Ход Снежной королевы

Валерия Вербинина

В древнем замке Иссервиль, некогда принадлежавшем тамплиерам, а ныне графу дю Коломбье, происходят странные события: по коридорам бродят призраки, на зеркале появляется кровавая надпись «Вы все умрете здесь»… Хозяева и гости, собравшиеся отметить сочельник 1884 года, в ужасе, ведь за стенами замка – пурга, он отрезан от мира. Но самое ужасное, что пророчество начинает сбываться: один за другим погибают гости, а потом и сам хозяин… Неизвестно, чем бы все это кончилось, если бы среди гостей замка не оказалась Амалия – тайный агент русского императора, до поры до времени скрывающаяся под другим именем…

Глава 3

25 декабря, Рождество

1. Странное пробуждение

«Вставай, вставай, вставай, — шептали голоса, доносящиеся словно издалека. — Замерзнешь — умрешь — пропадешь!»

Но нет сил даже разлепить веки, не то что шевельнуть рукой.

«Ты должна встать! Немедленно! Сейчас же! Иначе холод — гибель — смерть!»

Мысли царапаются в голове, как противные маленькие мышки, и нет от них покоя, нет от них спасения.

«Но я не могу…»

«Надо встать! Всего несколько шагов, и ты в безопасности… Ты не можешь позволить себе пропасть вот так! Иначе он будет торжествовать!»

Дезире прикусила губу. Очевидно, до крови, потому что сразу же ощутила во рту ее солоноватый привкус.

«Господи, я жива! — в смятении подумала она. — Какое счастье! Теперь надо только встать на ноги и идти».

Главное — забыть о боли, о том, что голова словно раскалывается на куски. «Потом… Я отложу боль на потом. Когда доберусь до замка…»

С судорожным всхлипом Дезире рывком садится.

И в то же мгновение открывает глаза.

Тин-тон. Важно шуршат маятником часы, со стены на самозванку укоризненно смотрит портрет Марии-Антуанетты, судя по всему, работы Виже-Лебрен… И в камине золотятся угли. Тепло… и хорошо. Господи, как хорошо!

«Этого не может быть, — в смятении думает Дезире. — Нет! Я умерла… и мне все это снится. О-о!»

Часы хрипят, кашляют, словно прочищая горло, и бьют двенадцать раз.

Двенадцать раз… Полночь… Рождество.

Дезире протягивает руку и трогает покрывало на постели. Нет, она вовсе не умерла. Она лежит на своей кровати в голубой спальне. Так что же, неужели ей привиделось все, что было? Тень, скользнувшая по ковру, нападение, коварный удар…

Машинально Дезире коснулась своих волос — они были влажные, а материя платья в нескольких местах стала мокрой из-за снега. Нет, то, что случилось с нею, произошло наяву. Кто-то доставил ее сюда после того, как какой-то мерзавец оглушил ее и вынес из замка, чтобы она замерзла до смерти. При одном воспоминании о морозе и метели Дезире стало нехорошо.

Итак, кто-то спас ее, но кто?

Мадемуазель Дезире Фонтенуа так устроена, что любит выяснять все до самого конца. И она выяснит.

Господи, как же болит голова! С тихим стоном Дезире оглядывает спальню. Никого. Совсем никого. Что же это все значит, дамы и господа?

«Наверное, меня спасло привидение, — лениво размышляет Дезире, утирая кровь, которая течет из закушенной губы. — Да, да, привидение, которое живет в замке. Но нет, глупости! Кто-то из слуг заметил меня и принес сюда, только и всего. Через минуту он войдет в дверь и станет, потупясь, скромно клянчить деньги за спасение моей жизни. И, само собою, я щедро его вознагражу».

Она повернула голову и только теперь заметила в углу большое трюмо с красивым овальным зеркалом в серебряной раме, украшенной орнаментом из листьев и цветов, в которых прятались пухлощекие амуры. Дезире озадаченно нахмурилась. Что-то в зеркале привлекло ее внимание. Молодая женщина кое-как сползла с постели и, цепляясь за мебель, приблизилась к трюмо.

Нет, она не ошиблась. Все было именно так, как ей показалось вначале. Поперек зеркала шла размашистая надпись, выведенная какой-то алой жидкостью, подозрительно напоминающей кровь.

