невозможно», окончательно убеждаются в том, что событие, о коем идет речь, действительно перестает являться возможным. Однако большинство присутствующих, к счастью, придерживалось другой точки зрения.

— Должен сказать, — задумчиво заметил Луи Констан, — что ваша теория, месье Ланглуа, представляется мне весьма интересной.

Математик напыжился, как индюк, которому только что сказали, что он угодит в суп к самому королю.

— О, месье Констан, мышление — моя профессия! Ведь математика, царица всех наук, так развивает мозг, что не пользоваться им в повседневной жизни становится просто невозможно!

Констан нахмурился, усмотрев в словах математика какой-то обидный для себя намек. Пино-Лартиг хихикнул и потер свои узловатые старческие ручки.

— Браво, месье Ланглуа! Вот у кого вам стоит поучиться, Констан! Не то я ведь могу и уволить вас, а на ваше место взять человека, который умеет думать.

— Пока все это лишь догадки и гипотезы, месье, — возразил задетый за живое полицейский.

— Да, но из множества гипотез одна всегда является истинной, не забывайте, Констан!

Взгляд, которым полицейский смерил Ланглуа, сулил тому по меньшей мере гильотину с последующим четвертованием. Однако математик ничего не заметил. За обедом он изложил свою теорию Матильде, которая от всего случившегося была сама не своя, и красивой мадемуазель Фонтенуа, которую, по моему мнению, все преступления на свете волновали куда меньше десерта, который она поглощала в ту минуту. После утра, проведенного на морозе, мадемуазель слегка покашливала, но аппетит у нее был отменный. И при том она не забывала улыбаться племяннику всякий раз, как замечала его обожающий взгляд, устремленный на нее.

После обеда слуги опять отправились прочесывать сад под руководством Констана, а я направился к себе. По пути я невольно стал свидетелем одного неприятного происшествия: старая служанка Клер бежала по лестнице, держа в руках какую-то зеленую тетрадь, и маленькие глазки ее горели неописуемой злобой.

— Господин граф, — кричала мегера, — вы только полюбуйтесь, что пишет ваш сын! Я нашла эту пакость у него под подушкой. Нет, вы только взгляните!

Бедный юный Люсьен, следовавший за Клер по пятам, сделался багровым, как пион, страдающий краснухой. Он попытался вырвать тетрадку из рук мерзкой служанки, но та с непостижимым проворством увернулась и побежала по лестнице дальше. Навстречу ей поднималась Дезире Фонтенуа, подобрав пышные юбки аметистового платья. Словно уступая дорогу служанке, она скользнула к перилам и в то же мгновение слегка выдвинула вперед носок правой туфельки. Не заметив, что ей подставили ножку, Клер споткнулась и кубарем покатилась вниз по лестнице, от неожиданности выпустив тетрадь. Тетя Дезире протянула руку и с завидным хладнокровием поймала тетрадь еще в полете. Положительно, у молодой женщины отменная реакция!

Поверженная Клер лежала внизу лестницы и стонала, не в силах подняться. Похоже, ей и в самом деле пришлось туго, но я слышал, как у меня за спиной посмеивались молоденькие служанки, у которых гадкая жаба в женском обличье успела выпить немало крови. Единственной, кто бросился Клер на помощь, оказалась Матильда. О моя добросердечная Матильда… которая, скорее всего, никогда не будет моей…

Дезире Фонтенуа махнула тетрадкой, подзывая племянника. Мальчик подошел, потупив голову. На его щеках все еще полыхали два алых пятна.

— Это твое? — спросила у него Дезире.

Люсьен утвердительно кивнул.

— Тогда держи, — великодушно сказала его тетушка и, даже не сделав вполне простительной в подобном случае попытки заглянуть в тетрадку, отдала ее Люсьену. Мальчик схватил тетрадку и убежал — надо полагать, торопился запрятать свое сокровище в более надежное место.

Граф, укоризненно качая головой, подошел к кузине.

— И зачем вы так поступили, дорогая Дезире? — Он кивнул на Клер, которая охала и никак не могла встать на ноги, несмотря на то что ее пытались поднять уже не только Матильда, но и пришедший ей на помощь Ланглуа. — Она ведь могла шею себе сломать, в конце концов!

— Подумаешь! — беззаботно парировала Дезире. — Некоторые шеи просто созданы для того, чтобы их ломали. — Она обернулась и смерила кузена зорким взглядом. — А вам, дорогой Эрнест, не стоит поощрять слуг шпионить за вашим сыном. Конечно, если вы не хотите, чтобы он возненавидел вас.

— Но Клер — одна из самых преданных наших служанок! — возразил задетый за живое граф. — Конечно, она не всегда права, но…

— Запомните, дорогой Эрнест, — медовым голосом пропела мадемуазель Фонтенуа, и ее глаза сузились. — Избыток преданности бывает иногда еще более вреден, чем ее недостаток! Послушайтесь моего совета, избавьтесь от этой особы, и вы сразу же избавитесь от множества проблем.

— Благодарю за совет, дорогая кузина, — с поклоном отозвался граф, — но в ближайшие сто лет я вряд ли последую ему. Я уже имел случай убедиться в верности Клер и не собираюсь ее увольнять. — Он возвысил голос: — Антуан! Будьте добры, позовите доктора Виньере, пусть он осмотрит Клер.

