Парк Горького

Валерия Вербинина, 2019

1935 год. В парке Горького в день визита важного заграничного гостя убита молодая женщина. Наверху считают, что это может быть провокацией, предпринятой для дискредитации Советского Союза в глазах иностранцев. Расследование поручено одному из лучших сыщиков Московского уголовного розыска Ивану Опалину. Дело кажется ему сравнительно простым, и он даже не отказывается ради него от остальных расследований. Но вскоре выясняется, что жертва, личность которой он установил, по документам уже несколько лет мертва…

Глава 3. Пропажа

Улик настоящих нет, а все какая-то философия…

А. Чехов, «Шведская спичка»

Она лежала возле стены, на боку, вытянув вперед одну руку, и если бы не странная застывшая поза — знак смерти, которая кладет конец всякому движению и ставит в жизни точку, — можно было бы подумать, что светловолосая девушка в темно-синем платье в мелкий цветочек просто потеряла сознание. Возле трупа переминались с ноги на ногу бородатый старик в дворницком фартуке и милиционер, крепко сбитый веснушчатый малый лет тридцати, который курил, пуская дым. Завидев Опалина, милиционер поспешно бросил папиросу и сделал шаг ему навстречу.

— Ларионов? — полувопросительно-полуутвердительно уронил Иван, поглядев ему в лицо. Милиционер, просияв, козырнул.

— Доброе утро, Иван Григорьич… Хотя какое оно доброе, конечно, — он оглянулся на труп и смущенно кашлянул.

— Ты окурок-то подбери, а то еще в улики попадет, объясняться придется, — негромко заметил Опалин. Ларионов поспешно нагнулся и, взяв окурок, отбросил его подальше. — Ну, что тут у нас?

Иван присел на корточки возле тела, поглядел на рану на груди — небольшое пулевое отверстие, из которого вытекло совсем немного крови. Это был один из тихих и ничем не примечательных полупереулков-полуподворотен, которые в изобилии водились в Москве до ее перепланировки. Издалека доносились шум большой улицы, гудение моторов и трамвайные звонки. Опалин поднял голову и обвел взглядом высокую обшарпанную стену, когда-то ограждавшую что-то вроде сада, старый сарай и пыльные липы с другой стороны и в конце переулка — глубокую лужу, в которой плескались воробьи. Время от времени кто-то из воробьев встряхивался и взлетал с задорным чириканьем.

— Застрелили, — сказал милиционер, зачем-то поясняя то, что и так было понятно. — Тело не трогал, осмотрелся на месте, подозрительных следов и оружия не заметил. Иных улик тоже не наблюдается…

— Шаповалов! — крикнул Опалин, поднимаясь на ноги.

Судмедэксперт подошел, наклонился над убитой. Фотограф тем временем устанавливал свой аппарат.

— Кто нашел тело? — спросил Иван.

— Дворник. — Милиционер указал на старика.

— Я ничего не трогал, — поспешно сказал тот. — Иду, гляжу — лежит и не шеволится. Подошел поближе — батюшки-светы! И вас сразу же вызвал. Мне неприятностей на надоть…

— Как зовут? — вмешался Петрович.

— Меня-то? — на всякий случай уточнил дворник. — Анисимов я, Макар Петрович. Сорок лет тут дворником служу. И при царе, и, значицца, без царя. — Он скромно кашлянул в кулак.

— Убитую знаете? — спросил Опалин.

— Как не знать, знаем, конечно. Зоя ее зовут. Зоя Ходоровская. Мы с ней в одном доме живем, — и он махнул рукой, указывая направление.

— Отчество Зои помните?

Дворник наморщил лоб.

— Васильевна, — сказал он наконец. — Да, точно. Васильевна.

— Раз уж вы жили с ней в одном доме, расскажите, что вы о ней знаете, — попросил Опалин, внимательно глядя на дворника. Тот задумчиво поскреб бороду.

— Ну… Хорошая девушка. Веселая, приветливая… То есть была, пока мать не умерла.

— Вот как? А мать у нее кто?

— Врать не буду, точно не знаю. Они вместе в этой… как ее… «Жиркости» работали. — «Жиркостью» назывался трест по производству косметики, который объединял несколько фабрик. — Пахло от них всегда приятно — одеколоны разные, мыло. А потом мать какой-то ржавой скрепкой укололась, ну, случайно. Внимания не обратила, а у нее заражение крови началось… В общем, померла она.

— А отец Зои чем занимается? — спросил Петрович.