Надпись гласила:

Остерегайтесь Кэмпбелла!

Ноги не держали Дезире, и она рухнула на стул. На мгновение закрыла глаза, но, когда вновь открыла их, надпись была все там же и не собиралась исчезать. Более того, теперь было ясно видно, что писали именно кровью. Кто-то обмакнул в нее указательный палец и таким образом вывел на зеркале свое предупреждение.

— Черт побери! — тоскливо проговорила Дезире. — Вот черт побери!

Определенно, более подходящие слова в этой ситуации трудно было подыскать.

2. Из дневника Армана Лефера

День обещал быть точно таким же, как и все остальные дни. Привкус праздника, заключавшийся в нем, не делал его ни лучше, ни хуже — или, по крайней мере, так казалось мне. Праздник был во мне самом, потому что я проснулся с мыслью о Матильде и неожиданно понял, что люблю ее. Люблю ее внимательные серые глаза, люблю мелкие завитки темных волос на ее затылке, люблю спокойное милое лицо — не красивое, а именно милое. Сначала она казалась мне немного надменной, эта немногословная молодая женщина с ровными манерами, однако вскоре я понял, что на самом деле она очень уязвима. Кто она в Иссервиле? Нечто среднее между прислугой и бедной родственницей, а ведь по одному ее виду ясно, что она не может быть ни тем, ни другим. Она умна, образованна — я сам видел, как она помогала Люсьену разбирать какую-то сложную математическую задачу. Она… Но тут в мои мысли самым бесцеремонным образом вторглась реальность в облике Клер Донадье.

— Вы все еще в постели? — язвительно осведомилась старая служанка.

Тон ее красноречивее слов говорил: надо же, всякие бездельники только и делают, что прохлаждаются, в то время как честные люди… и так далее. К честным людям она, разумеется, относила в первую очередь себя и, конечно, сильно удивилась бы, если бы ей сказали, что на свете есть кое-кто и получше ее.

— Да, я в постели, — ответил я на ее слова. — А вы что же, собираетесь ко мне присоединиться?

Старая мегера ахнула и отшатнулась, закрыв рот ладошкой.

— О! Надо же, как мы заговорили! А как же несравненная Матильда? Вы что же, больше не мечтаете о ней? Впрочем, как бы вы ни старались, у вас все равно ничего не выйдет, потому что она уже занята. Вот так-то!

И с гордо поднятой головой Клер выплыла из комнаты, оставив Армана Лефера лежать поверженным на поле брани, роль которого на сей раз выполняла старая кровать с витыми столбиками, поддерживающими не существующий более балдахин.

Да, я был повержен, раздавлен, уничтожен. Впереди был еще один безрадостный серый день, и ничто в целом свете уже не могло скрасить его. Одеваясь, я твердил себе: Клер ненавидит меня, она могла все выдумать из злости, но… А какой ей резон выдумывать — ей, которая шныряла везде, как тень, и знала обо всем, что происходило в замке, и даже о том, что еще только могло произойти? Поневоле приходилось признать, что, скорее всего, она сказала правду. Неужели между Матильдой и немолодым доктором Виньере что-то есть?

В самом скверном расположении духа я спустился вниз и почти сразу же увидел ту, о которой неотступно думал все время. Стоя у окна, Матильда разговаривала с графом, который выглядел хмурым и недовольным.

— Это черт знает что такое! — сердито говорил он. — На Новый год я устраиваю в парижском особняке торжественный прием на восемьдесят персон. И как я теперь туда попаду?

— Доброе утро, господин граф, доброе утро, мадемуазель Бертоле, — сказал я, подходя к ним. — Что-нибудь случилось?

Граф объяснил, что снежная буря замела все дороги, и он не уверен, что ему удастся поспеть в Париж к намеченному приему, так как железная дорога, судя по всему, тоже не действует. Я ответил в том духе, что сегодня только 25-е число, и до Нового года все наверняка образуется. Матильда поглядела на меня благодарными глазами.

— Честно говоря, — промолвила она, — и я того же мнения. Ни к чему волноваться, месье Эрнест. Уверяю вас, все будет хорошо.