— Да, господин граф, — отвечал дворецкий, кланяясь.

— А вы, Лефер, помогите отнести бедняжку к ней в комнату. Я знаю, вы тоже ее не слишком жалуете, но… Проявите хоть немного христианского милосердия, в конце концов!

Без особой охоты я отправился выполнять приказание графа, а Дезире, буркнув себе под нос: «Надо же, какая забота», с треском раскрыла веер и величаво двинулась вверх по лестнице. Она шла, а ступеньки словно сами стелились ей под ноги, счастливые тем, что именно она попирает их. Уверен, не только у меня одного возникло такое впечатление. По крайней мере, граф Коломбье проводил свою кузину тоскующим взглядом и тяжело вздохнул.

4. То, что произошло в комнате Клер Донадье три часа спустя

Клер страдала. Ох-ох-ох, как болит все тело, просто сил нет! Ведь она ступенек десять пролетела, не меньше, на этой проклятой лестнице. Все потроха себе отбила, право слово, а все из-за этой разряженной паскуды, чтоб ее…

Клер ненавидела женщин, которые слишком хорошо одеваются. Все они — блудницы, грешницы и дочери порока, и им самое место в аду. А хуже всех — Дезире Фонтенуа, хозяйская кузина, которая давеча подставила ей ножку и не постыдилась выставить на посмешище почтенную старую женщину. Какой срам — так упасть, да еще у всех на виду! Теперь ее ни одна горничная слушаться не станет, а если этих потаскушек не держать в страхе, так они весь дом против тебя взбаламутят. Клер заворочалась на мягкой перине, но ребра тотчас заныли так, что она сдавленно застонала.

«Ну погоди, Дезире Фонтенуа, князева подстилка, поплачешь ты еще у меня. Я еще с тобой поквитаюсь, даром что я служанка, а ты хозяйка, которую слушаться должно. Ты еще пожалеешь, что посмела со мной так обойтись! Я тебе… я тебе толченого стекла в еду подсыплю, вот. Как ты со мной, так и я с тобой. Ух, и посмеюсь я, когда у тебя животик-то прихватит! А если и обнаружат что, скажу, что это все проделки Франсуазы, потому как она уже давно не в себе. Мыслимое ли дело — надписи ей какие-то чудятся кровавые, даже и молвить неудобно! А все от лени, да от обжорства, да от блуда с этим Альбером, очередным смазливцем окаянным. У, эти мужчины — вечно им подавай свежее мясо, да таких, которые помоложе да побойчее, нет чтобы на душу человека оглянуться… Мерзость, да и только! И куда катится этот мир?» Вот что думала Клер между стенаниями.

Стук-постук в дверь. Интересно, кого еще там черт несет? Так и есть, доктор Виньере! Зашел узнать, как она себя чувствует. Снаружи весь такой из себя солидный, а внутри — кисель прокисший, и только. Студень в жилетке!

— С Рождеством вас, дорогая Клер!

«Это он подлизывается, раз я уже дорогая стала. Нет, доктор, со мной все хорошо, можете не беспокоиться. Завтра я как встану, так всем им задам! Они у меня узнают, как в кулачок надо мной подхихикивать!»

Ушел доктор, слава богу. Дурень! Чистый дурень! Нужны Клер его заботы! Как будто она не знает, что его знаниям — грош цена в базарный день. Никого они не могут вылечить, эти доктора! Только бахвалятся, а толку — чуть!

За окнами уже темно, однако. И ветер! Чего он воет, этот ветер? Слушать тошно. Ах, как противно оставаться в такие мгновения одной! Господа-то небось уже за стол сели, на елке зажгли свечи, Люсьен получил свои подарки… Противный мальчишка! Ничего, он еще попляшет! Клер все равно доберется до его тетрадки, и все узнают, что он в ней накалякал!

Клер, охая, заворочалась на постели. Где-то начали бить часы — и внезапно умолкли. «Подремать, что ли, немножко?» — подумала Клер, и в следующее мгновение… из противоположной стены показался призрак.

На нем был темный рыцарский плащ, спадающий до пят. Голову скрывал капюшон. Лица не было видно, и Клер внезапно со страхом сообразила, что это вовсе не потому, что оно осталось в тени, а потому, что лица просто нет.

— Помо… — захрипела она, видя, что призрак направляется прямо к ней, но окончание фразы съел какой-то невнятный писк, и Клер в ужасе поняла, что голос изменяет ей. Схватив со столика у изголовья первое, что попалось под руку, — толстенную Библию, — Клер что было сил метнула книгу в голову привидения, но та пролетела сквозь него, как сквозь туман, а сам призрак по-прежнему продолжал наступать на женщину.

— На помощь! — не помня себя, взвизгнула Клер, и тут из стен показались еще призраки.

Один из них, очевидно, застрял и никак не мог выбраться наружу. Клер в смертельном страхе смотрела, как он извивается. Но вот он дернулся, и плащ слетел с него, обнажив желтоватый скелет. Шипя, как змеи, четверо призраков стали наступать на Клер, протянув к ней руки.

— А-а-а! — слабо застонала служанка, сползая с кровати.

Конец ознакомительного фрагмента.

Примечания

6

Королевы Виктории.