— Чем он может заниматься? — пожал плечами дворник. — Умер он давно. Хворый он был, все на сердце жаловался. К врачам ходил, да только не помогли они ему. И главное, не от сердца умер, а от воспаления легких. Тогда зима суровая была…

— Братья-сестры у Зои есть? — поинтересовался Опалин.

— Нет. Она одна осталась.

— Поклонники?

— Были, — оживился Макар. — Она девушка видная, ну… Ходил к ней сначала один с фабрики, потом другой.

— А конкретнее?

— Вам имена нужны? Первого Васей звали, второго — Никитой. Да, верно: Никитой. Вася блондин, а Никита совсем даже наоборот. Он пиво уважает, ну а Вася больше водочку.

— Откуда такие сведения? — не удержался Казачинский.

— Так я слышал ее разговоры с ними, — ответил дворник, с недоумением косясь на его зеленые петлицы. — Ни-ни, не подслушивал, конечно, просто так получилось. Она с Васей из-за того и рассталась, что он излишне водочку уважает. Никита-то ей больше подходил, конечно.

— Ссорилась? — деловито спросил Петрович.

— Кто?

— Зоя с кем-нибудь из них ссорилась?

— Я не слышал. Не знаю.

— Ну а вообще? — спросил Опалин. — Может, она с кем-то ругалась? Или не поделила что-нибудь? Или кто-то ругался с ней? — добавил он, видя, как Макар морщит лоб. — Соседи, знакомые, не знаю, подруги какие-нибудь?

— Нет, — решительно ответил дворник после паузы и головой потряс. — Она приличная девушка была. Ее с матерью все уважали.

— Почему она оказалась здесь? — спросил Петрович, хмурясь. — Именно в этом месте?

Макар Анисимов поглядел на него с удивлением.

— Так это, она чуть ли не каждый день тут ходила. От дома до остановки трамвая — самый короткий путь. Ну или мимо аптеки идти, тоже быстро дойдешь. Кому как удобно…

— То есть она собиралась поехать на работу? — уточнил Опалин.

— Ну так.

— Без вещей, без документов? Платье-то без карманов.

Казачинский затрепетал от восторга. Вот, значит, как работают настоящие сыщики. Подбираются, задают вроде бы незначительные вопросы, прощупывают обстановку и хоп — документы-то где? А деньги? Не бесплатно же она на трамвае ездила…

— А ведь верно! — с удивлением воскликнул дворник. — То-то я думаю: чего-то не хватает… У нее же сумочка была. А сумочки-то и нет…

— Опишите, как сумочка выглядела, — велел Петрович.

— Как выглядела? Ну… черная, обыкновенная, сверху желтая защелка…

— Металлическая? — уточнил Опалин.

— Вот, вот!

— Сумочка какая по форме — круглая, квадратная?

— Длинная. Не круглая…

— На ремешке?

— Да.

— Ремешок короткий, длинный?

— Хороший такой, чтобы через плечо носить. Красивая сумочка была, я вам скажу. Так что, Зою из-за нее…

Милиционер, который изнывал от желания вставить слово, наконец учуял возможность — и вмешался.

— Ну, из-за нее или не из-за нее — товарищи из угрозыска разберутся… Ты ничего от нас не утаил?

— А что мне таить? — обиделся Макар. — Я человек маленький, что знаю — то и говорю. А чего не знаю, того уж, простите, не скажу…

— Володя! — окликнул Опалин судмедэксперта, и Шаповалов тотчас подошел к нему.

— Мертва около часа, — доложил врач, — убита практически в упор. На одежде вокруг раны частицы пороха… Но ты и сам наверняка заметил. Она шла, убийца двигался навстречу, выстрелил в нее, забрал сумочку и скрылся. Вот и все… — И он повторил, оглянувшись на тело: — Вот и все.

— Слышал ли кто-то выстрел, вот в чем вопрос, — буркнул Опалин. — Макар Петрович! Час назад или около того — вы не слышали какой-то странный шум? Похожий на выстрел?

Но Анисимов объявил, что он ничего такого не помнит, потому что возился дома с метлой, которую надо было починить, и окно у него выходит на другую сторону.

— Неужели действительно из-за сумочки? — пробормотал себе под нос Петрович, хмурясь. — Скажи, а что, Зоя носила при себе большие суммы денег? — спросил он у дворника, повышая голос.

— Да почем мне знать? — пожал тот плечами. — Странные вы вопросы задаете, молодые люди…

— Но кто-то же мог знать, — буркнул Опалин, насупившись. — Или…

— Тебя что-то смущает? — спросил Петрович без обиняков.

— Время. Если бы ее убили ночью…

Он оглянулся на воробьев, которые плескались в луже, и мрачно о чем-то задумался.