Наверное, я переменился в лице. Матильда назвала графа «месье Эрнест», и в ее устах обращение прозвучало так естественно, так буднично… А ведь граф Коломбье весьма нетерпим к любого рода фамильярности! Черт возьми, похолодел я, неужели Матильда — его любовница, и именно на это намекала мерзкая Клер?

— Что с вами, месье Лефер? — с удивлением спросила Матильда, глядя на меня.

Я выдавил из себя улыбку.

— Ничего… Кажется, из-за непогоды у меня разыгралась головная боль.

— Тогда вам следует обратиться к доктору Виньере, — заметила Матильда.

Нечего сказать, хороший совет!

— Спасибо, — сквозь зубы ответил я, — как-нибудь обойдусь.

Депутат вместе со своим помощником только что вошли в гостиную, и граф устремился к ним. Матильда пристально поглядела на меня.

— Последнее время вы неважно выглядите, — заметила она.

— Нелегко быть зависимым, — с горечью отозвался я.

— Я знаю. — Матильда серьезно кивнула. — Но иногда приходится.

Я готов был говорить с ней вот так — доверительно и просто — хоть целую вечность, но тут появились Ланглуа и англичанин в сопровождении химика Северена. Последний, бурно жестикулируя, объяснял спутникам суть какого-то сложного химического процесса, в котором те оба, разумеется, ничего не смыслили. Однако Ланглуа вежливо слушал, а Кэмпбелл с невозмутимым лицом время от времени кивал головой и говорил: «Oh, yes». Завидев меня, Ланглуа обрадовался — не мне, конечно, а возможности прервать опостылевший разговор:

— Вот и вы, месье Лефер! Не слышали, что нам подадут на завтрак?

Я усмехнулся — едва ли не больше, чем свои цифры, наш математик любит поесть — и ответил, что понятия не имею о том, каково будет наше утреннее меню.

— Очень жаль! — вздохнул Ланглуа, и внезапно до нас донесся истошный женский крик.

Граф прервал свой разговор с депутатом, Брюс Кэмп — белл типично по-английски неодобрительно вздернул брови, а я… Что касается меня, то, кажется, на мгновение я почувствовал такой ужас, какого не испытывал, даже когда шел в первую в своей жизни гусарскую атаку.

Крик захлебнулся на самой высокой ноте, но уже через мгновение повторился вновь. Не раздумывая, мы все бросились к выходу и, толкаясь локтями, кое-как продрались в дверь.

— Ну, если это опять проделки Франсуазы, — процедил сквозь зубы граф, — я ей задам!

Однако Франсуаза оказалась ни при чем. Навстречу нам выбежала другая служанка, круглолицая Марианна, и дрожащим голосом сказала, что с госпожой Бретель что-то произошло и она боится войти к ней.

— Ведите сюда доктора, срочно! — распорядился Коломбье.

Марианна кивнула и убежала, а мы подошли к комнате мадам Эдмонды, из которой по-прежнему доносились дикие крики.

Нас было семеро здоровых мужчин, и все же мы стояли и переглядывались, не зная, что предпринять. Спасла положение, как всегда, женщина. Матильда решительно постучала в дверь и, не дожидаясь ответа, вошла.

— Мадам Бретель, что с вами, что случилось?

Я едва узнал элегантную Эдмонду Бретель в том существе, которое сползло с кресла и бросилось навстречу Матильде. Волосы жены управляющего стояли дыбом, зубы стучали. Она пыталась сказать что-то, но у нее не выходило ничего, кроме сдавленного хрипа.

В дверь вбежал доктор Виньере, за которым по пятам следовала Марианна. Я заметил, что она не решилась войти в комнату, а остановилась на пороге, боязливо поглядывая внутрь.

— Мадам Бретель, — воскликнул Виньере, — что, что такое? Вас что-то напугало?

Эдмонда тихо застонала и повалилась в обморок. Мы засуетились вокруг нее, не зная, как помочь несчастной женщине, и, конечно, больше мешали, чем помогали. Следует отдать должное Виньере — он сумел быстро привести ее в себя.

— Что произошло, мадам Бретель? — с некоторым раздражением в голосе спросил граф Коломбье. — Вы нас всех переполошили не на шутку!

Жена управляющего беззвучно заплакала. Слезы катились по ее увядшим щекам, оставляя блестящие дорожки.

— Вы не поверите мне, — еле слышно выдавила она из себя. — Я и сама не поверила бы, если…

— Я слышал какие-то крики. Что случилось? — С этими словами в дверь вошел ее муж, за которым по пятам следовала очаровательная мадемуазель Фонтенуа.

С грохотом на пол повалилась случайно сброшенная кем-то со стола тяжелая ваза. Дезире поглядела на нее и укоризненно покачала головой.

— Осторожнее, мистер Кэмпбелл, — сказала она. — Не то мой кузен может вычесть ее стоимость из вашего жалованья.

Брюс покраснел, как вареный рак.

— Простите, — пробормотал он, — я нечаянно.

Меж тем Филипп Бретель с недоумением оглядывал лица присутствующих.

— Я не понимаю, — проговорил он, — ничего не понимаю. Это ты кричала, Эдмонда? На тебя кто-то напал? Что случилось, в конце концов?

Эдмонда вытерла слезы. Ее губы судорожно скривились.

— Хорошо, — устало промолвила она, — хорошо… Я все вам расскажу.

3. Из зеленой тетради Люсьена дю Коломбье

— Она видела призраков, — сказала тетя Дезире.

— Призраков? — поразился я.

— Да. Четыре ужасных призрака в темных одеждах вышли из стены и стали кружить вокруг нее. Ясное дело, они напугали ее до смерти.

Подумать только — я пропустил такое происшествие! А все оттого, что вчера до поздней ночи читал «Остров сокровищ» и заснул уже в четвертом часу.

— Значит, Франсуаза не солгала нам, — вырвалось у меня, — она действительно что-то видела. Я тоже видел темную тень, и это не мог быть живой человек, раз он проходил сквозь стены. — Внезапно меня осенило: — Ну конечно же! Тетя Дезире, я знаю, кто это!

— Что за глупости, Люсьен, — проворчал мой отец.

— Но ведь ты сам когда-то рассказывал, — не унимался я, — что давным-давно замок принадлежал тамплиерам. Когда их орден был уничтожен, многие предпочли забыть о том, кем они были, но четверо рыцарей не пожелали отречься. И тогда их замуровали в стене! Заживо! Вот поэтому они и бродят теперь, пугая нас!

Мать уронила вилку в тарелку и заплакала. Что же до отца, то я видел, что он с трудом сдерживал раздражение.

— Люсьен, малыш, — наконец проговорил он. — Конечно, мы все признательны тебе за твою версию, но, видишь ли… Когда я купил замок, я распорядился почти полностью перестроить его. Так вот: тут не было никаких замурованных в стены мертвецов! И никаких следов тамплиеров тоже не было!

— А ты везде смотрел? — спросил я. — Может, ты просто их не заметил? Да и потом, в Иссервиле не так уж много переделано, как кажется. — Тут мне в голову пришла другая мысль: — А что, если, перестраивая замок, ты потревожил их покой? Вот они и недовольны.

— Люсьен! — прошипел отец. — Дезире, скажите ему, пожалуйста, чтобы он не городил вздора. Имею я право отдохнуть, в конце концов? Хотя бы в Рождество!

Я надулся и уставился в тарелку.

— А что, такая легенда действительно существует? — спросила тетя. — Я имею в виду, о замурованных рыцарях?

Матильда улыбнулась.

— Это всего лишь легенда, мадемуазель Фонтенуа, — ответила она.

— Уверен, ее выдумал сам продавец, чтобы поднять цену за замок, — буркнул отец.

Депутат хихикнул.

— Значит, вы в нее не верите? — спросила Дезире.

Прежде чем ответить, отец покосился на пустующее место мадам Эдмонды. Сегодня она предпочла остаться у себя, и муж вызвался составить ей компанию.

— Я полагаю, что мадам Бретель что-то привиделось, — довольно сдержанно ответил он. — И скорей всего, привиделось под влиянием россказней дурехи Франсуазы, которая вчера ухитрилась увидеть несуществующую надпись. — Он повернулся к доктору: — Как вы считаете, месье Виньере, такое возможно?

— Вполне, — после некоторого колебания ответил доктор. — Только меня удивляет, что мадам Бретель, такая… э… здравомыслящая женщина, могла поддаться… гм… этому влиянию.