— О ночи и речи быть не может, — объявил Шаповалов. Он заложил руки за спину, вскинул подбородок и глазами сверкнул, как рассерженный кот.

— Володя, да разве я говорил, что сомневаюсь, — усмехнулся Опалин. И судмедэксперт сразу же успокоился, лицо его расслабилось.

В конце переулка показалась простоволосая женщина, увидела белую фигуру милиционера в суконном шлеме с красной звездой, группу людей возле тела, охнула и исчезла. Через минуту она вернулась с еще двумя, взволнованно толкуя о чем-то и размахивая руками, как мельница. Спутницы охали, ахали, ужасались и проявляли живейший интерес.

— Сюда нельзя! — на всякий случай прокричал Ларионов, приосанившись. — Тут место преступления… Нельзя, кому говорят! — прикрикнул милиционер, когда одна из женщин захотела подойти поближе.

— Не может быть, чтобы она ни с кем не ссорилась, — пробормотал Петрович, глядя на убитую. — У всякого живого человека есть враги. Да и у мертвых, бывает…

— Два поклонника, — напомнил фотограф со значением. Поглядывая на солнце, которому именно теперь взбрело в голову поиграть в прятки с немногими облаками, он готовился заснять тело.

— Поклонники? — рассеянно переспросил Опалин, который ходил вокруг тела, что-то изучал на асфальте, оглядывался и что-то прикидывал. — Да… конечно…

Казачинский почувствовал, что его дергают за рукав, и, обернувшись, увидел Яшу Кауфмана, о котором, по правде говоря, успел уже забыть.

— Крови много? — спросил Яша с мученическим видом.

— Да нет, — пожал плечами Казачинский. Его собеседник покосился в сторону трупа и на глазах стал бледнеть. Чертыхнувшись про себя, Юра подхватил своего незадачливого коллегу под локоть, оттащил его в сторону и встал так, чтобы заслонить от него убитую.

— Со мной все в порядке, — пробормотал Яша, снимая очки и нервным движением протирая их. — Я… я ничего. Все в порядке…

— Слушай, — не удержался Казачинский, — если ты вида крови боишься, что ты вообще делаешь в угрозыске?

— Ну не всем же так повезло, как тебе! — рассердился Яша, надевая очки и заправляя дужки за уши.

— Повезло? В чем?

— В том, что ты… А! — Яша безнадежно махнул рукой. — Скажи, только честно: ты ведь не снимался в «Чапаеве»?

— Нет, — признался Казачинский.

— Так я и знал! Я сразу же понял, что они шутят. Конечно, у тебя побольше опыта, чем у меня. — Юра открыл рот. — Но я исправлюсь! Я же понимаю, что выходит нелепо. Не должен сотрудник угрозыска бояться крови. Но пока — это сильнее меня. Не знаю как, почему, но едва вижу кровь, у меня в глазах темнеет, и вообще… — Он передернул плечами. — Скажи, я не кажусь тебе смешным? Только честно. Я считаю, что человек должен уметь преодолевать себя. Свои страхи. Мы живем в эпоху великих свершений, а между тем — нас тормозят такие глупости…

Он сыпал словами, лихорадочно перескакивая с предмета на предмет. Юра глядел на него с удивлением. Тень накрыла переулок, и вытянутая рука молодой женщины стала казаться неестественно белой. Спиридонов, устав ждать, когда солнце вернется, возился с магниевой вспышкой.

— Чего стоим? — сурово спросил Петрович, обращаясь к новичкам. — У нас еще прорва работы, между прочим. Осмотреть комнату убитой, допросить соседей… Яша! И ты, трюкач… Не отставать и никуда не встревать, ясно? Вы пока только учитесь…

— Ваня, я тебе больше не нужен? — спросил Шаповалов у Опалина. — Тогда я к Харулину.

Он удалился. Милиционер поглядел ему вслед и вздохнул.

— Пиво пить небось будут, — неизвестно кому меланхолически сообщил Ларионов. Он снял свой суконный шлем, вытер рукавом пот со лба и вернул головной убор на место.

Усилием воли отогнав соблазнительное видение, представшее перед его внутренним взором, — кружку прохладного пива, увенчанную толстой шапкой пены, — Казачинский двинулся следом за Опалиным. Яша семенил рядом, на ходу приноравливаясь к широким шагам своего нового товарища. Когда они покинули переулок, из-за облаков показалось солнце, и Спиридонов, не рассчитав момент, полыхнул вспышкой. Он сдавленно ругнулся, поняв, что пожег магний зря, и стал переустанавливать фотоаппарат, чтобы — как требовалось тогдашними правилами криминалистики — переснять труп с противоположной точки.