— Судья Фирмен тоже здравомыслящий человек, однако и он не пришел к завтраку, — проворчал Констан. — Все дело в том, до какой степени мы верим в собственный здравый смысл.

— Может быть, Оливье просто спит? — предположил Пино-Лартиг. — Или пошел куда-нибудь прогуляться? Сегодня, честно говоря, я его не видел.

Отец послал Антуана спросить у судьи, не присоединится ли он к нам. Дворецкий важно кивнул и удалился.

— Интересно, а что наука думает о призраках? — заметила тетя Дезире. — Ваше мнение, месье Северен?

Химик как-то замялся, но в конце концов все-таки признался, что с точки зрения науки призраков не существует.

— Вы придерживаетесь того же мнения, месье Ланглуа?

Математик отозвался в том смысле, что его науке ровным счетом ничего о призраках не известно и поэтому он воздержится от суждения по данному вопросу. Брюс Кэмпбелл кашлянул.

— Должен вам сказать, что у меня на родине, в Англии, очень даже верят в существование призраков, — сказал он.

Тетя Дезире улыбнулась.

— Да, я тоже склонна в них верить — иногда, — промолвила она, и ее глаза сделались совсем золотыми. — Известны случаи, когда человек, которого считали мертвым, вновь появляется среди живых. Правда, — со вздохом добавила она, — подобное происходит весьма редко. Не так ли, мистер Кэмпбелл?

Мне не понравился тон ее слов. Она словно заигрывала с этим надутым англичанином… или играла с ним, как кошка с мышкой. И что она могла в нем найти?

— Кажется, месье Лефер еще не высказал своего мнения, — заметил папа с легкой иронией. — Вы верите в привидения, Арман?

Учитель фехтования поднял глаза…

Раз уж я твердо решил быть писателем, то должен уметь передавать не только действия, но и внешность героев, и сейчас я попробую описать Армана. Нос обыкновенный, рот обыкновенный, глаза обыкновенные, зеленоватые. Нет, не так. Волосы темные, глаза зеленоватые, над левой бровью небольшой поперечный шрам. Ближе, но все равно не то. Может, надо лишь написать, что у него худое сосредоточенное лицо и очень внимательный взгляд? На вид ему (Арману то есть, а не взгляду) лет тридцать, а может, тридцать пять. Что ему не пятьдесят, это точно. А еще точнее, что описания людей мне, похоже, не даются. Значит, придется учиться, тут уж ничего не попишешь.

Арман молчал, не отвечая. Кажется, он катал по столу хлебный шарик, хотя я и не уверен.

— Ну так что, любезный? — осведомился депутат, брюзгливо выпятив нижнюю губу. — Верите вы в привидения или нет?

— Я бывший военный, — отозвался мой учитель.

— Значит, нет? — уточнила Дезире.

Арман пожал плечами.

— Когда человек умирает, он умирает навсегда, — спокойно промолвил он. — Можете мне поверить.

Интересно, что бы он сказал, встреться он лицом к лицу с существом, которое проходит сквозь стены? Я думаю, ему пришлось бы пересмотреть свои взгляды.

Дворецкий вернулся и доложил, что судьи нет в его комнате и никто из слуг не знает, где он.

— Наверное, его утащили призраки, — желчно предположил Констан. Однако шутка не вызвала того отклика, на который он рассчитывал.

— И охота вам зубоскалить, Луи, — одернул его депутат. — Наверняка он скоро будет. Он ведь любит делать по утрам моцион — для здоровья.

— Конечно, патрон, — спокойно согласился помощник. — Не сомневаюсь, вы совершенно правы.

И до самого конца завтрака никто больше не вспомнил о судье.

4. То, что произошло после завтрака в комнате Андре Северена

Химик был встревожен. Сначала служанка увидела какую-то странную надпись… потом какие-то призраки… Чем дальше, тем меньше ему все это нравилось, и после завтрака, отведя хозяина в сторону, он совсем откровенно сказал, что хотел бы уехать.

Граф Коломбье сделал попытку рассмеяться, которая, впрочем, вышла у него довольно жалкой.

— Вы шутите, Андре? От кого угодно я мог ожидать подобного заявления, но не от вас… Мало ли что могло померещиться ребенку и глупым женщинам!

— Мадам Эдмонда вовсе не глупа, — возразил Северен.

Граф внимательно посмотрел ему в лицо.

— Признайтесь, Андре, неужели вы испугались? Я просто не могу в это поверить!

— Дело вовсе не в страхе, — отозвался химик, задетый за живое. — Просто мне нужна спокойная обстановка, чтобы закончить необходимые расчеты.

Граф поморщился.

— Стало быть, вам еще не удалось вывести окончательную формулу? Жаль…

— Я очень близок к ней, — заявил Северен, — но на завершение разработки взрывчатого вещества нужно время. И потом, мне не хватает моей лаборатории. Я крайне признателен вам за то, что вы пригласили меня полюбоваться на ваш замок, он просто великолепен, но теперь… Мне надо снова браться за работу. Одним словом, — он собрался с духом, — я хотел бы уехать как можно скорее.

Именно тогда граф и сказал ему, что все дороги занесло и что покамест об отъезде нечего и думать.

— Подождите, Андре, прошу вас… Через два-три дня мы с вами вместе уедем отсюда, обещаю вам.

Химик нахмурился. Два-три дня! Еще столько времени придется провести в постылом замке, который (он это чувствовал) начинает действовать ему на нервы! Он поклонился графу и ушел.

«Здесь творится черт знает что… — Тут химик вспомнил, что его тетрадь с расчетами осталась лежать на столе, и, стало быть, любой, кому вздумается, может просмотреть ее. — Этого еще только не хватало! Нет, раз уж тут по комнатам шастает неизвестно кто, лучше я упрячу тетрадь подальше… Потому что, если все обстоит и впрямь так, как я думаю, то новое вещество… О, оно будет гораздо мощнее динамита господина Нобеля!»

Ускорив шаг, химик добрался до своей комнаты. Дверь была приоткрыта, и, бог весть почему, это сразу же пробудило в Андре Северене самые неприятные предчувствия.

«Положительно, у меня расшатались нервы… Наверняка тут вина Маню, который убирает мою комнату. До моей тетради ему нет никакого дела».

Однако внутри оказался вовсе не Маню, а совершенно другой человек, который, стоя у массивного бюро, чрезвычайно внимательно просматривал заметки, сделанные химиком в его заветной тетради.

От ярости у Северена все поплыло перед глазами.

— Милостивый государь! — высоким, тоненьким голосом выкрикнул он. — Что вы тут делаете? Как вы смеете…

Человек, стоявший возле бюро, поднял голову и вороватым движением, которое больше всего поразило химика, попытался захлопнуть тетрадь, но было уже слишком поздно. Химик видел его, узнал, что он интересовался его расчетами…

— Я искал вас, — забормотал незваный гость, — думал, что вы у себя, пришел к вам… а тут тетрадь… И я просто так открыл ее, чтобы посмотреть…

— Месье, вы лжете! — выкрикнул окончательно выведенный из себя химик. — Как вы могли искать меня, когда мы с вами были в одной комнате, и вы ушли, убедившись, что я разговариваю с графом? Я буду вынужден доложить ему о вашем недопустимом поведении!

Андре Северен повернулся и сделал шаг к двери. За его спиной человек ощерился и достал из кармана небольшой револьвер.

— Ну ладно, месье Северен, — процедил он сквозь зубы, — раз вы не захотели по-хорошему, значит, придется по-плохому.

Химик не успел дойти до двери, когда где-то неподалеку внезапно грянул гром. Это было странно, потому что за окнами стояла зима и никакой грозы не могло быть и в помине. Но еще более странным оказалось то, что ноги Андре неожиданно подломились в коленях, и собственное тело внезапно показалось ему тяжелым, невыносимо тяжелым. «Словно оно из свинца», — успел по привычке подумать ученый. Он сумел, шатаясь, сделать еще один шаг, но на следующий его сил уже не хватило, и химик повалился на пол, нелепо раскинув руки. Изо рта его бежала струйка крови. Незнакомец спрятал револьвер, забрал тетрадь и подошел к двери.

— Я же говорил вам, месье Северен, — укоризненно промолвил он, — а вы меня не послушали.

Но Андре Северен уже не мог ничего ему ответить. Он был мертв.